Текст книги "Староста турслета (СИ)"

Автор книги: Александр Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Предложение Валеры Горина стать старостой их, неожиданно возникшего туристского слета, ошеломило Ростислава Княжевича. Он даже опешил, не сразу обретя дар речи. По натуре нелюдимый, Ростислав, увлекшись туризмом, сразу же стал ходить один. Почти сразу: в первый поход ходил с группой, и этот поход укрепил его желание более с группами не знаться. Испробовав все мыслимые виды туризма, Ростислав выбрал-таки горный. Правда, после больших колебаний: водный тянул его сильнее. Но победил здравый смысл: далеко лодку на себе не попрешь. На маршрутах же с хорошими подъездами всегда столпотворение, надежды на уединение нет. Вот горы иное дело. Из других туристов близко сошелся только с Валерой Гориным: тот был хоть и дальним, но родственником его любимой жены. Общался же, разумеется со многими: в те времена с хорошими картами было очень плохо, а потому и обменивались информацией.

– Валера, я же бирюк. Потому и ходил волком-одиночкой. Да и потом только вдвоем с Анечкой ходил. Команд не признаю, да и нет такой команды, в которую я бы вписался.

– Потому тебя и зову, – усмехнулся Валера. – Нам нужен такой староста, чтобы и в туризме докой был, и к одной команде пристрастия не имел. Чтобы никого не выделял, судил-рядил грамотно, но без эмоций. Как раз только ты и подходишь. Да и слеты будут в здешних местах, в лесах, что к северо-западу от платформы Партизанская. От Театральной, где ты теперь обитаешь, рукой подать.

В начале прошлого года, когда после бравых Гайдаровских реформ зарплаты сотрудников академических институтов перестало хватать даже на каждодневную поездку до работы и обратно, в их институте ввели вольный график. В смысле, появился раз в неделю, хорошо, а если раз в две недели, то и так сойдет. Поразмыслив немного, Ростислав и Аня дочь переселили к Аниной матери, сына – к родителям Ростислава, свою московскую квартиру стали сдавать, а сами перебрались на принадлежащую Аниной маме дачу в садоводческом товариществе возле станции Театральная. Теща же пристроила зятя зимним сторожем. Аня занялась переводами для коммерческих издательств, благо отлично знала пять иностранных языков. А сам Ростислав с подачи своего закадычного, еще с институтских времен, друга стал консультировать дипломников. То бишь, писал дипломы студентам, для которых учеба в институте была отмазкой от армии и прикрытием их коммерческой деятельности. Тот же друг поставлял Ростиславу и жильцов, аспирантов первого года, которых в общежитие не селили, ибо сдача комнат торговцам была для института хорошим подспорьем.

Дом, в котором они жили, хотя с виду и был похож на обычный садовый домик, разве что больше обычных, по сути был добротным зимним домом. Строил его Аничкин дед, инженер-строитель. Двойной сруб из бруса с засыпным утеплителем, три слоя листового утеплителя, грамотно сложенная печка позволяли комфортно жить в этом доме и в самые лютые морозы. Загородное житие супругам пришлось по душе. Зимой утречком Ростислав с наслаждением колол дрова, по весне вскапывал землю под огород. Аня уже в феврале начинала готовить рассаду.

– Соглашайся, – поддержала своего родственника Анечка. – Развлечемся на старости лет.

– Ты в старухи не записывайся и на комплименты не набивайся, – Ростислав строго погрозил жене пальцем. – Я-то только второй полтинник разменял, а ты на двенадцать лет моложе меня. Ладно, Валерка, считай, уговорил. Рассказывай, что за слет затеял.

Валера, усмехнувшись, стал рассказывать. Возвращаясь из августовского похода, они познакомились с двумя группами горных туристов, тоже увлеченных северными и сибирскими горами. Если говорить точнее, познакомила их вяземская группа, ехавшая из-за промедления с покупкой обратных билетов аж в трех вагонах. А в московской группе была троица, которую никто не жаловал, да и они сами не желали общаться с остальными. Так что тех троих спровадили в дальний вагон, а объединившиеся группы тусовались то с москвичами, то с Валеркиной группой.

– К безумной радости остальных пассажиров этих двух вагонов, – съязвила Аня.

– Ну, шумновато было, – признался Валера. – Ребята хорошие, сдружились мы, не хотим терять друг друга.

