Текст книги "Новеллы горной тайги"
Автор книги: Алекс Т.
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
Часть вторая
Там нет дорог…
Белый лифт
Прогноз традиционно не угадал… Третий день моросит унылый холодный дождь. Воздух в горной тайге пропитан влагой, а вдыхать мелкую морось приятно только поначалу. Палатки напитались водой и подтекают по швам. Лагерь на троих стоит в предгорьях Северного Урала.
Лето и осень – время квадроциклов. Болота, реки, горная тайга преграждают путь к хребтам и вершинам Уральских гор. Но наездники-экстремалы упрямо пробиваются наверх, невзирая на препоны и дожди. На плато товарищей встречает град, он колотит по шлемам, как злая манна. А Пилот не менее зло бубнит:
– Прекрасен град на горном плато…
По мхам и камням рассыпаны белые с искоркой бусы.
Но вскарабкаться на горы – полдела: они окутаны мглой. Увидеть гордые вершины и затеять съемку не удается. Зато можно почувствовать дыхание древних гор…
Товарищи блуждают по плато, как ёжики в тумане, с той лишь разницей, что у них есть навигаторы, а у ёжиков – нет. Надо ждать. Надежда только на ветер. Здесь он дикий, бесшабашный. Может разогнать пузатые облака на краткий миг, а может – на пять дней. Как повезет…
…Квадроцикл «Хайлифтер»[7]7
Хайлифтер – квадроцикл «Polaris High Lifter»(представление моделей техники в книге не является рекламой).
[Закрыть] предназначен для горных склонов, а взрезать болото для него, что патологоанатому вскрыть труп. Впрочем, встречаются живые болота, которые смиряют пыл «Хайлифтера», и тогда в ход идут лебедки, блоки и обхваты…
…По утрам, выбравшись из палатки, Пилот подходил к квадроциклу и приветствовал его:
– Хай, лифтёр! Послужишь верно?
Пилот спускался к речке Вапсос на утреннее омовение. Воды реки сбегали с гор из ледников и снежников. Пестрые мхи и подземные коридоры наполняли ее звенящей упругой силой. Вода благоухала в ладонях Пилота первозданной чистотой, скатывалась по голой спине тонкими нежными струйками… Он закрыл глаза и ощутил ласковые прикосновения прохладных пальцев жены. Ему так не хотелось выходить из чума!.. Пилот бросил в лицо горсть ледяной воды, и мимолетное наваждение ускользнуло. Но представить, а может быть, и вспомнить свою жену-манси пять тысяч лет назад было приятно. Еще он припомнил, что Вапсос в переводе с языка манси – Ручей Зятя. Но вообразить тестя с тещей, пусть и мансийских, ему не захотелось.
Освежившись, Пилот вернулся в лагерь к завтраку.
Тракторист осматривал «Поларис»:
– Сегодня твоему «лифтёру» карабкаться по скалам и курумникам, а впереди левая стойка слабая – прокладка шалит, газ понемногу уходит.
Накануне вечером Пилот почувствовал: стойку пробивает.
– Я подкачал, но ты не забывай.
– Если «лифтёр» в горах будет вести себя хорошо, вечером объявлю ему благодарность.
– Это как? – уточнил Эльф, он в нетерпении грыз морковку под тентом, ожидая товарищей к завтраку.
– Отпуск предоставлю, в следующий раз на другом квадрике поеду.
– Фи-и… Боевой квадрик только расстроится.
– Ладно. Не будем огорчать «лифтёра». Вернемся и стойку поменяем? – Пилот взглянул на Тракториста. – Да?
Но Тракторист уже сполоснул руки и возвестил:
– Каша настоялась, пора приступать.
Утро было пасмурным, невеселым. Дождь моросил всю ночь. Где-то за сизыми облаками поднималось солнце. Птицы лесные помалкивали в ожидании порыва ветра. И он налетел, раскачал лиственницы и кедры, стряхнул с них гроздья воды. Потоки ударили по тентам, оборвали две растяжки… Вода, скопившаяся на тентах, излилась на палатки. «Опять по швам потечет…» – мысленно проворчал Пилот.
