Текст книги "Это и моя война"

Автор книги: Александр Бушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Дайте нам серебра. Побольше. Вам это ничего не стоит. Хотите стать королем? Земли, захваченные Глазами Сатаны, сейчас по всем законам бесхозны, любой, кто их очистит от нечисти, имеет полное право провозгласить себя королем, даже королем королей – там ведь три королевства, три патримона… – Увидев усмешку Сварога, он стиснул кулаки, но опомнился. – Или хотя бы добейтесь для меня аудиенции…

– Попробую, – сказал Сварог. – Но это будет нелегко…

Если лары до сих пор ничего не предприняли против Глаз Сатаны, значит, у них есть свои причины и мотивы. А от коронованной особы порой очень мало зависит, особенно если она столь юная. Но мальчишка, должно быть, привыкнув распоряжаться здесь самовластно, свято верит, что так же обстоит и в других державах…

– Быть может, от императрицы скрывают правду, – продолжал князь. – Она такая юная… – В его устах это утверждение прозвучало довольно комично. – И чересчур полагается на придворных.

«Ну да, конечно, – вздохнул про себя Сварог. – Везде одно и то же – царь не знает, президенту не докладывают… Но высшие сановники и в самом деле – сила. Значит, идти нужно не к императрице».

– Честное слово, я сделаю все, что в моих силах, – сказал он. Прозвучало это казенно и сухо, и он хотел было ободряюще похлопать князя по плечу, но вовремя спохватился. – Только учтите, князь, – я добираюсь домой кружным путем, мне предстоит трудное дело и неблизкая дорога… Так что наберитесь терпения.

– Я все равно буду занят ближайшие дни, – признался князь. – Соберу дружину и поеду вразумлять барона Готара. Редкостная скотина. Решил, что отведет беду, если примется жечь колдунов – только вот в колдуны у него попадают по малейшему подозрению, а то и за малейшие провинности.

– Вы уж себя поберегите для великих дел, – сказал Сварог.

Князь огромным усилием воли сдержался, чтобы не разгневаться, но попрощался все же молча, кивком.

Сварог вернулся в зал.

– Гуляем дальше, ваша милость? – подошел к нему старшина фогорошей. – Их сиятельство вышел гневен, мы уж подумали, что вас потащат на другую пляску, попечальнее…

– Обошлось, – сказал Сварог, протянул старшине десяток серебряных монет. – Хватит на сегодня, пожалуй.

Полный людей зал выслушал этот диалог в гробовом молчании. Но потом под кем-то скрипнул стул, кто-то дзинькнул вилкой о тарелку, кто-то закашлялся. И публика, убедившись, что более ничего любопытного не произойдет, путник, убивший сегодня демона, не будет повешен, не пойдет плясать, не затеет пьяную драку и даже не подожжет таверну, вернулась к обычному своему времяпрепровождению: обнявшись за плечи и раскачиваясь, орать песни, дуть пиво кружку за кружкой, рассказывать масляные истории про соседскую жену, обгладывать солонину с бараньего ребра. Короче, пить, жрать, орать и гулять. Что неудивительно, потому что жизнь короткая такая, особенно в Приграничье.

Тетка Чари, сразу видно, сгорала от желания хоть что-нибудь выведать о только что закончившейся встрече на высшем уровне, но таверна была набита битком, гуляки засыпали ее заказами, и она порхала по залу, как пчелка, успевая и перешучиваться со знакомыми, и отпускать мимолетные, но полновесные плюхи, когда чья-нибудь нахальная ладонь устремлялась к наиболее приманчивым абрисам ее фигуры.

Сварог сел за свой стол, налил вина и вороватым движением переправил кусок мяса в капюшон – Караху. Спиной ощутил легкое шевеление – домовой аппетитно зачавкал.

