Текст книги "Свободное падение"

Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Все началось тогда. Отцы поели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина.

Сэммел вдруг поймал себя на мысли, что рассуждает как настоящий американец, хотя по национальности он русский и родился в России. Давно подмечено, что именно эмигранты в первом поколении – самые ярые патриоты Америки. Но и в России… в том мире, где Запад организовывал перевороты в Иране – здесь, в Сибири, била фонтаном первая скважина, и никто и подумать не мог, что пятьдесят лет спустя здесь, на севере России, будет «горячая точка». Что международные силы будут охранять скважины и трубопроводы, которые сами русские сохранить в безопасности не могут. Что ваххабиты откроют здесь террор. И бандиты будут сидеть в кабаке и навязывать свои правила жизни людям…

Сэммел коротко поклонился и отставил бокал.

– Благодарю за стол и за общество. Я передам ваши предложения своим старшим в точности, как вы их сказали.

– Ыды, дарагой. Аллах с тобой…

Никто не препятствовал Сэммелу, когда он шел к выходу. Когда американец вышел, один из бандитов с размаху наколол на нож пласт медвежатины в желе.

– Лох педальный… – коротко сказал он, – дешевка. Кто его исполнять будет? Могу и я.

– Нэт, дарагой… – сказал авторитет, – ти нэ прав. Он апасен…

Север России. 15 мая 2020 года

Нельзя позволить ядовитым змеям свить гнездо у тебя в саду, даже при наличии молчаливой договоренности о том, что они будут кусать соседских детей вместо ваших. Рано или поздно они вернутся и покусают и вас, и ваших детей.

Генерал Дэвид Петреус

Если Сэммел начинал что-то делать, то он подходил к делу более чем серьезно.

Прежде всего он провел инвентаризацию того, чем он располагал и что ему надо было защищать. На территории региона у него было восемьдесят семь точек, которые он должен был защищать, – это не считая трехсот пятидесяти, с которыми имели дело другие. «Глобал Риск» оказалась впереди всех по количеству точек защиты, остальные были распылены между двадцатью тремя частными охранными компаниями. Как в Ираке – был единый центр обработки данных, только если в Ираке он рейтинговал[37]37
  В Ираке основной работой охраны было сопровождение конвоев. Поэтому существовал центр обработки данных, где собиралась развединформация и каждому маршруту на основе ее присваивался рейтинг безопасности.


[Закрыть] в основном маршруты, то тут основой были регионы. В этом-то и была проблема: в регионах не было ответственного, в каждом из регионов работали разные компании безопасности, они вели разную политику. Не могло не быть так, что боевики об этом не знали и не пользовались этим. Знали и пользовались. Сэммел знал, как обстоят дела с ЧВК, и подозревал, что, по крайней мере, некоторые из менеджеров имели тайные договоренности с джихадистами о предоставлении им каких-то преимуществ, а то и прямой помощи в обмен на то, что они не будут трогать именно его объекты. Еще часть – просто платят, не понимая того, что самим фактом выплат поддерживают террористическое сопротивление. Конечно, можно рассуждать так, что именно это и надо – есть сопротивление, есть и заказы, нет сопротивления – и кто их будет нанимать, спрашивается. Проблема была в том, что сопротивление не ослабевало, а усиливалось. А Сэммел знал, что в общении с ваххабитами не может быть никаких промежуточных договоренностей и компромиссных вариантов. Им нужно все.

Что касается его компании, то она располагала в России пятьюстами четырнадцатью транспортными средствами, из которых четыреста восемьдесят два были на ходу, девятью патрульными самолетами, из которых четыре были кустарно вооружены, сорока семью «БПЛА» тактического класса и одним – стратегического (гражданский вариант Предатора, невооруженный), одной тысячей четырьмястами лицензированными вооруженными охранниками разного класса и примерно тысячей обслуживающего и вспомогательного персонала. Учета оружия не было совсем, были только отдельные записи, из которых Сэммел понял, что группового оружия было около трехсот единиц, большинство из них были пулеметами Калашникова всех модификаций. Компания не связывалась с личным стрелковым оружием, и каждый охранник обязан был иметь свое собственное, за которое и отвечал. На практике это сводилось к походу на базар, по прибытии где и покупали «калашников» модификации 47 или 74. Одним из приказов его предшественника был приказ иметь не менее трехсот патронов и магазины общим числом на сто восемьдесят мест[38]38
  6*30 или 9*20.


