Текст книги "Воспитание предателя-2 (СИ)"

Автор книги: Алекс Киреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Киреев Алекс Маратович
Воспитание предателя-2

Сборы были недолги и спустя двадцать минут я уже сидел на сидение среднего ряда минивэна асторийской военной миссии. Развернутое назад оно едва не касалась пола машины, и мой взгляд волей-неволей был направлен на ноги, сидящей напротив нежданно свалившейся мне на голову начальницы. Вполне вероятно, что Леонисия специально приказала водителю так отрегулировать высоту, чтобы уже во время этой поездки дать мне понять who is who в нашем маленьком 'подразделении', но, честно говоря, результат у магистра получился во многом обратным задуманному – если по форме мое положение могло показаться унизительным, то, по сути... По сути, я наслаждался близостью этих удивительных ног и мечтал, чтобы машина ехала как можно медленнее. И даже поймал себя на мысли, что был бы счастлив, окажись они у меня на плечах. Относительное неудобство доставлял лишь надетая на мою шею 'неотъемлемая часть асторийской военной формы' (так назвала это изделие из неизвестного металла представляющая гибрид ошейника и толстой короткой цепи инопланетянка).

Когда позади осталось более половины пути между редакцией и моей квартирой, я решил нарушить царящее в машине молчание: – Госпожа, Леонисия, субалтерн AZ1628 просит разрешения задать Вам несколько вопросов, – ноги ногами, но инстинкт журналиста вместе с обычным любопытством побуждал меня не разбрасываться временем и получить как можно больше информации. Тем более, что, судя по всему, любоваться прекрасными ногами L770... (уже забыл, что там дальше) мне предстояло еще очень долго.

– Разрешаю задать первый, а там посмотрим, – милостиво разрешила асторийка.

– Какова система наказаний в вашей армии, и что означают баллы, госпожа...

– В НАШЕЙ армии. Система очень проста. За каждый проступок начальник в рамках специальной шкалы начисляет провинившемуся подчиненному штрафные баллы, которые автоматически фиксируются главным компьютером центрального дисциплинарного управления. Каждый балл после десятого – день исправительной вахты, после двадцатого – два дня, и так далее. После сотого следует либо перевод в штрафные части, а после двухсотого, может быть применена 'прогулка без скафандра'. Правда таких заоблачных высот достигают очень немногие.

– А можно обжаловать решение командира?

– Нет.

– Но это же прямой путь к злоупотреблению властью.

– С точки зрения землян, вполне возможно, что так это и выглядит. Но никакой более рациональной системы мы не придумали – ее несомненные плюсы существенно перевешивают все подлинные и мнимые недостатки. Во-первых, подчиненный знает, что непосредственный начальник является для него царем и богом. Во-вторых, нам не надо содержать массу дармоедов – армейских юристов, и тратить время и силы на разбирательства кто прав и почему. Да, зачем далеко ходить за примерами. Ты дважды без разрешения задал мне вопрос, пропустив при этом обращение 'госпожа'. Я могу вообще не наказывать тебя, учитывая, а) что ты не имел возможности выучить наш устав, б) сделал это, 'увлеченный выполнением задания командования', а именно, сбором информации о книге про Асторию, в) просто не посчитала нужным. Могу, как я это и делаю сейчас, ограничиться одним баллом, – и Леонисия что-то внесла в свой комп, – Учитывая те же пункты а, б и в. А могу 'впаять', что называется, по полной программе: по баллу за каждый вопрос, по баллу за каждое пропущенное 'госпожа', еще балл за 'систематическое нарушение'.

При этом, ни о каком злоупотреблении речь идти не может. Мы оба знаем, что нарушения с твоей стороны были и за шкалу наказаний я не выхожу. Тем самым любое мое решение будет в твоих глазах и справедливым и законным. И у дисциплинарной комиссии, которая в конце года будет разбирать все вынесенные командирами наказания, оно не вызовет никаких вопросов. А теперь представь, что у тебя была бы возможность обжаловать мои действия. Свидетелей нашего разговора нет, комиссия или, ваш земной военный суд, выслушивает твои и мои доводы, вместо того, чтобы отдаваться службе, мы оба заняты какой-то ерундой. А стоит тебе, как это принято в армии Земли, написать докладную о том, что я систематически... ну, хотя бы, унижаю честь и достоинство подчиненных, то все мое время будет уходить на проверки и объяснительные. Не менее важно и другое. На комиссии мы, несмотря на различие в служебном положении, станем, практически во всем равными, участниками разбирательства. Какая после этого может быть субординация и дисциплина?