– Баллады послушать не желаете, ваша милость? – предложил возникший у стола потрепанный старикашка с громоздким струнным инструментом под мышкой. – На любой вкус, печальные и веселящие душу, трогательные и бравурные… «Баллада о принцессе и мельнике», «Баллада о битве при Тагор-Муре», «Баллада о графе Гэйре и Великом Кракене»…

Сварог собрался было одарить старика грошиком и отправить восвояси, но, услышав последнее название, встрепенулся:

– Ну-ка, давай про Кракена…

Старик, опасаясь, что заказчик передумает, плюхнулся на табурет, водрузил на колени свою бандуру и с маху ударил по струнам, не тратя времени на настройку. Похоже, его агрегат после любой настройки звучал бы гнусаво, и Сварог примирился с неизбежным. Услышав пение старца, Шаляпин с Карузо наверняка удавились бы, предварительно придушив дряхлого менестреля, но дребезжащий голос старика обладал одним-единственным достоинством – он вонзался в кабацкий гомон, как шпага в бисквит, и Сварог, несмотря на шум вокруг, легко разбирал каждое слово:

 
Удачи императоры,
Бродяги ста морей,
Кто в вице-губернаторы,
А кто и на нок-рей.
Э лон аллэ, э лон аллэ,
А кто и на нок-рей…
 

Баллада оказалась длиннейшей, изобиловала каноническими повторами и надоедливыми припевами, но Сварог героически слушал и постепенно убеждался: несмотря на горы словесного мусора, кое-что попало в балладу из реальности. Несколько раз упоминалась баркентина «Беспутная русалка», имена моряков, весьма настойчиво – Море Мрака и Ферейские острова с названиями портов и даже улочек, селений, скал и отмелей. Описание Великого Кракена и жаркого сражения даже несведущему казалось нагромождением древних ходячих штампов, но финал видался неожиданным. В противоположность подавляющему большинству баллад, вещавших о достижении конкретных целей – или, наоборот, о конкретном проигрыше, – эта гласила, что «дальнейшее знают лишь немые волны». Которые, понятное дело, никому не могут поведать ничего определенного о судьбе схватившихся в поединке смертельных врагов. Это было весьма нетипично. Что-то попало туда прямиком из реальности, от тех, кто знал что-то, видел, встречался… Или от тех, кто знал знавших, что в принципе одно и то же. Откуда, скажите на милость, в балладу попала строфа «не ищите его среди мертвых, не найдете его средь живых»? Такое можно было услышать только от того, кто прекрасно знал, что так все и обстоит…

Когда дряхлый бард умолк наконец, с размаху вдарив всей пятерней по струнам и с закинутой головой испустив печальный вопль, Сварог налил ему вина и принялся допрашивать с пристрастием. Но ничегошеньки не узнал. Баллады, как повелось исстари, странствовали от одного певца к другому, разгуливали в списках, и барды, если не были авторами исполнявшихся ими творений, знали о их истории не больше, чем граммофон – о биографии Шопена. След обрывался, его попросту не было.

Глава третья. Прекрасные амазонки

Когда до заката оставалось совсем немного, он стоял у фальшборта, достигавшего ему до пояса, и смотрел, как уплывают назад обветшавшие каменные дома Адари, облицованный каменными плитами причал с зиявшими многочисленными проплешинами, в которые энергично перла высокая сорная трава. И на полном серьезе пытался догадаться, о чем думал Колумб, отплывая в свой исторический рейс. После долгих раздумий Сварог пришел к выводу, что Колумб столь же пытливо озирал свою команду и задавался тем же вопросом: «Интересно, как эта сволочь себя поведет, когда порт скроется за горизонтом?»

…Проснувшись назавтра не столь уж рано, не с таким уж тягостным похмельем, но все же с хворой головой, он подлечился парой чарок «медвежьей», «драконьей» и прочих кровей, велел оседлать коня и поехал к мосту, где стоял караул. Часа три проторчал там. Часа два, уже пешком, слонялся по берегу, смоля сигарету за сигаретой и тоскливо поглядывая на широкую реку. Но трехмачтовый парусник с конской головой под форштевнем так и не появился на серой, неспешно текущей воде. Лишь однажды показался парус – но это крохотное одномачтовое суденышко натужно тащилось против течения со стороны Харлана, влекомое слабеньким попутным ветерком.

В конце концов он смирился с неизбежным и сказал себе: «Ты остался один, парень. Тянуть нельзя, даже новичкам не может везти до бесконечности».

Криво усмехнулся, тихо пропел под нос:

– Ну не подведи, ты теперь один… бравый.