– Ну, а я-то вам зачем?

– Слет есть слет, – улыбнулся Валера. – Прослышат, будут приходить. Не гнать же.

– Гнать не дело, – согласился Ростислав. – Но и перемешивать их с командами не стоит. У вас свои разговоры, далеко не все посторонним слышать надо. У них свои интересы, о которых вам прежде времени говорить не резон. Что ж, давай-ка рассказывай, какое место для слета выбрали, как все организовать думаете. Раз уж быть мне старостой…

Проводив Валеру, Ростислав достал из кармана трубку, набил ее табаком и, присев на ступени крыльца, закурил. Он смотрел в сад, на еще мокрую после дождя дорожку, а видел горы. Горы, такие, какие они в дождь. Ростислав любил дождь в горах. Да, идти труднее, да, иной раз приходилось и отсиживаться в палатке. Тогда он открывал полог, заворачивая его внутрь, устраивался возле распахнутого проема, закуривал трубку и смотрел на горы. Он всегда ставил палатку выходом к горам. В дождь горы размыты пеленой дождя, а их вершины уходят в тучи. Ростислав не понимал видевших в горном туризме только спорт. Для него самым главным было общение с горами, внимание им. Сходив один раз со спортивной группой, он зарекся от повторения такого. Поход был испорчен нарочитым хвастовством о преодолении действительных и мнимых опасностей, ворчанием руководителя на погоду, грозящую сократить маршрут не позволить выполнить норматив. Разве в горах может быть плохая погода? Горы в любую погоду прекрасны и чарующи. Как же хорошо, что и Анечка разделяет его любовь к горам, прикипела к ним всей душой.

Особенно любил Ростислав северные горы. Спецификой института, где он работал, было строгое ограничение сроков отпусков: только летом, начиная с первых чисел июня и чтобы к десятому сентября все уже были на рабочих местах. А еще можно было накапливать отгулы. Ростислав легко научился этому искусству, а потому его отпуск длился шесть недель. Он разбивал их на две части и дважды ходил в горы, чтобы застать и горную весну с началом короткого и бурного северного лета, и самый конец этого лета, стремительно сменяющегося осенью. Всего лишь два раза он изменял северу, сходив на Кавказ. Да, эти горы тоже завораживали. Но все-таки они были не его горами.

В горы, после того, разочаровавшего его, похода с настоящими спортсменами, он ходил один. Боялся, что спутники будут мешать ему внимать горам. Конечно, можно было бы ходить с матрасниками, уходя рано утром в радиалку и возвращаясь уже в сумерках, но тогда надо ограничивать себя в длительности маршрута. Уж лучше одному. Всегда можно изменить маршрут просто потому, что захотелось, можно и дневку устроить безо всякой особой причины: понравилось это место, почему бы и доставить себе удовольствия. И он еще рьянее отказывался от приглашений пойти в поход с той или иной группой. А такие предложения были. В туристской среде Ростислава уже знали, некоторые инструктора настоятельно советовали ему заняться подготовкой новичков, намекая при этом на возможность и подзаработать. Ростислав от таких предложений только отмахивался. Была на то еще одна причина. Поехав после первого курса в стройотряд, Ростислав понял, что он нелюдим. Не то что совсем бирюк, нет. Но была у него потребность уединиться, отстраниться от всех. А как отстранишься, если все время на виду. Честно говоря, надеялся, что в туристской группе возможности уединяться, отстраняясь от всех, у него будут. Черта с два. Еще хуже, чем в стройотряде. Хорошо хоть не разругался со всеми к концу похода. Из-за этого и жил бобылем почти до тридцати пяти лет. Не мог представить себе, что придется делить жилье с какой-то женщиной, видеть ее постоянно. Монахом он, конечно, не был, романы крутил, приводил к себе женщин, благо давно уже жил один. Когда ему исполнилось пятнадцать лет, родители прописали его к дедушке: дабы квартиру не потерять. Вскоре он и переехал к деду, тот после смерти бабушки быстро сдавать стал. Через несколько месяцев Ростислав отвез деда в больницу, а еще через две недели дед и умер. С тех пор жил Ростислав один в двухкомнатной квартире. По тем временам могли подселить к нему кого-нибудь, но его родители занимали приличные должности, с кем надо поговорили, и Ростислава не беспокоили…

…Ростислав вздрогнул, ощутив легкое прикосновение к своему плечу.

