Текст книги "Исполненный долг"

Автор книги: Александр Тамоников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Андрей вызвал Карцева, разъяснил ему обстановку, сообщил о решении начать работу по ликвидации лиц, собравшихся в доме Зараева. Полковник доклад принял и утвердил решение майора.

Москвитин связался с боевыми «двойками», окружившими аул:

– Внимание! Я – Москит! Второму, Третьему и Четвертому! Начинаю выход к усадьбе и отработку цели. Ваша задача – не допустить подхода дополнительных сил боевиков. При прорыве, – которого не должно быть! – немедленный доклад мне. Отход также по моей команде и ранее пройденным маршрутом. Все! Я начал!

Отключив рацию, майор посмотрел на Захарова:

– Ну что, Гоша, потанцуем?

На что прапорщик высказал просьбу:

– А можно я пойду с вами? Пригожусь!

Андрей улыбнулся:

– Не сомневаюсь. Но я уж как-нибудь один, а ты тут в случае чего прикрой меня. Фланг весь перед тобой, за исключением мертвой зоны за забором, но меня там не будет. Да, еще, внимательно следи за собственным тылом. За спиной вполне могут оказаться люди из охраны бандитских главарей. Смотри не дай им сблизиться с тобой.

Прапорщик успокоил майора:

– За это не волнуйтесь. Я даже мышь издалека услышу, а не то что топот боевиков.

В полной боевой экипировке с бесшумной снайперской винтовкой «Винторез», а также еще с приличным арсеналом боевых и технических средств, размещенных на бронекостюме, Андрей начал быстрый спуск в сторону забора. Туда, откуда ночью проник на территорию усадьбы. Ограждения достиг без проблем. Теперь надо было подняться на крышу сарая. Тихо подняться. Внутри постройки находятся как минимум два водителя пришедшей со стороны Утли автомобильной колонны. И это не таксисты. Это боевики. Их, а также тех, кто находится в стороне, придется снимать. И делать это в первую очередь. После чего непосредственный одиночный штурм главного здания. Майор вновь запросил посты об обстановке. Его больше интересовало западное направление. Зайцев доложил, что появившиеся ранее разрозненные, малочисленные группы боевиков из сектора его наблюдения ушли. Но не в сторону Матли. Командиры остальных «двоек» также подтвердили отсутствие сил противника. Андрей влез на крышу, залег за автомобильным крылом. Осмотрел двор. «БМВ» продолжала стоять у дома, но чуть в стороне, освободив пространство перед входом. На ступенях тот же юноша с помповым ружьем. С него и начал штурм Москвитин. Поднявшись в полный рост и вскинув «Винторез», он прицельным выстрелом прострелил сердце охранника. Тот упал как подкошенный, оставив на стене рядом со сдвоенной закрытой дверью пятно медленно стекающей вниз крови. Майор спрыгнул с крыши, приземлившись возле розового куста, обнаруженного ночью. Бросил взгляд на сторожку. В широком окне отчетливо виднелись две фигуры. Они склонились над столом, по очереди делая какие-то движения руками. Андрей понял: охрана ворот играет в нарды. Она даже падения товарища не заметила. Так увлекла их игра. Он вновь прицелился. Прозвучало два хлопка. 