Текст книги "Неразменный Золотой"

Автор книги: Алекс Кроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Алекс Кроу
Неразменный Золотой
(Конан)

1

Конан проснулся в скверном настроении. Всю ночь ему снились колдуны, которые прыгали вокруг него, корчили рожи и безумно хохотали. Он сражался с ними, как лев, однако ни одного не сумел даже ранить, не говоря уж о том, чтоб снести хотя бы пару голов. Но самое неприятное ждало его впереди. Юная прелестница возникла вдруг перед его глазами в самый разгар битвы. Она смотрела на него молча, не улыбалась и не звала, а только протягивала руки, словно взывала о помощи. Конан попытался прорваться к ней сквозь кольцо воющих и рычащих магов; меч его летал и разил, да все без толку. Наконец круг разомкнулся. Варвар бросился к девушке и… Рукою дотронулся лишь до густого вязкого тумана.

Конан некоторое время лежал, скрипя зубами, и, не открывая глаз, морщился, словно только что разжевал гнилой орех. Наконец это бесполезное занятие ему надоело, тем более что призраки сна, видимо, испугавшись его гримас, унеслись в сторону Серых Равнин.

Варвар повернулся набок и подпер могучей рукой черноволосую голову, в результате чего топчан под ним тут же плаксиво пожаловался на судьбу. Взгляд синих глаз Конана обежал каморку, приютившую его на ночь, и остановился на человеке, который, укрывшись с головой каким-то тряпьем, мерно посапывал на грубой циновке в противоположном углу. Была видна лишь его тонкая смуглая рука с обгрызенными ногтями.

– Вставай, крысеныш! – рявкнул Конан. – Ты проспал все на свете!

Ши Шелам высунул наружу нос и мутными глазами уставился на Конана, словно не понимая, кто это, что ему надо и почему он так нагло себя ведет в его берлоге?

– Ты что, не слышал, пройдоха, что я сказал? Вставай! День уже сожрал утро, а мы еще даже не ели! – снова рявкнул Конан и рывком принял горизонтальное положение.

Ши Шелам вздрогнул и мгновенно пришел в себя:

– Жратва-а-а… – мечтательно произнес он. – О-о-о… А как насчет того, чтобы наполнить наши карманы звонкой монетой? Митра давно обгляделся, разыскивая нас, чтобы послать удачу.

– Вздор! Удача всегда с нами.

Ши Шелам был другого мнения, но посчитал неразумным его высказывать. Он уже понял, что его юный гость (ему лет девятнадцать, не меньше – считал Ши Шелам, но точно не знал, хотя они с Конаном обтяпали уже не одно дельце) находится в дурном расположении духа, а значит, лучше его не злить, ни понапрасну, ни по делу. Иначе, несмотря на общность интересов в иные дни и в какой-то степени дружеские отношения, можно легко схлопотать крепкого тумака. Ха, дружеские! Разве можно назвать таковыми отношения между ушлым заморийским скупщиком краденного в годах и юным горячим киммерийцем, занимающимся воровским ремеслом лишь последние два года? Наверное, можно. Особенно когда в животе в избытке плещется вино.

Ши Шелам, сладко постанывая, потянулся, отчего лохмотья, которым он был укрыт, зашевелились, словно это были не тряпки, давно потерявшие вид и цвет, а полчище насекомых, внезапно пришедших в движение. Конан брезгливо отвернулся и как бы нехотя сказал:

– Не испытывай моего терпения, Ловкач. Я хочу есть, и если через несколько вздохов что-нибудь стоящее не окажется в моем желудке, клянусь Кромом, я разнесу твою вонючую лачугу… – Немного подумав, он добавил. – Или сожру твою печень…

Ши Шелам испуганно зарылся в тряпье, словно оно могло спасти его от этого буйного варвара. Конан усмехнулся:

– Я передумал.

– Ты о моей печени? – робко поинтересовался Ши.

– Угу… – кивнул киммериец. – Уж лучше проглотить кучу навоза.

Взгляд его переместился на колченогий стол, отодвинутый ночью к стене, чтобы освободить место для ложа Ши Шелама.

