Текст книги "Летающие острова"

Автор книги: Александр Бушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

«Портной над нами подшутил, оставив ножниц след, – и вот природы дивных сил как будто вовсе нет»… А они есть, только мы разучились их опознавать, не говоря уж о том, чтобы пользоваться ими… – Его лицо стало задумчивым и грустным. – Знаете, лет пятнадцать назад случился интересный инцидент. В Магистериуме испытывали новое устройство для исследования космоса, какой-то чертовски сложный телескоп, не оптический, на ином принципе. И один их молодой магистр забавы ради навел его на Талар. И увидел совершенно другой мир – иные континенты, моря, города… До сих пор не улеглись страсти. Никто не понимает, что, собственно, он видел. И что это за мир. А повторить эксперимент так и не удалось – шла настройка, аппаратура работала в самых причудливых режимах, записи не велось. В конце концов наши ученые мужи ради вящего спокойствия постановили считать, что имели дело с иллюзией, созданной настраиваемой аппаратурой. Электронный мираж – такие тоже бывают… Правда, магистру этот случай сломал всю карьеру – он не успокоился, бросил все прежнее, стал сущим анахоретом, до сих пор пытается воспроизвести условия эксперимента, ни о чем другом и думать не хочет. Так что ничего особо страшного не происходит, лорд Сварог. Чуточку стыдно было Гаудину признаться перед вами, чужаком, в том, что он не столь могуществен, как принято считать. Вот и все. И нет пока оснований думать, что наблюдавшийся феномен как-то связан с вашей миссией.

Когда о вас и слыхом не слыхивали, случались феномены и удивительнее. И давно уже молчаливо признано, что не стоит особенно ломать над ними голову. Магистр, ставший одержимым одной-единственной навязчивой идеей затворником, – еще не худший исход. Не так давно один из экспертов, занимавшихся островом Диори, сошел с ума. По его теории, мир, в котором мы живем, являет собой замкнутую временную петлю. И развалины города на равнине Бри Лейт якобы развалины нынешней Латераны. Нынешней.

– А может…

– Вздор, – твердо сказал Брагерт. – Ничего похожего. Но теория изложена ярко и убедительно, как с сумасшедшими порой бывает, кое-кто верит до сих пор… Скользкая дорожка, одним словом.

Я все это наговорил исключительно для того, чтобы вы не чувствовали себя жертвой хитрющих интриганов и не ломали чересчур голову над неизвестными явлениями… Работайте спокойно, вот и все. Как с Марой, все нормально?

– Да пожалуй, – пожал плечами Сварог. – Притерлись вроде.

– Вы ее, главное, не обижайте.

– Обидишь ее, как же… – Сварог прислушался. – Колокол?

– Ага, сейчас станут убирать трап. Ну, я пошел. Удачи!

Хлопнула дверь, и еще долго было слышно, как Брагерт, удаляясь, поносит на чем свет стоит жуликоватого приказчика. Сварог впустил Мару и запер дверь на засов. Задернул синие вышитые занавески, повертел в руках пистолет-шаур – конечно, в десять раз удобнее того, прежнего, – взял пряжку-компьютер, закрыл глаза, сосредоточился.

Совсем другое дело, если тебе старательно вложили в голову полный курс обращения с этой штукой, до последней запятой. Мысленные команды, вставшая перед глазами зеленовато мерцающая схема. Стой себе зажмурившись, едва заметно пошевеливая пальцами. А для непосвященного, стороннего наблюдателя – сущее колдовство, вдруг, откуда ни возьмись, на полу возникает одежда, дворянские высокие сапоги из мягкой кожи, бадагар с пышным сиреневым пером, меч. Вот только холодом тянет все явственнее, снег, неизбежный спутник такового вот сотворения, тает на полу десятками мокрых пятнышек…

– А драгоценностей не будет? – спросила Мара чуточку разочарованно. – Мы же дворяне.

– Мы бедные дворяне, – сказал Сварог. – Совсем даже захудалые. Хотя, конечно, все не так: покойный барон, скопидом такой, все мало-мальски ценное держал в ронерских банках, так что до своих закромов еще нужно добраться… Но как только доберемся, куплю тебе драгоценностей, хочешь?

– Хочу.

– А тебе можно?