– Понятно, госпожа магистр, выглядит очень убедительно. А можно с вашего разрешения полюбопытствовать, почему вы не передаете такие дела в суд. Вы же можете выиграть разбирательство. При всем нашем земном либерализме по статистике 90% подобных дел завершаются в пользу начальников.

– Да хоть бы и все сто. Проблемы, вызванные подобным разбирательством, никуда не исчезнут. Я, опасаясь, что меня будут обвинять в сведении счетов, буду сто раз взвешивать последствия своих поступков по отношению к 'оппоненту', он станет плести интриги за моей спиной, и являться для других живым примером того, что власть начальника не безгранична, и ее всегда можно поставить под сомнение. В итоге за короткое время моя часть из единого целого, живущего одним желанием как можно лучше выполнить приказы командира, превратится в скопище индивидуумов, у каждого из которых будут на первом плане свои шкурные интересы.

– Понятно, госпожа магистр. Спасибо за подробное разъяснение. Я приложу все силы, чтобы стать частью единого механизма под вашим началом. Разрешите задать еще вопрос.

– А тебе не кажется, что мы уже приехали? Во всяком случае мой навигатор свидетельствует об этом.

– Ох, простите, – увлеченный разговором и, естественно, ногами Леонисии, я не заметил, что машина подъехала к моему дому. – Вон к тому входу, пожалуйста.

Спустя минуту мы вышли из лифта, и оказались у дверей моей квартиры. Я открыл замок и чуть посторонился:

– Заходите, госпожа магистр. Пусть у меня и не идеальный порядок, но в моем скромном жилище вы не найдете ничего такого, что могло бы, – я запнулся, не зная как закончить неосторожно начатую фразу. Обычно, я заканчиваю ее: 'смутить Вас', но, сейчас я слишком поздно сообразил, что это явно не тот случай.

– Не знаешь, как вывернуться? – асторийка как будто читала мои мысли. – Давай, продолжай, представь, что перед тобой обычная земная женщина, которая сама хочет оказаться у тебя дома, но по вашим глупым неписаным правилам изображает нерешительность.

– Слушаюсь, госпожа Леонисия, – постарался избежать новых баллов я: – В ней вы не найдете ничего такого, что свидетельствовало бы о моем неподобающем поведении. '

– Ого, как ты закрутил! И своим гостьям ты тоже такое говоришь?

– Нет, госпожа магистр, но Вы же не обычный гость, а мой непосредственный начальник. Да к тому же по отношению к Вам все мои приемы обольщения кажутся обычным святотатством. Вы такая неземная...

– Удивительно тонкое замечание, субалтерн. Я действительно с Астории. Что мы долго будем так стоять в коридоре? А времени до отлета все меньше и меньше. Возможно, штрафные баллы придадут тебе решительности?

Черт бы побрал моего главреда, подсказавшего вышестоящему начальству кандидатуру несчастного лейтенанта, а ныне какого-то непонятного субалтерна. (О том, что и мой редактор, и высшее командование были лишь слепыми орудиями чужой воли, я в тот момент не подозревал.) По-моему, до орденов мне дожить не суждено. По крайней мере, неврастеником стану совершенно точно. Нет, не хочу уже никаких 'летающих случаев'. Лучше писать незатейливые статьи о 'суровых буднях космодесантников' на каком-либо богом забытом астероиде', пусть даже не в центральном, а в периферийном издании.

– Кстати, субалтерн, информирую Вас, что любой проступок военнослужащего, приведший к невыполнению задания, наказывается десятью баллами, – прервала мои попытки пожалеть себя Леонисия.