Сплюнул, в последний раз глянул на реку – ничего утешительного, конечно, – и зашагал к таверне.

До Адари он добрался без всяких приключений. Если не считать приключением то, что всю дорогу за спиной, на расстоянии двух мушкетных выстрелов, маячил одинокий всадник. И Карах, усаженный на седло перед Сварогом, ерзал, вздыхал и скулил, хотя не мог сказать ничего определенного. Сварога так и подмывало пришпорить коня и посмотреть, как в этой ситуации поведет себя тот, сзади. Но по размышлении он рассудил, что резон следить за ним может иметь кто угодно. И вполне вероятно, что молодой местный владыка решил таким образом просто убедиться, что лар в его краях сделал свое дело и благополучно отбывает восвояси.

Развернуться же и встретиться с всадником лицом к лицу Сварог тоже посчитал бестолковой затеей. Ну встретятся, ну, допустим, окажется тот вспыльчивым человеком, ну, снесет топор буйну головушку… Но ведь заставить эту голову говорить правду, одну правду и ничего, кроме правды, Сварог не умеет.

А дальше пошло как по маслу – легко отыскался и кабак «Петух и пивная кружка», и Брюхан Тубо, чей стан был прямой противоположностью кипарису.

Господин Тубо угрюмо сидел за изрезанным похабными надписями столом и собирался позавтракать, пообедать и поужинать одновременно – во всяком случае, на такую мысль наводило несметное количество блюд. Был здесь огромных размеров горшок, только снятый с огня, содержимое еще булькало и пахло весьма ароматно. Кажется, это был какой-то экзотический суп, в котором присутствовали чеснок, сыр, баранье ребро, апельсины и ликер шерри. Был здесь противень с четырьмя зажаренными до золотистой корочки то ли большими цыплятами, то ли маленькими перепелками. Еще стояло просторное, как степь, блюдо с салатом, еще в шеренгу выстроились бутылочки с приправами и бутылки с вином. На этом фоне дюжина тарелочек с соусами, пирожками, жареной рыбой и сметаной просто терялась, как теряются выстрелы из «Макарова» в грохоте минометного обстрела.

Пузан с продувной рожей ничуть не удивился ни условному знаку, ни поручению. С тяжелым вздохом отодвинул початую бутылку. Нет, передумал, – одним махом выплеснул в разверзшуюся пасть и поставил, пустую, на стол. Хлопнул в ладоши негромко, но достаточно для того, чтобы невесть откуда рядом со столом появилась троица шустрых, не менее толстых и не менее жуликоватых на вид помощников. Господин Тубо передал им пожелания Сварога, а от себя присовокупил, что если нужды господина со столь отличными рекомендациями не будут удовлетворены в полной мере, он, Брюхан Тубо, знает в Адари трех женщин, которые назавтра смогут назвать себя вдовами. Через полчаса Сварог стал полновластным и единоличным владельцем «Гордости Адари» – надежного на вид одномачтового кораблика с командой, абсолютно ненадежной на вид. Первая и единственная реформа, какую Сварог с удовольствием провел бы в роли судовладельца, – это на всякий случай повесил бы на мачте своего капитана и двух матросов, можно даже в художественном беспорядке, без всяких икебан. Но выбирать было не из чего, клиентура и дружки Брюхана Тубо в ангелах не числились. К тому же Брюхан постарался не на шутку – он явно посчитал Сварога не последним среди гангстеров Пограничья авторитетом и потому подобрал команду, на его взгляд, надежнейшую – чтобы не ударила в грязь лицом, если клиенту вздумается попиратствовать или устроить иное мокрое дело.

Сварогу не пришлось особенно стараться, чтобы поддержать свой авторитет среди экипажа «Гордости Адари». За него все сделал случай – и порочные наклонности, присущие отдельным представителям сословия речных моряков.