– Как думаешь, выдержит эта рухлядь хотя бы один мой удар? – он привстал и решительно занес руку.

– Стой, стой! Зачем же сразу мебель ломать?!

Мальчишечье озорство киммерийца не на шутку беспокоило Ши и прежде. Будь Конан поменьше ростом, пожиже плотью и не столь суров, он давно нашел бы на него управу. Может быть.

– Конечно, пора подкрепиться! – затараторил Ловкач. – Я и сам так думаю. А мой стол не трогай, прошу тебя, отважный лев. Сие большая редкость, другого такого не сыщешь ни в Шадизаре, ни во всей Заморе, ни даже в Туране. Сейчас что-нибудь придумаем. Я сам голоден, как Нергал в мгновенья печали. – И он полез под топчан.

– Наши желания начали совпадать. Если и дальше так пойдет, мы, может быть, и поужинаем вместе.

Конан поднялся и поставил стол на середину комнаты. Сделал он это без особого напряжения, но мышцы спины и рук вздулись, являя свою мощь поднявшемуся с колен с горшком в руках Ши Шеламу. Тот видел подобную картину неоднократно, но неизменно впадал в легкий транс восхищения, поскольку, как и все коренные заморийцы, был невысок ростом и узок в кости. Вот и сейчас он замер с идиотской ухмылкой на тонких губах, только руки крепче сжали горшок.

Конан повернулся и, увидев оторопевшего Ши Шелама, слегка прихлопнул его ладонью по плечу:

– Я же тебе сказал – проснись!

Ши Шелам просел, едва не выпустив из рук посудину с едой.

– Ну, что тут у тебя? – добавил Конан, забирая у Ловкача горшок. Сбросив на пол деревянную плашку, служившую крышкой, и заглянув внутрь, Конан рассвирепел. – Кром! Что это за мерзость?! – его синие глаза уставились прямо в душу Ловкача Ши, и тот мгновенно втянул голову в плечи, опасаясь кулаков своего юного гостя.

– Это тушеные овощи, которые я стянул на позавчера, – пролепетал он.

В тот же миг Конан швырнул горшок в стену и сгреб Ши Шелама за грудки.

– Ты же ночью говорил, что у тебя на утро припасена еда, достойная королей!

– Так я пьян был от твоего вина, вот и преувеличил немного, – попытался свалить вину на киммерийца Ши.

– Немного? – Конан принюхался. – Тут воняет, как в логове сдохшего медведя.

Действительно, горшок, ударившись о стену, разлетелся осколкам по всем углам вместе со своим содержимым, и запах протухших овощей заполнил небольшое помещение, сделав невыносимым и без того спертый воздух.

– Но ты принес такое хорошее вино, что не опьянеть было невозможно, – Ши Шелам сморщил свою крысиную физиономию, словно собираясь расплакаться, – а овощи в тот день, когда я их себе подарил в квартале торговцев, на самом деле были приготовлены для особ королевских кровей. Я ведь в тот вечер съел половину и ручаюсь за свои слова. Кто ж знал, что они так быстро испортятся?

– Тьфу! Сам набивай желудок этим гнильем, а мне пора.

С этими словами Конан приподнял Ши Шелама на локоть от земляного пола, подержал пару мгновений на весу и, словно тряпичную куклу, посадил на топчан. Ловкач только хлопал глазами, а когда Конан надел перевязь с мечом и вышел, чуть не сорвав занавеску, служившую входной дверью, тонко заскулил от обиды. Он ведь не был виноват, что Конан проснулся в ужасном настроении! Наоборот, он ему оказал всякие почести, как уважаемому гостю. Даже свой топчан уступил.

Насчет топчана Ши Шелам лукавил сам с собой. Дело в том, что, отчаянно храбрый (по его собственному убеждению) днем, ночью он безумно боялся – всего. И демонов, кои кругами бродили вокруг его жилища (опять же по его личному убеждению), и диких зверей, воющих за стенами Шадизара после полуночи, и самого Нергала, который, судя по всему, беспрестанно ломал голову, как бы ему заполучить в свое мрачное царство Ловкача Ши. А потому маленький замориец был несказанно рад, если огромному мощному варвару случалось переночевать в его халупе. Ясное дело, Конан всегда располагался на топчане, хотя тот ему был и короток, и узок, а хозяина отправлял на пол.

