355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Афанасьев (Маркьянов) » Последний Бастион » Текст книги (страница 9)
Последний Бастион
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 17:42

Текст книги "Последний Бастион"


Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

7.50 по местному времени.

– Равняйсь!

Несколько сотен партизан, одетых в старую советскую маскировочную форму (поставленную бесплатно сражающимся с расизмом угнетенным чернокожим) послушно вытянулись на импровизированном плацу, пытаясь держать строй.

Шадрах, политический комиссар района с недовольным видом расхаживал перед строем.

От обычных бойцов он выделялся синим джинсовым костюмом, которые считались шиком среди партизан и набором из трех ручек в нагрудном кармане – признак командира.

Полгода назад он вернулся на родину из Москвы, где учился в закрытом учебном заведении, телефона и адреса которого не было ни в одном телефонном справочнике Москвы. Русские инструкторы научили его: если чувствуешь что дело дрянь – значит, так оно и есть. И сейчас Шадрах чувствовал, что дело дрянь, объяснить в чем проблема он не мог – но чувствовал. Из-за этого он спал вполглаза уже третий день, сильно устал и сейчас искал, на ком бы сорвать свою злость.

– Окрестности проверили, как я вам вчера приказал? – спросил он Джока, командира местной разведки – Да, товарищ Шадрах! Все чисто!

На самом деле чисто не было. Примерно в семистах метрах от выстроившихся на плацу партизан росли два небольших кустарника. По крайней мере, со стороны это так казалось. На самом деле, два скаута Селуса уже несколько дней следили за лагерем.

Дважды они просачивались сквозь минные поля и оборонительные заграждения лагеря, один раз уходили – нужно было выйти на связь со штабом и сообщить разведанную информацию. Не могло быть и речи о том, чтобы выходить на связь с территории лагеря. Передав информацию, они вернулись, только уже на другое место.

– Надо уходить – сказал один из скаутов так, что его и за два метра не было слышно. Но напарник понял – а то сейчас и нас поджарят заодно с террами.

Низкорослые кусты медленно двинулись назад, отдаляясь от лагеря.

Смерть пришла внезапно и страшно. Шадрах только собирался распускать построенных курсантов на занятия, как вдруг над лагерем раздался тот самый, нарастающий гул, который парализует новобранцев и снится профессионалам в их цветных снах о войне.

В отличие от курсантов Шадрах, воевавший уже седьмой год, сразу понял, что означает этот звук.

– Ложись! – дико выкрикнул он, падая ничком на землю.

В следующую секунду плац буквально разорвался на части от одновременно взрыва нескольких бомб. Сила взрыва сразу нескольких бомб на крохотном пятачке земли была такой, что даже лежащего Шардаха отбросило на несколько метров тугой, горячей стеной воздуха. В воздухе, словно тени, разрывая пространство воем турбин мелькнули "Хантеры". Родезийские, больше некому. Сверху на Шадраха плюхнулось что-то, посмотрев он с ужасом опознал в вымазанном кровью и грязью предмете оторванную человеческую голову. И тогда, моментально забыв все, чему его учили в Москве, Шадрах дико, по-звериному завыл…

Десантная эскадрилья – Приготовились!

Выкрашенные в маскировочный цвет, нагруженные как мулы, солдаты родезийского спецназа встали, выстроившись перед дверью. Самолеты низко, на пятидесятиметровой высоте шли над выжженной солнцем и войной землей двери были открыты и знакомые запахи родезийского буша наполняли самолеты. Де Вет был выпускающим во втором самолете эскадрильи, сейчас он стоял у самой двери, внимательно рассматривая стоящих в плотной цепочке солдат. Через час решится, победят эти солдаты или умрут, если что-то пойдет не так. И его судьба неразрывно связана с ними.