– Госпожа, а можно я приглашу Вас так, как это принято на Астории? Я ведь никак теперь асторийский военный, – 'радужные' перспективы начать знакомство с Асторией с исправительной вахты или (судя потому с какой скоростью сыпались на меня штрафные баллы) чего-либо похуже, подстегнули мою изобретательность. И, учитывая, что я не силен в асторийских обычаях, подскажите мне, пожалуйста, что я должен сейчас сказать?

– Хм, это хорошо, что ты самостоятельно пришел к этой мысли. Иначе мне пришлось бы подсказать ее тебе, а это граничило бы с нарушением обычая. К сожалению, вся жизнь на Астории соткана из обычаев. Зачастую мешающих жить, но от которых наше общество по тем или иным причинам никак не может отказаться. Сейчас же я с чистой совестью пойду тебе навстречу, и помогу выйти из затруднительного положения. Надеюсь после этого ты прекратишь думать обо мне, как о взбалмошной стерве, а начнешь воспринимать, как требовательного и заботливого начальника.

Мой опыт общения со школьными преподавателями, армейскими начальниками и бывшей женой подсказал, что после столь проникновенных слов следовало ожидать любых каверз. Особенно от 'заботливой' Леонисии. И инопланетянка не замедлила оправдать мои опасения:

– Приглашая женщину к себе в жилище, будь то замок или самая жалкая лачуга, мужчина обязан встать на колени и произнести 'Би дитаны мэдэ бай', что на одном из древних асторийских языков означает нечто вроде 'я и этот дом в твоем полном распоряжении'.

Времени размышлять на тему все ли женщины на Астории такие стервы, или только неожиданно вторгшаяся в мою жизнь 'журналистка', не оставалось, поскольку Леонисия вновь достала из сумки комп с явным намерением наградить меня новыми баллами. Молясь, чтобы соседям по случайному стечению обстоятельств не пришло в голову, именно в этот момент выйти в коридор, я, стараясь подражать рыцарям Средневековья, дающим клятву верности прекрасной даме, опустился на одно колено, и, начал произносить требуемое заклинание. При этом ни малейшего чувства унижения я не испытывал. Дама действительно была прекрасна, и не будь она моим новым начальником, я бы воспринял все происходящее как шутку, или прелюдию к увлекательному вечеру.

Увы, шуткам и прелюдиям места здесь не было: – На второе колено, – металлическим голосом произнесла Леонисия. – И не 'дитанэ', а 'дитаны'...

– Би дитаны мэдэ бай, – как можно тише и быстрее произнес я, принимая отнюдь не рыцарскую позу.

– Госпожа Леонисия, би дитаны мэдэ бай, – прервала меня магистр. – Будь добр, громче и четче. И более жизнерадостно. А то можно подумать, что ты приглашаешь не внеземную красавицу, а уродливую старуху. Субалтерн, субалтерн, подними глаза, неужели я тебе не нравлюсь? Неужели мои прекрасные ноги не достойны того, чтобы бросить под них свою жизнь? Всю, без остатка...

– Достойны, госпожа магистр.

– Фи, прямо не журналист, а солдафон какой-то. Нет, чтобы сказать что-то возвышенное, приятное слабой женщине. Ладно, начинай свое 'би дитаны', а то время поджимает. Но только громко и с выражением. И смотри на меня, а не в пол... Хорошо – 'зачтено', а теперь, чтобы ты лучше осознал свой новый статус, повтори все на земном языке.

Стараясь совладать с голосом и не сбиться, я произнес необходимые слова, после чего Леонисия вплотную подошла ко мне. Ее правая рука легла мне на голову и, окончательно теряя ощущение реальности происходящего, я услышал ответ на свое приглашение.

– Я, и далее последовало длинное перечисление имен, титулов и званий, принимаю под свою полную опеку Дана, и да поможет ему Великий Космос ни разу не вызвать моего неудовольствия, – а затем, поставив туфельку мне на ключицу, добавила: – Целуй!

От продолжающей находиться на моей голове руки исходила неведомая энергия, наполняя меня неизвестным доселе желанием. Желанием повиноваться. И, словно во сне, я коснулся губами загоревшей кожи...