– Ты…

– Я, – улыбнулась Аня, подсаживаясь к мужу. – О чем задумался?

– Вспоминаю, как мы с тобой познакомились. Нахлынуло…

Аня прижалась к мужу, положила ему голову на плечо, тихо рассмеялась.

– Все тогда получилось, как в сказке, – прошептала она…

…Романы Ростислав заводил, сразу предупреждая женщину: на серьезные отношения не надейся. Первая ночь почти всегда и была последней, изредка выпадала еще одна. Расставался с женщинами без всякого сожаления. Не то, что любви, даже какой-то привязанности к этим женщинам он не испытывал. Переспал, а через два-три часа забыл даже имя. Некоторые женщины пытались устроить ему скандалы, являлись, звонили в дверь, буянили на площадке. Один раз соседи даже милицию вызвали. Сонный Ростислав открыл дверь, вышел, буркнул: не знаю такую. Женщину, наверное, милиционеры забрали. И поделом ей. Сразу же предупредил: продолжения не будет. Потом смекнул, стал с замужними дамами романы закручивать. Эти уж сами предупреждали: никаких перспектив. Ростислав только усмехался. И вдруг все разом изменилось. Праздновали они юбилей лаборатории, по этому поводу пошли в кафе. Ростислав был не в духе, сидел в самом конце стола, почти не участвуя в общем веселье. Гремевшая музыка досаждала ему, танцующие пары раздражали. Женщины из лаборатории пытались растормошить Ростислава, вытащить танцевать, но он отнекивался. Со сослуживицами романов он не крутил, понимал, чем такое обернуться может. И вот уже под самый конец, когда некоторые уже ушли, а он сидел в каком-то отрешении, медленно потягивая вино: и вечеринка уже осточертела, и домой идти не хотелось. Так вот, подошла к уныло сидящему Ростиславу незнакомая девушка и силком вытащила танцевать. Пошел нехотя. Девушка растормошила-таки его. То, се, слово за слово. Второй танец станцевали, третий.

– Ко мне, конечно, не пойдешь? – брякнул вдруг Ростислав, рассчитывая отделаться от незваной ухажерки.

– Пойду, – задорно сказала девушка.

– Но более чем на одну ночь не рассчитывай.

– Глупо на что-то рассчитывать, даже не познакомившись толком, – рассмеялась девушка.

– Вот как? А то, что спать будем вместе, тебя не смущает?

– А я уже не девушка, – с каким-то вызовом ответила она…

Когда Ростислав проснулся утром, девушка уже хлопотала на кухне. Он вылез из постели, оделся, прошел к ней.

– Садись, позавтракаем, – с улыбкой сказала она ему.

– Родители тебя с собаками еще не ищут?

– Нет, – рассмеялась девушка. – Подруга наврала моим предкам я, что к ней поехала. А телефона у подруги нет.

– И часто ты так?

– Впервые. Поспорили с Ленкой, что я тебя растормошу.

– Выпороть бы тебя за такие шуточки, – буркнул Ростислав.

– А это в следующий раз, – рассмеялась девушка. – Я побежала.

Поцеловала его и выпорхнула из квартиры. Пока Ростислав соображал, что к чему, ее и след простыл. Выбежал из подъезда, туда, сюда, нет ее. Чуть не заплакал от отчаяния. Впервые хотел удержать девушку, да не смог. И с тех занозой засела она в сердце. Больше не приводил Ростислав женщин к себе, не мог представить другую женщину в постели, где была она, не мог. Стал мрачным, замкнутым, раздражительным. В такой ситуации в публичный дом бы сходить, да нет их в Советском Союзе.