Мара чуточку замялась, подумала:

– Ну, вообще-то, если правила игры требуют… Мы же дворяне, и по документам, и на самом деле…

«Будет тебе еще одна кукла, – подумал Сварог. – Бьюсь об заклад, будь твоим начальником кто-нибудь другой, ему и в голову не пришло бы подарить тебе колечко, а у тебя язычок не повернулся бы попросить – уставы не велят… Вот и ладненько. Ребенку нужны куклы».

Он взял платьице, бросил Маре:

– Топай в ванную. Вещички купеческого племянника сразу выброси мне.

– Я могу и здесь…

– Опять?

Она удалилась в ванную. Вскоре оттуда вылетели в приоткрытую дверь вещи «племянника», потом раздался шум льющейся из крана воды. Купеческая одежда кучей лежала на полу. Короткое заклинание – и она исчезла без следа, как дым.

– А говорят – Джеймс Бонд, Джеймс Бонд… – проворчал Сварог, бегло пробежал документ с печатями, удостоверяющий личность барона Готара, вольного ярла. Племянница (как и «племянник» допрежь) по малолетству имела право обходиться вовсе без документов. Сварог зажег масляную лампу со стеклянным колпаком и фарфоровым абажуром, белым, в сиреневой цветочек – в каюте заметно стемнело, наступал вечер. Натянул красно-зеленые штаны, селадоновую [3]3
  селадоновый цвет – бледно-зеленый


[Закрыть]рубашку с кружевным воротником и манжетами, посмотрелся в зеркало – что ж, получился вполне добротный барон, не хуже иных прочих. Растянулся на постели и закурил.

Скрипнула дверь ванной.

– Интересно получается, – сказал Сварог, не глядя в ту сторону. – Люди Гаудина, прохвосты, мою подпись на документе подделали. Я же и есть барон Готар, сам должен подписывать всем подорожные, и себе в том числе.

Снабжать меня бумагой с моей же собственной подделанной подписью – это уже особый цинизм. Как думаешь?

Посмотрел в ту сторону. Аккуратно уложил сигарету в стоявшую на полу пузатую медную пепельницу:

– Та-ак, кошка. Это как прикажете понимать?

– А ты не знаешь? – спокойно спросила Мара.

Платьице лежало на кресле, а она стояла, завернувшись в широкое льняное полотенце, безмятежно смотрела на Сварога, чуть склонив голову к левому плечу, совершенно женским, уверенным взглядом, не допускавшим двойных толкований. Потом преспокойно убрала руки, и полотенце соскользнуло на пол.

– Кошка… – грозно начал Сварог, героически пытаясь отвести взгляд.

Не получалось, хоть ты тресни.

– Ой, да брось, пожалуйста, разыгрывать святого Амакоса, – тихо сказала Мара. – Сними лучше свои кружева идиотские.

Сварог сел и медленно стянул через голову рубашку. Он честно пытался бороться с собой, но не выходило. Никак. Он никогда не числил себя в сексуальных маньяках и половых неврастениках, да вот беда – представшая его взору фигурка была уже отнюдь недетская. Просто юная женщина точно знала, чего хотела. И никакого совращения малолетних. Вот и все, если вкратце. Чтобы не хотеть ее, нужно оказаться либо импотентом, либо идиотом, а о партийной организации здесь вряд ли услышат в течение пары-тройки ближайших тысячелетий…

Стоя на коленях у постели, Сварог в последнем приступе благонравия попытался внушить себе, какая он скотина, но самобичевание очень быстро вылетело из головы. Мысленно махнув на все рукой, он коснулся губами нежной кожи. Мара, не открывая глаз, легонько прижала ладонями его затылок, и он ощутил щекой нежный изгиб бедра. Дальнейшее случилось легко и нежно, и, пока его язык господствовал над влажными тайнами, мучительное наслаждение пронизывало тело так, что хотелось кричать, кровь колотилась в виски, и он впервые потерял голову. Кажется, она стонала. Кажется, ее тело медленно выгибалось и опадало, как колеблемый ветром стебель цветка. Плохо соображая, зная лишь, что обрел наконец необъяснимое, долгожданное, Сварог лег с ней рядом, слушая тяжелое дыхание, обнял по-настоящему и ни о чем больше не сожалел.

