Текст книги "Бездна"

Автор книги: Александр Новиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Через шесть часов Студент и Глеб приехали в измученный жарой Петербург. Нашли ученого. Оказалось, что Алексей Захарович Соколов живет там, где и жил – на Петроградской, в маленькой, набитой книгами квартире с окнами во двор-колодец.

Сначала ученый общался со Студентом «через цепочку». Щели, однако, хватило, чтобы Студент просунул внутрь то, что дал ему Дервиш. Несколько секунд за дверью было тихо. Потом звякнула цепочка, дверь отворилась. Соколов – высокий, худой, седой, как лунь, мужчина лет пятидесяти, сказал: входите… Студент и Глеб вошли. Ученый обессилено опустился на старый расшатанный стул в темноватой прихожей и сказал:

– Извините, что так встречаю. Но меня уже дважды грабили. Один раз чуть не убили, – Алексей Захарыч прикоснулся к голове и Студент подумал, что, видимо, ученого ударили по голове.

– Мы все понимаем, Алексей Захарыч, – сказал он.

Соколов стиснул в руке то, что прислал Дервиш, произнес:

– Жив, значит, Евгений Василич?

– Жив. И вы можете с ним поговорить, – Студент протянул телефон. Алексей Захарович взял аппарат в руки. Студент сказал: – Просто нажмите кнопочку вызова.

Соколов как будто с опаской нажал кнопку. Через несколько секунд произнес:

– Какого цвета небо там?

Он выслушал ответ и сказал:

– Теперь я точно знаю, что это вы.

Немой – в прошлой жизни инженер-конструктор – сказал: все просто, как в детском конструкторе, – и за две минуты собрал установку. «Прожектор» поставил на треногу. На переднюю часть «прожектора» надел антенну, сзади привинтил приклад с пистолетной рукояткой и спусковым крючком. Спусковой крючок выглядел как– то несерьезно и Немой предположил даже, что он стоял ранее на каком-либо бытовом приборе. На правой стороне приклада, в углублении, находился блок управления – дисплей, цифровая клавиатура, два верньера, трехпозиционный переключатель и USB– разъем. На верхней части «прожектора» был узел крепления электронно-оптического прицела. Немой установил прицел. Такими прицелами обычно пользуются полицейские снайперы. Они дают возможность изменять увеличение ступенчато, от четырех до шестидесяти четырех крат и позволяют рассмотреть даже капли пота на лбу цели, находящейся в четырехстах метрах. Немой включил прицел. На дисплее появилась светящаяся прицельная марка. Немой снял с «тойоты» аккумулятор, подключил к клеммам «прожектора». Вспыхнула точка на дисплее блока управления. Немой сказал:

– Вот собственно и все – готово.

Оба – Немой и Дервиш – стояли и смотрели на конструкцию. Она была похожа на что угодно, только не на оружие.

– Выглядит не очень убедительно, – сказал Дервиш.

– Да уж, – согласился Немой. – Что дальше?

– Не знаю, – ответил Дервиш.

– Что ж, будем ждать вашего математика.

– Они уже едут, – отозвался Дервиш.

– Дядька-то как – толковый?