9-миллиметровые пули бесшумной винтовки, пробив стекло, не разбив его на куски, вонзились в головы играющих. Мгновение – и Москвитин уже не видел никого в окне сторожки. Выждав полминуты, на тот случай, если рядом с игравшими охранниками находился еще кто-то, кто мог попытаться открыть ответный огонь, майор рванулся к первой калитке в воротах сарая. Сторожка между тем молчала. Третьего боевика в ней не оказалось. Ворвавшись в сарай, Москвитин увидел трех человек, склонившихся над двигателем одного из «Жигулей». Что-то не были похожи эти горцы на боевиков, да и оружия при себе не держали, но участь их с началом штурма была предрешена. Выполнявший боевую задачу майор не должен гадать, боевики перед ним или обычные, мирные жители. Раз они оказались на объекте отработки, их следовало уничтожить. Что Андрей и сделал тремя короткими очередями, отбросив простреленные тела «ремонтников» от машины. Резко развернулся по оси, цепляя острым взглядом дополнительные цели. Таковых в гараже больше не было. Вот эта легкость, с которой Москвитин расчистил себе путь к главному заданию, породила ощущение тревоги. Вместо азарта Андрей сейчас испытывал нечто похожее на недоумение. Но останавливаться, вновь просчитывая сложившуюся обстановку, он по тактике действия диверсанта-одиночки не имел права. Он обязан был продолжить работу, оставив анализ штурма на потом, когда задача будет выполнена полностью. И майор Москвитин продолжил акцию. Выскочив из сарая, он совершил бросок к дверям. Подумал, если внутри здания есть охрана, то немногочисленная, от силы по два-три человека в разных крыльях плюс пятеро главарей. Но те пока не в счет. Где может находиться внутренняя охрана? Да где угодно, но один из боевиков обязан быть в холле первого этажа. Рванув дверь, майор оказался в небольшой прихожей. Интересно. Подобная планировка нехарактерна для большинства чеченских домов. Хотя, он совсем забыл – здесь обитал бывший партийный босс районного масштаба, что для Кавказа должность весьма и весьма значимая. Возможно, что и весь дом спланирован в европейском стиле. Но рассуждать нечего, вперед! Ногой открыв дверь, Андрей увидел молодого человека, очень похожего на того, которого он завалил у входа. Майор не заметил у него оружия, но принимать это во внимание поздно. Очередной выстрел оборвал жизнь и этого чеченца. Москвитин, оказавшись в большой комнате, увидел лестницу на второй этаж и справа арку, за которой начинался коридор в правое крыло. Совещание бандитов могло проходить как наверху этого крыла, так и в соседней пристройке. Но идти надо по порядку. На лестнице майор не встретил никакого сопротивления, оказывать его просто было некому. И это явилось еще одной странностью. Однако, поднявшись на второй этаж и выбив ближайшую дверь, Москвитин застал тех, кого искал. Правда, не всю компанию, а только трех бородатых мужчин, сидевших полукругом на цветастой кошме. Майор расстрелял эту троицу. Бегло осмотрев трупы, ни Джуры, ни Ильяса, ни Батыра среди них не обнаружил. Только одного покойника опознал – хозяина дома. Выругавшись, майор метнулся назад. И в коридоре по нему выстрелили, два раза, заставив укрыться за одной из деревянных резных колонн. Он открыл ответный огонь. Кто-то вскрикнул, и раздался звук падающего тела, затем визгливый мужской голос:

– Не надо! Остановись!

Приняв обращение неизвестного к себе и проигнорировав его, полностью захваченный боевой работой, Андрей рванулся дальше на голос. В комнате первого этажа правого крыла он успел заметить попытавшегося выскочить на улицу Батыра. Да, майор узнал чеченца, встречавшегося с Оболенским в Москве, на уничтожение которого и был отправлен сюда. Астаминов, поняв, что до двери не добежать, резко обернулся к Андрею, чем совершил роковую ошибку. Офицер спецназа среагировал на его движение как на угрожающее и всадил в Батыра несколько пуль. Опрокинув цветочную вазу, боевик упал и задергался в предсмертных судорогах. Он был четвертым из компании, собравшейся в доме обсуждать дела свои бандитские. Пятый – Джура, или Ильяс, по-прежнему был жив и мог находиться только на втором этаже этого крыла. Андрей рванулся к лестнице, идентичной той, что он уже проходил в соседней пристройке. И тут на верхней площадке показался бандит. Этот не был юнцом – матерый, бородатый. Чечен выстрелил, и пули, выпущенные из автомата, взвизгнули совсем рядом с головой Андрея. Майор выстрелил в ответ, но бандит сумел нырнуть в коридор левого крыла. Майор бросился за ним. И успел увидеть, как фигура бородача скрылась в крайней справа комнате, откуда донесся непонятный вой. Не имея возможности разбирать звуки, офицер особого применения сблизился с закрытой крайней комнатой. Сняв с пояса гранату, Андрей ударом ноги выбил дверь и метнул в помещение наступательную «РГД-5». Раздался взрыв, за ним лязг осколков, чьи-то крики. Москвитин ворвался в комнату, расстреливая ее по всему периметру. Дым от разрыва гранаты закрывал от него цели, и, когда майор прекратил стрельбу, перед ним открылось страшное зрелище. По всей комнате в неестественных позах лежали тела обезображенных взрывом женщин и детей, только в углу – мужчина с разорванной грудью, совершенно неизвестный Москвитину. Увиденное повергло майора в шок. Он стоял, опустив винтовку, и непонимающим взглядом смотрел на расстрелянных им людей. Ни в чем не повинных людей! А где боевики? Где главари, по данным разведки, собравшиеся здесь для секретного совещания? За исключением Батыра, никого из них среди убитых не было. Что ж это такое? Как могло произойти подобное, ведь Андрей не хотел убивать женщин и детей. Но убил! Прислонившись к стене, он застонал. Только сейчас он понял, что его попросту подставили, наведя на ложную цель. Вот, значит, что придумал Оболенский. Он не тронул Москвитина, он сделал из него убийцу, преступника, которому нет оправдания, несмотря ни на какие обстоятельства и приказы. Вот так. Командировка на Кавказ явилась приговором продажного генерала майору Москвитину. И теперь никуда от этого не деться. Но каким же надо быть извергом, нечеловеком, чтобы сознательно подставить под пули и осколки десяток невинных людей? И ради чего? Ради собственного спокойствия? В наступившей внутренней пустоте майор не заметил рядом с комодом низкой дверки, а вернее – лаза. Да и не до этого ему было. Он не осмотрел разгромленную комнату, чтобы найти оружие, из которого стреляли по нему, он не думал о том, что кто-то может выйти к нему со спины. Он не думал ни о чем, глядя на кровавое дело рук своих.

Из состояния ступора его вывел вибровызов радиостанции. Он машинально включил ее, ответив:

– Москит на связи!

И услышал голос Захарова:

– Товарищ майор? Целы? Я слышал взрывы, стрельбу, потом все стихло, а вы не выходите из дома. Подумал, уж не случилось что с вами? Ну, слава богу, живы! И ребята из прикрытия волнуются. Вам помощь не нужна?

Москвитин произнес:

– Мне теперь ничего не нужно.

Прапорщик с тревогой спросил:

– Вы тяжело ранены?

И голос Захарова, наконец, привел офицера в чувство:

– Нет, я не ранен. Жди на позиции.

И, переключившись на боевые «двойки», приказал:

– Внимание всем! Немедленный выход к исходной позиции. Через полчаса начинаем плановый отход. Быть осторожными, не посадить себе на «хвост» бандитов, что недавно шарились в лесу. Все. Отбой.

Майор вышел из дома, прошел мимо сторожевой будки, открыл дверцу ворот и из нее через дорогу, не скрываясь, направился по склону к лесу, где его ждал прапорщик Захаров. Шок сменился яростью и неудержимым желанием мести скотине Оболенскому. Андрей поднимался по склону, стиснув зубы.

А в доме из того самого лаза в разгромленную комнату выбрался чеченец в камуфлированной форме. Он слышал приказ майора и проводил того взглядом своих маленьких ехидно усмехающихся глаз. До тел расстрелянных ему не было никакого дела. Он брезгливо перешагнул через них, выйдя в коридор. Достал рацию, включил ее:

– Джура! Я – Ильяс!

Дахашев ответил:

– Слушаю.

– В Матли полный порядок. Этот бешеный русский завалил всех, кого только можно было завалить в доме Зараева!

– Но ты же остался жив?

– Я – другое дело, я даже успел выстрелить в него, целясь, как ты приказал, в сторону. И чуть не погиб. Спасла потайная дверь.

– Хорошо. Группа этого Москита отошла от аула?

– Отходит. Майор пошел к лесу. Думаю, вскоре туда соберутся и его подчиненные. У нас есть силы разгромить эту группу. Тем более сейчас Москит дезорганизован. Как, Джура, устроим неверным путешествие в ад?

Но Дахашев запретил:

– Нет. Никого не трогать. Пусть уходит. Доложи лучше, как обстоят дела в Армаке и Узунауле?