Ветер ускорил бег облаков, в хмуром небе промелькнули голубые просветы. Неужели погода меняется? Решили выждать час в надежде, что дождь иссякнет.
Пилот откинулся на спинку шаткого стульчика и, вытянув ноги, заметил:
– Всякий раз, как говорю это дурацкое: «Хай, лифтёр!» – вспоминаю женщину, живущую в лифте.
– Разве такое возможно? – удивился Эльф.
– Почему нет?
– Поведай!
– Сначала еще заварим чай с ягодами.
– Не вопрос…
Свежий чай расположил Пилота к повествованию…
* * *
…Районные больницы зачастую размещаются на окраинах российских городов. Построенные в далекие советские времена, обшарпанные и тусклые, они стоят, точно старики, едва держась на ногах и опираясь на небрежно побеленные колонны. Ветхие и безотказные, они неизменно дают приют и надежду больным и старым людям. Случается, иным больницам улыбнется бюджет: здание покрасят, колонны оштукатурят и наново побелят, даже крышу подлатают… Но сколько их ни латай, стены насквозь пропитаны болью и тяжелым духом уходящей жизни, а деревянные перекрытия устали держать кровати, наполненные горем и разочарованием.
В такой вот больнице на окраине большого города заведовал отделением нейрохирургии хороший приятель Пилота – Станислав, в больничном обиходе – попросту Стас.
Пилот был изрядно утомлен экстримом: локти, плечи, колени, да и голова, конечно, неоднократно подвергались травматическому воздействию. Горный велосипед и горные лыжи, дайвинг, снегоходы и квадроциклы – всё оставило свой след на бренном теле Пилота.
Уже неделю по ночам болело плечо. Днем оно таилось, не беспокоило, но стоило лечь в кровать, плечо сразу начинало ныть и тукать. Делать нечего, Пилот с большой неохотой приехал показаться Стасу.
Назвав бдительному охраннику заветное имя, Пилот прошел в вестибюль. В конце коридора располагался туалет. Поддавшись больничному этикету, Пилот зашел и вымыл руки, а после оказался прямо напротив распахнутых дверей большого больничного лифта, предназначенного для транспортировки каталок с лежачими больными. Таких каталок в нем помещается две, и еще остается достаточно места для персонала.
В широком проеме лифта неспешно передвигалась невозмутимая дама, чей облик, похоже, сделался неподвластен вечности. Сухое равнодушное лицо, бордовые волосы уложены в высокую прическу. Взор блеклых серых глаз тверд, как кристалл.
Лифт внутри огромен – почти однокомнатная хрущевка. Белые стены и потолок отдают холодновато-голубым тоном, хотя свет в лифте теплый, не неон. В углу – тумбочка и древнее кресло-кровать, покрытое обрезком ковра. Служительница лифта, задав на пульте нужную цифру, неизменно усаживается в кресло, пусть перемещение и составит всего-навсего этаж.
Дама остановила взор на Пилоте и довольно долго сканировала его лицо и с особым тщанием глаза. Величественно повела рукой:
– Лестница в том конце. Здоровых не возим.
Пилот схитрил:
– Не знаете, доктор Чурсин у себя?
– А-а… Ты к Стасу.
«Надо же как запросто про начальство…» – не сказал вслух Пилот.
– Входи, довезу. Как раз по пути.
Она закрыла двери, задвинула решетку и глухим отрешенным голосом сообщила о скудных правах пассажира. Лифт вздрогнул, и выше этажом ангел коснулся острия скальпеля. Белые стены закачались и тронулись в путь…
…Пилот вошел в кабинет Стаса задумчивый, проникнутый нечаянной философской грустью.
– Привет, не отвлекаю от свершений?
– Привет, посиди чуток. – Стас кивнул на диван, а сам продолжил шустро заполнять какие-то медицинские протоколы. Породистая голова, узкое лицо с почти орлиным носом. Светлые волосы с малозаметной сединой откинуты назад и схвачены резинкой в короткий хвост. Под столом горели оранжевые брюки и алые туфли. Из-под халата выбился лацкан вишневого, почти коричневого пиджака. Галстук цвета меди и оранжевый ворот рубашки завершали ансамбль.