[Закрыть] для каждого стрелка. На старших смен была возложена еженедельная проверка этого. Боеприпасы все тоже покупали за свой счет, но по факту – закупались централизованно. Все знали, у кого в городе можно купить боеприпасы, – и «ЧВК» закупались оптом, беря патроны десятками, а то и сотнями тысяч. В отличие от армии деньги тут считали и централизованно патроны на стрельбы не выделяли. Каждый должен был готовиться за свой счет, а потом сдавать норматив. Но Сэммел пометил себе, что систему надо изменить, по крайней мере для групп немедленного реагирования. С этой целью он отправил серба на базар с целью договориться об оптовых поставках тяжелого вооружения – как минимум десять крупнокалиберных пулеметов, столь же снайперских винтовок, если есть – «АГС» и минометы. Особенно «АГС» – в отличие от американцев русские использовали «АГС» намного шире, чем крупнокалиберные пулеметы, и для местного «ТВД» – то, что надо…

Отдельно он взял на учет тех из своих подчиненных, которые проходили службу в серьезных боевых частях, таких как морская пехота США, французский Иностранный легион, итальянские парашютисты, американские «морские котики» и «Дельта», сербские специальные силы, так называемые «специальцы». Так у него получилось восемьдесят семь человек, в том числе тридцать семь – из подразделений первого уровня, так называемого Tier1. Неплохая команда… Вопрос только в том, что они не имеют права действовать активно. Их задача – сидеть на пятой точке ровно и охранять то, что они должны охранять…

Это как амбар с зерном. Если туда повадились ходить крысы, то просто стоять и охранять его бессмысленно. Надо определить, откуда они ходят, и бороться с ними уже там. И если у тебя нет права бороться…

От нехороших мыслей Сэммела отвлек Павич, он привычно вломился в кабинет, даже не постучав. Как и все славяне, он был в общем-то бесцеремонным, тем более Павич, который долго работал с израильтянами, но если ты подружился со славянином, он без колебаний встанет на пути пули, летящей к тебе.

– Есть дело…

– Купил?

– Да… потом об этом. Я кое-кого поспрашивал на базаре, что и как здесь делается…

– Информация с базара вряд ли достоверна и нуждается в перепроверке.

– Да, не об этом речь. Тут есть ребята, которые могут разобраться с исламистами.

– Кто?

– Ну… что-то вроде наших добровольцев.

Сэммел молчал. Серб наклонился вперед, оперся руками о стол.

– Послушай, командир. Мы тут сидим на одном месте и ждем, пока прилетит, так? А они – я это чувствую – зубами рвать готовы. Везде, где бы мы ни воевали, такие были против нас. А теперь могут быть, за нас. Чувствуешь разницу? Тут можно выиграть. Можно!

Сэммел тяжело вздохнул.

– Поговори с ними – чего теряем. Если ребята дельные, я сам с ними буду работать…

Бывший сержант американской морской пехоты встал со своего места, открыл шкаф за спиной, где висел короткоствольный автомат и черная кожаная куртка «Пилот» – на самом деле мягкий бронежилет, держащий сорок четвертый «магнум».

– Поехали. По пути доложишь, что и почем купил. Говорить с ними ты будешь, я послушаю…

* * *

У рынка – несмотря на все имевшиеся здесь бедствия более цивилизованного, чем рынок в том же Карачи или в Средней Азии близ Душанбе или Ташкента, – к ним в машину подсел парнишка. На вид двадцати лет, среднего роста, озлобленные и в то же время затравленные глаза, дешевая кожаная куртка и джинсы. Павич заговорил с ним по-русски, постоянно путаясь в словах и вставляя сербские вместо тех из русского, которые он не знал, а Сэммел просто слушал. Вряд ли этот парнишка даже думать мог, что явный американец… здесь у них было странное прозвище «пиндосы», непонятно, откуда пошедшее, знает русский, наверное, даже лучше, чем он сам.