Поскольку противник превосходил численностью родезийский спецназ в двадцать – тридцать раз, компенсировать это можно было лишь выучкой, стойкостью и огневой мощью. С выучкой и стойкостью что у скаутов, что у САСовцев всегда был полный порядок. Что же касается огневой мощи… Она должна была быть максимальной, поэтому солдаты взяли все пулеметы, которые удалось найти, в том числе и трофейные. Часть солдат была вооружена штатными MAG-58, кому не хватило их вооружались, чем придется. Со складов трофеев забрали все ручные пулеметы Дегтярева – их в большом количестве изымали у партизан, родезийцы это оружие уважали. Легкий, и в то же время мощный пулемет с питанием лентами – на тот момент аналогов ему не было. Прекрасное средство для огневой поддержки групп, которые ходят на разведвыходы в пустыню. MAG-58 конечно мощнее, но и весит в два с лишним раза больше, это если не считать вес боекомплекта. А в буше транспорта нет – все приходится носить на своем хребте. И после нескольких многочасовых переходов проклянешь каждый лишний грамм веса своего оружия и снаряжения.

Поэтому родезийцы широко пользовались легкими и надежными АКМ и РПД. Были и РПК – ручные пулеметы Калашникова – но их было мало.

Сейчас солдаты напоминали нагруженных мулов. У каждого – пулемет, ленты к нему в десантном рюкзаке, взрывчатка. У каждого за спиной – мешок парашюта. Запасных парашютов ни у кого не было – прыгали с малой высоты, и при отказе основного времени открыть запасной все равно не хватало. В шутку, солдаты родезийского спецназа называли себя "живыми бомбами" – Минута до высадки!

В салоне самолета замигала лампочка, двигатели взревели – самолет повело вверх.

Набирали высоту десантирования. В открытый проем десантного люка был отчетливо виден столб густого черного дыма, прорываемый у земли всполохами огня, стоящий над вражеским лагерем. Спецназовцы улыбнулись – значит, противник уже основательно потрепан и деморализован. Негры авианалеты переносили плохо, сразу впадали в панику, часто бросали оружие и разбегались. Тем легче будет десанту.

Самолет встал в вираж.

– Пошли! – крикнул Роджер, и бойцы бросились вперед, один за другим исчезая в открытом десантном люке. Десантировались с интервалом времени одна секунда. Это было против всяких правил, столкнуться в воздухе в этом случае было проще простого – но иначе быстро создать плотную и правильную заградительную цепь невозможно. Перед глазами мелькнула последняя, в пятнистом комбинезоне спина – и сразу же Роджер бросился в открытый люк. Поток воздуха от самолета мгновенно закрутил его и понес, десантировались со ста пятидесяти метров и земля приближалась со страшной скоростью. Отработанным движением де Вет рванул на себя кольцо парашюта – и в ту же минуту почувствовал сильнейший рывок. Падение затормозилось. Выдохнул – парашют, как и всегда не подвел.

Роджер огляделся по сторонам – небо было белым от куполов, приземлялись неправильной строчкой, как и было задумано. Ветра почти не было – это тоже плюс, хотя при десантировании на сто пятьдесят метров разнести в стороны десант у ветра просто не хватило бы времени.

Земля. Роджер сгруппировался в последний момент, и почти сразу же почувствовал сильный удар об землю. Сразу же упал на бок, гася силу удара, перевернулся.

Больно ударился об висевший на груди РПД. В паре метров от него на земле безжизненно опадал купол парашюта.

Командовать смысла не было – каждый солдат знал свою задачу и свое место в цепи.

Приземлился – первым делом отстегни парашют, затем проверь и заряди оружие.

Затем занимай свое место в цепи, как это много раз отрабатывалось на учениях. И вперед – к наградам или смерти. Или к тому и другому одновременно. Жизнь – штука непредсказуемая…

Роджер нескольким заученными до автоматизма движениями перекинул пулемет в боевое положение – ремень на левом плече, левый локоть прижимает к боку приклад, левая рука на рукоятке управления огнем, палец на спусковом крючке, правая рука ложится на цевье сверху. Пробежав несколько шагов, занял свое место в цепи, место командира. Впереди бушевало пламя, напалмовые бомбы, сброшенные за несколько минут до приземления десанта подожгли траву в буше и некоторые постройки лагеря, дым расползался, застилая окрестности черной жирной пеленой.