Прошло два с лишним года. В августе Ростислав как всегда отправился на Полярный Урал. На этот раз позже, чем намеревался, вернется в Москву только шестого сентября. Причина задержки была уважительная: однокурсник предложил подработать. Отказываться резона не было. Настроение испортилось сразу же, как вошел в вагон. Матрасники едут. Причем худшая их разновидность, те, кого Ростислав презрительно звал баклушниками. Водка, карты, гитара. Эти уж душу всему вагону вымотают. А ехать-то почти двое суток. Одна надежда, что раньше слезут. Плохо, что место его в предпоследнем купе. Будут шастать мимо. Вагон плацкартный, не отгородишься. Ростислав забросил рюкзак на третью полку, залез на свою вторую. Не то, что спать хотелось, а из желания отгородиться от таких попутчиков. И точно, подняв гомон, едва поезд тронулся, колобродили за полночь. Да и ночью шастали. Хорошо еще, что накуролесив, спали долго. Ростислав же проснулся довольно рано, позавтракал, разговорился с соседями. Те до Микуни ехали. Интересные ребята, авиатехники. В Микуни вместе вышли, попрощались. Ростислав еще и потому вышел, что баклушники с воплями и гоготом просыпаться начали. Стоял на перроне чуть ли не до самого отправления поезда, благо проводница не торопила. Ее саму эта компания уже достала. Когда же туалет открыли, мимо пробежала девушка из той компании, закрыв лицо руками. Ростислав хмыкнул злорадно: допилась. Встал и пошел в тамбур покурить. В поезде он сигареты курил, не вязалась трубка с грязным вагонным тамбуром. Вышел в тамбур, а там девушка эта стоит, уткнувшись в дверное стекло лицом, плечи от рыданий сотрясаются.

– Чего рыдаешь? Обидел, что ли кто? – сочувственно и вместе с тем насмешливо спросил Ростислав. – Так в такой компании это запросто…

Девушка резко обернулась.

– Ты?! – воскликнули они разом.

Несколько мгновений они ошеломленно смотрели друг на друга.

– Анечка, ты-то как к этим «туристам» попала? – проговорил Ростислав.

– Ты и имя мое запомнил? – сквозь слезы улыбнулась девушка. – Господи, наконец-то я нашла тебя…

Она уткнулась лицом в грудь Ростислава и расплакалась еще сильнее. Потом они сидели рядом и, перебивая друг друга, говорили и говорили…

…Аня обняла мужа, теснее прижалась к нему.

– Давай вместе вспоминать, – тихо сказала она. – Ты ведь сейчас там, в вагоне…

– Угадала.

– Не гадала, по твоему лицу поняла. Ой, как же глупо тогда получилось. Я так боялась, что ты следом за мной выскочишь, что даже на номер квартиры не глянула. Так будем вместе вспоминать?

– Будем, – улыбнулся Ростислав…

…С проводницей Ростислав договорился легко, она даже не взяла предложенный рубль доплаты.

– Пусть едет. Вагон все равно пустой, – сказала она, махнув рукой. – После Сосногорска я и сама завалюсь спать.

Аня перетащила свой рюкзак к Ростиславу, оставив в нем только свои личные вещи, да свою долю продуктов. Аня рассказала, как долго и безуспешно искала его дом…

– Они же в твоем квартале все одинаковые, – горестно вздохнула она.

…как пыталась наугад найти его квартиру.

– Чуть в милицию не забрали.

Потом вспомнила, что, танцуя, Ростислав говорил о своих походах, что в августе всегда на Полярный Урал ходит. Решила искать его там. В прошлом году с ней ходили подруга с мужем.

– Та самая, Ленка? – улыбнулся Ростислав.

– Нет, другая, Ритка. Она замужем за моим дальним родственником, заядлым туристом. Уверял меня, что на Полярном Урале туристы редки, наверняка найдем. Да не нашли. А этим августом у них не получилось с отпусками. Познакомилась с этими оболтусами. Только в поезде узнала, что они на Приполярный Урал идут, поразвлечься. И только тут до меня дошло, какая же я дура. Ведь надо было попросту в пятницу, субботу и воскресенье провожать все подходящие поезда. А тут еще один из компании стал приставать ко мне, его поддержали. Даже девушки не посочувствовали мне. Я расплакалась, выбежала в тамбур…

В Сосногорске выскочили из вагона первыми, побежали сдавать Анин обратный билет. Выгружавшиеся следом баклушники прокричали Ане в след что-то грубое, но девушка и не вслушивалась, только теснее прижалась к Ростиславу. Когда же подошли к своему вагону, баклушников уже не было. Ночью, когда Печору проехали, Аня приподняла голову и тихо окликнула Ростислава.

– Не спишь? – улыбнулся он.