Это тоже была Россия. Та Россия, которую он оставил. И этот паренек с озлобленными глазами был ее будущим. Черт бы все побрал, лучше пусть будет такое будущее, чем разгромленная страна, возможно, вышедшее из-под контроля ядерное оружие и средства доставки, мечущиеся по стране банды и всякая криминальная мразь, которая считает, что может нанимать компании, входящие в Fortune500, для разработки нефтяных месторождений. Страну кто-то должен ДЕРЖАТЬ. Кто-то должен быть настолько сильным, чтобы обеспечивать порядок. Это то, что они не понимали… гребаные демократы, держащиеся у власти, считали, что во власти должны быть представлены все мнения, а лучшее правительство – правительство коалиционное. Бред полный. Мнение тех, кто приехал сюда на заработки, а потом объявил эту землю своей, взял в руки оружие и атакует объекты нефте– и газодобычи, тоже должно быть учтено? А мнение той криминальной твари, с которой он встречался недавно, – и оно тоже?

Они ехали по городу… город был небольшим, но они петляли, дабы сбросить хвост, если он есть. Потом они въехали в какой-то дворик, застроенный ужасными русскими высотками-муравейниками. Они остановили машину – и к ним подошел еще один парень, примерно такой же, только ростом повыше.

– Это чо, Зуй…

– Побазарить хотят. Дело есть.

– Ты чо, охренел? Кто они такие?

– Этот серб. А это пиндос, наверное…

– И ты их сюда привел?! Зуй, ты чо, охренел?

– А ты чо решаешь?! Пусть Виталь Сергеевич решает…

– Да ты ментов на хвосте привел.

– Не было ментов! Какие щас менты?!

– Ща звякну. Стой здесь…

Пацан отошел, достал мобильник. Да… непуганое детство. Профи давно знали, что телефон с аккумулятором и симкой носить нельзя, после сеанса связи сразу вынимали и то и другое. Но и эти научатся… дай только срок. Сейчас все быстро учатся…

Время сейчас такое…

Пацан вернулся.

– Ща подъедут…

Сэммел незаметно осмотрелся по сторонам, заметил движение на крыше. Уже… чему-то учатся…

* * *

Через двадцать минут подъехали две машины. Старая «Мицубиши Монтеро» и пятидверный местный джип под названием «Нива». Из них вылезли несколько русских, все в одной и той же униформе – джинсы, черные, кожаные куртки, вязаные шапочки, которые удобно раскатывать в маску. Все вооружены – у половины автоматические ружья «Сайга» и «Вепрь», у половины – старенькие, но явно содержащиеся в порядке автоматы. Сэммел мог это сказать с первого взгляда – он видел немало туземных армий и видел, как там обращаются с оружием. Сидят, втыкая в землю магазином, не чистят месяцами, связывают магазины «валетом», вбивают гвоздики в приклад, прицепляют флажок с шахадой или изображение какого-нибудь духовного лидера. Здесь ничего этого не было – оружие содержалось как в армии.

Лидер этих молодых людей был такой же, как и все, его можно было определить лишь по возрасту – около тридцати. Коротко переговорив с тем парнем, который подсел в их машину у рынка, он подошел к ним. Не поприветствовал – просто молча стоял и смотрел на них.

– Добри дан… – Павич протянул руку.

Лидер «русских четников», помедлив, протянул свою.

– Ты кто?

– Военный подрядчик. «Глобал Риск менеджмент».

– Пиндос?

– Нет, серб.

Лидер «русских четников» сплюнул на землю… то ли это было знаком неуважения, то ли слюна во рту скопилась.

– А это кто?

– Старший офицер компании здесь. Сержант морской пехоты США в отставке. Нам надо поговорить.

– О чем?

– У нас общие интересы. У вас – в том, чтобы ваша страна была вашей. У нас – в том, чтобы на прииски не было нападений. Можем работать вместе. Если договоримся, мы окажем вам серьезную помощь… материальную в том числе.

Лидер «русских четников» отрицательно покачал головой.

– Сами справимся.

– Почему не справились до сих пор?

Русский снова сплюнул на землю.

– Не твое дело. Бывай.

– Враг моего врага мой друг, – громко сказал Сэммел по-русски.

Русский, уже повернувшийся, чтобы уйти, заинтересованно повернулся:

– Ты кто такой?