Впереди, в черной пелене мелькали мечущиеся в панике черные тени, их было много.

Над лагерем еще кружили Сессны, поливая горящий лагерь очередями из пулеметов и сбрасывая легкие, пятидесятикилограммовые бомбы. Как только десант двинется вперед, они улетят.

– Вперед!

Цепь родезийских солдат двинулась вперед, простреливая пространство перед собой короткими, скупыми пулеметными очередями. Треск огня смешался с грохотом десятков пулеметов. Удивительно, но со стороны лагеря сосредоточенного огня не было, раздались только одиночные выстрелы. Охваченные паникой, потеряв еще до приземления десанта до тысяч человек, террористы организованного сопротивления не оказывали, они метались по территории горящего лагеря в панике. Кое-кто даже додумался бросить оружие. Спецназовцы отчетливо видели, как некоторые терры мелкими группами, беспорядочно стреляя из автоматов длинными очередями, бросались на наступающие цепи родезийцев – и падали, скошенные пулеметным огнем.

Буш тлел под ногами, обжигая ноги, мелькающих в черной пелене впереди теней становилось все меньше и меньше.

– Они пошли!

Крикнул кто-то стоящий на самом краю цепи, ему было видно лучше всего – но крик этот донесся до всех солдат. Значит, операция развивается по плану. Поняв, что с трех сторон на лагерь наступает родезийский десант негры, как и было задумано, бросились скученной, неуправляемой толпой в четвертую сторону. Говорить об организованном отступлении было смешно – это было именно паническое, беспорядочное, стадное бегство.

И, только выбежав из горящего лагеря, когда дым не застилал небо, неуправляемая толпа негров в ужасе остановилась – впереди, метрах в пятистах над полем боя, словно стрекозы плотной цепочкой зависли десять небольших, странно выглядящих вертолетов. Те, кто уже имел боевой опыт противостояния родезийцам, поняли, что сейчас произойдет.

Грохот десятка малокалиберных автоматических пушек, установленных на вертолетах, перекрыл все звуки боя. Словно десять огненных бичей, очереди хлестанули по обезумевшей толпе, вырубая в ней кровавые просеки. Часть боевиков бросилась обратно в лагерь – и нарвалась на уже достигших горящего лагеря пулеметчиков.

Смерть была и в воздухе и на земле, и спереди и сзади. Смерть была везде.

Роджер де Вет присел на одно колено, сменил ленту в своем пулемете, стараясь не прикасаться к пышущему жаром перегретому стволу. Огляделся по сторонам – его товарищи вели огонь куда то вперед, неприцельно сквозь густой дым. Вся земля вокруг была словно взрыхлена гигантским плугом и плотно завалена разорванными и сгоревшими телами убитых террористов. Огонь напалма уже почти утих – но тела чадили, наполняя воздух непередаваемым зловонием, смесью запахов горящего человеческого мяса, напалма и сгоревшего пороха. Навязать бы платок, закрыв рот и нос – дышать было совсем нечем – но времени не было. Поднявшись на ноги, де Вет спокойно пошел вперед, пулемет вибрировал в руках как живой, посылая очередь за очередью вперед, в дымящуюся мглу.

– Они улетают!

Шадрах, которому удалось уцелеть после налета, и который сейчас лежал на земле, навалив на себя в качестве защиты два трупа своих соратников, осторожно поднял голову. Вертолеты улетали – кончался и боезапас и топливо. Но свое дело они сделали – тлеющий буш был буквально завален телами, разорванными пушечными залпами.

– Товарищ Шадрах!

Шадрах обернулся – измазанный своей и чужой кровью, еле стоящий на ногах Джок смотрел на него, опираясь на Калашников.

– Десантники уже в лагере! У них пулеметы! Что делать, приказывайте!