Но в данный момент это лукавство помогало Ши Шеламу чувствовать себя правым.

Конан, выйдя из лачуги приятеля, зажмурился: огненный глаз Митры стоял почти в самом зените и в полную мощь изливал на тварей, копошащихся на земле, свою жаркую любовь. Поправив меч, варвар вышел в проулок и направился в сторону Восточных врат. Каких-либо планов на день у него не было, а о ночи думать было еще рано. Все, чего Конан хотел сейчас, это набить желудок. А уж потом можно было пораскинуть мозгами относительно дальнейших дел.

Киммериец шагал широко и уже подходил к восточным воротам, когда услышал позади себя тяжелое дыхание. Он не обернулся. За короткое время, которое ему потребовалось, чтобы выйти из Пустыньки (окраинного района Шадизара, в котором проживал Ши Шелам и другие, подобные ему) собственно к городу, он встретил всего двух прохожих, которые не были достойны никакого внимания по причине своей полной никчемности. Догонявший его человек наверняка ничем от них не отличался, а интуиция подсказывала, что опасности он не представляет. Конан продолжал путь как ни в чем ни бывало и повернул голову в сторону преследователя только тогда, когда тот поравнялся с ним, а ушей киммерийца достигли слова:

– Не гневайся на меня за назойливость, бычий загривок, но мне бы хотелось знать, что испортило тебе настроение настолько, что ты облил мое жилье моими же вонючими овощами?

– Ты поступил разумно, догнав меня, крысеныш. Я тут обдумываю одну идею, в которой есть место и для тебя, и, Кром и молния, если она не хороша, – ухмыльнувшись, сказал Конан, проигнорировав вопрос.

Глаза Ши Шелама загорелись. Еще не зная, о чем идет речь, он тут же представил себе результат воплощения этой идеи в дело – тяжелый кошель с монетами, обильные еда и питье, а также постель с какой-нибудь милой, но дешевой девицей.

– Можешь на меня рассчитывать, Конан, даже если это будет более чем опасно, – поспешил он заверить киммерийца на случай, если тот вдруг решит, что лучше провернуть дело самому, чтобы не делиться добычей.

– Опасно?! – Конан громко захохотал. – Ну конечно, это может быть очень опасно. Ведь можно захлебнуться вином или подавиться костью. Нет, пожалуй, рискованно брать тебя с собой.

– Ты сначала объясни, что ты задумал. Если опасность слишком велика, я и сам не пойду, – проявил разумную осторожность Ловкач Ши.

– Проще простого. Я иду в таверну Абулетеса, чтобы немного подкрепиться, а заодно хотел и тебя угостить. Как думаешь, это не слишком опасно для такого заморыша как ты? – Конан вновь разразился громким смехом.

– Во-первых, не заморыша, а заморийца. А во-вторых, я же не знал, что ты собрался трапезничать. В этом я всегда готов тебе помочь, даже на Серых Равнинах можешь на меня рассчитывать, – приосанился Ши, удивительным образом успевая при этом смешно подпрыгивать. – Но откуда у нас деньги? У меня и ломаного медяка нет.

Конан запустил руку в шаровары и вытащил потертый кожаный кошель, стянутый у горловины сыромятным засаленным ремешком. Судя по внешнему виду, кошель был пуст, как и желудки двух приятелей, но Конан, помяв его пальцами и ослабив ремешок, выкатил на ладонь монету – это был золотой.

– Видишь, Ловкач? На это мы можем с тобой знатно погулять.

– Ой, проклятье, чтоб тебя Нергал сожрал с потрохами! – вдруг возопил Ши Шелам и присел.

Конан развернулся, его лицо окаменело, а глаза превратились в две синие льдинки.

– Я слышал много предсмертных слов и могу сказать, что твои не отличаются новизной, – процедил он сквозь зубы.