После завершения обряда Леонисия зашла в мою (или теперь уже свою?!) квартиру, оставив меня в коленопреклоненной позе, небрежно брошенным через плечо, – Побудь пока так, я позову. Приглашение, или скорее приказ, последовало через 15 минут, показавшихся мне до бесконечности долгими. Это время я потратил на обдумывание своего нового положения и короткий диалог с соседом, который, выйдя из лифта, несказанно удивился моей, мягко говоря, несколько странной позе. Впрочем, я легко вышел из положения, начав объяснять, что потерял... К счастью придумывать, что же я все-таки потерял, не пришлось, поскольку из квартиры донеслось спасительное 'Дан, заходи!', и, оставив соседа в полном недоумении, я, быстро встал с колен и ящерицей юркнул за дверь, за которой меня уже ждали очередные неприятные сюрпризы в виде разложенного на кровати серебристо-серого комбинезона с длинными рукавами. Судя по тому, что он уместился у Леонисии в небольшой сумочке, ткань была очень тонкой.

– Надевай свою новую форму, субалтерн.

– Слушаюсь, госпожа магистр, – и, взяв костюм, я попытался направиться в ванну. Однако не тут-то было.

– Э, куда направился? Переодевайся здесь.

– Но...

– Никаких 'но'!

– Голос красавицы был полон металла, и дальше пререкаться я не рискнул. Сняв тенниску и брюки, я начал надевать комбинезон. Однако у Леонисии было припасено для меня еще много неприятных сюрпризов.

– Комбинезоны эти носят на голое тело. Раздевайся полностью.

– Но, госпожа магистр, можно я тогда пойду в ванну? Я стесняюсь...

– И чего же, если не секрет?

– Вас.

– Почему? – удивление Леонисии казалось искренним.

– Вы женщина...

– Тоже мне новость. Ты никогда не раздевался перед женщинами?

– Раздевался. Но, скажем так, в несколько другой обстановке.

– А эта чем тебе не нравится? Не комплексуй. Тем более, что я для тебя сейчас не женщина, а командир. Который обязан знать о своем подчиненном, если не абсолютно все, то, как можно больше. В том числе: нет ли у него следов болезней, плохо залеченных ран, каких-либо других дефектов на теле... Впрочем, не скрою, и как женщину меня это также очень интересует.

– Нет у меня никаких ран и дефектов, и раздеваться я перед Вами не буду.

– Это хорошо, – неожиданно сказала Леонисия.

– Что хорошо?

– То, что мне попалась 'заготовка' с характером. Моя подруга говорила, что снимать с них стружку крайне интересно. Вот уж не думала, что когда-нибудь у меня будет возможность проверить ее слова.

– Ничего Вы с меня снимать не будете. Ни одежду, ни стружку. И на Асторию я не полечу. В крайнем случае, уволюсь из армии. Спортивные ставки как-нибудь прокормят.

– Какие вы мужчины непостоянные. Только что стоял на коленях и отдавал себя в мое полное распоряжение, а сейчас...

– Я стоял на коленях перед очень красивой женщиной, и, если бы вы не начали меня унижать, стоял бы так в прямом и переносном смысле и дальше. А клятва, как я понимаю, мало что значащий ритуал...

– Вовсе нет. И ты теперь моя полная собственность. Что же касается 'унижения', то, право, ты меня обидел. Я, наивная, думала, что получить возможность исполнять мои приказы – мечта любого мужчины. Причем не только асторийца, но и землянина. И, предоставляя ее, я тем самым оказываю тебе высочайшую милость. Своего рода даю аванс на будущее. А тут... Ладно, придется сделать соответствующие выводы.

– Ага, и собственность, и субалтерн... Может быть, кто-то еще?

– Непременно, и даже не только 'кто-то', но и 'что-то'.

– И что же?

– Все, что я захочу. И чем раньше ты поймешь это...

–... Тем лучше для тебя, – продолжил я: – Госпожа магистр, Вы совсем заигрались. Командуйте себе своими асторийцами, если им это нравится, а меня оставьте в покое.