Шадрах огляделся по сторонам. Те, кому удалось уцелеть при авианалете и потом выжить под потоком снарядов с вертолетом уже не были солдатами. Это было обезумевшее стадо. Конечно, родезийцев в лагере мало, очень мало… Но штурмовать лагерь с полностью деморализованным личным составом… Это было если и не самоубийство, то нечто близкое к нему. Кроме того, кому то еще придется отвечать за разгромленный лагерь…

– Уходим! Быстро, пока не вернулись вертолеты!

Оставшиеся в живых, кто бегом кто ползком, кто как мог, бросились в буш, выбираясь из пылающего ада.

– Стоп, стоп… – капитан Роджер де Вет остановил группу бойцов, которые были уже на самой окраине лагеря – вы куда это собрались?

– А разве операцию преследования организовывать не будем – спросил один из скаутов, весь перемазанный кровью и гарью, с обгоревшими волосами на голове – Оставить! – резко сказал де Вет – дело сделано! В буш не ходить, отступающего противника не преследовать! В буше можно нарваться на засаду! Дело сделано, теперь наша задача – собрать трофеи и чисто уйти! Вернуться в лагерь!

Пробурчав что-то нецензурное, скауты подчинились.

– Капитан де Вет! – к Роджеру подбежал Майк, один из САСовцев из его группы, есь вымазанный, в рваном обгоревшем камуфляже, наглотавшийся дыма, но довольный как черт – гляньте-ка что мы нашли в одном из бункеров!

– Не заминировано?

– Не успели, сэр! – Майк только что не подпрыгивал на месте от радости – вы только гляньте!

Роджер де Вет отложил в сторону пулемет, осторожно спустился по выкопанным в земле ступенькам в темный блиндаж.

А молодцы… Строили явно на совесть – крыша в два наката и полметра земли над ней – не всякая бомба пробьет. Блиндаж был большим, в нем могло бы поместиться человек сто, наверное. Стены были полностью заставлены зелеными ящиками – Роджер знал, что в таких ящиках Советы поставляют террам боеприпасы. Но самое главное – на утоптанном земляном полу блиндажа в рядок стояло настоящее сокровище – несколько советских крупнокалиберных пулеметов ДШК в смазке и, чуть подальше стояли длинные продолговатые ящики с РПГ. Хмыкнув, капитан де Вет выбрался из блиндажа. Действительно, удачно зашли на огонек.

– Сэр, еще четыре ДШК на огневых позициях по периметру лагеря стоят, почти в смазке! Ребята сейчас снимают! И другого всего много!

– Значит так – рассудительно и спокойно, как и подобает командиру, сказал капитан де Вет – вызывай Леопарда (позывной штаба операции)! Сообщи: дело сделано. Имею много ценных трофеев, нуждаюсь в транспорте для их вывоза. Пусть пришлют транспорта как можно больше. Все что можно вывезти – собрать на посадочной площадке, остальное заминировать. Саперы пусть начинают работать уже сейчас. Камня на камне не оставим от этого лагеря!

Родезийцы прочесали территорию базы Шимойо, взорвали или подожгли практически все постройки, склады, технику (включая 15 автомобилей), а то вооружение, которое представляло особую ценность, увезли с собой, в частности, 13 крупнокалиберных пулеметов ДШК. Потери родезийцев составили всего-навсего 12 человек убитыми и ранеными, потери негров превысили две тысячи человек, остальным удалось убежать. Вот что значит правильно спланированная и правильно осуществленная атака. 185 бойцов спецназа при минимальной авиационной поддержке разгромили 6 тысяч боевиков.

Пакистан

Зона племен 11 июня 2009 года Белая полноприводная Тойота Ланд Круизер, самое популярное транспортное средство в Пакистане у политиков, наркоторговцев и прочих богатых людей, глухо урча неприхотливым, но тяговитым дизельным мотором, поднималась по проселочной дороге к затерянному в предгорьях селу.