Ши Шелам сидел в пыли и, скособочившись, разглядывал подошву левой ноги, потирая ее пальцем. На Конана он не обращал никакого внимания. Киммериец скрипнул зубами и рывком выхватил меч – наглость этого проходимца возмутила его, подняла с глубин души все осевшие до поры на дно темные варварские инстинкты. Короткая предполуденная тень от его могучей фигуры почти коснулась Ловкача. Тот поднял страдальчески сморщенное лицо и, едва сдерживая слезы, прошелестел:

– Подумать только, такой острый камень – и прямо мне под ногу. О, Конан, за что мне такое мучение? Или Бел больше не любит меня? Или я чем-то прогневал Митру, что он ослепил мои глаза? – тут Ши Шелам заметил сверкающее лезвие меча. – А зачем тебе меч? Или на нас кто-то собирается напасть?

– Ты оскорбил меня, крысеныш!

– Я? Тебя? – удивился Ши Шелам, с охами да ахами поднимаясь на ноги. – Ты, верно, что-то не так понял, отважный воин. Я наступил на камень, и мне стало так больно, так больно… Поверь, я такой боли никогда не испытывал. Так мы идем в таверну или ты передумал?

Тяжелый взгляд Конана некоторое время не отрывался от лица заморийца, словно варвар раздумывал, убить того на месте или отвести на центральную площадь и лишить жизни при всем честном народе. Наконец как бы нехотя он спрятал меч в ножны, сплюнул в пыль у самых ног приятеля и зашагал в прежнем направлении. Ловкач облегченно вздохнул и двинулся следом.

2

Несмотря на разгар дня и летнюю жару, в таверне Абулетеса стоял полумрак и было прохладно. Это очень нравилось Конану, который вместе с Ловкачом Ши расположился в дальнем углу за покрытым пятнами и изрезанным ножами столом. Причем киммериец сидел спиной к стене, чтобы видеть все, что происходит в таверне, а Ши Шелам устроился напротив него. Перед ними стоял большой поднос с только что зажаренным каплуном, кувшин дорогого красного вина из Шема и две полные до краев тем же вином глиняные кружки. Пустой кувшин и такой же поднос, но с обгрызенными костями предыдущего каплуна Ловкач сдвинул на край стола, откуда их вскоре уволок подавальщик.

Еще одно обстоятельство благотворно сказывалось на нынешнем настроении Конана – в таверне было мало народу. Редкие посетители, завершив трапезу, сразу уходили, а из пяти подавальщиков, обычно работавших в поте лица, когда лавки в таверне ломились от жаждущих насытить свое нутро, при деле было только двое: один вяло бродил по залу, а второй дремал у стойки. Короче, было прохладно и тихо.

С первым блюдом приятели расправились настолько быстро, что будь тот петух живым, он бы успел прокукарекать не более одного раза. Правда, в этом была заслуга одного Конана, оголодавшего, как зембабвийский лев в период засухи. Так что ко второму каплуну Конан приступил не торопясь – взял жирными руками тушку и разорвал ее на две, как он посчитал, равные части. Большую – шею и крылышко – он со всем присущим ему благородством бросил на блюдо перед приятелем, а в меньшую вонзил зубы, такие крепкие, что он сам не заметил, как, отрывая кусок мяса, перекусил петуху пару ребер. Впрочем, тому сие было, конечно, все равно.

Ши Шелам, ничуть не обиженный малой долей, тоже принялся за еду. Ему не так уж много было нужно, чтобы ощутить себя сытым, и он уже почти достиг предела, за которым начинается обжорство. Правда, запивая мясо вином, как сейчас, он бы мог и поросенка съесть, но, увы, поросенка ему никто не предлагал, а жизнь давно научила не привередничать и брать все, что дают.

В скором времени Конан раскусил последнюю кость, высосал из нее сок, бросил на стол и вытер руки о штаны. Ши Шелам не понял, к чему такая чистоплотность, но гадать не стал – Конану видней, что бы он ни делал. По крайней мере, нынче, когда с самого утра настроение юного киммерийца по непонятным причинам было ужасным. Протухшие овощи Ловкач за причину не считал, еда портилась слишком часто, чтобы из-за этого переживать.