– Твой друг. Моя фамилия Сэммел, до семи лет была Самойлов. Поговорим?

* * *

Для разговора выехали за город. Пригодилось мясо, которое Павич купил на базаре в большом ведре, замаринованное в уксусе. У русских нет понятия «барбекю», они жарят мясо не на решетке для гриля, а нанизывая его на длинные стальные спицы, предварительно долгое время выдержав в уксусе или кефире. Это у них называется «шашлык».

Русские сидели у костра все, и этим они тоже сильно отличались от других. На Востоке говорит амир с амиром, а рядовые моджахеды в сторонке стоят. И это несмотря на постоянное обращение «брат», как они называют друг друга. Брат-то брат… да только на словах. Не верите, езжайте в Дубай, в Саудовскую Аравию, посмотрите, как там «братья с братьями» обращаются. Хотя сейчас уже не посмотришь…

– Предложение такое… – сказал Сэммел, отложив в сторону спицу, с которой он собрал и отправил в рот все мясо – с непривычки, он снимал куски руками, в то время как русские прямо зубами снимали. – Нам нужен кто-то, кто сможет активно действовать в регионе. Контролировать город. Контролировать пригороды. Контролировать незаселенную территорию. Отвечать за нее. Примерно как «Пробуждение» в Ираке.[39]39
  Автор десяти заповедей либерального коммуниста, француз по национальности. Читая его, можно многое понять о современном европейском мейнстриме и нашей принципиальной несовместимости.


[Закрыть]

– Кому это нужно? – спросил кто-то из русских.

– Мне, – спокойно ответил Сэммел, – мне нужно. Согласно мандату и правилам я не имею права вести никакие активные операции в регионе. Все, что я могу, – стоять около объектов, которые я должен охранять, и ждать, пока на них нападут. Только потом отстреливаться, но активно преследовать – я опять-таки не могу активно действовать, когда мне это нужно. Как только во время преследования я потеряю из виду объект, который я охраняю, я должен остановиться. Мне нужны свободные руки. Мой интерес в том, что, если хаджи будут заняты с кем-то еще, у них не будет времени разбираться с моими объектами.

Русские молча смотрели на него.

– Ты хочешь нас купить? – спросил старший.

– Нанять.

В России Сэммелу непонятно было многое, но вот это было из числа из ряда вон. В России слово «нанять» и сам процесс найма казался чем-то постыдным и неправильным. Русские часто использовали слово «купить» как синоним «нанять» – при этом вкладывая в это негативный смысл. Для американца это было непередаваемо дико. Всю жизнь мы либо нанимаем кого-то, либо нанимаемся сами, большая часть людей живет на жалованье – то есть они работают по найму. Что же в этом плохого? И как жить, если нельзя нанимать?

– Вас хочет нанять кто-то еще?

– Ты пришел на нашу землю и нам такое предлагаешь?!

Это сказал уже не старший, другой пацан, на лице которого был шрам. Старший посмотрел на него – и тот заткнулся.

– Я работаю здесь. У меня есть работа, и я могу предложить ее вам. У меня есть враги, и они – ваши враги тоже. В чем проблема?

Русский резко встал. На колени к американцу спланировала бумажка в десять долларов. Жарко дышал костер.

– Лучше сваливай отсюда. По-хорошему…

* * *

– В чем проблема?! – взорвался Сэммел, когда они сели в машину. – Гребаная страна! Здесь половина психи, а другая половина – последние козлы! Ничего нормально не делается, ни о чем не договориться. Полный…

– Это твоя Родина… – заметил серб, садясь рядом.

– Да… мои родители уехали отсюда, когда мне было семь. И я их теперь понимаю. Жить в стране, где все с ног на голову…

Серб дипломатично промолчал. Было уже темно, лучи фар шарахались по сторонам, сполохами высвечивая темную стену ночи.

– Нет, скажи, в чем проблема?

– Ты не поймешь?

– Вот как? Я тупой, по-твоему?

– Нет… – вздохнул серб, – ты американец.

– И что? Мои деньги какие-то другие? С ними что-то не так? Или со мной?!

– С твоей страной. Вы пришли сюда и разрушили все, что было у этих людей. Отняли у них Родину и право жить так, как они хотят. И теперь ты хочешь, чтобы они любили тебя и брали твои деньги за то, чтобы защищать свои же месторождения?