– Там тоже все прошло по плану! Наши люди вошли в селение под контролем спецназа. Выждали, пока в Матли их майор начнет работу, и, обстреляв склоны, начали прорыв обратно. Прорыв, как и планировалось, малыми группами, расходясь за перевалом в стороны. Кое-кто нарвался на русских. Души тех теперь перед Аллахом. Но большая часть должна уйти. Их силы на Хатуламском перевале невелики, а авиацию по «зеленке», да еще по отдельным целям, применять не станут.

Один из полевых командиров Джуры, Ильяс Алиханов, ждал похвалы от босса, но услышал шипящий по-змеиному голос, задавший вопрос:

– Так кто первым открыл огонь? Мы или русские?

Ильяс данному обстоятельству не придавал никакого значения, поэтому не понял, чем вызван гнев подельника:

– Да какая разница, Джура?

Дахашев вскричал:

– Какая? Ты не ответил на вопрос.

– Ну, наши бойцы первыми открыли огонь, начав прорыв. Иначе он захлебнулся бы в самом начале.

– Так. А что я приказывал?

– Но, Джура…

– Никаких «но», шакалий выблядок! Почему не выполнил приказ?

– Как я отвечу, если ты перебиваешь меня?

Джура сбавил тон:

– Ну ладно. Ответишь позже, когда вернешься на базу, а сейчас организовать в Матли массовый беспорядок. Привлечь людей из Узунаула, позвонить в Утлы. Показать всем, с КЕМ воюет русский спецназ! Ворота и двери дома – нараспашку! В суматохе и покинешь ущелье, по пути подобрав свой отряд. Ты понял меня, Ильяс?

– Понял, Джура, понял. Сделаю все, как ты сказал.

– И оперативно. Я очень жду тебя на базе.

Отключив рацию и недоуменно посмотрев на нее, Алиханов пожал плечами, проговорив:

– И чего это взвился Джура? Операция прошла, как по маслу. Неизвестно, правда, какие потери понесли отряды у Армака и Узунаула, но наверняка не столь большие, чтобы сожалеть о них. На базе во всем разберемся, а сейчас надо поднимать шум! Так, с чего начать?

Получив сообщение Ильяса, Дахашев тут же вызвал на связь генерала Оболенского:

– Петр Константинович?

– Да, слушаю тебя.

– Я могу свободно говорить?

– Говори.

– Акция в Матли прошла успешно.

– Это хорошо. А в других населенных пунктах тоже порядок?

– Не совсем. Ильяс допустил оплошность, за что будет наказан.

– Что еще за оплошность?

– Да мои люди первыми открыли огонь! Но ведь этому можно, при желании, вполне найти объяснение.

– Объяснение можно найти всему, даже вашей тупости. Ладно, как ты думаешь наказать Ильяса?

– Надоел он мне.

– У тебя много преданных людей? Ильяса не трогать! До поры до времени. Все, у меня дела. Отбой.

Отключив станцию, генерал сплюнул на ковер своего кабинета, подумав: «Ну никому ничего нельзя доверить. Чернота медноголовая. Где-нибудь, что-нибудь да испортят. И все же главное дело сделано. От остального отобьемся. Теперь окончательно решить вопрос с Москвитиным и можно отправлять груз. А потом на пенсию. В спокойную, благополучную западную страну! И идет ко всем чертям и эта война, и эта страна, превратившаяся непонятно во что».

Он вновь включил станцию:

– Лопырев? Слушай приказ!

Глава 7

Вертолеты, доставившие спецназ из района применения, ущелья Хатулам, совершили посадку на своих площадках базы отдельного мотострелкового батальона в 19.20. Весь перелет майор Москвитин угрюмо и задумчиво молчал. Ни офицеры отряда, ни даже прапорщик Захаров не пытались разговорить майора, понимая, что тот по неизвестной им пока причине явно не в себе. Он и вышел из чрева «вертушки» последним. И увидел полковника Карцева, встречающего подчиненных. Пропустив личный состав, командир «Гарпуна» подошел к прикурившему возле винтокрылой машины офицеру особого применения:

– Ну, привет, что ли, Андрюша?

