Текст книги "Алмазный спецназ"

Автор книги: Александр Бушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Мазур поднял голову, улыбнулся Стробачу открыто, безмятежно, можно сказать, беззаботно:

– Знаешь, в чем твоя беда, Тимош? (Он по-прежнему говорил по-английски, чтобы и продажного капитана охватить игрой). Да в том, что ты, как был мелкой сошкой, так и остался.

– Это оскорбление или как? – спросил Стробач, напрягшись.

– Ну что ты, – сказал Мазур. – Мы же профессионалы, ты сам это повторяешь, чтобы я не забыл… К чему нам глупые эмоции вроде оскорблений? Это, уж прости, констатация факта. Ты всегда был рядовым. Рядовым членом группы, я имею в виду. Никогда не командовал. Сомневаюсь, что успел дослужиться до кап-три, прежде чем обрушился Союз…

– Успел.

– Поздравляю, – сказал Мазур. – Но сути дела это не меняет, мне думается. Той независимой украинской державе, о который ты с таким пафосом поминал, ты, вероятнее всего, попросту не служил. Ну какие там могли быть серьезные дела для подводного спецназа? Мне представляется, ты довольно давно подался в свободное плаванье… Прав я?

– Предположим. Что с того?

– Так я ж и объясняю… – сказал Мазур, подпуская чуточку снисходительного презрения, чуточку пока что. – Речь не идет о твоих качествах боевика. Они, я уверен, выше всякой похвалы. Нас всех неплохо учили, Тимош. Но ведь это далеко не все… Повторяю, я и не собираюсь тебя оскорблять. Просто обрисовываю ситуацию с профессиональным цинизмом. В нашем с тобой положении есть существенная разница. И я ее подробно изложу, раз уж у нас тут начался сущий фестиваль «Славянский базар»… Итак, ты и я. Ты, Тимош, если смотреть правде в глаза, всего-навсего классический белый наемник, фигура, для Африки насквозь привычная на протяжении последней полусотни лет, но, признай, довольно мелкая. Это не фигура, а пешка… Солидные бизнесмены тебе заплатили, чтобы ты пришил президента. Моральную сторону предприятия я цинично выношу за рамки – не мое дело читать мораль, меня она как-то не интересует. Черт с ней, с моралью. Каждый зарабатывает, как может. Я не о том. Так вот, ты, голубь – обычный наемник, которому бизнесмены заказали президента. И не более того. На Джеймса Бонда это ничуть не похоже – да и до Конго-Мюллера или Майкла Хора тебе, как до Китая раком…

Он сделал точно рассчитанную паузу, чтобы посмотреть, как его тирада будет воспринята. И убедился, что угодил в яблочко: Стробач задет не на шутку, он и сам в глубине души все про себя знает, но, когда слышишь это из чужих уст, да еще на публике… Притворяется невозмутимым, но ноздри-то раздуваются, и в глазенках злой блеск…

– Интересно, – сказал Стробач, старательно изображая совершеннейшую невозмутимость, – а ты, выходит, лучше? Ты-то чем лучше, Степаныч? Только не говори, что ты – фигура…

В раскладе фестиваля внезапно произошли изменения: Анка шумно заворочалась, но не «проснулась». «Молодец, – подумал Мазур едва ли не растроганно. – Соображает, что дело близится к финалу. Совсем просыпаться не стоит – этот облом может ее и вырубить ради пущего спокойствия, а вот так, решив, что она вот-вот очухается, и придется принимать какие-то меры, он на ней полностью сосредоточится. Их остается двое…»

– Я-то? – переспросил Мазур голосом Жоржа Милославского. – Я-то, уж извини, как раз персона. В отличие от тебя, нелегала и мелкого пакостника. Официально состою консультантом в одной из секретных служб Ньянгаталы, ведаю кое-какими аспектами безопасности президента. И здесь я, особо подчеркиваю, под своим собственным именем, вполне легально. Дипломатического ранга, согласен, не имею, чего нема, того нема, но в прочих отношениях – фигура вполне респектабельная… – вот теперь он позволил брезгливому превосходству в голосе достичь наивысшей точки: – Ты понял разницу, быдла наемная?