Сварог оглянулся и хмыкнул. Обладатель самой продувной из трех рож сидел у мачты и, тихонько поскуливая сквозь зубы, баюкал правую руку, замотанную лоскутом какой-то тряпки. Когда корабль готовился отдать якорь, именно этот субъект забрался в кормовую надстройку, где в единственной на суденышке каюте Сварог сложил свои пожитки. Потом, хныкая и стеная, он клялся, что хотел лишь из любопытства осмотреть багаж нового хозяина, и не более того. Как бы там ни было, свидетелей не оказалось (Карах притаился в капюшоне плаща, а плащ был на Свароге), одно можно утверждать с уверенностью – этот болван полез рассматривать топор. И Доран-ан-Тег, не терпевший таких вольностей от посторонних, смахнул ему четыре пальца, оставив один большой. Теперь вся троица таращилась на Сварога с нескрываемым ужасом, и все его распоряжения исполнялись бегом, насколько это было возможно на крохотной посудине.

Он глянул на капитана, и тот проворно подбежал, вынул изо рта глиняную трубку, даже пристукнул каблуками латаных сапог.

– Ваша милость?

Рожа капитана более всего походила на морскую карту – вложенную в бутылку, выброшенную во время кораблекрушения за борт и вдоволь побороздившую моря, прежде чем ее выкинуло волной на берег. Кляксы глаз ассоциировались с наиболее глубокими впадинами, горбатый и не раз ломанный боксерскими ударами нос выглядел эдакой скалой на острове погибших бригантин, морщины походили на линии течения.

А рот, особливо когда открывался, разнонаправленностью и количеством зубов символизировал розу ветров. Вот только белых пятен на этой карте не было: только красные, синие да сизые.

– Когда войдем в Ямурлак? – Как старый вояка, худо-бедно научивший солдатской правде не одну сотню желторотых новобранцев, майор ВДВ Сварог выбрал начальственно-холодный тон, короткие рубленые фразы и надменно-недовольный вид. Из прошлого опыта он знал, что, встретив такое обращение, ребятки в лепешку разобьются, лишь бы заслужить улыбку нового начальства, и уж никак им в голову не придет пытаться сесть такому командиру на шею.

– Затемно, – сказал капитан и, поколебавшись, решился: – А вы там, часом, причаливать не собираетесь?

– Не собираюсь. Что, боишься? Столько лет тут плаваешь, мог бы и привыкнуть…

– Всякое бывает. В Ямурлаке с незапамятных времен было тихо, да вот с недавних пор опять зашевелились. Болтают, плавает здесь какой-то, души скупает или попросту нанимает корабль, вроде вашей милости, не в обиду будь сказано, и командует плыть в Харлан. А по дороге велит причалить в Ямурлаке – и поминай как звали… Никто не возвращается.

– Откуда же это известно, если никто не возвращается?

– Болтают…

– Что же ты не отказался?

– Откажешь Брюхану, как же… Не знаю, что там насчет ловца душ, но в последние дни на реке определенно что-то происходит.

– Что?

– Кто его знает… Сначала в низовья прошел «Божий любимчик», а это корабль капитана Зо, доводилось слышать? Потом – «Призрак удачи» Джагеддина. А три дня назад объявился душегуб Гронт на «Трех козырных розах». Название, правда, заменил, повесил другое, ну да у нас попадается народ бывалый, они ж его по рангоуту вмиг опознали. Все трое – люди крайне известные на всех морях, головы их в иных местах оценены в крайне солидные суммы, а в других они, наоборот, чуть ли не почетные граждане. И Гронт, что странно, шел под горротским флагом.

– Замаскировался, – сказал Сварог. – Дело житейское.

Оказывается, с напускной суровостью Сварог перебрал. Как бы от страху его подчиненные не сиганули за борт – от греха подальше. Следовало скоренько сделать какой-нибудь добрый жест. Например, разрешить ношение парадно-выходной формы по будням, или азартные игры в свободное от несения вахты время. Или, по крайней мере, дать капитану выговориться, выпустить в воздух все свои страхи и подозрения, не сверля при этом бедолагу свирепым взглядом из-под насупленных бровей.