«Как этот пижон столько лет работает в районной больнице…» – в который раз подивился Пилот. Но Стас являл собой классический пример того, как обманывает внешность. Он был лучшим оперирующим нейрохирургом в больнице и делал по нескольку операций в день. Покидал больницу в редкие выходные и в разбитый напополам отпуск. Однако внешность коррелировала с другой его чертой – он был деловой парень. И каким-то фантастическим образом заправлял торговлей брендовой одеждой. Пилот и сам занимался бизнесом, когда горы и океаны милостиво его отпускали. Но как вел дела без отрыва от медицины Стас, оставалось для Пилота загадкой. Он взглянул на стопку модных каталогов на журнальном столике. Как-то Стас обмолвился: «Без помощи моей активной женушки дело бы не поставил». А Пилот подтвердил: «Хороший партнер в бизнесе – бесценный дар. По себе знаю».
– Что привело? – Стас закончил с писаниной. Вид у него был озабоченный. – Чай, кофе?
– Плечо. Но лучше чай. – Пилот пожал руку доктора. – Чем-то расстроен?
– Операция с летальным…
– Что-то сделал не так? Или сделал все, что мог?
– Там все переломано, позвоночник и… короче, без шансов. Клиент из ДТП. – Стас махнул рукой, словно отбрасывая ненужные расспросы.
– Давай посмотрим твое плечо. – Стас пощупал, покрутил пострадавший сустав. – А вот завалялся ли у меня дипроспан, это мы сейчас поглядим.
Дипроспан завалялся, и Пилот получил инъекцию в плечевой сустав.
– Послезавтра еще разок, и все наладится.
– Низкий тебе поклон, доктор.
– Поклона много будет – ужина в японском ресторане вполне достаточно.
– Спасибо, что не в китайском, – искренне ответил пациент.
Стас насмешливо воззрился на Пилота, надевающего джемпер:
– Не пора ли тебе сосредоточиться на пляжном отдыхе – книжки читать интересные. На пляжах, кстати, и девушки встречаются. Бывает, что и красивые…
– Все достойные книжки я прочитал в юности, а на девушек так много времени мне не надо.
– Да уж… отговаривать тебя от твоих экстримов только язык сушить.
– И не надо! Высоцкий давно выразил в песне, от чего помереть предпочтительней. Давай ближе к чаю.
Стас пожал плечами и, наливая чай, уточнил:
– Тебе без сахара?
Пилот кивнул, съязвил вдогонку:
– Я же тебя не уговариваю не есть острого-преострого.
– Словами – нет, но молчаливый укор в твоих глазах не добавляет мне удовольствия.
– Ну, тут выход прост – не приглашай меня поужинать.
– Так я тебя не приглашаю, это ты меня японским рестораном завлекаешь. – И Стас повеселел, рассмеялся. С воодушевлением потер руки: – А себе я, пожалуй, кофе сделаю. И покрепче.
Стас обожал острую, жареную, копченую, перченую пищу. У Пилота иной раз мурашки по животу бежали, когда он наблюдал, как Стас заливает стейк ярым чили, а салат засыпает перцем, словно черным снегом.
– Я вообще поражаюсь, что ты не забросил свой экстрим после той аварии. – Стас пригубил крепчайший кофе.
И правда – была авария. Благодаря ей (звучит, конечно, странно, но никогда не знаешь, за что Вселенную благодарить, а за что корить) Пилот познакомился со Стасом. Вины Пилота в ДТП не было, но перелом шейного позвонка и ушиб мозга он получил. Хороший знакомый Витя, анестезиолог в отставке, привез Пилота к Стасу на консультацию. Изучив пациента, Стас заключил, что лечение можно проводить на дому. Сделал назначения, выписал рецепты, а Витя начал ежедневные капельницы. Стас наведывался раз в три дня. Лечение прошло успешно, хотя головные боли долго еще донимали Пилота. С тех пор доктор и пациент стали добрыми приятелями.