И видел по лицу собеседника, что попал в точку, нанес удар в самое чувствительное место. Встал из кресла, используя секундное замешательство оппонентов – не взмыл, боже упаси, выпрямился медленно, неспешно, чтобы не нарваться на дурную пулю. Стробач этому не препятствовал, все еще кипя от злости. А Мазур старательно нагнетал, глядя уже откровенно брезгливо, как солдат на вошь, цедя слова через губу с барским превосходством:

– Все понял, урод? Олух царя небесного? Считай, что я тут в качестве официального лица, призванного улаживать скользкие вопросы в отношениях меж сопредельными державами. «Орион», говоришь? Так мне его здешние власти простят – в конце концов, это не их корабль, да и ситуация подходит под классическую борьбу с терроризмом лучше некуда… Дошло до тебя наконец, козлик? Мне чихать, что ты режешь уши шакалам пера, – с ними, по совести, иначе и нельзя. Но вот об меня зубки обломаешь. Потому что я – официальное лицо. Потому что здешние спецслужбы мне если не помогают, то уж не мешают. Потому что этот милый коттеджик давно под наблюдением – кто ж допустит, чтобы и со мной теперь что-нибудь стряслось? Я – рыцарь в сверкающих доспехах, борец с мировым терроризмом, то бишь с тобой, рожа. Это я тебе буду диктовать, как летать, как свистеть, какие показания давать – а ты, сволочь, будешь испражняться до донышка, чтобы задницу сберечь и шкуру сохранить… Что таращишься? Тебе паспорт показать на мою честную фамилию? Вон он, на столе…

Паспорт, разумеется, был на вымышленную фамилию, все, что Мазур только что выложил, с действительностью не имело ничего общего. Но тут уж, как в покере: карты у тебя могут оказаться в десять раз хуже, чем у противника, но, взявшись блефовать, ты его настолько введешь в заблуждение ангельским выражением лица и честнейшим взглядом, что он сбросит свою выигрышную комбинацию, сказавши «я – пас», и проиграет, хотя имел все шансы…

Мазур сделал шаг к столу. Ошеломленный Стробач ему не препятствовал.

– Вот, – сказал Мазур, брезгливо цедя слова, – вот я беру паспорт, открываю, показываю… Или ты, заделавшись щирым хохлом, по-москальски читать разучился? Вот, изволь полюбопытствовать, дурное ты чувырло…

Все было в полном порядке: он сумел переместиться так, что Стробач закрывал его от своего сообщника с пистолем наголо. Мазур стал вытягивать руку с паспортом – и Стробач машинально опустил ствол, чуть-чуть, видно было по нему, что он готов выхватить у Мазура аусвайс и прочитать глазами, чтобы самому убедиться…

Безошибочно угадав момент, Мазур переместился с возможной линии огня, парой пируэтов сбил с толку противника касательно возможных траекторий своего перемещения. Нанес удар – краснокожей паспортиной, твердой обложкой, в умелых руках представлявшей собой нешуточное оружие…

Свободной рукой завалил Стробача на себя, прикрываясь им от пули. Напрасно. Слева послышался смачный удар, оханье, миг спустя едва слышно хлопнул бесшумный пистолет (уже в руке у Анки), и напарник Стробача завалился навзничь с аккуратненьким входным отверстием посреди лба, грянулся затылком на пушистый ковер и остался недвижим.

Пистолет в его руке оказался всего-то в полуметре от начищенных сапог господина продажного капитана, но тот не сделал попытки его схватить и свою кобуру лапать даже не пытался, оцепенело застыл у стены – полное впечатление, побледнев от панического ужаса, хотя негры, как известно, бледнеть не могут по чисто техническим причинам, они вместо этого становятся пепельно-серыми…

Мазур орлиным взором окинул помещение, окончательно проясняя для себя ситуацию.

Совершеннейшее благолепие, тишина и симметрия. За наглухо задернутыми шторами не слышно шума, голосов, шевеления, там ничего не заметили. Анка стоит с пистолетом наготове, тот, что ее караулил, признаков жизни уже не подает, не говоря уж о том, которому она добавила третий глаз ясновидения, чакру прочистила.

Фестиваль «Славянский базар» закончился. Можно опускать флаг, наливать напоследок по граненому притомившимся баянистам, одним словом, заканчивать как торжественную часть, так и народные гулянья.

Вполне культурно получилось. Финита.