Москвитин спросил:

– Ты уже знаешь, что произошло в усадьбе Зараева в Матли?

Карцев кивнул:

– Знаю. И не понимаю, как такое могло случиться.

Майор взглянул на полковника:

– Не понимаешь? А между тем все ясно, а главное – гениально просто. Сработала обычная подстава!

– Что ты имеешь в виду?

Андрей сплюнул в пыль:

– А то и имею, что подставили меня, а я повелся! Но у меня не было другого выхода. Я обязан был выполнить приказ! Вот и выполнил. Тебе еще не приказали меня арестовать?

– Нет, Андрей! Об аресте речи не велось, но особисты штаба и военная прокуратура объединенной группировки уже завтра начнут расследование по факту гибели двенадцати человек в доме бывшего секретаря райкома КПСС Зараева. Гибели по вине неоправданно агрессивных действий штурмовой группы нашего отряда. Но об этом лучше поговорить не здесь. И без того привлекаем ненужное внимание посланцев Оболенского – Лопырева и Столяра.

Москвитин спросил:

– А за каким чертом они вообще сюда прибыли?

Полковник развел руки:

– Представь себе, не знаю. Как они объяснили, в целях выполнения особого и персонального задания руководителя Службы. Секретные агенты, мать их! В рейдах еще ни разу не бывали, а туда же, для выполнения особого задания командования. Ладно, пошли в палатку! Там и расслабимся и проанализируем ситуацию. Потом, ковбой, может еще отобьемся.

Андрей усмехнулся:

– От кого или чего отобьемся? От Лопырева со Столяром? Или от того, что вот здесь, – офицер ударил себя по левой стороне груди, – разрывается? От совести своей отобьемся? Нет, Игорь, это теперь навсегда останется внутри. Навсегда.

Карцев, понимая состояние Москвитина, повернулся и направился в сторону штабной палатки. Андрей, докурив сигарету, последовал за командиром отряда. У палатки его ждал прапорщик Захаров, которому уже сообщили результаты одиночного рейда майора, к которому сибиряк сразу проникся человеческой симпатией. Увидев Андрея, он растерянно произнес:

– Как же это так, товарищ майор?

И было в его глазах столько неподдельной печали и сострадания, что офицер, положив ему руку на плечо, ответил, вместо того чтобы послать куда подальше:

– Вот так, Гоша. Очень просто и грамотно. Использовали нас, как дешевых проституток использовали!

– Но кто использовал?

– Тебе не надо знать ответа на этот вопрос. И вообще, ты в матлинской трагедии ни при чем. И не пытайся узнать больше того, чем тебе следует знать. Это опасно. Во всем произошедшем виноват только я, я один за все и отвечу. Отдыхай, Георгий, и спасибо тебе за службу!

– Да вы что, товарищ майор? Как это один? Я все время был с вами и все видел. И потом, вы выполняли приказ. Я подтвержу это, где надо. Не сомневайтесь.

– Я не сомневаюсь, прапорщик. Иди отдыхай. Завтра нам с тобой предстоит непростой день.

Москвитин вошел в штабной отсек палатки полковника Карцева.

Бросив в угол десантную сумку и автомат, присел за стол совещаний. Полковник предложил:

– Может, душ примешь? Перекусишь?

– Не до того. Ты мне, Игорь, лучше вот на что ответь. Как получилось, что разведка вывела меня на подставной объект? Кто конкретно занимался уточнением последних данных по Матли?

– Ты же знаешь, спецы ГРУ.

– Это понятие растяжимое.

– Ну уж, извини, они мне не докладывают, кто и чем у них занимается. Но не волнуйся, с них тоже спросят.

– Да, спросят. А отвечать за все мне. Наверняка уже во всем районе неслабая шумиха поднялась?

– Неслабая, Андрей.

Андрей вытащил пачку сигарет, бросил на стол вместе с зажигалкой.

– До сих пор перед глазами трупы женщин и детей. Особенно девочки, лет трех, не больше. Осколком гранаты ее всю изуродовало. Осколком моей гранаты, Игорь! Она-то и все остальные в этом доме какое отношение к этой проклятой войне имеют? За что их-то? Слишком высокая цена за одного Батыра. Знать бы, кто на самом деле находится в доме, все было бы иначе!