– Слушай… – отпивая чай, сказал Пилот. – Я удостоился чести проехать в лифте. Так магически повлияло на суровую даму твое имя. Такая, знаешь, колоритная особа… Ее взгляд прямо-таки скребет по внутренней стороне ума.
– А-а… Женщина, живущая в лифте… – отозвался Стас.
– Что, в самом деле в лифте живет?
– Когда я пришел сюда, а пришел я давно, еще интерном, она уже жила в лифте.
– Как это вообще… физиологически возможно?
– Туалеты и душевые имеются на каждом этаже. Как раз напротив ее лифта. Санитарки приносят ей еду – в больнице, сам знаешь, четырехразовое питание. Одежду изредка просит купить. Зарплату она получает. Все ее имущество помещается в тумбочке. Не знаю даже, есть ли у нее зимняя одежда. Но знаю точно, что много лет она никуда не выходила.
– Лифт как келья… – пробормотал Пилот.
– Да, похоже на послушание.
– Может, от кредиторов прячется.
– В наше время и такое возможно…
– Взяла кредит, проиграла в казино, и всё. Ищите меня в лифте!
– Не похожа она на легкомысленную даму.
– Раз в жизни каждому вожжа под мантию попадает! Впрочем, – резюмировал Пилот, – женщина с таким взором не даст и не возьмет.
Стас вскинул на Пилота удивленный взгляд.
– Я про кредит! А ты про что подумал?
Стасу позвонили, и он начал давать указания по приобретению гуч-габбан… Пилот не стал дожидаться окончания разговора, пожал доктору руку и вышел.
Ноги сами повернули в сторону лифта.
«Интересно… – размышлял Пилот, стоя перед белыми широкими дверями с круглым иллюминатором. Она возьмет меня в лифт еще раз?»
За дверями громыхнул лифт, створки распахнулись. Дама объявила:
– Я за тобой, человек, входи. – Она глянула Пилоту в глаза, и он почувствовал силу ее взгляда. – У меня правило: сама привезла, сама увезу.
– Как же вы узнали, что я сейчас… – Пилот не договорил.
– Слышу, или, лучше сказать, чую, когда к лифту подходят. Ты в бархатных тапочках подойди – услышу.
Она запахнула двери, задвинула решетку. А Пилот подумал:
«Сколько раз она это делала за долгие годы… Я бы, наверное, с ума сошел!»
Нажав кнопку, дама присела. Лифт тронулся. Но, миновав этаж, остановился.
– Кажется, пассажир… – молвила она, вставая.
– А чем пассажир отличается от человека? – с ноткой иронии поинтересовался Пилот.
Дама, неутомимо распахивая двери, едва слышно фыркнула:
– Есть один пустячок.
В лифт вкатили каталку с телом, накрытым застиранной простыней. На серовато-белой ткани лежал шершавый исписанный лист. Пилот разглядел внизу подпись Стаса. Прощальная грамота. Или пропуск в рай.
Последовал ритуал закрывания дверей, и дама надавила на кнопку. Лифт деликатно качнулся, плавно тронулся. С грузом он двигался иначе, более ровно и чуть торжественно.
Не раскрывая рта, дама произнесла:
– Не важно место, важна внутренняя свобода.
Пилот в изумлении воззрился на женщину, живущую в лифте.
– Слышу, что думаешь. – Она уставила в лоб Пилота твердый нацеленный взгляд. – Отвечаю: живу в лифте. Давно. Нигде не чувствовала себя такой свободной, как здесь.
Лифт причалил к нужному этажу. Каталка звякнула. Тело под простыней колыхнулось.
– Очень вам благодарен, что доставили.
– Welcome aboard next time.
Пилот в недоумении замер. Невольно всмотрелся в ее сухие непроглядные глаза. Он почему-то надеялся увидеть в них улыбку. Это же была шутка? Но дама, живущая в лифте, невозмутимо затворила двери перед его взором. Пилот расслышал, как дрогнул лифт, опуская пассажира в подвал…
* * *
…Пилот умолк. Вылетели, зазвенели сонмы таежных кровопийц. Верный признак: дождь скоро закончится. По сторонам навеса, как свечи, оберегающие храм, дымили «рапторы». Кусачие твари шарахались от них, словно измельчавшие демоны от священного кадила.