Глава шестая
Ходы кривые роет подводный умный крот…

Еще раз окинув взглядом место действия и убедившись, что одержана полная и окончательная победа, Мазур вразвалочку подошел к остолбеневшему капитану, ухмыляясь, поправил ему фуражку, чтобы сидела на голове соответственно советским правилам, задушевно спросил:

– Тяжело на душе?

Капитан машинально закивал, косясь через плечо Мазура на раскованную красотку в алом бикини, – она, дружески ухмыляясь растерянному полицаю, поигрывала черным пистолетом с длинным глушителем с таким видом, словно собиралась сию же минуту присовокупить свежего покойничка к уже имевшимся.

– Не обращайте внимания, – сказал Мазур. – Она – добрая, душевная девочка и не привыкла убивать без приказа. А приказа я ей пока что не давал. Ну что же, дружище, будем выслушивать нотации? Поняли теперь, что быть коррупционером порой – чревато? Оборачивается крупными неприятностями. Вы-то полагали, что наняты для оказывания мелких услуг, а обернулось все соучастием в террористическом акте. Не сомневаюсь, что ваше правительство не прочь по мелочам напакостить Ньянгатале, как и она вам, – но покушение на президента соседней страны с помощью крылатых ракет, это уж чересчур… Вы примерно представляете, что с вами будет, если я вас сдам контрразведке? Там же тоже живые люди сидят, всем хочется выдвинуться и выслужиться. А тут и не нужно изощряться – вот он, коррумпированный сообщник международных террористов, с поличным взят…

Судя по лицу капитана, он прекрасно представлял себе свою печальную участь и не питал иллюзий касаемо гуманизма здешних особистов и их белоснежной пушистости.

– Но если подумать… – сказал Мазур. – Ведь лично вы мне ничего плохого не сделали вроде бы?

– Господин…

– Адмирал, – небрежно сказал Мазур.

– Господин адмирал, можете мне поверить, я и не подозревал, что все настолько… Я полагал попросту…

– Ну да, мелкие услуги, – кивнул Мазур. – Семья большая, богатых родственников нет, связей нет… дело житейское, где ж тут не подработать? – Он оглянулся на недвижимого Стробача. – Участвовали в зверской расправе над беднягой журналистом?

– Ну что ты, господин адмирал! Я и не знал, что они собираются поступить с ним так… Меня заверили, что с ним собираются просто побеседовать…

– Но выслеживали-то его с помощью ваших людей?

Капитан уставился в пол.

– Еще и соучастие в убийстве иностранного журналиста, – соболезнующе покачав головой, сказал Мазур.

– Я вообще не присутствовал при беседе…

– Верю, – сказал Мазур. – К чему вашим нанимателям вас было посвящать в детали? В том, что он мертв, я, конечно, не сомневаюсь – если уж человеку во время допроса беззастенчиво отрезают уши, его явно не собираются оставлять в живых… Ладно. Будем искупать вину?

– Все, что хотите…

– Да я немногого хочу, собственно, – задумчиво сказал Мазур. – Вы сейчас отошлете ваших людей… Сколько у вас машин?

– Три.

– Вот пусть на двух ваши ребятки и убираются к месту постоянной дислокации. А мы с вами мирно уедем отсюда на третьей. И я постараюсь все забыть, потому что вы, откровенно говоря, мне абсолютно не нужны. Вы – здешний, пусть с вами здешние власти самостоятельно и разбираются. У меня своя задача, и в функции мои не входит помогать поискам коррупционеров… Ну как, похож я на филантропа и благодетеля?

– Господин адмирал, я вам буду несказанно благодарен…

– Не сомневаюсь, – хмуро сказал Мазур. – Везунчик вы этакий, дешево отделаетесь. Я вас даже вербовать не буду – на кой черт вы мне нужны… Ну, пора собираться.