– Перебирайся ко мне…

Ростислав не заставил себя упрашивать. К его удивлению и восторгу, Анечка лежала голенькая. Он стал бережно ласкать ее, целовать. Когда же они изнемогли в любовной неге, Аня чуть присела и, улыбнувшись Ростиславу, шепнула:

– А ведь я тогда обещала тебе, что при следующей встрече ты меня выпорешь…

– Запомнила? – смутился Ростислав.

– Ага. Так выпорешь?

– Неужели тебе хочется такого?

– Однозначно и не ответишь, – тихо улыбнулась Аня. – Я же без отца росла. И завидовала своим подружкам. И даже тому, что их отцы наказывают. Наша девчоночья компания бедовая была, а потому частенько то одна, то другая признавалась, что ее отец взгрел за проказы. Да и сама не раз слышала, как Соньку наказывали. Она в нашем доме жила. Летом окна открыты, идешь домой и слышишь: папочка, не надо, папочка прости. И так грустно всегда становилось… Мама, когда я чересчур куролесила, только тяжело вздыхала и молча уходила в свою комнату

– А отец твой…

– Я не знаю, кто он. И он даже не знал, что я на свете объявилась. Когда я выросла, мама поведала мне, что слишком долго перебирала женихов. Когда же спохватилась, выбирать уже было не из кого. И чтобы не остаться в старости одинокой, крутанула курортный роман, забеременев, обрадовалась. Вот мы и живем с ней вдвоем. Когда рассказала я ей о встрече с тобой, она и обрадовалась, и пригорюнилась. Смотри, сказала, как бы не получилось, что, бегая за счастьем, от счастья-то и убежишь. А вот не получилось…

…Ростислав вновь набил трубку, не спеша раскурил ее. Аня вдруг лукаво и чуть смущенно посмотрела на мужа.

– Признайся, милый: если бы я тогда сама не заговорила о порке, ты сам…

– Нет, не заговорил бы.

– Я так и поняла. А знаешь, как стыдно было самой просить, чтобы выпорол?

– Догадываюсь. А зачем попросила-таки?

– Скажи, – Аня вдруг смутилась, уткнулась лицом в плечо мужа. – Скажи честно: у тебя после нашей первой ночи другие женщины были?

– Не было. Не то, чтобы не хотел совсем, но не мог представить в своей постели другую женщину.

– А если бы мы не нашли друг друга?

– Не знаю, – нахмурился Ростислав.

Аня вздохнула горестно.

– А я… а я, вот набедокурила. Через год после нашей встречи. С одной компанией поехала за город, на дачу, повеселиться. И повеселилась. Уступила домогательствам одного смазливого юнца. Что обидно, пьяной не была, наваждение какое-то нашло. И ведь верила, что найду тебя…

– Анечка, милая, – улыбнулся Ростислав. – Ведь еще тогда договорились: все, что было раньше, зачеркиваем. Не мучай себя. И тогда не стоило тебе себя корить... Чего это ты сейчас об этом заговорила?

– Корить стоило и стоит, – возразила Аня. – Ведь верила же, верила. До сих пор не могу себе простить. Эх, был бы у меня отец…

Она помолчала немного.

– Я так хотела, чтобы ты стал для меня и добрым, заботливым мужем, и строгим, но справедливым отцом. И ведь так у нас и получилось. Ты и мой муж, и мой папа…

Аня рассмеялась.

– Пошли, милый, в дом. Работать надо. Тебе диплом очередного оболтуса дописывать, а мне переводить глупую повесть какой-то забугорной особы. Пишет эта дурочка о женщине, возбуждаемой поркой. И потому ее героиня постоянно ищет мужчин, согласных ее выпороть. Мерзость. Ростислав, а давай в августе повторим тот наш первый поход. И пусть все-все будет так, как было тогда…

– Все-все? И дорога тоже?

– Нет, – рассмеялась Анечка. – Поедем в мягком вагоне, чтобы с самых первых минут вдвоем. И будем вести себя так, как это хочется нам. Приедем и пойдем так, как и шли в том августе. Ночевку устроим на том же месте. А утром, точно также, как и шестнадцать лет назад, я голышом выбегу из палатки, прижмусь ладонями к стволу лиственницы и чуть смущенно обернусь: где ты, зачем медлишь… А ты, как и в тот раз, потоми, помучай меня ожиданием