– Лучше бы в монастырь ушла… – Тракторист всегда знал, что для другого человека лучше.
– Чем это лучше? – осведомился Пилот.
– Тем лучше, что рабочее место бы освободила для какой-нибудь нуждающейся пенсионерки. А сама сидела бы в монастырской келье.
– Знаешь ли, в монастыре работать надо! – вставил Эльф.
– И молиться. Причем часто…
Тракторист согласно покачал головой:
– Да, ладно, убедили… Пусть в лифте живет.
– Она когда-нибудь тебя еще подвозила? – спросил Эльф.
Пилот молчал, наблюдая, как зеленоглазый овод преодолел струю дыма и ошалело врезался в термос на столике. Перед столкновением с полированной сталью его прекрасные глаза увеличились в отражении и разъехались в стороны по цилиндру. «Какой удивительный миг он пережил перед катастрофой…» – подумал Пилот. Но овод выжил, по замысловатой дуге он взмыл и вылетел из-под тента прочь.
– Теперь уж прежним он не будет никогда… – заключил Пилот.
– Ты о чем?
– Да вот – овод в термос врезался. Такой кадр пропал, его глаза на мгновение отразились – огромные, как у кошки. А потом – бам!..
– Ага, видел я – чуть термос не уронил. – Эльф покачал головой и сказал с сочувствием: – Наверное, зрения лишился.
– Если насекомые когда-нибудь станут большими и захватят власть на планете, у тебя есть шанс сохраниться. Будешь протирать им прекрасные глаза замшевой тряпочкой, – усмехнулся Тракторист. – Но в горьком одиночестве – у остальных они выпьют всю кровь.
– Вообще-то я тоже ему посочувствовал… – как бы обидевшись, заметил Пилот.
– Во-первых, у тебя был практический интерес – кадр сделать, а во-вторых, это твой термос встал у него на пути. Думаю, решение трибунала оводов будет не в твою пользу. Увы…
И Тракторист в притворном разочаровании развел руки.
– Так что насчет лифта? Прокатила тебя дама? – вернулся к прежней теме Эльф.
– В больницу к Стасу я потом долго не приезжал. Слава богу, повода не было. А когда приехал на поминки, как-то в голову не пришло в лифте кататься.
– На поминки? Неужели дама сама стала пассажиром?
– Думаю, не стала. Это были поминки по Стасу.
– Да ладно!.. – Эльф даже привстал. – Что случилось?
– Рак. Стремительный и неумолимый. И как ни банально – рак желудка. Он умер прямо по ходу химиотерапии. Я звонил ему накануне… Его неузнаваемый шелестящий голос меня поразил:
– Хочу на футбол еще разок сходить.
– Лечись, и вместе сходим.
– Знаешь, не думал, что проработаю всю жизнь в районной больнице, а сейчас смешно… Но не обидно.
Пилот умолк, пригубил остывшего чаю и выплеснул остатки в траву, договорил:
– Пока я соображал, что ответить, он отключился или трубку уронил… Больше я его не слышал и не видел. Он вскоре умер.
– Же-есть… – еле слышно проговорил Эльф.
Стало тихо – ни ветра, ни зуда насекомых. Как будто кто-то невидимый объявил минуту молчания.
Скрипнул стульчик. Это поднялся Тракторист, объявил:
– Дождь кончился.
Пилот и Эльф за разговором не заметили, что капли перестали барабанить по навесу. Оба подхватились надевать защиты и заскорузлую от болотной грязи амуницию. Пять минут спустя завели квадрики… А спустя час карабкались по спине дракона. Склон древнего хребта Ошниёр был округл и умеренно крут, по его срединной линии тянулась цепочка причудливых скальных останцев, напоминавших гребень сказочного дракона.