Он присел на корточки над Стробачем, приложил пальцы к сонной артерии, послушал пульс. Задумчиво наморщил лоб. Пан Тимош был живехонек, хотя и пребывал в состоянии глубокого обморока. Из чистой педантичности следовало бы его добить, но у Мазура не было приказа зачищать все при уходе особо тщательно – да и надобности такой не имелось. В нем шевельнулось что-то, отдаленно напоминавшее сентиментальность – отдаленно, очень отдаленно. Черноморские базы, империя, еще не канувшая в небытие… В конце концов, этот сукин кот уже совершенно не опасен…

– Ну, пошли, – распорядился он. – Держитесь с нами, как с лучшими друзьями, иначе смотрите у меня… Своим соврете потом что-нибудь убедительное… а в общем, и необходимости такой нет, я думаю? Чем меньше знают подчиненные, тем спокойнее…

* * *

…Худощавый абориген с умной, плутовской физиономией посмотрел на солнышко сквозь зеленую бумажку с портретом благообразного штатовского президента, убедившись, должно быть, в ее подлинности, скатал в трубочку, сунул в карман потрепанных джинсов, повторил опасливо:

– Но вы уж смотрите, сэр, если это какой-то криминал, я тут совершенно ни при чем и опишу вас полиции в точности…

– Нет там никакой полиции, – сказал Мазур убедительно.

Абориген поежился:

– Ага, все вы мягко стелете… Знаю я, чем такие делишки пахнут. Оглянуться не успеешь, как защелкнут браслетики, и пойдешь сообщником по делу о порошочке…

– Друг мой, – сказал Мазур терпеливо, – посмотрите только на мое честное, открытое лицо. Я похож на гангстера?

– Сколько я повидал таких, которые нисколечко не похожи…

– Денежки взяли? – ласково спросил Мазур.

– Ну…

– Вот и работайте. Говорю вам, никакого криминала… кроме самого мелкого. Я всего-навсего хочу посчитать ребра этому субъекту за то, что лез к моей девочке, – а это, согласитесь, не такое уж большое прегрешение, чтобы полиция встала на ноги… Итак?

Тяжко вздохнув, нахлобучив на нос белую кепочку, абориген перешел неширокую улочку, свернул направо и пошел к неказистому белому домику, рядом с которым размещался лодочный ангар из рифленого железа.

– Ходу! – распорядился Мазур.

Они с Анкой быстрым шагом прошли с полквартала, поднялись по склону, застроенному небогатыми домишками, заняли неплохой наблюдательный пункт на пустыре за лохматой финиковой пальмой. Ангар и домик оттуда неплохо просматривались.

Тянулись минуты, а абориген все не появлялся, и это настораживало – не столь уж сложную задачу ему поручили, всего-то-навсего передать хозяину, что некий господин, прекрасно известный ему по имени, ждет там-то и там-то…

– Вот он, – сказала Анка.

Абориген наконец-то объявился на улице, под жарким солнышком. Выглядел он уныло и пришибленно. Тревожно озираясь, сделал несколько шагов, с напряженным, прямо-таки похоронным лицом потоптался у крыльца, собрав, очевидно, всю свою решимость, побрел к тому месту, откуда Мазур с Анкой уже убрались заблаговременно, – волоча ноги, сторожко оглядываясь, крутя головой с безнадежным видом…

– Все, – сказал Мазур. – Делаем ноги. Они внутри. Его пугнули на скорую руку, чтобы сказал нам, будто внутри все чисто… Вон как тащится…

– Ага, – кивнула Анка, – вот именно. Классическая харя в темпе перевербованной плотвы… Ну, и что теперь, шеф? В принципе, нам никто не мешает уехать в аэропорт, совершенно легально взять билетики и улететь в Ньянгаталу…

– В принципе, – сказал Мазур. – А на деле, согласись, светиться не стоит.

– Кто бы спорил… Но дальше-то что?

– А дальше – здоровая наглость, – сказал Мазур. – Наглость, как известно, сестра таланта. Проще говоря, классический рывок, который никто не в силах предсказать, а значит, не в состоянии воспрепятствовать…

– И как это будет выглядеть на практике?

– Смотри и учись, – сказал Мазур небрежно. – Сейчас меня посетит озарение, а потом все пойдет, как по маслу…

Он, широко расставив ноги, словно стоял на капитанском мостике попавшего в недурную штормягу пиратского корабля – ну не с мирным же гражданским судном себя в данный момент ассоциировать?! – озирал причал, тянувшийся на изрядное расстояние, до горизонта. Вавилонское столпотворение разнообразнейших суденышек, от роскошных яхт до тех самых убогих скорлупок непонятного рода занятий.