– Они не их.

– Ошибаешься. Сколько бы ни было денег у тех, кто купил эту землю и эту нефть, они здесь гости. А эти ребята – хозяева.

– Они вот-вот потеряют эту землю!

– В том числе и по вашей вине.

Сэммел хотел резко ответить – но не ответил. Сказал совсем другое.

– Слушай, друг… Мы не говорили о том, что произошло с твоей страной в девяностые, и о нашей роли в этом.

– Это не имеет отношения к работе.

– Да? Мы с тобой затыкаем задницами вот-вот готовый взорваться вулкан. Может, завтра нам придется стоять спина к спине.

Серб не ответил.

– Послушай меня, друг. Я не хочу ворошить все это дерьмо. И я не готов извиняться за свою страну… хотя бы потому, что никто и никогда не извинялся за Америку. Если мы начнем извиняться, мы перестанем быть самими собой. Просто ответь мне на один вопрос. Был Советский Союз. И были Соединенные Штаты Америки. Мы сорок лет участвовали в гонке, шли ноздря в ноздрю. В американских школах проводились атомные тревоги, дети бросались под парты. Но так получилось, что мы победили. Так в чем теперь проблема?

– В том, что тебе надо выбрать, друг… где твоя Родина. Здесь? Там? Ты среди победителей? Или среди проигравших?

Сэммел ответить не успел – предупреждающе крикнул водитель, и темнота справа взорвалась огненными трассами. Что-то вроде огненных стрел летели в темноте, нащупывая их машину, били по стеклам.

– Гони, гони, гони!

Опытный водитель что есть дури вдавил газ – в этих условиях выйти из зоны обстрела как можно быстрее важнее, чем открыть ответный огонь. Серб полез назад, там вместо двух дополнительных сидений была встроена бронеклетка, примерно такая, как на иракских «Субурбанах», только покороче. На конвойных машинах назад ставился бронекороб, задняя дверь снималась и заменялась на примитивную, бронированную. При необходимости она открывалась – и стрелок мог вести огонь, прикрывая хвост. В качестве оружия хвостового стрелка обычно использовался «ПКМ».

Серб перекинул сидящему на втором ряду сидений Сэммелу автомат с подсумком, лязгнул затвором «ПКМ». Пули стукали по кузову, но машина сохраняла скорость.

– Ушли! – заорал водитель.

– Давай к офису!

– На шесть чисто! – крикнул серб, выставив назад ствол «ПКМ»…

* * *

 
Слезы капают в чай,
Но чай нам горек без слез…
 

«Наутилус Помпилиус»

Уже у офиса, в относительной безопасности, они насчитали одиннадцать попаданий в машину. Ни одного пробития. Водитель сказал, что увидел слева белый седан, и сразу открыли огонь как минимум из двух автоматов.

– Бандиты, – сказал Павич, пиная колесо.

– Почему так думаешь? – поинтересовался Сэммел.

– Не знали, что машина бронированная. Били по салону – профи стреляли бы по колесам, по двигателю.

– У хаджей тоже не все спецы.

– Да… но хаджи знают, что мы ездим в бронированных машинах, поэтому стрелять по салону они не будут. И в любом, самом забубенном джамаате есть специалист-подрывник. У них его не было – иначе бы нас по асфальту размазало бы.

– Да… расслабились что-то, – подвел итог Сэммел, – больше поодиночке ездить нельзя.

– Это те… бандиты из кафе. С ними надо разобраться.

– Нет, – резко сказал Сэммел, – в свое время.

– Добро…

Серб помолчал и добавил:

– Завтра я поговорю еще раз с русскими. Они согласятся. Я найду нужные слова.

Сэммел кивнул.

– Друг…

– А?