– И не подумаю. Особенно после твоего бунта. Наоборот, мне только сейчас стало по-настоящему интересно. Напишешь потом автобиографический рассказ 'Укрощение взбунтовавшегося раба', или соответствующую главу в книге. Если, естественно, переживешь наказание. А асторийцам это и в самом деле нравится, и, я уверена, понравится и тебе.

После этих слов мое возмущение неожиданно спало. Ну, подумаешь, в принципе все женщины воображалы и фантазерки. А тут, наверное, высокопоставленный папочка, то есть, учитывая асторийскую специфику, мамочка, быстрое продвижение по службе плюс действительно неординарная внешность. Есть от чего возгордиться. И фантазии о наказании – лучшее свидетельство богатого воображения у моей инопланетянки.

– Ладно, Леонисия, давай мириться. У меня в холодильнике стоит бутылка отличного шампанского. Если ты не против, то возьми с собой, и выпей за здоровье оставленного на Земле поклонника. А, если не полетишь, что еще лучше, давай разопьем ее прямо сейчас, а вечером сходим куда-нибудь развлечься. Например, в игорный клуб, где я расскажу тебе о ставках и других подобного рода развлечениях. На Астории есть что-то аналогичное?

– Нет, ничего похожего. У нас вообще игры не в чести. Даже государственных лотерей и тотализаторов нет. А с шампанским ты хорошо придумал – мне рекомендовали этот напиток.

– Так на борту космолета или здесь?

– Еще не знаю, – весьма обнадеживающе ответила асторийка. И теперь уже я решил форсировать события.

– Леонисия, я преклоняюсь перед твоей красотой, и извини, пожалуйста, за эту вспышку. Ты так классно меня разыграла. Я и не сообразил сразу, что, если бы ты и в самом деле хотела меня подчинить, то, чтобы не вспугнуть раньше времени, отложила бы подавление моего 'я' до космолета.

– Твоя версия не лишена логики, – не стала разубеждать меня она, и игриво продолжила: – Есть в скромном жилище холостяка чистые полотенца?

– В ванне, в тумбочке. Сейчас покажу, – в моих отношениях с Леонисией явно намечался еще один резкий, и на этот раз очень приятный, поворот. Впрочем, увы, я ошибся.

– Нет, спасибо, сама найду. Как ты там говорил у себя в редакции? 'Неспортивно'? Так вот на борту космолета было бы и впрямь не совсем спортивно. А сейчас, когда мы на Земле, и один на один – очень даже спортивно. Ты тут пока подумай, может быть, все-таки тебе лучше слушаться меня, – и асторийка отправилась в ванну, оставив меня наедине с внезапно начавшейся резкой болью...

Все дальнейшее происходило в лучших традициях классического фэнтези в стиле БДСМ. Вот только боль была вполне реальная. Более чем реальная! Намного более чем реальная!! Она начиналась под металлом ошейника, а затем пульсирующими волнами растекалась по всему телу, то на секунду затихая, тем самым давая мне возможность перевести дух и собраться силами, то вновь приближаясь к рубежу, за которым я должен был или потерять сознание, или получить разрыв сердца. Впрочем, именно в этот момент боль снова начинала спадать...

Я не буду описывать, как поначалу пытался разорвать ошейник, как, убедившись, что это мне не под силу, орал на всю квартиру, обзывая Леонисию бранными словами из древнего мужского лексикона, как от боли катался по полу, как...

– Дан, подскажи мне, пожалуйста, пароль для входа в твой комп. Пока ты там бунтуешь, я хочу кое-что в нем посмотреть, – вернувшаяся из ванной комнаты Леонисия, с демонстративным равнодушием наблюдала мои муки, как будто это было самым привычным для нее зрелищем.

– Погоди, какой к черту, пароль. Твой ошейник... Ох, как больно. Сделай что-нибудь.

– Что сделать? Сильнее или слабее?

– Ты что, не понимаешь? Мне больно!

– Знаю, – невозмутимо ответила асторийка. – Так что там с паролем, не вспомнил?

– Да, пошла ты...

– И это знаю. Дарк тоже так говорил. Поначалу...

– Какой еще, мать твою, Дарк. Мне больно.

– Да, один нехороший мужчинка, который не хотел слушаться женщин, – и моя мучительница дотронулась до одного из камней своего браслета.