– Да ведь самая забубенная головушка сто раз подумает, прежде чем поднимать горротскую «кляксу»! Не любит король Стахор, когда без разрешения пользуются его флагом, и, если изловит… Значит, Гронт и в самом деле пошел на службу к Стахору. Была в нем, конечно, гнильца, но чтоб идти под «кляксу»… – Он перехватил иронический взгляд Сварога и словно бы даже обиделся: – Что, ваша милость, думаете: «чья бы корова…»? Но тут, понимаете ли, есть большая разница: грешить людям меж людьми или душу загубить на службе у Стахора… Так вот, я и говорю: три капитана, люди знаменитые и, добавим, друг друга на дух не терпевшие, вдруг объявились в одном месте, причем не в море, на реке. Не драться же они здесь собрались, для таких дел море не в пример просторнее…

– А что, по Ителу любой может плавать свободно? Заходи из моря – и плыви?

– Конечно, ваша милость. Исстари заведено – середина реки свободна для плаванья, без всяких таможен и разрешений. Ведь если кто-то пришлый станет разбойничать по берегам, уйти в море ему будет трудновато – быстро перехватят. – Тут он спохватился, словно сообразил что-то. – Как это вы, ваша милость, таких простых вещей не знаете?

И перепугался, не распустил ли язык больше дозволенного.

– Память отшибло, – сказал Сварог. – Кирпич, знаешь ли, с крыши упал. Прямо на темечко.

– Это, понятно, неприятность… Ну, наше дело маленькое, я в ваши дела не лезу, не подумайте. – Он оглянулся на увечного. – Сколько учили дурака – не лезь, даже если не заперто… Так про что это мы?

– Про свободу плавания.

Сварог поневоле залюбовался открывающимися с палубы видами. Солнце клонилось к закату, оставляя на воде огненный след. В этом месте Ител разливался широко-широко, благо оба берега были пологие. В своей прошлой жизни Сварог видел много больших рек: Волгу, когда получал машину для командира дивизии в Горьком, Днепр, когда ехали с супружницей через Днепропетровск на юга, ну и, конечно, байкальские реки. Эх, всласть довелось ему поохотиться в тех местах!.. Так вот: Ител не уступал рекам его оставленной родины. Так же плавно луга переходили в песчаные пляжи, так же угадывались под водой песчаные косы. И барашки на волнах были почти родные.

Всяких чудес успел наслушаться Сварог про эту реку. Но вот, слава Всевышнему, никто не пугал его страшилками про обитающих на дне чудищ. И на том спасибо.

– Ага. Тут, ясное дело, есть нюансы. Середина реки свободна, но если у берегов сильной державы захотят изобидеть мелкую сошку вроде нас, придется нам туго, потому что заступаться некому… Доказывай потом соседям по камере, что взяли тебя в свободных водах. Они поверят, да толку – чуть. Ну и соседи по сухопутью, понятно, при случае пакостят друг другу со всем возможным усердием, и в мирное время тоже. А нам, в Пограничье, приходится и вовсе несладко – люди мы бездержавные, обидеть всякий норовит. Между прочим, коли уж зашла речь о пиратстве – скоро будем проплывать мимо исторического места. На весь Ител славилось когда-то при прадедах. Старики болтают, будто бы там прямо из скалы появлялись пираты. Налетят, мечами посекут, ограбят – и назад в скалу. Может, и врут. А может, в старые времена там и вправду были ворота.

– Куда?

– Черт их знает. В неизвестные места. Вроде бы в древности хватало таких ворот, только потом их то ли лары запечатали, то ли они сгинули сами по себе. Но сейчас-то их точно нет. Сами посудите, ваша милость: откройся сейчас ворота в неизвестные места, оттуда незамедлительно поналезло бы всякого неизвестного народа. Да и здешний люд шлялся бы на ту сторону за милую душу, народ у нас такой – хлебом не корми, дай пролезть в любую щелку, особенно если там нет охраны, но есть подозрения, что можно спереть что-то полезное в хозяйстве.

– Ну, насчет этого – народ везде одинаковый, – сказал Сварог.