– Я говорил, что США никогда и ни за что не извиняются… Прости, друг. За то, что мы сделали. Мы были не правы…

– Пустое… – Серб прислонился к расстрелянной машине, посмотрел на звездное небо. – Знаешь, сержант, многие думают, что самое страшное наказание – смерть. Но это не так. Самое страшное наказание – это жизнь. Мертвые сраму не имут. А живые живут… и видят. Видят, во что все превратилось. Мы… мы не меньше виноваты в том, что произошло с нашей страной, а больше, чем вы. Бог наказал нас… лучшие лежат в могилах. Худшие живут и видят Сербию, разорванную на части. И ты… И ты, друг… тоже наказан. Жизнью. Так что не извиняйся. Не надо…

Сэммел тоже прислонился к расстрелянной машине и посмотрел на звезды. Он давно разучился плакать… а сейчас хотелось плакать. Да не было слез.

Север России. 15 мая 2020 года

Сегодня напротив Сэммела сидел худой как щепка белобрысый парень лет тридцати с пофигистическим выражением лица и белой челкой при черных волосах. Он был боевым программистом – такая вот редкая профессия, появившаяся лет двадцать назад. Боевые программисты – те, кто идет с передовыми группами и тянет сети, ставит аппаратуру, системы безопасности там, где еще не улеглась пыль от выстрелов. Эти парни должны быть программистами и одновременно разбираться в устаревшем железе, которое может попасться в зонах вооруженных конфликтов, снимать и ставить системы контроля периметра, временные и постоянные, уметь определять точки для видеонаблюдения, знать армейские закрытые сети связи. А желательно – и кое-кого из парней, чтобы в случае чего без лишней бюрократии вызвать пару Апачей или получить интересующую информацию. Этого парня звали Мартин, и он все это умел, а заодно он был неплохим хакером. И по словам Густаффсона, знал кое-что интересное.

– Мартин… – сказал Сэммел, просматривая что-то в своем телефоне, – ты ведь из Голландии, верно?

– Точно, сэр, – сказал парень.

– А здесь зачем?

– А скучно стало.

– Так скучно, что ты украл деньги с карточки мистера Бернсона? – спокойным тоном поинтересовался Сэммэл.

– Я этого не делал, сэр.

– Делал, делал, – сказал Сэммел, – меня даже не интересует, зачем ты это сделал. Ты мог ограбить какого-нибудь туза в Ницце или в Лас-Вегасе, но ограбил менеджера одной из конкурирующих с нами компаний. Меня интересует другое – когда ты просматривал счет мистера Бернсона, ты ничего подозрительного не заметил? Ну, там жизнь не по средствам. Непонятные поступления из левых источников.

Мартин недоуменно посмотрел на нового менеджера региона.

– Соображай, парень. И ни с кем меня не путай. Мое дело – навести здесь порядок, понял?

На лице голландца отразилось недоумение.

– Вы… из ЦРУ, сэр?

– Нет. Просто мы все знаем друг друга… работали вместе, пересекались. У меня и у мистера Бернсона – разные взгляды на обеспечение безопасности. Как-то так. Так что? Есть что сказать, или я в тебе ошибся? Если есть – говори. Я готов выслушать. Мистер Густаффсон сказал, что тебе много есть что сказать о том, что здесь происходит. Например, про то, как кто-то сидит на двух стульях и надеется не упасть…

Парень потряс головой. С ним еще никто так не разговаривал. Он сам по себе – вел маленькую грязную войну против лжи и предательства, как он сам их понимал. Он родился в другой стране и в другом времени, чем эти люди с автоматами, и он верил в то, что один человек может изменить многое, даже почти все. И он искренне верил в то, что никто не имеет права быть отвратительным, как сказал Оливье Мальнюи. Жизнь почти выбила из него это… он уже отчетливо понимал, что отвратительны не конкретные люди, а отвратительна вся система и что самое страшное – те, кого он считал светочами, на поверку оказывались частью отвратительной системы. Но человек хочет верить, несмотря ни на что, и сейчас он видел человека, который был его боссом и одним из ключевых людей в системе безопасности региона, и при этом, он, похоже, готов был присоединиться к нему в безнадежном крестовом походе.

– Начни с малого, парень, – сказал ободряюще Сэммел, тем тоном, какой бы использовал старый комендор-сержант морской пехоты в разговоре с новобранцами, – расскажи мне, как вообще ты здесь оказался. Ты ведь против войны, верно?

– Да, сэр…

– Тогда что ты здесь делаешь? Я посмотрел твое личное дело, это твоя пятая «горячая точка», верно?

– Да, сэр… – голландец с трудом сдерживал слезы.