Глава 5
ПРИНЦЕССА, КОТОРОЙ НЕТ

…Так уж ему везло, что, выйдя утром из каюты уже в дворянском облике, при мече, золотом поясе и баронском перстне, он нос к носу столкнулся с капитаном. Капитан в великолепном мундире, синем с серебром, тоже при дворянском поясе, мече и графском перстне, остановился с маху, не скрыв изумления. Он прекрасно помнил Сварога как почтительного купца, и теперь недоуменно шевельнул пышными усами:

– Оказывается, и на моей скромной посудине случаются чудеса. Как я успел заметить, ваш племянник уже превратился в очаровательную благородную девицу, теперь, понятно, очередь за вами…

Сварог с ходу преподнес ему историю барона Готара – совершенно правдивую (он лишь ввел в нее юную племянницу, бедную сиротку, вдруг оказавшуюся законной наследницей богатого поместья).

Капитан задумчиво шевелил усами. Сварог сообщил, что на означенное поместье претендует еще дальний родственник, от которого следует ждать любой подлости, и девчонку необходимо было доставить в Равену окольными путями, в замаскированном виде. Выслушав вежливо и внимательно, капитан фыркнул:

– Век живи – век учись. Каждый день узнаешь что-то новое, увлекательное – еще и этим моя служба мне мила…

Вежливо раскланялся и ушел, прежде чем Сварог успел подвергнуть его небольшому испытанию с помощью магии, дабы узнать, до какой степени капитан во все это поверил. Ситуация создалась щекотливейшая. Они были уже в Ронеро, но пароход оставался кусочком снольдерской территории, где капитан второй после бога. Правда, все обстояло не так уж плохо. Для таларского дворянина позором считается стать полицейским осведомителем.

Зато заграничный шпионаж – занятие по той же древней традиции вполне дворянину, самому титулованному, приличествующее. Значит, самое большее, что может сделать капитан, если он имеет отношение к секретным службам, – упомянет о странном бароне в своем донесении, вернувшись в Снольдер. И только. Нет, все обойдется…

Он поднялся на верхнюю террасу, отыскал Мару, молча встал рядом. Она подняла на Сварога лукавые глаза:

– Выспался? Ну вот, а ты боялся…

Сварог, по-прежнему ни о чем не сожалевший, вдруг заподозрил, что начинает краснеть: щекам стало что-то очень уж подозрительно горячо. Он повернул рыжую синеглазую кошку лицом к себе и крепко поцеловал.

Отстранил, взглянул серьезно и внимательно. Судя по ее удивленным глазам, ее еще ни разу не целовали на палубе роскошного парохода, и вообще, похоже, обходились гораздо незамысловатее и проще, чем следовало бы обходиться с красивой девушкой в развеваемом легким утренним ветерком красивом коротком платьице ронерской дворянки. Сварог прекрасно знал, что такое спецназ, и потому ничуть не надеялся на мгновенное перевоплощение ее в нормальную девушку – такое случается только со сказочными принцессами, да и то заколдованными, но некие надежды на будущее все же питал. Воевать должны мужики.

Сварог притянул ее к себе, и она неумело приподнялась на носках, обхватив его за шею. Сзади деликатно покашляли. Они отскочили к вычурным перилам, и капитан во всем великолепии прошествовал мимо, позвякивая золотыми шпорами и бормоча словно бы себе под нос:

– Бедные сиротки, конечно, одиноки и печальны, и утешить их – долг подлинного дворянина…

– Может, следовало бы его убрать? – деловито предложила Мара. – Я могу незаметно, никто ничего не заподозрит, он вообще умрет через неделю…

Перемена была столь резкой, что Сварог с досадой махнул рукой.

– Я что-то глупое предложила?

– Нерациональное, – сказал Сварог, чтобы не вдаваться в дискуссии. – Нет ни смысла, ни потребности… Красивый город?

– Да. Только стратегически уязвимый.

– Не без этого…

Равена, как и прочие столицы, размещалась по обоим берегам Итела.

Пароход уже пересек городскую черту, и по обе стороны уплывали назад высокие каменные дома под острыми черепичными крышами, берега были забраны в серый гранит, и над крышами дрожали потоки раскаленного воздуха, пронизанного едва заметными дымами: город просыпался, повсюду готовили завтрак. Кое-где над берегами еще стелился сизый рассветный туман, знаменовавший здешнюю зиму. "Зима, тоже мне, – подумал Сварог, глядя на низкие портовые здания, проступавшие сквозь зыбкое полупрозрачное марево.