После чего я понял, что настоящая боль началась только сейчас. Впрочем, у асторийки не было намерений отправить меня к праотцам. Во всяком случае, быстро. И после повторного нажатия боль чуть отступила.

– Повтори, пожалуйста, я что-то не расслышала.

Полученных болевых ощущений вполне хватило для того, чтобы желание выказывать хоть малейшее неподчинение Леонисии немедленно исчезло. И я назвал пароль, не забыв при этом добавить 'госпожа'.

– Молодец. Учишься понемногу вежливости. Полежи еще чуть-чуть, подумай, а я пока посмотрю, – и она снова дотронулась до своего браслета.

– Да, кстати, чтобы у тебя не было лишних иллюзий. У меня достаточно хорошая реакция. И, если ты попытаешься перейти к 'вооруженному восстанию', то успею нажать на сенсор. Плюс я ужасная трусиха, и могу не рассчитать силу нажатия. Например, сделать так... – и я едва не потерял сознание.

– Или еще сильнее. Поверь, возможности 'Укротителя' это позволяют, – и асторийка принялась изучать содержимое моего компа, предварительно снизив уровень моей боли до, скажем так, относительно терпимого.

– Слушай, а кто эта блондинка с пышными формами? Нет-нет, я не настаиваю, можешь не отвечать, – и боль от ошейника на мгновение усилилась. Намек был очевиден, а я не принадлежал к расплодившемуся в последнее время племени мазохистов.

– Бывшая.

– И что ты в ней нашел? Богатые родители? Родственница начальников?

– Я и сам постоянно задаю себе этот вопрос. Богатая, но не настолько, чтобы это меня хоть сколько-нибудь интересовало.

– Дан, знаешь, я не могу понять твою логику. Посмотри на меня внимательно, – и Леонисия отложила в сторону комп. – Хороша ведь чертовка! По моему, ты без всякого 'Укротителя' должен беспрекословно выполнять все мои приказы. Тебе их часто отдавали женщины подобные мне?

– Ох, мне сейчас не до логики. Больно... Не могли бы Вы хотя бы немного уменьшить...

– Не сомневаюсь. Что же касается уменьшить... Давай я тебя лучше займу разговором. Говорят, это здорово помогает. Кстати, а жена пыталась тебя подавлять?

– Еще как! – воспоминания о наших ежедневных ссорах не то, чтобы совсем отвлекли меня от боли, но на несколько секунд сделали ее не такой страшной..

– У нее тоже было нечто вроде асторийского 'Укротителя'.

– Нет. Она обходилась обычными скандалами. Правда, такими, что, вероятно, я бы предпочел средний уровень боли от вашего ошейника.

– Ладно, к этой теме, я говорю о 'среднем уровне', мы еще вернемся. А кто эта девушка с каштановыми волосами, на которую ты с таким обожанием смотришь?

– Да, в свое время ухаживал, и чуть было не женился. А потом она вышла замуж, и мы остались просто хорошими друзьями.

– На мой взгляд, она гораздо интереснее твоей бывшей жены. И фигурка лучше, и в глазах мысль читается... Впрочем, повторюсь, психику земных мужчин я понять не могу. Пока во всяком случае. Может быть, мне удастся это сделать, изучая и приручая тебя. Кстати, уже прошло?

– Нет, госпожа, боль продолжается, но уже не так сильно. Спасибо, что ослабили ее.

– Субалтерн, ты не понял. Я спрашиваю не о боли, а о желании противиться моей воле. Если нет, поваляйся на полу еще. Или, могу убыстрить процесс твоего 'просветления', – и Леонисия демонстративно приблизила указательный палец к браслету.

Что ж, этот раунд был полностью за ней. И мне оставалось только признать это: – Госпожа, умоляю вас, не надо. Я все понял. Пожалуйста, уберите боль.

– И что же ты понял?

– Понял, что вы управляете этой штукой, понял, что надо исполнять ваши приказы.

– И это все? – разочарованно спросила Леонисия.

– А еще я прошу прощения за свое неподобающее поведение и грубые слова. Это боль виновата.