В машине сидели пятеро. Четверо – все как на подбор молодые, не старше тридцати, безбородые, поджарые, в национальной пакистанской одежде серого цвета. Один из них сидел за рулем, остальные сидели на пассажирских сидениях мрачно зыркая по сторонам, будто пытаясь высмотреть засаду за придорожными валунами.

Их имена никого не интересовали, да и сами они редко пользовались именами, гораздо чаще – кличками и псевдонимами. Все они принадлежали к одному и тому же роду племени пуштунов – гордого горского народа, жившего по обе стороны афгано-пакистанской границы и веками борющихся за создание "Пуштунистана", состоящего из нескольких провинций Афганистана и нескольких провинций Пакистана.

Несмотря на молодость, руки у каждого были по локоть в крови. Работы в высокогорных провинциях, что Афганистана, что Пакистана никакой не было, все, что могло хорошо расти на такой скудной каменистой почве – это конопля и опийный мак. Вокруг наркотиков и крутилась вся жизнь в этих провинциях. Они охраняли плантации мака, караваны с наркотиками (а водить караваны с наркотиками было делом опасным, лихих людей с автоматами и пулеметами хватало, что в Афганистане, что в Пакистане), самих боссов наркомафии. И иногда, в качестве подработки участвовали в нападениях на базы и конвои международного контингента войск в Афганистане. Одному из них даже выпала честь отрезать голову солдату, захваченному в заложники. Все это снималось на видеокамеру, потом видеоролик разошелся по всему арабскому Востоку.

Сегодняшнее задание было простым, и дал его сам Аль-Муазиб (мучитель – прим автора) – такова была кличка регионального полевого командира движения "Талибан".

На машине надлежало доехать до Исламабада, там оставить оружие на квартире у верного человека. Собаки, продавшиеся врагам, да покарает их Аллах, установили блокпосты на дорогах и обыскивали машины. Но теракты не прекращались – и в армии и в полиции и в военной разведке было очень много людей, помогающих исламским экстремистам, а кое-кто и сам был исламским экстремистом, проникшим в спецслужбы по заданию руководителей своих террористических ячеек. Потом надо было подъехать к аэропорту Исламабада, соблюдая осторожность и ни во что не ввязываясь. Там к ним в машину сядет человек, кто именно – знать не надо, номер машины он знает и сам ее найдет. После этого, следовало забрать оружие и довезти гостя до дома, указанного эмиром. При этом нужно защищать гостя от всяческих невзгод, от возможного ареста любой ценой, а если потребуется – то и отдать за него свою жизнь. Задание было странным, но вопросов задавать было не принято…

– Ас-салам алейкум – войдя в комнату, коротко произнес гость. Вообще, по нормам ислама он должен был поздороваться полным приветствием (Ас-саламу алайкум ва рахмату-л-Лаху – так один правоверный должен приветствовать другого по нормам ислама – прим автора), но тот, кто был перед ним, лишних слов не любил.

– Ва алейкум ас-салам – ответил гостю Хасан Салакзай начальник полиции провинции Белуджистан, один из самых опасных людей в Пакистане. Он сидел на коленях, поджав под себя ноги, как это было принято на Востоке. Лицо Салакзая пересекали несколько страшных шрамов, одной руки у него не было. Было странно видеть такого уважаемого и известного человека в этом доме, не самом богатом с виду. Но гость встречался с Салакзаем уже не первый раз и каждый раз в разных местах. Было известно всем, что талибы приговорили Салакзая к смерти за разгром нескольких боевых групп, действовавших в провинции, и поэтому начальник полиции вынужден соблюдать осторожность. Однако время шло – а Салакзай оставался в живых, словно заговоренный.