Тракторист оставался на плато у подножия хребта, наблюдая за товарищами в бинокль, пока они не скрылись за скалами на вершине. Тогда он поднял в воздух квадрокоптер и отправил его присматривать за покорителями гор, попутно снимая виды осенних склонов. Управляя дроном, Тракторист не забывал ворчать:
– Похоже, сезон закончен. Прогноз обещает мокрый снег и заморозки, камни станут ледяные, скользкие… Начнется долгое унылое межсезонье.
И правда, так и вышло.
Быстро закончилась яркая осень, миновала осень безлистая. Лег снег. С наступлением зимы товарищи поменяли квадроциклы на снегоходы…
* * *
– Добро пожаловать в белый лифт! – воскликнул Пилот, глядя на раскоп в глубоком снегу. – Откуда ж он только взялся тут. – Он имел в виду не раскоп, а образ…
Февральский вечер неспешно затягивал горную тайгу густыми сумерками. Квадрат, вырезанный в глянцево-белом снегу, был прокопан до мерзлой земли. Сухую траву на дне слегка присыпало последним снегопадом. Посредине проступал след от компактного кострища.
– Лыжники копали, – констатировал Тракторист.
И в самом деле – ходят в горы лыжники-экстремалы. Их немного, но они есть. Ставят зимний лагерь на кромке леса, а поутру поднимаются на плато, карабкаются на склон и делают единственный спуск. На большее не остается ни времени, ни сил. «По сути, – пришел однажды к выводу Пилот, – мы делаем то же самое, только на снегоходах…»
Он внимательно осмотрел снежанку, спросил:
– Тенты с собой?
– С собой, – подтвердил Тракторист. – И?..
– До Тылайского Камня – 5–6 километров, а возвращаться до поселка – все 40. Если заночуем здесь, утром уже будем на Тылайском плато.
– А почему бы и да? Ночью не должно быть ниже минус пятнадцати.
– Это внизу, а здесь будет минимум минус двадцать.
– Не критично. Костерок посередке запалим, тентом снежанку перекинем – не околеем.
Так и сделали. Растянули поверху тенты, оставив чистую полосу посредине, чтобы уходил дым. Расчистили снег. В углу лежало несколько березовых поленьев и пара чурочек, но мало – на ночь не хватит. Нарубили сушин и развели костер. Подвесили котелок…
За скромным ужином обсудили завтрашний маршрут. Целью товарищей был исток реки Северный Катышёр. Согласно карте, он находился на северо-восточной стороне гребня, разделяющего Иовское и Тылайское плато, а в реальности истоком оказался чудной красы кулуар.
На случай быстрого успеха был заготовлен и второй номер программы – забраться на снегоходах по склону горы Тылайский Камень. На снегоходах до вершины не добраться – камни. Но куда не пройдет снегоход, дойдут ноги Пилота и Тракториста. Ноги Эльфа нынче покоились на диване, прикрытые пледом. Несгибаемый экстремал подхватил грипп и в экспедиции не участвовал.
Пилот решил спать сидя на березовой чурочке. С собой не было даже пенок. Да и сидя – теплее; самое тепло от костра – оно выше. Пилот взял мачете и стесал в снегу углубление под спину, на чурочку накинул гермомешок с сухими перчатками и носками, а на колени – запасную флиску. Надел поверх балаклавы шапку-ушанку. Вытянув ноги, устроил спину…
– Спокойной и короткой ночи.
– Как скажешь…
…Засыпая, Пилот долго смотрел на снежную неровную стену напротив. Стена выровнялась, на ней проявились массивные ручки и маленький круглый иллюминатор. Для чего он сделан? Заглядывать и проверять, не восстал ли пассажир? Ну чушь ведь, да?
* * *
Широкие створки распахнулись, к костру вышла женщина, живущая в лифте:
– Будешь хорошим мальчиком, скажу, для чего в двери иллюминатор.
– Даже пытаться не буду. Другое скажи: ты здесь зачем?
– Это ты здесь, а я – там, в лифте.
– Ну, не придирайся к словам.
– Уточнила для верной навигации. – В ее глазах мелькнули насмешливые искорки. – Ты же, парень, не чужд навигации?