– Боль, боль... Не ищи оправданий. Если бы ты не проявил непослушание, то никакой боли бы не было. Согласен?

– Согласен, вы правы, госпожа. Простите меня, умоляю.

– Верится с трудом. Но у меня доброе сердце, и я дам тебе шанс исправиться. Хотя бы по той простой причине, что научить тебя, как следует слушаться асторийских женщин, было некому. Но вот, если ты и после этого моего маленького урока продолжишь бунтовать...

– Нет-нет, что вы. Спасибо! Я буду самым исполнительным субалтерном...

– Ты ничего не понял, и я не прощаю тебя, – и асторийка вновь дотронулась до браслета.

– Госпожа, умоляю, больно!!! Что я сделал неправильно?

– Мне надо, чтобы ты был не только субалтерном. Это наши официальные отношения по службе. Мне надо, чтобы ты стал... Впрочем, догадайся сам.

– Госпожа, не сомневайтесь, я стану для вас кем вы скажите: служителем, рабом... – гуляя вечерами по Межгалактической паутине я не раз натыкался на сайты, знакомство с которыми помогло мне найти ответ, удовлетворивший мою мучительницу.

– Ну, раз понял, то давай вернемся к началу бунта. Поднимайся и надевай комбинезон как положено.

Увы, боль поломала меня. Или, по крайней мере, надломила. Приказы асторийки уже не казались унизительными, а все, что она делала со мной, воспринималось почти как должное. Еще не веря, что боль исчезла, я попытался подняться, но закружившаяся голова и трясущиеся ноги подвели меня, позволили сделать это только с третьей попытки.

– Нет, давай сделаем иначе. Отправляйся в душ и приведи себя в порядок. А то ты сейчас больше похож на тряпку, а не на сильного мужчину, который напишет для меня книгу, и которого я возвеличу до самого высокого мужского ранга. Ранга моего служителя. А приручать наполненную болью 'заготовку' мне не интересно. Пятнадцати минут тебе хватит?

– Спасибо, госпожа Леонисия, хватит.

– Ну, тогда иди..., нет, погоди. Ты хотел угостить меня шампанским?

– Да, госпожа. – Так в чем же дело? Налей мне пока бокал. Видишь, слабая женщина не может противиться твоим желаниям. И, надеюсь, тебе не придет в голову вздорная мысль кинуть в меня бутылку?

Прохладные струи душа и отсутствие новых импульсов от той штуковины, которую Леонисия назвала 'Укротителем' позволили мне немного придти в себя. Впрочем, совсем немного, ибо никакие идеи, как избавиться от ошейника и Леонисии не приходили мне в голову. Поэтому в комнату я вернулся с одной лишь нехитрой мыслью: сделать все возможное, чтобы избежать новых приступов боли. Что же касается приказа магистра, согласно которому на мне не должно было быть никакой одежды, то я постарался и соблюсти, и обойти его, обернув вокруг бедер махровое полотенце. Впрочем, от него, выполняя приказ Леонисии, пришлось сразу же избавиться. А затем асторийка, словно покупательница на невольничьем рынке, начала внимательно разглядывать мое тело.

– Я смотрю, водные процедуры пошли тебе на пользу. Я права?

– Да, вы правы, госпожа магистр, – мне оставалось только согласиться с измучившей меня 'Укротителем' девушкой.

– Налей мне еще шампанского, оно восхитительно. И без глупостей... – завершив осмотр, распорядилась Леонисия. Ее указательный пальчик по-прежнему касался сенсора, но предосторожность была напрасной – вдоволь насытившись болью, и понимая, что бунт в нынешних раскладах совершенно неуместен, я решил изображать полную покорность. Как словами, так и поступками.

Налив шампанское, я осторожно, чтобы нечаянно не спровоцировать нажатие сенсора, приблизился к сидящей на подоконнике инопланетянке, и, опустившись на колени, подал бокал...

– Молодец, ты быстро учишься, – и, сделав несколько глотков, Леонисия продолжила: – А теперь сядь на пол, и выслушай небольшую лекцию. Будь очень внимателен, ибо каждое пропущенное слово вернется к тебе болью от 'Укротителя'. Понятно?