– Ни снега, ни настоящих холодов. Только-то и всего, что самую чуточку прохладнее, – да облака, когда зарядят зимние дожди, выглядят унылее и угрюмее, чем летом". Правда, он еще не видел нынешнего лета своими глазами, и эта фраза была вычитана из здешнего романа.

– Тебе не холодно?

– Разве это холод? – удивленно взглянула Мара. – Вот на Сильване… И потом, нас учили переносить холод.

– А как получилось, что вас так рано научили…

– Заниматься любовью? – непринужденно закончила за него Мара. – Это просто. Видишь ли, женщина показывает гораздо лучший результат, если незадолго до того была с мужчиной. Наука. Так нам объясняли на лекциях, и я пришла к выводу, что наука права.

– Ну да, наука, – проворчал Сварог. – Чему бы путному учили, яйцеголовые…

Мара потупилась в наигранном смущении:

– Но я вчера ночью поняла, что многому нас довольно бездарно учили…

– Кошка, во второй раз ты меня покраснеть не заставишь.

– Но в первый раз ты и в самом деле покраснел. Этак пикантно запунцовел…

– Р-разговорчики, – сказал Сварог. – Меня, понимаешь ли, по-другому учили. Хватит. Давай о делах. Если, паче чаяния, нас вздумают задержать на таможне, будем прорываться. Жестко.

– А это будет рационально?

– Пожалуй, – сказал Сварог. – Я обдумал. Графиня, к которой мы едем, особа при дворе влиятельная. Из ее особняка нас согласно здешним законам смогут извлечь только по «золотому листу», именем короля. И заниматься нами будет личная королевская полиция. А у нас найдется чем расположить к себе короля…

– Если прикажешь, я его расположу к нам очень быстро. Нас учили…

– Молчать, – сказал Сварог. – Тебе известно, что такое ревность?

– Но какое отношение это имеет к работе? – искренне удивилась Мара.

Сварог мысленно плюнул и промолчал.

Таможенное дело здесь пребывало отнюдь не в зачаточном состоянии и было поставлено на совесть. Причал оказался обнесен солидной решеткой в два человеческих роста, и покинуть его можно, только пройдя через низенький и длинный кирпичный домик (и у домика, и по ту сторону решетки там и сям прохаживались стражники в темно-бордовом, выглядевшие отнюдь не лопухами). Сварог не без грусти вспомнил патриархальные обычаи харланской столицы. Здесь была более цивилизованная страна – следовательно, взятки брали не в пример изящнее и культурнее, хорошо еще, что дворян первыми пропускали в таможню. Внутри домик был разгорожен вдоль кованой решеткой в половину человеческого роста, перемежавшейся десятком широких столов, за которыми восседали чиновники в темно-зеленых вицмундирах таможенного департамента, судя по знакам различия – мелкая сошка.

– Пустяки, – тихо сказала Мара, наморщив нос. – Если что, хватай твой любимый топор и иди первым, я прикрываю…

Сварог положил перед пожилым узколицым чиновником свою подорожную.

Тот внимательно прочитал ее, потом еще раз, гораздо медленнее, уставился в потолок, перевел желчный взгляд на Сварога:

– Так… Барон Готар – это вы и есть, надо полагать?

– Да уж надо полагать, – сказал Сварог.

– Где же это у нас Готар?

– В Пограничье, – сказал Сварог, чуть насторожившись.

Чиновник задумчиво уставился в потолок:

– Слышал что-то такое, как же… Ни суверена, ни порядка, ни надлежащей администрации… Весело живете?

– Как посмотреть, – сказал Сварог. – С утра всякую шваль вешаем, не одних только канцелярских крыс, хотя, если придет такая потребность, любую чернильную душу с Конопляной Тетушкой повенчаем и слез лить не станем…

Стоявший за спиной чиновника стражник откровенно заржал.

Чиновник поджал губы, с ног до головы оглядел Мару:

– Дочка?

– Племянница, – сказал Сварог.

– Понятно. Троюродная, надо полагать? Или родство еще более дальнее?