– Ты просто хотел помочь, верно? Хотел помочь не нам, а тем людям, которые вынуждены здесь жить.

– Да, сэр…

Когда голландец немного успокоился, он стал рассказывать…

Первой его «горячей точкой» был Ирак – он попал туда в первый год начала настоящей войны – две тысячи четвертый. Его наняли как специалиста, он в принципе делал то, что и делают все боевые компьютерщики: тянул сети, устанавливал системы безопасности. Попал он, в общем, случайно – его уволили из «Филлипс», после чего он искал работу и уцепился за объявление в газете. Тогда еще никто не понимал, настолько страшен тот путь, на который они ступают, и те, кто ехал в Ирак, искренне думали, что они едут помогать иракскому народу построить будущее без Саддама. Не получилось только что-то ничего светлого построить…

Он был смелым. Бывают разные типы смелых людей: одни смелы, потому что фанатичны, другие – потому что профессионалы и уважают себя как профессионалов, а третьи – потому что они просто не понимают уровня и характера опасности. Голландец был именно из третьей категории – он шел вместе с группами только потому, что хотел оказаться там, где труднее всего, и делать что-то реальное, а не сидеть при офисе и налаживать скайп, чтобы парни могли сделать видеозвонок родным. А так как он был профессионалом – его научились ценить.

Потом голландец – Сэммел с удивлением узнал, что ему ни много ни мало сорок лет, – начал понимать, что все не так просто. Сначала он стал свидетелем разграбления какого-то иракского провинциального музея. Ирак – страна с богатой историей, и мало кто из иракцев понимал, что вот эти вот пыльные черепки или ваза на закрытом аукционе могут стоить сотни тысяч долларов. Но те, кто пришел в их страну, это хорошо понимали. А если не удастся продать – можно будет выкинуть по дороге. Потом к этому прибавилась еще и отвратительная коррупция, о которой знали все, но никто ничего не делал, потому что из этого корыта кормились все без исключения.

Сэммел отметил про себя, что голландцу еще повезло. Он не стал свидетелем бойни, такой как у школы в Эль-Фаллудже в две тысячи четвертом или на площади Нисур в две тысячи седьмом.[40]40
  Два малоизвестных в России, но знаковых события иракской войны. Собственно, само сопротивление против американцев началось с того, что в 2004 году американцы выбрали в Эль-Фаллудже здание школы в качестве штаба, а когда иракцы пришли протестовать – открыли по демонстрантам огонь, убив более пятидесяти человек. Официально было заявлено, что демонстрантами тоже велся огонь, но независимое расследование показало, что это не так. Бойня на площади Нисур – 16 сентября 2007 года конвой Блекуотер из четырех бронемашин попал в пробку в Багдаде на площади Нисур и, чтобы расчистить себе дорогу, открыл автоматный огонь по машинам и по прохожим на площади, убив больше сорока человек, в основном женщин и детей. Прибывшие на место американские военные зафиксировали, что огонь был открыт без причины, угрозы не было. Ответственности за это никто не понес, хотя инцидент послужил причиной широкомасштабного расследования деятельности Блекуотер.


[Закрыть] Если бы стал – а такое вполне могло бы быть по тем временам в Ираке, – то он мог или покончить с собой, или перейти на сторону боевиков, а такие случаи тоже были. Опытный хакер и специалист по системам безопасности на стороне «Аль-Каиды» – скверное дело…

Потом голландец так и кочевал по «горячим точкам». Сэммел тоже знал, в чем дело, – ты втягиваешься. Война… это нечто древнее и страшное, но в то же время в ней есть что-то такое, что не дает современное общество. На войне ты спишь в палатке, а рядом спит твой сверстник, незнакомый парень, с которым ты поделишься последним куском хлеба и глотком воды и который прикроет тебя от пуль точно так же, как ты прикроешь его, когда припрет. Это чувство братства, которое может знать и чувствовать только тот, кто прошел войну, – в мирной жизни, несмотря на всю политкорректность и толерантность, такого нет. Мирная жизнь – это когда ты ищешь работу, ходишь на нее, надеешься на повышение, платишь налоги, чинишь свой дом и еще десятки других дел, как будто выпивающих тебя изнутри. На войне ты не ищешь работу – работа сама тебя найдет. И право же, смерть – невелика цена за то, что ты можешь вырваться из политкорректного ада.