Полковник посмотрел на майора:

– Если бы Андрюша ты убил Батыра…

Андрей поднял на командира отряда изумленный взгляд:

– Уж не хочешь ли ты сказать…

Карцев покачал головой:

– Да, майор, Батыра, как и других главарей бандформирований, в доме не было. Ты уничтожил его брата, Хасана!

Закрыв лицо руками, Москвитин тяжело вздохнул:

– Господи! Это как же я задел Оболенского, что он решил ТАКИМ способом вывести меня из игры? Ведь у меня, кроме бесполезных, как оказалось, и совершенно не компрометирующих генерала документов, ничего не было?

– Но почему ты думаешь, что именно Оболенский причастен к трагедии в Матли? Разве сами бандиты не могли подготовить ловушку для спецназа?

Андрей, закурив, ответил:

– Могли. Для группы могли организовать кровавый сюрприз, но не для одиночки. А все в усадьбе покойного Зараева было подстроено конкретно под действия отдельного профессионала. Боевики знали, Игорь, что на их сходняк спецназ выведет диверсанта-одиночку. А откуда они могли об этом узнать? Если в курсе моего применения были Оболенский, ты да я. И это его, генерала, идея использовать в Матли одиночку. Так что, полковник, ловушку в доме бывшего партийного босса, готовили мне! Конкретно мне! И голову даю на отсечение, что Оболенский слил боевикам информацию о предстоящих наших действиях в ущелье, а возможно, генерал был и организатором провокации со стороны боевиков. И потом, насколько я знаю, боевики у других аулов, выйдя в ущелье и не войдя в контакт с противником, которого попросту не видели, вдруг обстреляли склоны и начали обратный прорыв малыми группами. Это мне Лемех с Пановым поведали. Так почему бандиты поступили подобным образом? Да потому, что были заранее предупреждены о засаде спецназа и действовали исходя из этого!

Карцев протянул:

– Ну, ты это уж, по-моему, слишком. Если бы Оболенский был так тесно связан с боевиками, то ФСБ уже давно вычислила бы его. Там ребята, сам знаешь, тоже работать умеют.

Майор согласился:

– Умеют, если им позволят работать.

Полковник поднялся:

– Так, Андрей, хватит. Ты уже начал заговариваться. Тебе уже везде предатели мерещатся. Понятно, что это последствия стресса, перенесенного или еще переносимого тобой. Давай прими душ, потом двести граммов спирта и в постель. Разговор продолжим утром. Сейчас от него толку никакого!

Андрей поднялся, переспросил:

– Завтра? Нет, Игорь, как раз завтра нам с тобой уже не о чем будет говорить. Прибудет спецконвой и заберет меня. И скорее всего туда, откуда не возвращаются! А мне гнить в подвалах следственных изоляторов нельзя! И не потому, что я не желаю отвечать за то, что невольно совершил. Нет, как раз за это я готов понести любое наказание. Но мне надо разобраться с Оболенским, вывести эту гниду на чистую воду. И если погибать, то с ним! Для этого мне нужна свобода! А завтра ее уже не будет.

Москвитин оборвал свою речь:

– Слушай, полковник, ты говорил, что Лопырев и Столяр прибыли с особым заданием Оболенского?

Карцев подтвердил:

– Да. Так они объяснили причину своего прибытия в отряд, не раскрывая подробностей.

Андрей ударил ладонью по столу:

– Вот. Теперь ситуация проясняется.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, Игорь, что Лопырев и Столяр здесь как раз для того, чтобы лично этапировать меня туда, куда прикажет Оболенский. Это еще раз подтверждает, что подстава в Матли не обошлась без активного участия генерала.

– Андрюш! Ну зачем Оболенскому уничтожать тебя? Затевать целую операцию лишь для того, чтобы нейтрализовать какого-то майора? При желании генерал, если исходить из версии, что он связан с бандитами, спокойно мог отправить снайпера в лес к усадьбе – и тот спокойно уложил бы тебя одним выстрелом. Или в доме организовал бы встречу, после которой тебя вынесли бы вперед ногами. Зачем ему, Оболенскому, так усложнять в принципе простую задачу?