– Вот я и говорю… Видите холм? Еще развалины на вершине? Говорят, там похоронен стародавний барон. Упырь. С баронами такое тоже случается – Ямурлак под боком, вредно влияет даже на титулованных. Ходят слухи, что в полночь барон вылезает наверх, ищет, кого бы неосторожного сцапать. Что же до русалок…

– Да ты, я смотрю, книгу написать можешь о здешних диковинах, – сказал Сварог и подумал недовольно: «Да уж, черт меня дернул порадоваться, что про подводных чудовищ не слышал. Сейчас, видимо, и начнется. Как говориться, сам накаркал…»

– Эх, умел бы я писать, читать-то с грехом пополам выучился… А что вы думаете? Был у нас такой Одноухий Пакрен, ходил на посудине вроде этой. Вышла у него в Снольдере небольшая неприятность по поводу контрабанды, определили ему пару лет, и сидел он в одной камере с каким-то ученым типом, которого туда упекли из-за превратностей судьбы, – политика, интриги, кто-то из фаворитов загремел в немилость, а с ним, как водится, на всякий случай подмели всех его дворецких-библиотекарей и прочих конюших. А Пакрен у нас был повернутый на сказках про Ител и от скуки рассказывал их этому библиотекарю целыми днями. Того возьми да и выпусти – политика перевернулась, фаворит опять в фаворе… Недельки через две приходят и за Пакреном – которому, между прочим, еще полтора года досиживать – и волокут прямиком к тому ученому типу. Тип тоже весь из себя в милости и процветании, пишет как раз ученый труд о сказках и преданиях. И Пакрен два месяца живет, как король, жрет-пьет самое лучшее и вспоминает сказки, каковые записывать к нему специальный канцелярист приставлен. А когда выжали его досуха, библиотекарь или кто он там похлопотал у фаворита, и вернули Пакрену его корыто, велели убираться к такой-то матери и больше не попадаться. А этот ученый тип вдобавок от радости Пакрену полный карман денег насыпал – они ж деньгам цену не знают, очкастые, да еще состоя при таком вельможе… Пакрен, не будь дурак, в Адари уже не вернулся, завел канатную мастерскую в Ронеро, в гильдию пролез, даром что одноухий… От книг тоже иногда бывает польза народу вроде нас. Вы, ваша милость, книги часом не пишете?

– Бог миловал, – сказал Сварог.

За слушанием разговорчивого капитана он и не заметил, с какого места правый берег перестал быть пологим, а левый затянуло хмурым лесом. Старые деревья подступали к самой воде, и набегающая волна порой лизала вымытые из почвы узловатые корни. Справа же берег защищался от реки пещерами, а порой и каменными обрывами. А впереди, на пути солнечных зайчиков поднялись из воды две скалы. Два зуба, прокусившие реку, как компостер – трамвайный талон.

– Жаль. А то бы я вам столько порассказал про древние дела да исторические места… Вон там будто бы и появлялись из скалы пираты… Ваша милость, накликали! Чтоб они провалились, исторические места!

Сварог посмотрел туда. Похоже, и в самом деле нарвались. Из узкой расщелины в заросших лесом скалах выплывали две длинные галеры, двухмачтовые, хищно-изящные, с зарифленными парусами, без флагов и вымпелов. Весла взмыли, слаженно ударили по воде – и галеры целеустремленно понеслись поперек реки, настигая «Гордость Адари». Слышно было, как ритмично звенят гонги, задавая темп гребцам. На палубах толпились люди в кожаных штанах, ярких разноцветных рубашках, и лучи заката десятками солнечных зайчиков разбрызгивались на длинных, сверкающих клинках.

– А ведь исчезали корабли! – охнул капитан. – Грешили на того, что скупает души, да вот что оказалось…

– Не уйдем? – спросил Сварог без всякой надежды.

– Куда там, полное безветрие… Ваша милость, бегите за топором! Очень он напоминает один легендарный топорик, глядишь, и отобьетесь…

Сварог метнулся в каюту и выскочил с Доран-ан-Тегом. Капитан вооружился мушкетом, рулевой – громадным тесаком. Только покалеченный в дело не годился и бестолково тыкался от борта к борту.

– Это обыкновенные люди, – шепнул Сварогу на ухо вдруг высунувшийся из капюшона Карах.

Капитан покосился на него и разинул рот.