…Когда-то, еще в советские времена, Дервиш – он же резидент советской разведки полковник Усольцев, вошел в конфликт с сектой колдунов в Конго. Разумеется, Дервиш не хотел воевать с колдунами – он уже много лет проработал в странах экваториальной Африки и очень хорошо понимал, чем это чревато. Сидя в Москве, в кабинете, можно сколько угодно иронизировать на тему суеверий, но в африканской глубинке даже самым упертым материалистам становилось порой не по себе… Дервиш не хотел разборок с колдунами, но обстоятельства сложились так, что избежать не удалось. Как это ни странно, он вышел из той схватки победителем. Он истребил почти всю секту, лично отрубил голову верховному колдуну, который на самом деле оказался гермафродитом, но что-то они успели с ним сделать. У Дервиша начала болеть голова, он почти перестал спать. Когда все же удавалось заснуть, он видел один и тот же сон: он бредет по сумеречному миру под маленьким темным солнцем. В этом мире звучали монотонные, тягучие звуки и бродили странные, ни на что не похожие сущности. Многие из них были невидимы, их присутствие просто ощущалось.Их было много и они были чужие.Они были страшно далеки от человека – дальше, чем, например, акулы или летучие мыши… Каждый «заход» в этот странный и страшный мир становился все длиннее, а картины и ощущения все реальнее. Звуки стали превращаться в музыку – нечеловеческую.От нее разламывало голову .Самое же главное было в том, что Дервиш понимал: это не сон, не бред, не галлюцинация – он действительно погружается в другой мир. Или находится на грани с ним. Дервиш срочно вернулся в Союз. У него были все шансы попасть в психушку, и скорее всего именно так и было бы, если бы не его непосредственный начальник – генерал Н. Генерал тоже когда-то работал в Африке, и быстро просек, что к чему… Дервиша начали лечить. Его «расколдовывали» на базе закрытого НИИ. С ним работали два специалиста. Один был интеллигентный кандидат физико-математических наук из Ленинграда Алексей Соколов, другой – потомственный бурятский шаман Илья Безносов. После почти двухмесячной «терапии» Дервиша «расколдовали». Он пытался расспросить, что же такое с ним было. Шаман туманно отвечал про духов, про нижний мир… Кандидат наук Соколов, с которым Дервиш подружился, тоже ясности не добавил. Говорил про энергетическое воздействие. Писал формулы. Дервиш ничего не понял и тогда Соколов сказал: вас пытались отправить в Бездну. – А что такое Бездна? – Этого мы не знаем и, возможно, не узнаем никогда. Самый близкий и понятный человеку аналог – Ад. Хотя это очень приблизительное, очень неточное сравнение.

– Дядька-то? Дядька толковый, – ответил Дервиш.

* * *

Студент, Глеб и Соколов ехали обратно. Раскаленный воздух над асфальтом дрожал и казалось, что впереди на дороге разлиты лужи. По разбитой трассе катили груженые китайским товаром автопоезда, ползали полицейские машины, носились черные джипы с кавказскими джигитами. В поселках вдоль трассы стояли женщины. Молодые предлагали себя. Пожилые – огурцы, картошку, грибы и ягоды. Вот только покупателей было мало.

Соколов сначала рассматривал пейзаж за окном с интересом, потом посерьезнел и иногда качал головой. Студент спросил:

– А что вы головой качаете, Алексей Захарыч?

– Удивляюсь, как все скверно.

– А вы не знали?

– Видите ли, я уже давно не выезжал из Петербурга. Знал, конечно, что плохо… Но не предполагал, что настолько плохо. В Петербурге тоже не здорово, но не так заметно. А здесь все наглядно. Этакая иллюстрация на тему «Разруха».

– Вы ошибаетесь, Алексей Захарыч,. – сказал Студент. – Здесь еще не разруха. Здесь самая оживленная трасса эрэфии. Вдоль нее теплится жизнь. Видите – здесь есть какая-никакая торговлишка? Это значит, что хоть что-то можно заработать. Видите – полицаи поехали? Это значит, что вас не ограбят и не убьют при свете дня… может быть. А в десяти километрах от трассы другая жизнь. Там – Дикое поле. Там нет полиции. Там правят местные авторитеты. И какой-нибудь Федька Косой или Ленька Шрам с бандой из десятка дебилов с обрезами запросто может «держать» целый район. Они собирают «налоги», они же «вершат правосудие». По понятиям. И дай бог, чтобы Косой со Шрамом были «правильные» блатари. А ведь бывают отморозки, беспредельщики, которые не признают никаких понятий. Мужиков гнобят, как крепостных. За любую повинность могут искалечить, могут убить. Молодых женщин держат в наложницах или заставлюят заниматься проституцией.

– Но это же… это же средневековье.

– Оно и есть. А в Петербурге что – по-другому?

– В Петеребурге? В Петербурге, конечно, по-другому, – ответил Соколов. Подумал немного и добавил: – В центре. А на окраинах… на окраинах, конечно, – натуральные фавелы.

– Вот видите.

– Что же делать?

– Бороться.

– Как? Как с этим, – Соколов сделал жест рукой, – бороться?

– Ну, с криминальным беспределом бороться относительно просто… Вы про «Истребителей» слышали?

– Да, конечно. Они нападают на участки, убивают полицейских.