Сейчас Салакзай показал гостю на место напротив себя. Гость с достоинством опустился на толстый, сильно вытоптанный ковер (Странно, но в тех краях ковер тем ценнее, чем он сильнее вытоптан – прим автора), приняв такую же позу, как и Салакзай. В этот момент с деревенской мечети поплыли в воздухе хриплые переливы азанчи (азанчи – тот, кто поет азаны, призывая правоверных совершить намаз, который, как известно, совершается пять раз в день – прим автора), но ни один из сидящих друг против друга людей не встал на колени лицом к Мекке. Несмотря на то, что оба они считали себя ревностными и правоверными мусульманами, намаз они совершали редко и нерегулярно. Считалось, что убийство одного неверного на пути джихада заменяет тысячу намазов. А они – и гость, и хозяин, убили столько, что могли не совершать намаз до конца своей жизни. Но еще больше они собирались убить в будущем, несоизмеримо больше.

– Я привез хорошие новости, шейх! – сказал гость и в его голосе, если хорошо прислушаться, можно было уловить скрытую радость, которую он, однако старался не показывать – кажется, поиски начались! Недавно старший из братьев, Адриан де Вет прибыл в ЮАР и младший из братьев, Николас его встретил в аэропорту! Я сам наблюдал за самолетом, на котором прилетел старший из братьев. Но из здания аэропорта он не вышел, вместе со своим братом они выехали через служебные ворота.

Понимающий человек, если бы ему довелось подслушать этот разговор, немало бы удивился тому факту, что гость назвал Хасана Салакзая, начальника полиции продавшегося неверным собакам, не кем-нибудь, а шейхом. Ведь в тасаввуфе (суфизме, мистическое течение в исламе – прим автора) право на обращение "шейх" имели только самые уважаемые люди, лидеры исламских общин, видные богословы, имевшие право давать своим мюридам (ученикам – прим автора) иджаза (разрешение – прим автора) на наставничество в вопросах богословия. Тем не менее, гость назвал Салакзая шейхом совсем не случайно.

– Что же случилось потом? – спросил Салакзай спокойным и внешне отстраненным тоном.

– Потом мы проследили за братьями до Александрии, где младший брат отнял у местных бандитов деньги за партию алмазов, а старший брат прикрывал его с оружием в руках. Мне очень помогли наши братья по джихаду из PAGAD (People against gangsterism and drugs, люди против гангстеризма и наркотиков, радикальная исламская организация, в которую входят негры– экстремисты..

Организация террористическая, во многих странах запрещена. При ее создании, финансировалась Ливией, но теперь имеет тесные связи с Аль-Каидой – прим автора), да продлит Аллах их дни!

Салакзай никак не отреагировал на здравицу Аллаху и на похвалу черных братьев по джихаду.

– После этого они выехали в сторону их фермы, принадлежащей Николасу де Вету и находящейся на самой границе с Намибией. Мы не стали следить за ними. Но недавно, доверенный человек сообщил нам, что по дороге братья попали в переделку, и один из них старший ранен, но поправляется. Думаю, что в ближайшее время они тронутся в путь. Мои люди осторожно следят за фермой и готовы атаковать ее в любую минуту.

– Атаковать не надо – ответил Салакзай после нескольких минут раздумья – ты должен сделать вот что. Как можно быстрее собери группу… У тебя ведь есть друзья в Алжире?

Гость утвердительно кивнул.

– Вот их и собери, человек тридцать-сорок. Из тех, кто знает пустыню и умеет в ней воевать. Я думаю, скоро братья тронутся в путь. Ты должен проследить за ними, куда бы они ни пошли. И когда они придут к точке назначения – ты должен убить их и забрать то, что они найдут. Это важно для нашего общего дела, иншалла!

– Иншалла! – эхом повторил гость.