Лично ему чертовски заманчивым представлялся выдвинутый в море Т-образный пирс, где легонько покачивалась тройка гидропланов (и еще оставалось место для доброй полдюжины) – все одной и той же марки, все одинаково окрашенные в ярко-желтый цвет с тройной синей полосой по борту и килю, с однотипной эмблемой, красовавшейся и на высоком щите у входа на пирс, где разместилось белое строеньице. Одна из многочисленных контор, организующих для богатеньких туристов воздушные круизы.

Вариант был крайне заманчивый – совершенно легально нанять самолетик, якобы поболтаться в воздухе достаточно долго, полюбоваться экзотическими видами. А потом, сунув пилоту под нос пушку, заставить взять курс на Ньянгаталу – благо до границы с оной всего-то около семидесяти миль.

К великому сожалению, отпадает. Даже при том, что он вполне мог управлять такой вот птичкой не хуже ее пилота. Какая-то система защиты от подобных угонщиков, несомненно, должна существовать, это азбука. Можно оказаться в ситуации, когда не сможешь влиять на события, а против тебя будут играть по неведомым правилам – и влипнешь в серьезные неприятности. Так что – отпадает…

– Пошли, – сказал он решительно.

– Куда?

– В рифму… – хмыкнул Мазур, – а точнее, ловить озарение и удачу, которые просто обязаны подворачиваться таким, как мы, иначе и жить незачем…

И первым стал спускаться по неширокой улочке с видом человека, прекрасно знающего конечную цель маршрута. Анка поневоле двинулась следом. Ленивой походочкой двинулись по нагретому бетонному причалу – ничем не примечательная парочка, терявшаяся в здешнем многолюдстве. Вот отличная яхта, моторы, надо полагать, роллс-ройсовские – но, судя по ее размерам и роскошному виду, на борту чертова уйма народу, а значит, не стоит и связываться. Куча народу особой опасности не представляет, но там наверняка мощная рация, которую предстояло бы еще найти и обезвредить радиста…

Хорошее суденышко, парусно-моторное, довольно новое, сразу видно, оборудовано на потребу богатеньким рыболовам, но очень уж тихоходное, сразу ясно, не для спринта предназначено, а как раз наоборот, для торчанья на якоре, долгого дрейфа…

Мазур свернул совершенно неожиданно для Анки, по инерции чуть не проскочившей мимо. По узеньким сходням взошел на палубу небольшой яхты, именовавшейся «Сирена», и уверенно направился к парочке, возившейся у борта с мотком троса. Оба совсем молодые, а это позволяет предположить, что на борту нет кучи детишек. А судя по размерам суденышка, большой компании на яхте не имеется…

Заслышав его шаги, оба недоуменно подняли головы – симпатичная блондиночка студенческого вида и крепкий бородач, этакий викинг, оба в шортах и легкомысленных майках.

– Простите? – поднял брови бородач.

– Один несложный вопрос, – сказал Мазур, обаятельно улыбаясь во все шестьдесят четыре зуба. – Есть, кроме вас, кто-нибудь еще на борту?

– Нет, – машинально ответил бородач, – только мы с Кристи… – и тут же спохватился: – Простите, что вам, собственно…

– Совершеннейшие пустяки, – скучным голосом сказал Мазур, нагибаясь и задирая брючину на щиколотке. – Мы – флибустьеры, если вы еще не поняли. Судно захвачено, и все такое.

Анка, не дожидаясь распоряжений, проворно нырнула в кокпит и скрылась из виду – все поняла и бросилась осмотреть захваченное судно.

Бородач, на чьей физиономии растерянность смешивалась со злостью, выпрямился и начал:

– Это что, какая-то дурацкая…

И осекся, увидев в руке Мазура вороненый «Вальтер» – небольшой, но выглядевший крайне убедительно. Девица так и осталась сидеть на корточках с тросом в руках, распахнув глаза и медленно бледнея.

– Вниз, ребята, живенько, – распорядился Мазур, показав стволом пистолета на кокпит, – иначе, честное слово, пристрелю обоих. Мне шутить некогда… Кому говорю?

Они послушно попятились. Обойдя обоих, словно пустое место, появилась Анка, доложила:

– Точно, никого больше.

Мазур сделал два шага вперед, гипнотизируя их дулом пистолета и решительной физиономией, а они пятились по лестнице, пока не оказались внизу.