– А ты скройся! – цыкнул Сварог на верного домового. – Капитан, да там ведь…

– Сплошь бабы, ваша милость, – поддакнул капитан. – Даже без доспехов, форс держат, стервы…

Капитан вроде как не на шутку перепугался, а с другой стороны, было заметно, что привык он к превратностям судьбы. Вероятно, и в тенетах доводилось сиживать, и из золотых кубков винцо попивать. А кроме прочего, наверное, и пиратствовать доводилось. А посему – коль чему быть, того не миновать. Ну, захватят девицы-красавицы «Гордость Адари», ну, поколошматят капитана и его команду для острастки, ну, пировать начнут. А там уж он одну байку моряцкую расскажет, старый морской волк, затем – другую… Одно славное имя как бы между прочим вспомнит, другое, глядишь, и найдутся общие знакомые. Глядишь, и вот уже капитан не пленник, а гость. Еще пара гулянок, и уже у капитана совет спрашивают, а его молодцы пиратствуют с новыми знакомыми на равных…

Оно-то все так, конечно. Только если б эти леди были обыкновенными джентльменами удачи, давно уже их имена знали бы в портовых кабачках по всему Ителу.

Действительно, у форштевней обеих галер теснились женщины – рослые, красивые девахи в высоких сапогах, кожаных штанах и ярких рубашках. Золотые ожерелья, широкие запястья с самоцветами – но мечи самые настоящие, и лица исполнены нешуточной азартной решимости.

Галеры настигали, они вдруг разминулись и зашли с обоих бортов. Раздался звонкий, властный девичий голос:

– Спускайте парус!

Корабли шли нос в нос, галеры были повыше, и Сварог задрал голову, отыскал взглядом кричавшую – черноволосую красавицу в сиреневой рубашке, с особенно богатым ожерельем на шее. Несмотря на суровость ситуации, он невольно смерил ее оценивающим взглядом и пожалел, что их встреча случилась при столь уголовных обстоятельствах. Но пора было настроиться на серьезный лад – спортивные девочки, ловкие, мечи держат умело, и их, скажем честно, многовато для бравого экипажа «Гордости Адари». И в военно-стратегическом плане, и во всех остальных смыслах. Вот случай, когда остается лишь пожалеть, что выбор столь богатый…

– Я сказала – парус! – совсем сердито крикнула черноволосая.

– Девочки, шли бы вы домой, – громко сказал Сварог, перекрикивая плеск весел. – Честное слово, мы спешим, у нас срочные дела… Что вы такие задиристые? Мамы хоть знают, куда вы пошли гулять?

Раздался взрыв смеха – веселого и явно издевательского. Амазонки звонко хохотали, уверенные в себе, – для чего имелись все основания. Потом в воздухе засвистели широкие ножи, почти сразу же перерубившие трос, и треугольный парус, сминаясь, соскользнул на палубу, его концы свисали с обоих бортов, бороздя воду. Голая мачта отчего-то показалась невероятно жалкой.

Корабль вдруг рыскнул носом. Сварог оглянулся. На рулевого наведены несколько луков, высоких, сложных, рулевой уже бросил и штурвал, и тесак, всем видом показывая, что он человек мирный. Капитан, однако, крепился из чистой амбиции, с надеждой косясь на Сварога. Сварог пожал плечами:

– Ладно, бросайте мушкет…

Капитан тут же с превеликим облегчением последовал его совету. Сам Сварог топора не выпустил – он только отступил к кормовой надстройке, чтобы не зашли со спины. Черт, спиной к доскам не прижаться – Карах в капюшоне, задавишь… А они уже развернули галеры носом к бортам беспомощно дрейфующей по течению «Псевдогордости Адари», опустили принайтованные к мачтам абордажные мостики-корвусы, тяжелые крюки с треском впились в палубу, с обеих сторон стучат подкованные сапоги…

Вскоре на него нацелились десятка два клинков и вдвое больше азартных сердитых глаз. Сварог усиленно пытался настроиться на боевой лад и не мог, хоть тресни. Все понимал, но не мог.