– А вот это, Игорь, мне и надо выяснить! Пока я склоняюсь к такой версии. Оболенский считает, неизвестно почему, что я представляю для него серьезную опасность. Он решает убрать меня. И сделать это в Чечне во время боевого выхода, который сам и организовывает, чтобы смерть моя не явилась чем-то из ряда вон выходящим. Потери в ходе спецопераций, к сожалению, обычное дело. Но тут сообщники генерала из числа окружения Джуры, а возможно и сам Джура, предлагает Оболенскому не просто уничтожить меня, а использовать для подрыва стабильности в районе. Понятно, какой резонанс вызовет в обществе расстрел российским офицером целой чеченской семьи. Вокруг Буданова, устроившего самосуд над одной снайпершей, вон какой шум подняли, а тут целая семья! Вероятно, друзья нашего продажного генерала предлагали подставить и штурмовые группы, но тут Оболенский воспротивился. Он понимает, что если карательную подставу повесят на отряд, то ему, как руководителю Службы, несдобровать. Другое дело – диверсант-одиночка, действующий автономно. Бандиты приходят к общему знаменателю. И бойню в Матли устроить, чтобы вызвать дестабилизацию обстановки в обществе, и меня подставить так, что убивать не надо. Сам сдохну в камере во время следствия. Или, что более вероятно, буду расстрелян конвоем, состоящим из верных Оболенскому людей, при банальной «попытке к бегству». И это не будет выглядеть странным. Майор, хладнокровно расстрелявший семью, не пожалевший ни женщин, ни детей, психически здоровым просто не может быть. Пусть временно, но крышу у него явно сорвало. А от такого конвоируемого можно ожидать все, что угодно, и в первую очередь как раз попытки вырваться на свободу! Так что зуб даю, Игорь, Лопырев и Столяр прибыли сюда, чтобы разделаться со мной тогда, когда на меня повесят убийства в Матли и когда я буду бессилен защитить себя. А именно – в процессе конвоирования с базы!

Полковник проговорил:

– Да, кружева ты наплел, куда там! Но… все что сказал, при условии, что Оболенский действительно связан с боевиками, вполне может случиться.

– Вот именно, Игорь. Хорошо, что и ты наконец понял меня. Генерал хочет убить меня. А умирать мне рано. Сначала надо во всем разобраться, а главное, просчитать: в чем же я представляю угрозу руководителю антитеррористической службы? Где, на каком этапе и чему я мог оказаться свидетелем, ставшим смертельно опасным для генерала? А посему мне просто необходимо остаться на свободе! А для этого существует лишь один способ!

– Ты собираешься бежать?

– Да. Но не сейчас, нет. Я не могу подставить еще и тебя. А вот во время этапирования – другое дело. Но побег без твоей помощи невозможен. Скажи честно, я пойму, ты поможешь мне?

Карцев взглянул на Москвитина:

– Конечно, помогу. Вот только чем?

– Слушай меня!

Офицеры склонились над картой.

Закончив изложение плана, Москвитин спросил:

– Ну как?

Полковник оценил:

– Неплохо. Совсем неплохо. Одно настораживает. Слишком уж от многих факторов зависит успех. Если где-то что-то не срастется, все полетит к чертям собачьим.

Андрей согласился:

– Да, план не в полной мере зависит от того, как будут действовать следственные органы и как они организуют конвоирование. Но, по логике, они должны работать именно так. Только при названном мной варианте этапирования Лопырев с дружком смогут инсценировать мою гибель со стопроцентной гарантией выполнения своей задачи. Доставив на «вертушке» в назначенное место, они покончат со мной. Не сразу. Когда рядом не будет посторонних людей. И никакого следствия, и никакой угрозы Оболенскому. К тому же подобный исход устроит и чеченскую сторону. Преступник, расстрелявший беззащитную семью, погиб, труп налицо, волнения прекратятся!

– Значит, ты считаешь, что тебя уберут отсюда «вертушкой»?