– Так точно, госпожа магистр.

– А раз понятно, то слушай. Дан, мне одновременно требуются и твоя полная лояльность, заметь, я пока не употребляю слово 'покорность', ибо до нее тебе расти и расти, и твоя светлая, незамутненная какими-либо стрессами, или, что еще хуже, болью от наказаний, голова. А если ты так будешь воспринимать мои самые безобидные и легко выполнимые приказы, то быстро станешь ни на что негодным неврастеником.

Слова Леонисии были наполнены едва ли не материнской заботой, но воспоминания о боли и мысль о том, что еще недавно мы на равных вели непринужденный диалог в моей редакции, не давали мне полностью сосредоточиться на ее наставлениях. Не способствовали этому и качающиеся в полутора-двух метрах от моих глаз изумительные ноги асторийской красавицы. Странно, но после знакомства с 'Укротителем' они еще больше нравились мне. Однако ровный, хорошо поставленный голос Леонисии все равно проникал в глубины моего сознания.

– Давай подробно разберем случившееся. Во-первых, не бойся – я на тебя не злюсь, а, если и злюсь, то не очень сильно. Асторийская космическая педагогика утверждает, что через подобные бунты проходят почти все 'заготовки'. Скажу даже больше: она делает акцент на, что бунт в начале обучения является залогом качественного служения в будущем, и, надеюсь, твое дальнейшее поведение подтвердит эти выводы. Но предостерегаю тебя от повторения. Нет, я-то легко справлюсь с ситуацией. Надеюсь, ты теперь в этом не сомневаешься?

– О, никоим образом, госпожа магистр.

– А вот твоя психика следующего сеанса боли может не выдержать. Поэтому забудь о любых проявлениях непослушания. Ведь могут возникнуть ситуации, когда я и захочу пощадить тебя, но связанная правилами обращения со строптивыми подчиненными, не смогу этого сделать. Уяснил?

– Да, госпожа. Но, честно говоря, я боюсь сорваться. Очень тяжело перестроиться...

– Понимаю, и давай об этом поговорим подробно. В твоем сознании закрепилась совершенно неправильная установка, будто бы я через череду унижений ломаю тебя, и, в свою очередь, сама одновременно утверждаюсь за твой счет. В действительности все обстоит совершенно иначе. Помнишь мои слова о том, что ты до сих пор не нашел свое место в жизни и не разгадал ее истинный смысл?

– Да, госпожа Леонисия.

– Так вот запомни: я сейчас помогаю тебе в твоих поисках. Под моим заботливым руководством ты превратишься в по-настоящему сильного мужчину, не испытывающего ни малейших сомнений, что его место – у моих ног, а смысл жизни – в служении мне. Следовательно, я тебя не 'ломаю', а помогаю избавиться от, мешающих обрести подлинное счастье земных табу. Признайся, ты ведь еще в редакции мечтал обнять и поцеловать мои ноги?

– Да, госпожа, – я не стал скрывать свои эмоции.

– Я почувствовала это по твоему взгляду. За короткое время пребывания на Земле я не раз ловила на себе похотливые мужские взгляды. А в твоем взгляде похоти не было – лишь одно восхищение. Да и твой поцелуй во время клятвы сказал о мне многом. Поэтому мы прямо сейчас избавим твое сознание от одного из запретов. Налей мне еще шампанского и сядь на пол у моих ног. Но только ближе. Взяв новый бокал, Леонисия сбросила туфли, и, упершись босыми ступнями в мои плечи, продолжила психологический тренинг:

– И в чем же ты видишь унижение? В полном подчинении мне? Но разве я не достойна того, чтобы мне подчинялись и душой и телом? Еще раз внимательно посмотри на меня, – Леонисия развернула плечи и чуть откинулась назад, – Разве я не прекрасна? Да большинство мужчин, без разницы, асторийцев или землян, отдали бы на свете, чтобы оказаться сейчас на твоем месте? По-моему, ты должен не бунтовать, а благодарить судьбу и за встречу со мной, и за то, что я решила заняться твоим воспитанием. И будь честен перед самим собой, тебе ведь нравиться быть у меня в подчинении?