Что ничуть на теплоту тесных родственных отношений не влияет, вовсе даже, я бы сказал, наоборот…

Стражник приготовился заржать, но встретил взгляд Сварога и с ходу передумал. У Сварога же возникли стойкие подозрения, что дело нечисто.

Сначала показалось, будто таможенник примитивно вымогает взятку, но тут же стало ясно, что все гораздо серьезнее.

Судя по жалкому серебряному шитью – всего-то по три коротеньких веточки остролиста на каждом рукаве и узенькая кайма на воротнике, – таможенник пребывал в убогом чине канцеляриста, сиречь третий от конца согласно здешней Табели о рангах. Пояс на нем был не дворянский, а серебряный, Сословия Чернильницы. Чиновник столь ничтожного класса, к тому же не дворянин, ни за что не стал бы держаться столь нагло с благородным, пусть даже захудалым бароном из Пограничья. Скорее наоборот – именно дворяне из Пограничья не в пример более свирепо относятся к малейшему посягательству на их честь. Будь Сварог обычным вольным ярлом, чиновник давно лишился бы половины зубов – он вдобавок ко всему ни разу не назвал Сварога ни «вашей милостью», ни даже «лауром». И неприятности у ярла были бы минимальными – благородные свидетели подтвердят, что чернильная крыса сама спровоцировала барона столь хамским обращением, грузный маркиз возле соседнего стола уже сделал Сварогу недвусмысленный знак, могущий означать лишь одно: «Да заедьте вы ему в ухо, ваша милость!» Сварог ограничился тем, что придвинулся к столу и грозно сказал:

– Шевелись, крыса чернильная, уши обрежу!

Чиновник, опустив глаза, стал копаться в бумагах.

А Сварог вдруг ощутил, как по вискам ему словно бы провели чем-то мягким и пушистым, невидимой кроличьей лапкой.

Вот оно что. Здесь, в зале, был колдун, осторожно прощупывал Сварога Заклятьем Ключа. Наверняка и Мару тоже. Дохленький колдун, признаться.

Интересно, где он? Кто-нибудь из праздно бродивших по залу стражников?

– Ну? – спросил Сварог. – Скоро ты там?

– Порядок в нашем деле необходим, ваша милость, – ответил чиновник, не поднимая глаз от вороха печатных бумаг. – А то случаются… бароны и племянницы…

Невидимая пушистая лапка продолжала оглаживать виски.

– Ну? – повторил Сварог. – Как там в вашем розыскном списке? Насчет противоестественных сношений с чиновниками – типа мужеложства или взятки – про меня ничего не написано? Не грешен?

Стражник заржал. Канцелярист поднял глаза:

– Добро пожаловать в славное королевство Ронеро, ваша милость.

– Благодарю, – сказал Сварог. – Это вы, кажется, со стола обронили?

Он положил прямо на розыскные листы медный полугрош – самую мелкую монетку, какая ходила здесь в обращении. Чиновник очутился в пикантном положении: взять грошик – засмеют сослуживцы, гордо смахнуть со стола – можно и получить по морде. Поэтому он притворился, будто никакой монетки на столе и нет. Стражник распахнул решетчатую дверь, и Сварог с Марой сделали первые шаги по королевству Ронеро в качестве совершенно благонадежных приезжих. Два носильщика волокли следом не подлежащий досмотру сундук благородного лаура – в котором и не имелось ничего предосудительного, кстати.

В Равене наличествовали извозчики – еще один отличительный признак цивилизации. И торговались они вполне цивилизованно – угадав приезжего, заламывали несусветную цену. Сварог, однако, не видел смысла экономить, и через пару минут они с Марой уже сидели в запряженном парой каурых габолере [4]4
  габолер – карета, у которой при необходимости складной кожаный верх опускается на две стороны, вперед и назад, а оконное стекло убирается в дверцу


[Закрыть]. Извозчик болтал без умолку, расписывая достопримечательности и исторические места, мимо которых они имели честь проезжать. Сварог ему не мешал – это было даже интересно и позволяло, не вызывая подозрений, вертеть головой во все стороны. В какой-то миг он вопросительно глянул на Мару, та чуть заметно кивнула и подняла указательный палец.