– Стас говорил, будто ты – послушница.
– Неверно он говорил. Я там не из-за веры. Во времена, когда я родилась, детей почти не крестили, и я – некрещеная.
– А меня мама покрестила, хотя я пионером был. – Пилот вскинул руку в салюте и перекрестился. – Только в пионеры приняли, и айда в купель.
И усмехнувшись скорее грустно, чем иронически, Пилот обронил:
– Не понимал, что время было хорошее…
– Ты потом крестик закопал, а маме наврал, что потерял.
Пилот прошептал, как выдохнул:
– Да как же ты знать-то можешь?..
– А я и не знаю. Мне зачем? По тебе читаю…
Женщина говорила, не размыкая губ:
– И вот прошло время. Умерла твоя бабушка, и пожелал ты крестик откопать. Но там, где закопал, его не было.
– Не было…
– И ты пошел в церковь, чтобы купить другой. На деньги, которые выиграл у пацанов в чику.
– Было такое… Маме показал. Вот, говорю, – нашелся. Она смотрит на крестик, головой качает: «Этот тебе чужой. Тот бабушкин был, твой…» А я обиделся тогда: зачем она мне сразу не сказала, что крестик бабушкин. Не стал бы закапывать.
– Ты потом и новый крестик закопал. Причем на том же месте, где и первый. Полагаю, умысел имел проверить со временем, исчезнет или нет. Но не вышло – там стройку развели. – Казалось, дама вот-вот рассмеется. – Прямо мания какая-то кресты закапывать.
– Молодой был, метался… И вообще, это не этично!
– Что такое? – с ироническим вызовом спросила она.
– Я не давал согласия на обработку персональных данных. Так что хватит потрошить файлы моей памяти.
– Немного не так. Безотчетные блики скользнули по твоим синапсам. Воспоминания в кратком ощущении. Картинки даже не проявились в твоей голове. Но там, где я, они пронеслись, словно в ускоренной съемке. А я разглядела и озвучила. Думала, к слову придется. – Женщина даже вздохнула. – Извини, если получилось бестактно.
– Скажи, почему Стасу не помогла? – Пилот переменил тему, еще и укорил. – Думаю, ты знала, что с ним будет!
– Знала…
– И не предупредила? Он мог бы что-то сделать, изменить.
– Я – не вестник… И не мне влиять на волю Создателя. – Она усмехнулась, не разжимая губ. – Думаешь, он бы поверил? Ты ему не раз говорил. Он что, тебя послушал? А тетку из лифта непременно бы послушал. Как же!
– Да, пожалуй, я не прав…
– Если бы Создатель хотел, он бы и тебя услышал, и меня…
– Так ты его предупреждала?
– «Не опускай огонь в колодец!» – так я ему сказала. А он поглядел на меня и говорит: «Странный вы человек…» – и замялся. Потому что никто не помнит моего имени. Вот и он каждый раз удивлялся, что не помнит мое имя-отчество. Столько лет меня встречает, и надо же – не помнит. Никто не помнит. А он… смутился из-за имени-то и забыл, что ответить хотел…
– А ты знаешь?
– Опускай огонь – не опускай, мне все равно вас не пережить. Вот что он не ответил.
– Фраза в его стиле…
– Может, я и не помню слово в слово, но смысл верный – чувствовал он недолгий срок своей жизни… – Дама из лифта уставилась на Пилота, предложила:
– Могу и тебе открыть…
– Нет, спасибо! – встрепенулся Пилот. – Объясни, почему твое имя не помнят? Ты нарочно так сделала?
– Да Господь с тобой, мне зачем? Я, гляди, не девочка в игры играть.
– Ну, в бухгалтерии, наверное, знают.
– Вряд ли. Нам зарплату под номерами начисляют. Чтобы люди не знали, кто сколько получает.
– Непонятен мне твой фокус с именем. Что к чему?..
Женщина пожала плечами:
– Стадия безымянной сущности. Без имени приходим, без имени возвращаемся.
– Вот теперь понял. Как можно помнить то, чего нет…