Конан выудил свой кошель, достал золотой и, щелкнув ногтем, подкинул его в воздух. Монета зазвенела, крутясь, ударилась о столешницу, и, пару раз подпрыгнув, улеглась у края стола.

– Эй! – гаркнул Конан во всю мочь. – Еще мяса и вина!

Подавальщик появился сразу, словно соткался перед глазами из воздуха:

– Опять каплуна?

– Кром! Ты хочешь, чтобы я закукарекал? – грозно спросил Конан.

Подавальщик подобострастно поклонился, как бы прося извинения за свою недогадливость. Буйный нрав Конана был ему хорошо известен, поскольку киммериец частенько навещал это место и не всегда уходил с миром. После стычек хозяин таверны с грустью подсчитывал убытки и с гневом обвинял в них слуг, хотя те (на самом деле такие же воры и мошенники, как прочие шадизарцы) в данном случае не были виноваты. Ссоры и драки возникали только между посетителями и только по поводам, ведомым им самим.

– Неси поросенка. И вино не забудь, – велел Конан, запуская пальцы в рот, чтобы выдернуть осколок куриной кости, вонзившийся в десну у самого дальнего коренного зуба. – И не вздумай притащить ту кислятину, которой вы потчуете оборванцев, и которую ты хотел мне подсунуть с самого начала!

– А мы съедим целого поросенка? – вдруг засомневался Ши Шелам, забывший, видимо, что сотню вздохов назад он в своих смелых мечтах как раз на него и замахивался.

– Хоть пять поросят и десять баранов, были бы деньги! – рыкнул Конан и обратил свой взор на подавальщика. – А ты что стоишь? Или у тебя вместо ног ножки от стола?

– Смею ли я спросить об оплате трапезы? – как можно вежливей поинтересовался подавальщик.

– Кром! У тебя не только с ногами, но и с глазами плохо, – Конан указал пальцем на край стола, – это что, по-твоему, лежит? Кусок дерьма или деньги?

Подавальщик, разглядев, из какого металла сделана монета, вдруг обрел жизненную энергию и проворство. Одним движением правой руки он и подхватил пустой кувшин, и смахнул со стола золотой, а другой рукой при этом стал собирать на блюдо разбросанные по столешнице кости, не забывая бросать на богатого гостя умильные взоры. Конан мрачно наблюдал за ним и, заметив этот взгляд, подавальщик радостно сообщил:

– Вам повезло, о достойные жители Шадизара. Один поросенок из трех, которых мы сегодня насадили на вертела, уже готов. Как раз сейчас его снимают. Еще пара мгновений и он будет красоваться на вашем столе.

– Вот это другой разговор, – удовлетворенно сказал Конан, поднося ко рту кружку с остатками вина.

Когда подавальщик, убрав со стола все ненужное, принес очередной кувшин и удалился за поросенком, Ши Шелам, прихлебывая вино и от этого все больше и больше смелея, спросил как можно равнодушнее, словно суть вопроса не больно-то его интересовала, а спрашивал он просто так, чтобы оказать услугу собеседнику, поддерживая разговор:

– Что тебя так прогневало утром?

Конан отнял кружку от губ:

– Ты меня уже спрашивал, Ловкач.

– Но ответа не дождался.

– И не дождешься.

– Но мы же друзья и должны доверять друг другу, – проявил Ши Шелам настойчивость. Ему очень хотелось узнать эту маленькую тайну.

– Кром! – Конан наклонился вперед и уставился в переносицу Ловкача.

– Уж кому-кому, а детям Бела доверять нельзя, будь они хоть трижды твои друзья.

– Вот как?… – запыхтел Ши Шелам, всем своим видом демонстрируя оскорбленную невинность. – Значит, спать на моем топчане можно, а доверять мне нельзя?

– Нельзя, – авторитетно заключил киммериец. – И не суй свой крысиный нос в чужие дела!