За ними следили. Уардах в сорока позади, не обгоняя и не приближаясь, тащился всадник на чалой лошади, судя по одежде – небогатый дворянин. Он подхлестывал лошадь, когда экипаж рысью проносился по улицам, где не было ни достопримечательностей, ни исторических мест, и натягивал поводья, когда извозчик ехал медленнее…

Из чистого любопытства он попросил возницу сделать крюк и проехать по набережной – чтобы взглянуть на Мост Короля Уитреда, самый большой на планете, соединявший берега Итела вот уже четыреста лет (а река здесь была шириной лиги в полторы). Как обычно и водится, ни снимки, ни видеозаписи не могли передать очарования и мощи серой гранитной громады, вздымавшейся на овальных быках настолько высоко, что под мостом свободно могли проплывать не особенно крупные корабли. Это был целый городок – с многочисленными лавками, тавернами и мастерскими по обе стороны проезжей части, с несколькими храмами, полусотней статуй и монументов. По стародавней традиции городок этот пользовался всеми правами квартала – с соответствующими чиновниками, полицией, отличительным знаком и прозвищем для обитателей. Как не единожды случалось в истории (и не только таларской), стойкая молва гласила, что без помощи дьявола архитектор никак не мог обойтись…

Наперерез им промчался что есть духу трубивший в рог всадник – судя по черно-синей накидке, расшитой золотыми лилиями, королевский герольд.

Извозчик мгновенно натянул вожжи. Двигавшиеся навстречу экипажи тоже остановились, не доезжая до перекрестка.

– Что такое? – спросил Сварог.

– Король изволит следовать, ваша милость.

Вслед герольду проскакали двое в красных мундирах и коротких черных плащах – ликторы, личная стража. За ликторами – четверка синих мушкетеров.

Вскоре раздалось басовитое урчание мотора единственного в Ронеро автомобиля, а там показался и он сам, неспешно миновал перекресток – огромная, синяя с золотом карета с чистейшими, почти невидимыми стеклами, королевским гербом на дверцах, посеребренными колесами и двумя лакеями на запятках. Шофер сидел снаружи, на чуточку переделанном облучке, и выглядел раз в десять спесивее любого короля – учитывая уникальность его профессии, даже простительно. Насколько Сварог помнил, это был какой-то герцог.

Автомобиль, понятно, снольдерской работы.

За стеклами Сварог увидел четкий орлиный профиль Конгера Ужасного и златовласую головку Делии. Лицом к ним на переднем сиденье застыли, напряженно выпрямившись, двое раззолоченных придворных. У дверцы скакала черноволосая красавица в парадном мундире полковника синих мушкетеров – Арталетта, герцогиня Браг, незаконная дочь Конгера. Следом – еще четверо мушкетеров и блестящая кавалькада придворных. Лошади извозчика вели себя на удивление спокойно – как и все остальные, бывшие на улице в этот миг, запряженные в экипажи и верховые.

«Охрана чисто символическая, – отметил Сварог. – В то время как даже министру полагается по чину восемь ликторов. Ну, сие нам знакомо, ничего странного. Короли и императоры, носившие заслуженные титулы Жестоких, Ужасных и Грозных, как правило, доживали до преклонных лет и умирали естественной смертью, почти не сталкиваясь с покушениями и серьезными заговорами – зато мягких и либеральных венценосцев били табакерками в висок, тащили на эшафот, свергали и изгоняли…»

– Куда это он? – спросил Сварог.

– В храм Хорса, – охотно ответил извозчик. – Не в пример батюшке, король наш – человек богобоязненный, храмам покровительствует весьма благочестиво, и всем богам оказывает почет…

Сварог усмехнулся. Просмотренное им у Гаудина досье короля являло образ далекого от всякого благочестия циника и материалиста, истребившего в борьбе за престол четырех родных братьев, разогнавшего ротой черных драгун уитенагемот [5]5
  уитенагемот – совет при короле, состоящий из представителей знати, Сословий, а в последнее время и Гильдий; родословная его восходит к седой древности – народным собраниям и советам старейшин; своей присягой утверждает восшествие короля на трон (а в редких случаях и избирает короля), участвует в составлении законов и принятии особо важных для государства решений; однако на практике сплошь и рядом превращается при сильном короле в чисто декоративное заведение


[Закрыть], преспокойно казнившего десять лет назад великого понтифика храма Симаргла [6]6
  великий понтифик – верховный священнослужитель того или иного бога, глава соответствующей церкви в стране


[Закрыть], когда тот сунулся в большую политику, и, наконец, в прошлом году присвоившего дворянское достоинство любимой охотничьей собаке…

– Выдумали черт знает что, – ворчал извозчик. – Если этих вонючих телег станет много, куда лошадей деть прикажете? Все снольдерцы, чтоб им провалиться. Никогда от них ничего хорошего не было и впредь не будет.