– Да. Автомобиль, пусть и с приличной охраной, Оболенского не устроит! Он знает мои боевые возможности и понимает, что на земле у меня остаются шансы переиграть охрану и скрыться. Зачем же ему рисковать, имея прекрасный и беспроигрышный, с его точки зрения, вариант с вертолетом?

Полковник пожал плечами:

– Что ж. Скорее всего, и здесь ты прав. Но, посмотрим, как все сложится в реальности. Допустим, мы обеспечим побег. Что дальше?

– А дальше, Игорь, снабди Захарова такой же радиостанцией, которую предоставишь мне и, оторвавшись от преследования, если оно начнется, или когда обстановка немного успокоится, я через него свяжусь с тобой. Напрямую держать связь нам с тобой нельзя, вот и выступит Гоша посредником.

– Ты ему доверяешь?

– Да.

– А согласится ли он участвовать в нашей авантюре?

– Думаю, согласится. Но мне надо поговорить с ним. Я сейчас пойду в душ, ты прицепи ко мне охрану, пусть Лопырев со Столяром видят, что я под твоим контролем, сам же вызови к себе Захарова. И задержи его до моего возвращения. Разговоры с ним, уверен, затянутся. А потом он приготовит тебе кофе, и все будет выглядеть со стороны естественно.

– Добро.

Майор указал на сканер, лежащий на столе и сигнализирующий о том, что разговор офицеров не прослушивается:

– Ты светофор не выключай. Пусть работает.

– Само собой.

Москвитин, раздевшись, взяв полотенце с туалетными принадлежностями и, дождавшись двух бойцов отделения обеспечения, вместе с ними направился к открытым душевым кабинам мотострелкового батальона. За его перемещением проследил Столяр, доложивший Лопыреву о движениях майора. Старший группы Оболенского махнул рукой:

– Не хрена за ним смотреть. Ему теперь деваться некуда. Везде смерть. В горах она может быть мучительней. Некуда бежать уважаемому Андрею Григорьевичу. Добегался, сука! И поделом! А то супермена из себя строил. Что ты, диверсант-одиночка, офицер особого применения. А попал на подставе, как лох рыночный. Тоже мне профи!

Столяр хотел возразить. Все же Москвитин в отличие от них обоих мог спокойно и один противостоять целой банде моджахедов. Но промолчал. Лопырев являлся старшим в их связке и отличался подленьким характером. Доложит еще Оболенскому, что Столяр вел себя подозрительно, и накрылось теплое хлебное местечко. А терять его старший лейтенант не хотел. Чтобы потом рисковать жизнью здесь, в отряде? Нет уж! Пусть за идею служат другие. А у Столяра свои представления о службе. Надо служить, а если придется, то и прислуживать. Ничего зазорного в этом Яков Столяр не видел. Старлей без комплексов. За хорошие деньги он сделает все, что ни прикажут! Впрочем, такой политики придерживались все приближенные к Оболенскому офицеры, официально составляющие его личный оперативный резерв.

Утро 16 июня выдалось дождливым, что не помешало вертолету, высланному из штаба командования объединенной группировки войск, приземлиться на базе отряда «Гарпун» в 8.25 местного времени.

На площадку спустились два человека в камуфлированной форме. Они, воспользовавшись предоставленным им командирским «УАЗом», подъехали к штабной палатке отряда, возле которой их встретил полковник Карцев. Москвитин находился внутри.

Прибывшие офицеры представились:

– Майор Гурко.

– Майор Мосин.

Первый являлся представителем контрразведки, второй – следователем военной прокуратуры.

Гости спросили:

– Где находится Москвитин?

– В палатке.

– Проводите нас к нему.

Полковник повернулся и зашел в палатку. Андрей уже вышел из спального отсека и сидел на стуле перед столом совещаний. Гурко спросил:

– Майор Москвитин Андрей Григорьевич?

– Он самый!

Прибывшие офицеры представились и Москвитину.

Мосин открыл кожаную папку, достал лист бумаги.

– У меня в руках постановление на арест майора Москвитина.

Следователь протянул его полковнику.

Карцев, ознакомившись с постановлением военной прокуратуры, передал ордер Андрею. Но тот, не став его читать, бросил на стол и поднялся.