– Полицейских? Верно, уничтожают и полицейских – полицаи часто ничем не отличаются от уголовников. Но в основном «Истребители» уничтожают беспредельщиков, которые терроризируют население, торговцев наркотой и рабами… Кстати, честные полицаи – бывают, представьте себе, и такие – с «Истребителями» сотрудничают.

Соколов задумался и довольно долго молчал. Потом сказал:

– Но ведь это… без следствия… Без приговора суда.

– Вы забыли упомянуть адвоката, – ответил Студент. Соколов посмотрел на него поверх очков – по-детски растерянно.

* * *

Около восьми часов вечера напротив здания РОВД Центрального района, под знаком «Остановка запрещена», остановился серый «форд-фокус» с тонированными стеклами. Если бы дежурный по РОВД был немного поумнее, он бы вышел посмотреть на номер этого «форда» – в обе камеры, установленные на здании РОВД, номер не попал. Но дежурный поленился – начальство уже слиняло, а ребята уже привезли бухло и поехали за девками, и дежурный был настроен на приятный вечер. Он взял микрофон и произнес в громкоговоритель: эй, ты, ушлепок на «форде» – а ну свалил отсюда в три секунды.

«Форд» продолжал стоять, как стоял. Дежурный удивился, приказал сержанту Костюченкову:

– А ну– ка приведи сюда этого пидора… Хотел с ним по хорошоему, но, видать, совсем тормоз – не понимает.

Костюченков кивнул, прихватил рядового Шевченко и вышел на улицу. Они подошли к «форду»… и тоже не посмотрели на номер.

Костюченков постучал пальцем по стеклу со стороны водительской двери. Стекло опустилось. Внутри сидел немолодой мужчина в костюме.

– А ну– ка выйди, – приказал Костюченков.

Мужчина спокойно ответил: сообщите мне номер приказа.

Костюченков оторопел: какого еще приказа?

– Приказа, которым министр МВД разрешил сотрудникам народной полиции не представляться.

Костюченков оторопел еще больше – таких борзых он еще не встречал.

– Умный шибко? А ну вышел из машины!

Мужчина даже не пошевелился. Зато открылась дверь с противоположной стороны, оттуда вылез молодой крепкий мужчина. Он тоже был в костюме и при галстуке, сказал Костюченкову:

– Пошел на х, урод.

– Что-о? – Костюченков положил руку на автомат.

В этот момент рядом с ним остановился огромный черный джип «шевроле». Одна из дверей резко распахнулась, оттуда выскочили двое в черной форме, в маске, с эмблемой группы «Смерч». Один сходу ударил полицая ногой, опрокинул на землю, наступил толстой подошвой тактического ботигка на лицо, второй козырнул мужчине в «форде»:

– Извините, господин полковник – опоздали.

– Ничего, – ответил полковник Спиридонов.

Личный состав построили во дворе РОВД. Их было немного – человек тридцать – все, кого удалось собрать за полчаса. Начальник РОВД, майор Радуев, был растерян, но старался не показывать этого.

Спиридонов посмотрел на часы и произнес:

– Ждать больше не будем, – он повернулся к офицеру в маске, сказал: – Давайте этого.

– Есть, – офицер распахнул заднюю дверцу джипа, рывком выдернул из него большой брезентовый мешок, швырнул на землю. Из мешка раздался стон. Волоком офицер подтащил мешок к ногам Спиридонова. Все полицаи напряженно смотрели на мешок. Они еще не знали, кто находится внутри, но ощущали страх.

Спиридонов повернулся к Радуеву:

– Вам, майор, известно, что такое мародер?

– Так точно.

– И что это такое?

– Это когда… это если у покойника… шмотки… или коронки золотые…

– Шмотки? – повторил Спиридонов. – Коронки золотые?.. Да, и коронки золотые. – Спиридонов сделал паузу, мрачно посмотрел на майора. – Мародер, – продолжил он, – это такая мразь, которая грабит мертвых И если про солдата на поле боя с некоторой натяжкой можно сказать, что он взял трофей, то что можно сказать про подонка, который раздевает погибшего ну, например, в автомобильной аварии? В железнодорожной катасторофе? Или просто умершего на улице. – Спиридонов обвел строй взглядом. – Это мразь вдвойне. Втройне… Но я вам мораль читать не собираюсь – все равно толку не будет. Потому перехожу сразу к делу. Недавно в вашем районе был убит офицер комитета «Кобра». Убит и ограблен. На труп выезжали ваши боевые, так сказать, товарищи. Они «не заметили», что у погибшего проломлен череп. Еще они не заметили, что у погибшего был личный жетон, – Спиридонов извлек из нагрудного кармана пиджака овальную стальную пластинку на цепочке. Он прошел вдоль строя и каждому – каждому! – показал ее. Спиридонов дошел до конца строя и убрал жетон. Повторил: – Жетон они не заметили… А вот мокасины из змеиной кожи заметили.