Понаехали. Поналетели. Самолеты приволокли. Позавчера летали над предместьями, всю скотину распугали, народ, кто потемнее, по сараям да по колодцам начал прятаться. Доиграемся до второго Шторма, верно вам говорю, ходят слухи, и памятник Морским Ястребам хотят убрать – ввиду нашей нынешней тесной дружбы со Снольдером, дабы не омрачать дружбу воспоминаниями о прошлых войнах…

– Что за памятник?

– А вот сейчас и увидим, если пожелает ваша милость. Гей!

Он свернул влево, на гранитную набережную, остановил лошадей. Посреди полукруглой площади стоял высокий черный камень, отесанный с одной стороны. На отесанном месте сиял золотом силуэт корабля, а выше, на диком камне, прикреплен золотой ястреб с мечом и якорем в лапах.

– Видите вон то здание, ваша милость, с колоннами? Школа гардемаринов «Морской ястреб». Так вот, когда восемьдесят лет назад снольдерский флот напал на Равену, войск в городе почти что и не было, одни гардемарины.

Отыскалась пара пушек. И эти парни, ваша милость, держались трое суток, пока не подошла армия, держались против трехпалубных фрегатов и морской пехоты, подожгли три корабля. Из них, понятно, девять десятых выбили начисто, из гардемаринов… А теперь эти снольдерские летуны над столицей порхают, как у себя дома. Неужто снимут памятник? У меня прадед боцманом служил на «Бешеном коне» – был такой учебный корвет при школе. И когда гардемарины собрались пустить брандер на адмиральский корабль, прадед по нахальству характера такого случая упустить никак не мог.

– И что? – спросил Сварог.

– А как оно бывает с брандерами? Рвануло прежде, чем они успели спустить шлюпку – и не осталось ни снольдерского корыта, ни гардемаринов, ни прадеда. Хорошо еще, дед мой к тому времени уже имелся на свете…

Адмиральский фрегат потом подняли, кое-что в Морской музей поместили.

Музей смотреть будем, ваша милость?

– Да нет, – сказал Сварог. – Поезжай-ка ты прямиком в особняк графини Дино. Оружейников, четыре.

– Слушаю, ваша милость. Обратите внимание на данную достопримечательность, каковую у себя в Пограничье вам, уж простите, видеть никак не доводилось… Видите на крышах два золотых шпиля? По обе стороны площади? По особо торжественным дням вон оттуда и досюда, над всей, считай, площадью загорается как бы великанское окно, и любой, какого бы сословия и гильдии ни был, может лицезреть торжественное шествие Императрицы Четырех Миров со всем двором… Жаль, ваша милость, что вы этакого не видели. Вот где красота и великолепие…

– Да уж могу себе представить, – сказал Сварог. Он сам два раза присутствовал на таких шествиях – но никто ему не говорил, что церемония порой транслируется на землю. Хотя о телевизорах для земной знати слышать доводилось.

В дальнем конце площади неотвязно маячил конный шпион.

Особняк графини Дино стоял посреди большого сада, окруженного кирпичной стеной с частоколом железных шипов поверху. У массивных воротных столбов из розового песчаника, увенчанных гербами с графской короной, азартно резались в кости слуги графини и ронины-прихлебатели – понятно, разбившись на две кучки согласно сословию. Слуги крыли друг друга последними словами и хватали за ливреи, дворяне погромыхивали мечами, но сквернословия и рукоприкладства, как люди благородные, меж собой не допускали. Гам стоял на всю улицу. Сварог воочию убедился, что Ронеро держит первенство на континенте по беззаветной любви к азартным играм, пари, состязаниям и головоломкам. Понятно теперь, почему именно в этом королевстве уголовное право было обогащено Игорным кодексом.