– Твои дела – мои дела, ибо спишь ты на моем топчане как на своем, – продолжал настаивать Ловкач, понимая, что играет с огнем, но будучи не в состоянии остановиться из-за присущего ему с ранних лет болезненного любопытства, которое, кстати, очень часто давало приятелям необходимую для ночных дел информацию. – И мое уютное жилище ты разнес нынешним утром как свое собственное.

Желваки на лице Конана напряглись:

– Я и пальцем не тронул твою жалкую развалину, а если бы тронул, она бы рассыпалась в прах.

Он одним огромным глотком допил вино из кружки и вновь наполнил ее до краев. Ши Шелам ожидал, что Конан вот-вот рассвирепеет, но неожиданно киммериец успокоился и даже немного помягчел (хвала двум каплунам!):

– Ладно, скажу тебе, Ловкач, коль у тебя зудит в заднице от любопытства. Колдуны мне снились.

– Ну и что?

– А то ты не знаешь. Я им не доверяю. Все они либо выродки Нергала, либо у него на службе. Уж поверь, я их повидал достаточно. Бр-р, отвратительные создания. И давай оставим этот разговор. У меня от него вся жратва наружу лезет.

– Позволь еще спросить, ужель колдуны, да еще ненастоящие, так тебя разозлили?

– Хм-м… Там была еще девушка… Таких я в Шадизаре не видал. Она звала меня, но я не мог подойти. А когда смог, она растаяла, как облако на вершине горы.

– Значит, в скором времени ты встретишь свою любовь, – авторитетно заявил Ловкач.

– Э-э, – остановил его варвар, – ты что, толкователь снов?

– Нет.

– Кром! Я думаю, эта девушка из моей будущей жизни, и кто знает, сколько лет пройдет, пока я встречу ее наяву.

Такой мудрости замориец от юного приятеля никак не ожидал. Он с почтением поглядел на него и надолго задумался.

Вскоре подавальщик принес поросенка, и раздумья Ши прервались сам собой по причине более чем уважительной.

Наконец Конан похлопал себя по тугому животу и, рыгнув, глубокомысленно изрек:

– Ну вот, теперь можно и о делах поговорить.

– Конечно, надо и о делах подумать, – поддакнул Ловкач, – тем более что наш последний золотой уже не наш. Или он был не последним?

– Последним, – хмуро мотнул головой Конан и вдруг, немного поразмыслив, добавил, – был бы он на веревке… Чтобы дернул за нее – и он снова у тебя в кулаке. Белу никогда до такого не додуматься, – и захохотал, приятно удивленный неожиданным поворотом своей мысли.

Взгляд Ши Шелама, наполовину мутный от вина, начал постепенно проясняться, и Ловкач вновь впал в глубокую задумчивость. Вскоре Конан обратил на это внимание и грохнул по столу кулаком, чтобы привести приятеля в чувство. Ши также задумчиво посмотрел на киммерийца.

– А ну, выкладывай, что у тебя на уме? – потребовал Конан.

– Да вот не знаю, стоит ли говорить?

– Кром!

– Вдруг ты опять впадешь в ярость?

– Ты этого добьешься!

– Хорошо, смелый тигр, я сейчас открою тебе свои думы, – поспешно сказал Ши, про себя весьма довольный тем, что Конан заставил-таки его говорить – прежде он не решился бы на это, но теперь, после сытной трапезы и хорошего вина, чувствовал себя достаточно отважным для откровенной беседы с юным киммерийцем. Отхлебнув вина, он утер губы и, вперив в Конана таинственный взор, начал:

– Слышал ли ты про Граттара, который появился в Шадизаре пол-луны назад?

– Что-то слышал, но не припомню что. А чем он знаменит?

– Да вроде бы и ничем. Ни мешков с драгоценными камнями, ни сундука с золотом у него нет. Но поговаривают, что ему это и не нужно, потому как есть у него золотой.

– Тьфу. Нашел, чем удивить. Совсем недавно и у меня был золотой. А повезет, к утру еще раздобуду.

– Твой золотой был да сплыл, а у Граттара он неразменный.