– Посматривай там, – громко сказал Мазур напарнице и, видя по сторонам узкие двери, наугад распахнул одну: – Прошу, господа мои…

Ему по-человечески было чуточку жаль незадачливых яхтсменов, на свою беду оказавшихся посреди чужих опасных игр, но что тут было делать? Какое судно ни захвати, обязательно кого-нибудь обидишь и удручишь, так что не стоит терзаться угрызениями совести. Что тут прикажете делать – выбирать яхту так, чтобы владелец оказался особенно несимпатичным, лысым, пузатым? Ерунда какая…

– Присядьте-ка на коечку, ребята, – сказал Мазур.

Они послушно сели, причем бородач, отодвинув подружку в угол, героически прикрывал ее собственным телом, словно опасался, что Мазур с ходу бросится ее сексуально обижать или резать на куски подобно техасскому маньяку с бензопилой. Он представлял собой забавную смесь решимости и робости – и злостью кипел, и был достаточно умен, чтобы очертя голову бросаться на пистолет.

За спиной появилась Анка, вопросительно воззрилась, ожидая распоряжений.

– Посмотри машинное, – сказал Мазур. – Если все в порядке, запускай движок и дуй в открытое море.

Она кивнула и исчезла.

– Какого черта? – рявкнул бородач. Вполголоса, скажем так, рявкнул, не хотел особенно обострять.

Под ногами у них глухо зарокотало, суденышко дрогнуло и явно стало перемещаться.

– Не переживайте, – сказал Мазур. – Ничего страшного, собственно. Мне просто понадобилось ваше корыто. Совершим небольшую морскую прогулку, а там мы вас отпустим. Разумеется, если будете вести себя смирно. В общем…

Он правильно угадал – бородач, очевидно, посчитав момент подходящим, бросился на него очертя голову. Отступив на шаг, Мазур легонько ему припечатал свободной рукой, не собираясь ни оглушать, ни тем более калечить – попросту отправив назад на узкую койку. Девушка завизжала, видимо, решив, что сейчас-то им и придет конец.

– Хватит, – сказал Мазур, досадливо морщась. – Никто тебя не съест, глупенькая, нужна ты мне… Откуда кораблик?

– Ирландия, – отозвалась она напряженно забившись в угол, не спуская с Мазура расширенных от ужаса глаз.

– Хорошая страна, – кивнул он. – Тихая, маленькая, зеленая…

Кажется, ему в прошлой жизни случалось притворяться ирландцем, он сейчас не помнил точно. В этой маске есть положительные стороны: никого не озаботит и не встревожит чуточку неправильное английское произношение, потому что так ирландцу говорить и полагается. Ну, а родной язык, гэльский, значительная часть ирландцев попросту не знает…

– Вы нам, правда, ничего не сделаете? – настороженно спросила она, боясь худшего и надеясь на лучшее.

Бородач уже чуточку очухался, Мазур бесцеремонно поднял его, толкнул на койку, посоветовал непреклонно:

– Сиди тихонечко, вояка, а то получишь качественнее… – и улыбнулся девчонке как мог галантнее: – Честное слово ничего с вами не случится, если будете вести себя смирно. Мне, право, неловко, но не было выбора…

– Между прочим, это натуральное пиратство, – сказала она сварливо.

Мазур и сам это прекрасно знал: подобный поступок, захват судна с экипажем, с точки зрения морского права недвусмысленно именуется пиратством, размеры судна тут совершенно не играют роли. Ну, что поделать, он в жизни нарушил столько законов неисчислимого множества государств, что как-нибудь переживет и сегодняшний криминал…

– Сам знаю, – сказал он примирительно. – Но что мне оставалось делать? Сплошная романтика, знаете ли. У моей девушки очень суровые родители, огромная семья, живущая по здешним древним обычаям, и, если нас поймают, прирежут к чертовой матери. Вот и пришлось бежать из страны, не выбирая средств. Я же не виноват, что подвернулось именно ваше суденышко. Неужели вы не посочувствуете несчастным влюбленным?

– Кто б тебе верил… – проворчал бородач, растиравший то место, куда пришелся удар. – Куда вы нас тащите?

– Да тут недалеко, – сказал Мазур. – В Ньянгаталу. Никогда там не бывали? Красивые места. В Ньянгатале мы сойдем, а вы можете плыть куда угодно. Вот что, ребятки, давайте-ка я вас свяжу, уж не сердитесь. И мне будет спокойнее, и вас не будет тянуть на всякие глупости…