Полковник повернулся к джипу, кивнул головой офицеру, тот достал из багажника мокасины, подошел и поставил их рядом с мешком.

– …заметили. По крайней мере, один из них. – Спиридонов сказал офицеру «Смерча»: развяжите. Тот нагнулся, дернул за конец веревки. Узел на горловине мешка развязался. Офицер взял мешок за углы, поднял и вытряхнул на асфальт человека. Наклонился, вырвал изо рат кляп, коротким черным клинком перерезал пластиковые наручники на руках и ногах. Человек сел на четвереньки, но тут же упал на бок. Это был Догаев, но узнать красавца-дознавателя в этом существе с черным от побоев и щетины лицом было трудно.

– Обувайтесь, Догаев, – бросил Спиридонов, и строй ахнул: узнали дознавателя. Догаев встал на четвереньки, затравленно огляделся вокруг.

– Господин полко… господин полковник! – произнес разбитым ртом Догаев.

– Обувайтесь, обувайтесь.

– Господин полковник! Я прошу… Я виноват…

Спиридонов сделал два стремительных шага, приблизился к дознавателю, навис над ним.

– Господин полковник, – снова начал Догаев, но напоролся на взгляд Спиридонова… и сник. Он сел. Взял в руки один мокасин. С трудом натянул его на босую ногу. Взял в руки второй. Натянул.

– Теперь они ваши, Догаев, – сказал Спиридонов. – Носите.

Офицер «Смерча» протянул в сторону дознавателя руку. В какой момент в ней появился короткий пистолет, никто не заметил. Раздались два негромких хлопка, на каждом из мокасинов образовалась аккуратная дырочка.

– Майор, – окликнул Спиридонов начальника отдела. Тот не услышал – смотрел на дознователя. – Майор!

Радуев обернулся на полковника.

– Вы, майор, знаете, что такое децимация?

– Так точно.

– И что это такое?

– Это… это…

Спиридонов сказал: вы узнайте, – и пошел к своему «форду», следом двинулся офицер «Смерча».

Строй полицаев стоял молча.

* * *

В кабинете плавал голубоватый дым, Генрих Чердыня сидел за столом, подводил итоги дня.

В промзоне полицейские задачу выполнили не в полном объеме. Прочесывание начали с северной части, от кладбища, двигались на юг. До наступления темноты прошерстили менее половины территории, задержали пару бомжей и обнаружили два трупа – один почти свежий, другой старый, мумифицированный. В «свежака» были забиты несколько гвоздей, мумифицированный умер, судя по всему, сам – он сидел в кресле на третьем этаже заводского здания, в руке сжимал шприц… Ближе к вечеру один из полицейских провалился в яму, со дна которой торчала ржавая труба с расплющенным концом. Сержант сел на нее, как на кол. Спустя пять минут попала в капкан одна из овчарок. Капкан тоже был ржавый и не поймешь – то ли он сто лет тут стоит, то ли его час назад насторожили. После этого операцию решили приостановить до утра.

Среди полицейских пошли разговоры, что, мол, не случайно промзона встретила приветствием «Территория Зла. Welcome!», а яма с трубой очень похожа на волчью яму.

На Неве дела обстояли получше. Согласно сведениям, полученным в Лоцманской службе Северо-Западного речного пароходства, нынешней ночью восемь судов пойдут вниз по Неве, пять – вверх. Для работы на судах были сформированы четырнадцать групп по четыре-пять человек. Люди проинструктированы, командовать назначены решительные и опытные оперативники. Восемь групп, которые будут сопровождать суда, идущие вниз, уже находятся в Шлиссельбурге… Пять групп, которые будут сопровождать суда, идущие вверх, тоже уже находятся на своих судах в устье Невы. В акватории работают катера флотилии «Промгаз».

Зачистку жилмассива, по списку, представленному Сазоновым, провели в полном объеме, проверили все шестьдесят семь квартир. При отсутствии в квартире хозяев дверь элементарно вскрывали, квартиру досматривали. В одной из квартир обнаружили нарезной карабин «Манлихер» со снайперским прицелом и полупрофессиональный баллистический калькулятор. Хозяин – в прошлом военный – был арестован. Кроме того, выявили четырех человек, проживающих без регистрации. На городских окраинах это было обыкновенное явление – жили кто попало и без всякой тебе регистрации, а то и без документов. Но одно дело на окраинах, и совсем другое – в непосредственной близости от резиденции Председателя. Все четверо были арестованы, доставлены в Кубышку. Пустующие квартиры были опечатаны, сотрудники полиции получили приказ совершать ежедневные обходы, проверять целостность пломб, выявлять лиц, пытающихся снять жилье.

Группа Игнатьева весь день работала на Фонтанке. Обошли сто две квартиры. Результат – отрицательный, никто из жильцов Гриваса не видел. Зато в кафе выявили молодую официантку с шевелюрой рыжего цвета. После допроса и проверки на детекторе отпустили… Ничего, люди Игнатьева работать умеют, и если Рыжая обитает где-то в обозначенном «квадрате», они ее найдут. Непременно найдут.

Майор Радуев позвонил директору «элитной» гимназии, что была на его территории. Сказал в трубку:

– Ты, уважаемый, знаешь, что такое децимация?

Директор сильно испугался, выдавил из себя: да, знаю.

Непроизвольно копируя интонации Спиридонова, Радуев спросил: и что это такое?

– Это такой обычай в Древнем Риме: казнь каждого десятого воина центурии или когорты, если они совершали преступление – теряли знамя, проявляли трусость или…

Радуев дальше слушать не стал – положил трубку. А директор не мог уснуть до утра.

* * *

Алексей Захарович Соколов долго разглядывал Дервиша. Дервиш тоже разглядывал Соколова. Оба видели, какие перемены произвело с ними время.

Соколов покачал головой и сказал:

– Ну, слава Богу, это вы. И вы живы.

– А вы сомневались?

– После того, как увидел амулет, что подарил вам Илья, почти не сомневался.

Они обнялись, и Соколов прошептал на ухо Дервишу:

– Но я боялся, что Бездна все-таки поглотила вас.

– Да почему же, профессор?

– Потому что это Бездна.

Дервиш сказал: кхе, – и добавил:

– Пройдемте в дом, Алексей Захарыч – поужинаем.

Они прошли в дом, сели ужинать. В присутствии Студента и Глеба о делах тридцатилетней давности не говорили – ни к чему это. Если человек не соприкасался с этим, ему не понять… Потом Глеб принес вскипевший самовар. Дервиш предложил Соколову попить чайку на веранде. Вдвоем вышли на улицу. Было темно, на небе светились звезды, звенели сверчки. Соколов закурил. Дервиш спросил про шамана. Соколов несколько секунд молчал, потом ответил:

– Илью съела Бездна.

Дервиш поперхнулся чаем:

– Как?

– Некорректный вопрос, Евгений Василич. Уж вы– то должны понимать.

Дервиш согласился:

– Да, действительно, вопрос некорректный. И все-таки… что произошло в физическом, так сказать, смысле?

– В физическом смысле четыре года назад он умер. В результате инсульта. Но я знаю: Илью поглотила Бездна. Он слишком часто погружался в нее. И однажды не смог вернуться. Я, видите ли, все эти годы посвятил Бездне… Кое-что понял.

– Вы изучаете Бездну?

– Боюсь, что и это некорректная формулировка. Изучать Бездну нельзя, невозможно. По крайней мере, теми инструментами, которыми располагает наука сегодня. Хотя лично я считаю, что и завтра и послезавтра мы не сможем даже приблизиться к пониманию Бездны.

– Почему?

– Это – другое. Это слишком другое. Это настолько отличается от земного, человеческого, что нам не дано понять… Впрочем, есть деятели, которые говорят, что изучают и даже определили место, где находится Бездна.

– И где же она находится?

– Существует несколько версий. По одной, Бездна скрыта в недрах Земли. Я думаю, что это, скорее, дань традиционным библейским представлениям, согласно которым Бездна – это часть геенны огненной. В ней находятся умершие и злые духи. По другой гипотезе Бездну следует искать на одном из спутников Плутона. По третьей она расположена где-то возле Сириуса.

– А вы сами что думаете? – спросил Дервиш. Про себя подумал, что если бы кто-то посторонний слышал их разговор, то наверняка принял бы их за шизофреников… Но ведь сам Дервиш был в Бездне или, по крайней мере, заглядывал в нее. И до сих пор иногда он видел тот мир во сне, ощущал движение иных сущностей и слышал страшную музыку. От нее леденела кровь.

– Ведь вы не за этим меня позвали, – сказал Соколов.

– Да, Алексей Захарыч, не за этим. Необходима консультация.

– По поводу?

– Может быть, отложим до утра?

– Вы хотя бы обозначьте проблему.

– Хорошо, – сказал Дервиш, – пойдемте.

Они пересекли двор, остановились у крепкого, рубленого гаража. Дервиш открыл замок, отворил дверь. Вошли. Дервиш зажег фонарь. Бледный газовый свет осветил белый микроавтобус «мерседес». Дервиш распахнул задние дверцы. В глубине грузового отсека стоял на треноге «Ужас».

Дервиш сказал:

– Это «Ужас»… Вы, Алексей Захарыч, знаете, что такое «Ужас»?

– Да. Я, разумеется, знаю, что такое «Ужас». В свое время меня пытались привлечь к работе над этим… над этой… В общем, сначала я даже согласился – было интересно. А потом… Потом, когда я понял, что из этого может получиться, отказался.

– Вот оно что, – протянул Дервиш. – Понятно.

– Что вам понятно?

– Понятно, что вы отказались… А мне поможете?

Несколько секунд Соколов пристально смотрел на Дервиша, потом спросил:

– Что вас интересует?

Дервиш захлопнул дверцы «мерса», выключил свет и сказал:

– Давайте выйдем на улицу.

Они вышли, присели на скамейку.

– Так зачем же я вам понадобился? – спросил ученый.

Дервиш ответил:

– Вот вы давеча сказали: Бездна находится около Сириуса. Возможно. Но мне представляется, что Бездна… Бездна, она – вокруг нас.

– Простите?

– Метафорически, Алексей Захарыч. Только метафорически. Но у меня есть ощущение, что ад совсем рядом. Уже много лет я живу с ощущением, что мы находимся внутри некой гигантской воронки, которая нас засасывает, засасывает… Которая ежедневно, ежечасно, ежесекундно поглощает десятки тысяч человек. Заражает «лихорадкой Х», СПИДом, гепатитом, туберкулезом. Подсаживает на иглу, уродует психику, делает людей черствыми, равнодушными, злобными… Наше население фактически разделено на касты – касту господ, касту слуг и прочий человеческий материал – ненужный, лишний, подлежащий утилизации. И – утилизируют. Посредством безработицы, нищеты, водки, доступных наркотиков, бесплатных абортов… Вы заметили, что на улицах наших городов почти нет детей?

– Да, – ответил Соколов, – это заметно.

– В эрэфии женщины перестали рожать. Отчасти это происходит по физиологическим причинам – стало очень много бесплодных как мужчин, так и женщин. Но часто женщины не рожают потому, что боятся, не хотят. Не хотят, чтобы ребенок жил в мире, где царят произвол, нищета, несправедливость, жестокость. Где почти что поощряются секты, проповедующие сатанизм, а на улицах правят бал молодежные банды, – Дервиш умолк и молчал несколько секунд. Потом сказал. – Я мог бы много еще говорить, но скажу коротко: я почти физически ощущаю постоянно растущую концентрацию Зла на нашей земле. И все мы находимся на краю Бездны. Пока что на ее периферии, но нас неудержимо затягивает внутрь.

Верещали сверчки и что-то тревожное было в их нескончаемом концерте. Соколов произнес:

–Во многом я согласен с вами, Евгений Василич. Но… я всю жизнь занимался только наукой и сторонился какой-либо политики. Я очень далекий от политики человек.

– Извините за банальность, но никому еще не удавалось быть далеким от политики, Алексей Захарыч. Вы можете не интересоваться тем, что обычно подразумевают под этим словом – не читать газет и даже выбросить в окно телевизор, но политика все равно войдет в ваш дом. Она входит к вам, проникая через запертые двери. Размер пенсии, цены, тарифы на коммунальные услуги – все это тоже политика… Людоедская политика.

– Да, это действительно так. Но что же мы с вами можем? В «истребители» я уже стар.

– В «истребители»? – спросил Дервиш. – Да не нужно в «истребители». Нужна всего лишь консультация по применению «Ужаса».

– Допустим… всего лишь на одну минуту допустим, что я скажу вам: да… Но ответьте мне на один вопрос.

– Постараюсь.

– Вот вы, Евгений Васильевич – умный и образованный человек – вы же должны понимать, что – Система. Одиночке никогда не сломать Систему.

– Что ж? Попробую ответить. Кое в чем я с вами согласен: группы Сопротивления разрознены и немногочисленны, единый центр отсутствует. Но, во-первых, по стране нас уже тысячи и с каждым годом становится все больше. Во-вторых, все слабее становится власть. Ее разрушает изнутри тотальная коррупция и элементарная нехватка денег – после того, как почти всю Сибирь «сдали в аренду», а фактически продали вынужденно и за бесценок китайцам, доходы от продажи нефти и газа упали в разы. На наших глазах происходит системная деградация власти… Вы говорите: Систему не сломать. А я вам напомню события вековой давности. В 1913– м году в России праздновали трехсотлетие дома Романовых. С великой помпой праздновали: вот! Три века простояла. И будет стоять еще тысячу лет. Несокрушимо!.. А всего через четыре года все рассыпалось в прах. Посему я не стал бы так категорично заявлять: невозможно сломать. Хотя я не берусь утверждать, что это произойдет завтра. Но работать над этим надо… Вот я и работаю. Тем более, что я очень сильно виноват перед страной.

Соколов удивленно спросил:

– Как? Каким образом вы могли провиниться перед страной?

Дервиш произнес:

– Потом, Алексей Захарыч. Потом я обязательно вам расскажу… Так вот: я виноват перед своей страной. И сейчас судьба дает нам шанс… нет, не исправить… Исправить уже невозможно, но хотя бы попытаться повлиять на это безумие… Ведь они уже дошли до края. Вы знаете, что они торгуют человечиной?

– В каком смысле «человечиной»?

– В самом прямом: они продают людей «на запчасти». Программа называется предельно цинично – «Утилизация».

Соколов долго сидел молча. Потом сказал:

– Откуда вам это известно?

– Ну, я все-таки разведчик… Еще есть вопросы?

– Множество, – ответил Соколов. Он вздохнул и произнес: – И вы надеетесь, что «повлиять на безумие» поможет «Ужас»? «Ужас» – сам по себе орудие Зла. Злом нельзя одолеть Зло.

Дервиш сказал:

– Это неправда. «Ужас» следует рассматривать всего лишь как оружие. А оружие само по себе не бывает ни добрым, ни злым. Ибо оно не обладает сознанием. Добром или Злом оружие становится в руках человека… Если вы, дорогой мой Алексей Захарыч, увидите ублюдка, который намеревается перерезать горло ребенку – как вы поступите?

– Я сделаю все, чтобы это предотвратить.

– А если единственной возможностью остановить убийцу станет убийство? Как вы поступите?

Соколов молчал. Светили звезды, стрекотали сверчки. Дервиш сказал:

– Сверчки… слышите сверчков?

– Слышу… Ну, допустим. Допустим, я готов вам помочь. Что, собственно, требуется от меня?

Дервиш сказал:

– Я был уверен, что вы примете правильное решение.

Соколов проворчал:

– А вы уверены, что оно правильное?

– Да, уверен. И вы не сомневайтесь.

Соколов ответил:

– Я ученый. Обязан сомневаться… Ну так что же надо от меня конкретно?

– Надо, чтобы вы помогли разобраться с этой техникой, – Дервиш кивнул на ворота гаража, – и обучили моих людей.

– Я попробую. Но дайте мне слово, что не будете просить меня стрелять из нее… Я не смогу.

– Даю слово.

– Ладно, давайте смотреть вашу технику.