И чем больше голландец понимал саму суть современной войны, тем мерзее ему становилось. Но остановиться он уже не мог.

– Ты украл деньги Бернсона, чтобы наказать его за то, что он финансирует боевиков? – спросил Сэммел. – Ну же, парень, ты не откроешь Америки. Этот парень в дерьме еще с Ирака. И к тому, что произошло в Казахстане, он руку приложил. Он так работает – на все стороны. Ему важно, чтобы проблем не было у него, и плевать на то, что проблемы будут у всех остальных. Когда американские войска покинули Ирак, американские подрядчики в основном тоже его покинули, потому что было немало проблем с местными властями, да и с местными жителями тоже. Их заменили местные и компании из нейтральных стран. А вот Бернсон и его «Глобал-Х» остались. Как думаешь, почему так получилось?

– Потому, что все полное дерьмо, сэр.

– Да, но мы можем кое-что изменить, верно?

– Как? Это не изменить, – сказал голландец, – все дело в системе, понимаете? Пока есть деньги, пока нефть стоит таких денег – найдутся и те, кто захочет на этом заработать. И плевать как именно, плевать на все.

– Ошибаешься, – сказал Сэммел, – нефть была и сто лет назад, и пятьдесят, и двадцать. Но такого не было. Главное – это люди. Что-то случилось со всеми нами… не со всеми, конечно, а с большинством. Может, мы перестали бояться Бога. Может, сюда просто стали ссылать всех подонков, как раньше ссылали в Австралию и в Штаты. Но надо что-то делать. Каждый должен что-то делать на своем месте. Если каждый из нас не даст спокойно жить и делать свои делишки хотя бы одному ублюдку – жить станет проще. Понял?

– Да, сэр.

– У тебя есть информация на мистера Бернсона?

– Да, сэр. И на других тоже.

– Вот и отлично. Дай ее мне. И больше ничего не воруй – так ты их не накажешь. Сколько ты украл у Бернсона – двадцать штук? Да это его доход здесь за месяц, а то и за неделю. Правдой его можно ударить намного больнее. Понял?

– Да, сэр…

– Иди, работай. Любая информация может пригодиться. А сейчас собери мне свежие материалы по бандподполью и сведи все на носитель. Самое свежее.

– Понял, сэр…

Бывший хакер встал со своего места, пошел к двери, но на полпути остановился.

– Э… спасибо, сэр.

– За что? – не понял Сэммел.

– Я думал… таких уже нет.

– Каких – таких?

– Таких, как вы, сэр. Кому не все равно.

И пока Алекс Сэммел думал, что бы это обозначало, голландец закрыл за собой дверь…

* * *

Местное отделение подразделения полиции особого назначения квартировало на окраине города, в каком-то неказистом и невзрачном двухэтажном здании. Ворота были выкрашены синей краской, и на них желтым был нарисован герб России. Он был пробит пулями в двух местах, и на стенах тоже были видны следы от пуль.

Когда они подъехали – а теперь их конвой состоял еще из одной бронированной «Тойоты» и тяжелого пикапа «Форд» с турелью для установки «ДШК», но пока без самого пулемета (он лежал в кузове), – на воротах отреагировали. Стоящий у ворот БТР в черно-белом городском камуфляже повернул башню и уставился на них рыльцем спаренной пулеметной установки. Этот тип БТР был вооружен не обычным пулеметом пятидесятого калибра, а «КПВТ», русским крупнокалиберным пулеметом особой мощности. По пробивной силе «М1» он превосходил вдвое.

– Сэр…

– Стоять на месте… – скомандовал Сэммел.

Незримая и безмолвная дуэль длилась несколько минут, после чего ворота открылись и вышли двое. Один – ему можно было Халка играть без проблем – остался у ворот, держа на весу русский пулемет «Печенег», а второй – придерживая автомат, направился к ним. На обоих были типичные для русских серо-синие камуфляжи, чем-то похожие на камуфляжи ВМФ США, только цвета не такие яркие.

Ловко придерживая автомат, боец – судя по погонам, первый лейтенант – постучал в окно «Ленд Крузера».