– Бросай топор, – приказала черноволосая, оказавшаяся вблизи соблазнительной до жути. Видя, что Сварог никак не реагирует, она раздраженно дернула подбородком в его сторону. Длинная стрела сорвалась с тетивы, вжикнула – и отскочила, еще в воздухе разваливаясь на куски. Девицы удивленно заохали, только черноволосая удержалась, но глазищи поневоле расширились:

– Колдун? Или… – И она улыбнулась дерзко, весело. – Кажется, нам повезло больше, чем я рассчитывала. Посудина никудышная, вся добыча – два будущих гребца, но я, похоже, первая, кому удалось взять в плен лара…

Рыжая, стоявшая с ней рядом, вдруг вытянула меч к самой груди Сварога, и он автоматически взмахнул топором, снеся конец клинка, словно головку одуванчика.

Вот тут их достало по-настоящему, даже черноволосую нахалку. Так и разинули рты. И шансы у него были серьезные – крушить направо-налево, пока не опомнились, в толчее их длинные мечи будут только мешать друг другу, и луки в ход не пустишь, они без доспехов, а на нем – кольчуга, выдержит кучу слабых колющих ударов – слабых, потому что в свалке таким мечом для рубящего просто не размахнешься, пойдут главным образом колющие тычки. И получится резня.

Если бы он смог. А он не мог. Он смотрел, представляя, что останется от этого надменного личика, от этой черноволосой головки после свистящего неотразимого удара Доран-ан-Тега, – и не мог поднять руку. Они не ассоциировались для него с врагом, которого следовало победить любой ценой, – и это все губило.

Сварог оглянулся на левый берег, оказавшийся гораздо ближе.

Место было заметное – прямо напротив сцепленных корвусами кораблей чернела среди деревьев высокая скала, похожая на восклицательный знак, а если пошлее – на фаллос. Тем лучше. Он бочком, бочком отступил к борту, прежде чем кто-то догадался в чем дело, и успел что-то предпринять, вытянул руку с топором над бортом, не без внутренней борьбы разжал пальцы. За бортом шумно плеснуло. Топор Дорана отправился на дно, откуда извлечь его мог только сам Сварог – или любой после его смерти, но никак не раньше.

– Это нужно понимать так, что ты сдаешься? – насмешливо спросила черноволосая.

– Это надо понимать так, что мне вас стало жалко и не хватило духу порубить в капусту к чертовой матери, – сказал Сварог сердито. – Живи уж, красотка.

Она сузила глаза:

– Может, ты и не врешь, что смог бы нас изрубить… Но это лишь доказывает, что боевого духа у тебя маловато. Значит, ты побежденный, с какой стороны ни смотри.

– А тебя розгой никогда не драли? – с любопытством спросил Сварог. Она так и вскинулась, от нее прямо-таки искры полетели. Сварог ответил ей невиннейшей улыбкой, и она, взяв себя в руки, глянула свысока:

– Ну что ж, безоружный пленник может резвиться, как ему угодно… – Обернулась к своим: – Осмотрите корабль. Этому наглецу на всякий случай свяжите руки и ведите их всех на галеру.

Сварог испугался было, что его станут обыскивать дотошно и обнаружат Караха, но Карах сидел тихонечко, как мышь под метлой, а Сварога лишь бегло охлопали, проверили, нет ли кинжала за голенищем, скрутили руки за спиной и молча показали на мостик. Он зашагал на галеру.

В корабельных тонкостях Сварог разбирался не очень. Только в пределах факультативного курса десантного училища – десять занятий: гребля на шлюпке, вязание морских узлов, сигнальная азбука флажками, флаги стран НАТО и контуры кораблей вероятного противника. Еще в голове копошились несколько разрозненных фактов, положенных по образованию для лара. Однако и этого скудного запаса было достаточно, чтобы сообразить, что галеры речные и для судоходства вне видимости берегов совершенно не пригодные. Слишком плоское дно, слишком низкая остойчивость. Хорошая бортовая волна тут же приговорит такое суденышко к вечному покою. И еще обратил внимание Сварог, что носы галер, в отличие от таларских обычаев, не украшают ни мифические, ни аллегорические фигуры. И есть на носах странные, обитые медным листом приспособления. Вроде как тараны. А если так, если создатели галер посчитали такое вооружение необходимым, значит, им, создателям, неведомы более хитроумные способы отправления супротивника на дно. И значит, хитроумные амазонки по уровню прогресса относятся самое позднее к железному веку – что посреди цивилизованного Итела выглядит очень подозрительно.