– Я думаю, сейчас вам стоит отдохнуть, а уж с утра…

– Нет уж. Приступим сейчас – дьявол не любит ждать.

Дервиш хмыкнул, позвал Немого и втроем они пошли в гараж. С «техникой» Соколов разобрался всего за полчаса. Сказал:

– Ну, в общем, ничего фантастического – примерно так я себе это и представлял. Мне нужно произвести кое-какие расчеты и тогда я буду иметь более полное представление.

– Отлично, – ответил Дервиш. – Завтра протестируем.

– А как думаете тестировать?

– Ну, пока не знаю, – сказал Дервиш.

А Немой спросил:

– Скажите, пожалуйста, Алексей Захарыч: на собак «Ужас» действует?

– На всех высших животных действует.

– Ну, тогда решим вопрос.

Соколов мрачно посмотрел на Немого, ничего не ответил.

Дервиш показал Соколову приготовленную для него комнату. Ученый сразу сел за компьютер, а Дервиш вернулся к гаражу, где сидели на скамейке Кот и Немой, присел рядом с ними и сказал:

– Нужно будет отловить какую– нибудь собачку.

– Хорошо, – сказал Кот. – Дам поручение молодым. А когда надо?

– С утра.

* * *

Около полуночи Чердыня ехал на встречу. С ним был только один телохранитель. «Гелендваген» катил по Невскому. Проспект был ярко освещен, катились сверкающие автомобили, по тротуарам фланировали десятки тысяч прожигателей жизни и тысячи проституток обоих полов. В «Золотом треугольнике» Санкт-Петербурга «комендантский час» начинался на три часа позже, чем на прочей территории столицы – богатая публика желала «ночной жизни». Поэтому заведения – рестораны, казино и бордели – были открыты в «Золотом треугольнике» до часу ночи. Официально. Неофициально многие работали до утра. А поскольку полицейские чины имели с заведений свою долю, то проблем с полицией, как правило, не возникало. Если не брать в расчет крайние случаи. Например, когда обкурившийся турист из Германии зарезал за одну ночь трех малолетних проституток. Или когда пьяный араб сел в свой сверкающий «майбах» и начал охоту за голубыми. Прежде чем он врезался в угол Елисеевского магазина и вырубился прямо за рулем, успел задавить четырех человек. Голубых среди них не было.

Чердыня приехал в бильярдную «Кенигсберг» на Садовой. Он вошел в бар, бросил бармену: сам?

– У себя, – ответил бармен. Чердыня прошел по коридору, уверенно толкнул ладонью дверь. Дверь распахнулась. Открылось просторное помещение, которое невозможно назвать ни кабинетом, ни комнатой отдыха. Здесь наблюдалось полное смешение «жанров» – в одной половине стоял вполне респектабельный рабочий стол с компьютером, в другой на полу лежал персидский ковер, стояли шкафы с книгами и оружием, кожаный диван и круглый стол под оранжевым абажуром. Вокруг стола сидели четверо мужчин, было накурено.

– А вот и господин подполковник, – сказал один из четверых – белобрысый, с лошадиной челюстью, – и бросил на стол карты. Чердыня подошел, поздоровался с белобрысым. Тот кивнул на часы: опаздываете, подполковник. Из-за вас эти волки успели выгрести из моих карманов лишних пару сотен.

– Ничего, не разоришься, – ответил Чердыня.

– Не разорюсь, конечно, но чувствую тайную несправедливость, – ответил белобрысый.

Белобрысого звали Валентин фон Дрейзе. Впрочем, про свое аристократическое происхождение сам «фон» вспоминал крайне редко. Семь лет назад фон Дрейзе был командиром взвода в элитном подразделении «Волкодавы». Однажды он хорошо загулял в ресторане и вписался в драку с группой молодых людей. Основательно их отметелил. Все сынки оказались детьми влиятельных родителей. Фон Дрейзе не посадили, но со службы пришлось уйти. Некоторое время его колбасило туда-сюда – он открыл частное сыскное агентство, потом занимался охраной автомобильных перевозок, а потом отошел от всех этих стремных дел, открыл бильярдную и начал жить жизнью обычного буржуа. И очень немногие знали, что это не совсем так, что Дрейзе – авантюрист по натуре – имеет вторую, тайную жизнь. В этой жизни он носил кличку Барон.