Хасан Салакзай был старым, испытанным бойцом. В восемьдесят седьмом году бойцы разведывательно-диверсионной группы специального назначения Советской армии почему то не добили его, решили что с оторванной рукой он сам истечет кровью и ушли. Не стали тратить пулю. Иногда эта ночь приходила к Салакзаю в страшных, цветных снах – истошные крики "Аллах Акбар!", красные нити трассеров, разрезающие ночь, кинжальный огонь автоматов и пулеметов шурави, близкий разрыв гранаты… Но Салакзай выжил, единственный из всей группы моджахедов, напоровшихся той страшной ночью на засаду советского спецназа. Сделав из веревки жгут и остановив кровь он больше десяти километров прошел по неприступным горам, и вышел все-таки к базовому лагерю моджахедов. За руку он отомстил – после того, как вернулся из госпиталя, он купил на приграничном базаре пять пленных советских солдат, привез их в лагерь моджахедов и под вой разъяренной толпы отрубил головы саблей. Доказав тем самым, что мужчина даже с одной рукой остается воином. Командование ОКСВ (Ограниченный контингент советских войск в Демократической республике Афганистан) довольно скоро узнало об этом и за беспощадным воином ислама начал охотиться спецназ. Восемьдесят восьмой год должен был стать для него последним – но русские ушли, оставив разорванный гражданской войной Афганистан в покое.

Русские ушли, а Афганистан остался. В Кабуле все еще сидел режим Наджибуллы, против него надо было воевать – но полевые командиры моджахедов почти сразу перессорились. Присутствие Советской армии было тем фактором, который цементировал афганское сопротивление, превращал его в монолит, воюющий по одну сторону баррикад. Не до ссор, когда на штурмовку твоей позиции заходит Ми-24. А вот когда русские ушли…

Когда русские ушли, полевые командиры разрозненных групп моджахедов разом вспомнили старые обиды, немало которых накопилось за время войны. Кто-то в окопе сидел, а кто-то – на пресс-конференции. Некоторым полевым командирами даже дали прозвище – "командиры Гуччи" (Гуччи – итальянская линия одежды для мужчин, очень дорогая – прим автора) Кому-то недодали спонсорских денег, кто-то кого-то случайно обстрелял. А кто-то кого-то – и неслучайно. Вспомнились и старые обиды – у прадеда коня украли, у деда жену увели. Кровная месть у горцев могла продолжаться столетиями, и сейчас она вспыхнула с новой силой. Да еще спонсоры войны, прежде всего американцы, решили, что раз Советский союз ушел из Афганистана – значит выделять деньги и финансировать движение моджахедов уже не нужно. Вздохнув с облегчением – все-таки эта война немало вытащила денег из американского бюджета – американцы ушли. Ушли, наивно надеясь, что разбросанные ими камни соберет кто-то другой, а с теми, кого они обучали убивать неверных, они больше никогда не встретятся.

Нужно было принимать решение – что делать дальше. К кому из моджахедов примкнуть.

В одиночку быть было невозможно, человек без поддержки какой-нибудь вооруженной экстремистской группировки превращался в овцу в середине стаи волков.

Хасан Салакзай сделал выбор. В госпитале, куда его доставили едва живого и уже не надеялись, что он выживет, его оперировал опытный доктор-хирург, невысокий, полненький с круглыми очками, которые у него так и норовили сорваться с переносицы. Даже после операции все ждали, что Салакзай умрет – но он выжил. Он выживал вопреки всему, он выжил даже вопреки самой смерти, представшей перед ним той страшной ночью восемьдесят седьмого в образе того русского в помятой "афганке" с серьезным, даже суровым выражением лица и пулеметом Калашникова в руках.

Значит, он не все еще выполнил на пути Аллаха, не все…

Доктор, заинтересованный скорым выздоровлением больного, которого он считал безнадежным, и который не потерял силы духа, даже потеряв руку, начал все чаще и чаще приходить к кровати Салакзая. Доктор по национальности был египтянином и почти не знал пушту, но за пару месяцев они как-то научились общаться на дикой смеси арабского и пушту. Можно даже сказать, что они стали друзьями.