Никто и ухом не повел, когда габолер остановился у ворот. Возможно, они не заметили бы и королевского автомобиля.

Сварог подумал, покопался в кошельке, вытащил золотой аурей, хорошенько прицелился и угодил в нос самому шумному лакею. Настала тишина, возникло замешательство, и все взоры обратились к экипажу. Сварог спрыгнул на вымощенную тесаным камнем мостовую, протянул руку Маре и громко сказал, не глядя на челядь:

– Доложить графине – барон Готар. Сундук в дом. Живо. Головы поотрываю.

Один лакей опрометью помчался в дом, остальные, толкаясь и мешая друг другу, подхватили сундук. Дворяне приосанились и отвесили церемонные поклоны – народ был довольно обтрепанный, но при золотых поясах, понятно.

Показался шпион. Он медленно проезжал мимо, старательно притворяясь, что не видит ни ворот, ни публики.

Высмотрев среди дворян самого задиристого на вид и потертого, Сварог ловко сунул ему за обшлаг несколько золотых:

– Кажется, лаур, я вам остался должен за вчерашнюю гульбу?

И показал глазами на шпиона. Потертый, ничуть не удивившись, вышел на середину улицы и заорал что есть мочи, глядя мимо всадника:

– Эй, лаур, ты кого имел в виду, столь гнусно ухмыляясь?

Шпион, прижав руку к груди, стал было вежливо уверять, что он вообще не ухмылялся, тем более гнусно, но потертый с большой сноровкой сдернул его за ногу с лошади, подскочили остальные, и мгновенно завязалась свалка со звоном клинков и невнятными выкриками. Ухмыльнувшись, Сварог взял Мару под руку и повел к дому по дорожке из красного кирпича. Навстречу уже несся лакей:

– Просят пожаловать, ваша милость…

Графиня встретила их, стоя у подножия ведущей в особняк лестницы – что согласно здешнему этикету означало весьма радушный прием. Сварог удивленно приподнял брови. Он почему-то решил, что резидентом Гаудина окажется суровая старуха, этакая Екатерина Медичи на излете века, искушенная в интригах и ядах, с кинжалом в рукаве и суровым взором.

Перед ним стояла светловолосая и сероглазая особа в коротеньком розовом платье, прехорошенькая, но легкомысленная и ветреная на вид, как десяток синих мушкетеров. Быть может, бабушка-интриганка попросту прихворнула?

– Барон Готар к вашим услугам, ваша светлость, – сказал Сварог, кланяясь. – Могу ли я узнать…

Большие серые глаза, которые пуританин назвал бы бесстыжими, а поэт – игривыми, моментально изучили его с головы до ног.

– Другой графини нет, – сказала особа. – Вы ведь это хотели узнать? Я – Маргилена, графиня Дино, самый лучший и самый верный конфидент милорда Гаудина.

Сварог невольно покосился на торчавшего тут же лакея.

– Что я с тобой сделаю в случае чего? – безмятежно спросила графиня.

– Под землей отыщете и мужское достояние в мясорубку засунете, ваша светлость, – серьезно ответил лакей.

– Именно… – графиня подняла тонкий указательный палец, украшенный огромным брильянтом. – Не беспокойтесь, барон, люди у меня надежные. Прошу в дом.

Она пошла впереди, как и полагалось радушной хозяйке. Первые разведданные, добытые Сварогом в Ронеро, заключались в открытии того факта, что ножки у графини были великолепные. Что до мини-платьев, виной всему была Яна, появившаяся как-то на экране телевизора в крайне короткой юбке. Женская половина земной аристократии, чуткая к малейшим веяниям моды, мгновенно сделала выводы и подхватила почин, благо не имелось на сей счет никаких запретов ни религиозного плана, ни бытового. Уже через месяц дело приняло официальный оборот – высочайшими указами земных королей длина платьев и юбок была должным образом регламентирована: крестьянки повинны носить платья до пола, женщины семи Высоких Сословий – до колен. Для дам-дворянок установили лишь верхнюю границу приличий, а в остальном они были вольны. Впервые услышав об этой истории, Сварог развеселился было, но вскоре пришел к выводу, что новый обычай ничуть не умнее и не глупее всех прочих традиций, сопровождавших дворянство в его путаной и бурной истории.