– Говори ясней, крысеныш.

– Заплатишь этим золотым, а он опять к тебе в кошель возвращается. Ну, точно на веревочке, как ты сказал. Только на магической. Короче, колдовством разит на всю округу, поэтому я и раздумывал, рассказывать тебе об этом или нет? Тебя ведь от чернокнижной науки и магов всяких с души воротит.

Услышав это, Конан оскалил зубы, словно перед ним сидел не Ши Шелам, хорошо знакомый шадизарский пройдоха, а демон, вызванный Нергалом из самых мрачных закоулков своего царства, с которым надлежало немедленно вступить в смертельную схватку. Спустя несколько вздохов киммериец все же решил узнать, что Ши Шелам скажет дальше. Хищно сощурив глаза, он произнес:

– Воротит, это уж точно. Но не настолько, чтобы поучить кого-нибудь из них уму-разуму. Кто он и откуда – этот Граттар?

– Люди разное говорят, но никто толком не знает. По внешности вроде замориец, но так ли это?

– А-а, – бодро махнул рукой Конан. – Кем бы он ни был, но сегодня этот золотой станет моим!

Он всегда был скор на решения, и, к удивлению Ши, капризную удачу сие ничуть не отпугивало от юного варвара.

– Не спеши, отважный воин. Тут с наскока ничего не сделаешь. У него четыре телохранителя, – все же решил остудить он пыл приятеля.

– Я не ослышался? Ты посмел пугать меня четверкой чучел?

Ши Шелам попробовал заговорщически наклониться к Конану насколько мог, но из-за тщедушности телосложения просто навалился грудью на стол, подбородком прижавшись к крышке стола, и шепеляво, зато горячо зашептал:

– Я сказал не спеши не потому, что сомневаюсь в твоей доблести и силе. Бел мне свидетель, тебе нет в Шадизаре равных. Но прежде чем ты сделаешь хоть один шаг в сторону Граттара, дослушай меня до конца. Дело в том, что некоторые люди, кстати, кое-кто из них тебе известен, уже пробовали, пусть не будет суров с ними Нергал на Серых Равнинах, завладеть этой хитрой монетой, если она существует.

– Конечно, существует, коль об этом говорят выродки Бела.

– Но, видно, магия распространяется не только на золотой, но и на телохранителей. Их нельзя одолеть ни в бою, ни спящими. Они заговоренные. Их оружие разит без промаха, а доспехи не пробиваются ничем. Одна банда попыталась ограбить мага днем, их было десять человек, но уцелело лишь двое. Вот откуда известно про оружие и доспехи. А один разбойник по имени Ясдет пробрался в дом к Граттару ночью и попробовал перерезать горло спящим охранникам. Заметь, один из телохранителей обязательно не спит. Охраняя хозяина, они сменяют друг друга через каждую четверть дня. Так вот, Ясдет решил, что, без усилий расправившись с тремя спящими, он как-нибудь одолеет и четвертого, а в результате ушел на Серые Равнины вместо них.

– Почему? – удивился Конан. – Я его знал. Не чета мне, конечно, но крепкий, умелый и храбрый боец.

– Я тебе уже десять лун твержу, что они заговоренные. Если бы с Ясдетом не было Хруга, мы бы об этой истории не узнали, а он своими глазами видел, как остро отточенный нож не сделал на шее спящего даже царапины. Телохранитель проснулся и заколол Ясдета, как поросенка, а Хруг успел убежать. Он до сих пор вне себя от ужаса, и, кажется, слегка окосел на один глаз. Нет, тут нужно придумать что-то другое.

– Так думай скорей, или у тебя вместо мозгов куча навоза?! Я хочу этот золотой, а после того, что ты рассказал, особенно хочу, – сверкнул Конан глазами и крикнул невидимому подавальщику. – Эй, тащи на остатки золотого еще вина! Да загаси курительницу, от этих благовоний дышать нечем!

Подавальщик шустро принес новый кувшин и отправился было выполнять пожелание Конана, однако его остановил чей-то тонкий, но властный голос:

– Пусть горит.