Текст книги "Бабушкин карлик"

Автор книги: Александр Федоров-Давыдов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Я не показывала никому вида, что меня волнует, и держала себя независимо и уверенно и этим очень успокоила добрейшую Марью Ильинишну…

Но сама я все-таки плохо спала эту ночь и несколько раз просыпалась и досадовала, что время тянется, как нарочно, медленно…

XV

На другой день утро началось довольно бурно. Как только встал дедушка, к нему явился Никеша и, конечно, нажаловался ему на всех нас. Вызвали Марью Ильинишну, и она возвратилась вся в слезах и на мои расспросы сначала ничего не хотела отвечать, только отмахивалась рукой. Наконец, не выдержала:

– Дослужилась, – с сердцем сказала она, – тридцать лет работала, хозяйское добро берегла пуще глазу. А теперь, накося, из-за пустяков сущих все ключи отобрать хотят!.. А все вы меня, Наташенька, с толку сбили… Оно конечно, жаль человека, – как не пожалеть. Ну, а тоже этак по-своему распоряжения отменять, конечно, дело не подходящее. Этак все распустятся, – что же толку будет?..

– Да вы сказали, Марья Ильинишна, что мы с Сашей это сделали?..

– Еще чего!.. Только этого не доставало, – вас еще под деденькин гнев подводить!.. – Сказала, что сама пожалела Великашу и выпустила его А они, Иринарх Петрович, на меня и накинулись. И поделом мне, старой дуре!..

Я обняла добрейшую старушку, крепко поцеловала ее и говорю:

– Я вас не выдам, милая Марья Ильинишна, и помирю с дедушкой, а он сложит гнев на милость…

Но Марья Ильинишна была безутешна и не очень-то верила в силу моего заступничества…

К дедушке с поздравлением мы с Сашей отправились после утреннего кофе, разодетые, расчесанные. Я так волновалась, что беспрестанно забывала начало выученного французского стихотворения, припоминала его и оттого волновалась еще больше.

Дедушка встретил нас ласково. А когда мы его поздравили, и я кое-как пробормотала стихотворение, он совсем разошелся, потрепал меня по щеке, обнял и поцеловал в лоб.

– Merci, Natalie, – сказал он, – а я перед тобой виноват во многом. Каюсь, наговорил загодя, нахвастал, а теперь и на попятный… Да!.. Уж ты сложи гнев на милость, Наташечка, не меня в том вини…

– А что такое, дедушка? – спросила я, будто ничего не зная, что случилось…

– Да что, – махнул рукой дедушка, – куклы-то, о которой я тебе сказывал, – нет у меня… Да!.. Постой, дай срок выпишу другую, а эта, которую мне прислали, приказала долго жить…

Не зная, как свести разговор на то, что мучило меня, я рассеянно спросила:

– А что такое случилось, дедушка?..

– Да вот этот ротозеи, Великашка, виноват… Совсем негодный человек стал. Что ни скажешь ему, куда ни пошлешь его, – все напутает, испортит… Он, изволите ли видеть, дорогой целый ящик ухитрился потерять!.. Да хоть бы вернулся, поискал бы. А то будто так оно и должно быть. Потерял и потерял. Только на то и достало смекалки, что приехать и доложить о том, что он посылку потерял. Вот дурак какой!..

Дедушка опять начинал сердиться и волноваться. Он, кажется, больше моего жалел о потерянной кукле. Несколько раз во время его слов я пыталась остановить его и сказать все, – но что-то меня удерживало…

– Теперь кончено, – сердито сказал дедушка, – вон его!.. Как праздники пройдут, – ушлю его в дальнюю деревню, пусть хоть свиней там пасет… Мне до него дела нет… А ты не горюй, говорю, – ужо новую куклу выпишем. Уж я что задумал, от того не отступлюсь…

Я сделала очень печальное лицо и сказала:

– Ну, за что же вы хотите гнать Великана Иваныча?..

– Видеть его не могу!.. Вот что!.. Надоел он мне, да и дурак!..

– Дедушка, – решилась я, наконец, высказать свою мысль, – уж если мне куклы нет, – сделайте мне хоть одно одолжение…

– Какое там?..

– Отпустите к нам Великана Иваныча, только не отсылайте его далеко…

– Ну, это мать твою надо спросить, захочет ли она такое сокровище в дом принять!..

– Захочет, захочет, я знаю, – обрадовалась я… Неслух он, норовистый… Ни в чем угодить не хочет… А вечор – вовсе взбунтовался… Уж виноват, так возмездие принимай безропотно… А он и этим пренебрег! Ну, еще того хуже ему будет. Он меня узнает…

Тут уж я не выдержала.

– Дедушка, – горячо сказала я, – он не виноват, видит Бог… это… я… я сделала… Вот и Саша подтвердит!..

Дедушка недоуменно посмотрел на меня…

– Ты?.. А ты-то тут причем, егоза?..

– Я его выпустила… Он не хотел итти, упирался… А мы с Сашей его чуть не силой увели из бани!.. А Ни он, ни Марья Ильинишна здесь fie при чем…

Дедушка несколько минут молча смотрел то на меня, то на Сашу; наконец, сухо сказал:

– Яйца, выходит, курицу учат… Не по нраву это мне, внученка… Не след не в свое дело вмешиваться…

Мне стало как-то не по себе, холодно и жутко. Я как-то вся ушла в себя. Дедушка, видимо, это сразу заметил и быстро переменил тон:

– Ну, ну, ладно, не дуйся на меня. Вперед только этого не делай… А то вон я и Ильинишну свою разобидел из-за тебя!.. Да!..

– Дедушка, – обрадовалась я его перемене, – так отпустите к нам Великана Иваныча? Не будете его ссылать?.. Вместо куклы-то порадуйте меня хоть этим…

– Говорю, – мать спросить надо, прежде.

– Да уж я это улажу, дедушка.

– Ну, ладно, ладно!.. Мне он надоел порядком, да и неверный человек стал… Я таких не люблю…

– Так можно?.. Да?.. – взвизгнула я, бросаясь к нему. – Можно?..

– Мать спроси, мать раньше спроси, егоза!.. – усмехался дедушка. – А то ты больно много воли что-то над нами забрать хочешь!..

– Спасибо, дедушка. Вот вы какой хороший. А на Марью Ильинишну не сердитесь, она не виновата. И я ей сейчас об этом скажу, и вы помиритесь… Да?.. Хорошо?..

– Ах, торопыга, торопыга!.. – вздохнул дедушка с усмешкой и махнул рукой. – Что мне с тобой делать?..

XVI

Я вне себя от радости бросилась сообщить о своей радости маменьке, умоляя ее не отказываться от того, чтобы Великан Иваныч переехал жить к нам.

– Да, да? Вы позволите, маменька? – спрашивала я, не переставая ее целовать.

– Ах, Господи, – отбивалась она от меня, – да пусти меня, ты меня задушишь…

– Нет, вы скажите, – сделаете это для меня?

– Да еще, может-быть, папенька раздумает.

– Не раздумает, не раздумает. Вы-то только согласие дайте…

– Да я, что ж, я рада буду. Все-таки свой человек, – нерешительно сказала маменька…

– Ну, и благодарствую…

Я повернулась и убежала. Ворвалась к Марье Ильинишне, успокоила ее; потом бросилась искать Великана Иваныча.

Он сидел на кухне, такой жалкий, робкий, встревоженный, ожидая, что его вот-вот позовут к дедушке на расправу.

Я вызвала его в комнату Марьи Ильинишны и скороговоркой сказала ему:

– Ну, Великан Иваныч, собирайтесь в дорогу, – вы переезжаете с нами. Я просила дедушку, и он согласился отпустить вас. А вы хотите жить у нас?.. Вы будете совсем, совсем свободны, делайте, что хотите и что знаете. У нас дом большой, хороший, и вам хорошо будет…

Великан Иваныч долго не мог понять, в чем дело. А когда, наконец, понял, – то даже прослезился.

– Попросите маменьку, барышня, за меня, – сказал он, – тяжело мне жить здесь. Не любят меня – и управляющий, и дворовые за то, что близок я был к старому барину. Рады в грязь меня втоптать и с грязью смешать!.. А уж я вам заслужу, барышня милая, видит Бог, по всей моей силе-возможности!..

– Да и просить нечего, – маменька согласна, и дедушка тоже… Вот завтра вместе и уедем с вами, к нам, в Криуши. Ах, как я рада!..

XVII

Три дня праздников пролетели незаметно, в каком-то угаре. И на третий день многие стали раз'езжаться. Мы с маменькой тоже должны были уехать этим вечером. Наши вещи были уже уложены. И маменька, и няня порядком уже соскучились в гостях и только и думали о том, как – бы скорее добраться до Криушей.

Я волновалась ужасно. Дело в том, что я не знала, как мне заикнуться дедушке о Великане Иваныче, а сам он будто нарочно не поднимал об этом разговора. Я посоветовалась с маменькой. А та и говорит:

– Неловко будет, Наташа, сейчас об этом говорить. Потом, при случае, лучше. А то дедушка обидится…

– Да ведь дедушка согласился, маменька, – только сказал: если вы согласны будете!..

– Ну, да… А может, ему сейчас неудобно отпустить Великана Иваныча.

– Так, может, он и раздумал вовсе?.. – с отчаянием воскликнула я, готовая расплакаться.

И я не задержала все-таки. Когда мы прощались с дедушкой, и он уже благословил меня и обнял, – я вдруг выпалила, к ужасу маменьки:

– Дедушка, а как же Великан Иваныч?

Дедушка засмеялся.

– Ведь ишь ты, память у тебя какая! А я думал, ты забыла?.. Ну, ну, ладно, на днях его пришлю.

– Ты не забудь, дедушка, – сказала я.

– Наташа, да полно тебе, – остановила меня маменька, – сказала, и довольно.

– Пришлю, пришлю, егоза, если он сам захочет, – успокоил меня дедушка. – Ну, идите с Богом.

Возок стоял уже у крыльца. Было темно, и свет исходил только от снега.

– Ну, садись, Наташа, скорее, – сказала маменька, входя в возок. За ней впрыгнула и я и забралась рядом с ней на задок сиденья, а за мной следом влезла няня, кряхтя и охая, и захлопнула дверцу.

– Ах, батюшки-светы!.. – воскликнула она вдруг. – Да что же это такое!.. Да кто тут такой!..

И вдруг мы услышали тоненький голосок:

– Ничего-с, ничего-с… Это я… Великан Иваныч, нянюшка… Я уж давно тут сижу… Боялся, как бы без меня вы не уехали.

– Великан Иваныч!.. – взвизгнула я от радости. – Голубчик!..

Возок уже тронулся, и за скрипом его полозьев я едва слышала, как Великан Иваныч смущенно лепетал маменьке:

– Уж простите, Бога ради, матушка-барыня, что осмелился я без спросу к вам в экипаж забраться. Боязно мне было, что забудете вы обо мне. До меня ли вам!.. А там день за днем забыли бы обо мне, и не выбраться бы мне отсюда… Уж вы меня не оставьте, – а я заслужу, – по силе-возможности служить буду…

Маменька сначала, было, перепугалась, а потом стала смеяться. А няня сказала:

– И хитер же ты, Великан Иваныч, какую штуку удумал!.. А мы будто краденого тебя с собой увезли!..

Мы узнали потом, что дедушка сначала был очень недоволен хитростью Великана Иваныча и на другой же день хотел послать за ним нарочного, чтобы привезти его обратно. Но потом раздумал и махнул рукой.

Так Великан Иваныч и остался жить у нас. Вот и вся моя история, – только разве о кукле досказать надо… Вот это та самая кукла, из-за которой Великан Иваныч впал в немилость у дедушки, и попал к нам.

Уже весной нашли мужики при дороге, в канаве большой ящик и привезли к дедушке, – а в ящике оказалось потерянная, было, заграничная куколка.

Дедушка на другой же день прислал ее мне с нарочным и велел спросить, как же быть теперь с Великаном Иванычем, который был у нас в роде заложника? Я чуть, было, в отчаяние не пришла, – мне уж и кукла была не мила. Но посланный меня успокоил:

– Барин изволили так сказать: ежели карла наш не больно вам прискучил, – так пущай у вас и живет!.. Так как изволите передать барину?..

– Передай папеньке, Федор, – сказала матушка, – что Великан Иваныч нам всем по душе пришелся, и я его от себя не отпущу!..

Я благодарно взглянула на матушку.

– Слушаю-с, – сказал Федор, – так и доложу. Счастливо оставаться!..

Так и остался у нас Великан Иваныч и до того привязался к нам, что мы его за родного считали. А когда в том же году матушка выхлопотала ему «вольную» и передала ему бумагу о том, – он упал в ноги, закрыл лицо руками и заплакал, как ребенок…

Но от нас он не ушел и жил до самой смерти, – и более преданного, верного и любящего человека, чем он, я в жизнь свою никогда А видела…