И однажды доктор пришел не один. Вместе с ним к кровати Салакзая подошел еще один человек – высокий, худощавый с длинной бородой и глазами библейского пророка. Он уже тогда был хорошо известен – сын саудовского миллионера, наследный принц строительной империи, он бросил шикарную жизнь и приехал в Афганистан, чтобы простым солдатом сражаться на пути джихада. Пример, заслуживающий подражания, он уже тогда выгодно отличался от афганских полевых командиров, погрязших во внутренних дрязгах и наркоторговле. Втроем, они проговорили до утра, и этот разговор Салакзай помнил до сих пор в мельчайших деталях. Поэтому когда ушли русские, Хасан Салакзай снова нашел лечившего его доктора и спросил, не может ли он быть ему чем-нибудь полезным. Тот ответил, что ему будут полезны все люди, которые готовы вступить на путь вечного джихада с неверными собаками. Но у каждого – свой путь священной войны. Например, для него будет очень хорошо, если он устроится в полицию, чтобы помогать своим братьям по вере.

Звали этого доктора Айман Аль-Завахири…

Когда гость ушел, Хасан Салакзай неспешно налил себе чая из древнего медного чайника. Пригубил ароматную, терпкую жидкость, напряженно размышляя. Эмир, как его называли только самые приближенные, был прав, впрочем, как и всегда. В голове Салакзая звучал его голос, слова, которые он сказал при встрече несколько месяцев назад: "Мы должны найти этот самолет – и тогда на нашу борьбу снизойдет благословение Аллаха! Ты должен сделать это! В этом – твое предназначение, твой путь к Аллаху! Иншалла!" Иншалла…

Южно-африканская республика

Район Карру, ферма "Редбуш" 28 июня 2009 года – Ну что, док. Пришла пора помирать – или протяну еще немного?

Марина изучала рану, к этому времени совсем затянувшуюся, прикасаясь к ней своими сухими прохладными пальцами. Как ни странно, боли ее прикосновения не вызывали. Вообще.

– Больно? – Марина нажала посильнее – Приятно… – улыбнулся я, когда такая женщина прикасается…

Фыркнув, Марина убрала руку – Я смотрю, вы уже совсем поправились, мистер де Вет старший. Думаю, какое то время вы еще протянете, если не будете влезать во все, попадающиеся на пути переделки.

Мистер де Вет старший… так меня еще не называл никто.

– Вообще, мистер де Вет старший – это мой отец. Меня же можешь называть просто Эд, как это принято у нас в Америке. У нас не любят церемоний.

– Да и у нас здесь все по-простому – улыбнулась девушка – но мне уже надо идти…

Проводив взглядом девушку, которая мне нравилась все больше и больше, я вышел из дома и огляделся, стараясь понять, что же на самом деле здесь происходило…

Оправляясь от ранения, я прогуливался по самой ферме "Редбуш" и по ее окрестностям пешком, осматривало, скажем так, местные достопримечательности. И чем больше я видел, тем больше всего мне казалось странных и непонятным.

Прежде всего: если изначально ферма "Редбуш" была овцеводческой, то сейчас она овцеводческой уже не была. Нет, конечно, овцы здесь выращивались, шерсть и мясо заготавливались и отправлялись, в том числе и на экспорт. Но было много чего другого…

Было стрельбище. Даже не одно, а два. Первое представляло собой огромное поле с самой современной мишенной обстановкой, с движущимися мишенями, с автоматически контролем результатов стрельбы. Размеры его были огромны: тридцать позиций для стрелков и полтора километра длина стрелковой директрисы. Даже в США такие стрельбища можно было пересчитать по пальцам. Второе стрельбище – даже не стрельбище, а стандартная штурмовая полоса препятствий, на которой были даже развалины трехэтажного дома. На штурмовой полосе тоже имелось несколько рубежей для стрельбы. Было на ферме оборудовано и поле для пейнтбола.

И все это не пустовало! Удивительно, просто, но на расположенные далеко от крупных городов объекты постоянно приезжали люди. Как будто, кроме как здесь, в стране больше не было места, чтобы пострелять. Ни стрельбище, ни полоса препятствий никогда не пустовали. Взрослые мужики, некоторым из которых явно было за пятьдесят, приезжали, переодевались в камуфляж и с энтузиазмом дырявили мишени, потели на полосе препятствий. Стрельбище было расположено в полутора километрах от основного дома, и с утра до ночи там не утихал разнокалиберный грохот…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю