Текст книги "We can't be broken (СИ)"

Автор книги: Алекс Кроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Капли дождя стекают по окну, и мир расплывается. Или это слезы стоят в карих глазах? Серый осенний мир, на который она смотрит из окна маленькой квартирки в маггловском районе на окраине Лондона и который изо всех сил старается казаться счастливым. Маггловский мир такой и есть. В нем не было войны. В нем кипит жизнь. Люди перебегают улицу, то тут, то там, колеса машин расплескивают воду из луж. Странные они, эти маггловские машины, непонятные. Здесь все непонятное. Но это и к лучшему. В мире магглов почти ничто не напоминает о магии. Только волшебная палочка в кармане джинсов. Она почти ею не пользуется. Пытается быть нормальной. Хотя это самое ненормальное, что она может делать. Но разве она виновата, что после всех бед и разрушений, причиненных магией, она не хочет колдовать? Позже она, конечно, снова возьмет в руки палочку, ведь она чистокровная колдунья, без магии она не смыслит своей жизни, но это будет позже, не сейчас.

Демельза Робинс родилась в магическом мире. Мире ярких вспышек заклинаний и бурлящих зелий в котлах, мире, где можно исчезнуть с громким хлопком и появиться в другом месте, просто подумав об этом, мире, где на метлах летают, а не метут ими пол. И она тоже летала. Носилась по квиддичному полю в красной форме, уворачиваясь от бладжеров так ловко, как, наверное, не удавалось никому до нее, и раз за разом забрасывала квоффл в кольцо. Пока власть не захватил лорд Волан-де-Морт и всё не сломал.

Едва ли не первым, что сделали Пожиратели Смерти, освоившись в Хогвартсе, был запрет квиддича. Почему? Видимо, посчитали, что это недостойно отпрысков магической аристократии. А для полукровок и магглорожденных – слишком большая роскошь. Метлы конфисковали, квиддичные раздевалки заперли, а поле так и простояло пустым, пока не сгорело в Битве за Хогвартс, оставив после себя только пепелище, напоминающее о том, что когда-то здесь собирались десятки детей, громкими криками подбадривая команды своих факультетов. А ей даже сделали выговор, как и многим другим чистокровкам. Леди Робинс не должна носиться по полю на метле, как какая-нибудь дикарка! Леди. Дурацкий, никому не нужный титул, про который уже и не помнит-то никто. Она не леди. И никогда не хотела ею быть.

Сначала она думала, что не справится без этого. Глупая детская убежденность, что ей не прожить без квиддича, что он для нее всё. Ей ведь было всего шестнадцать лет, можно было позволить себе возомнить, что без этого ее жизнь не имеет смысла. Пока она не увидела, что теперь творится в школе. Даже чистокровные слизеринские аристократы вжимались в стены, когда Кэрроу проходили мимо них. Только бы их не заметили, только бы не решили, что они что-то делают неправильно. Она тоже пряталась. Даже она, бесстрашная гриффиндорка, чистокровная волшебница, Демельза Робинс, пыталась всеми силами избежать чересчур пристального внимания к себе. Хватило одного раза, одного слишком дерзкого взгляда в сторону Алекто, чтобы понять, что даже «чистая» кровь может не спасти от внезапного и беспричинного гнева Пожирательницы. Оставшийся на груди шрам служил напоминанием об этом до сих пор. А что говорить о других? Полукровки рыдали в туалетах после очередной встречи с Пожирателями, на уроке ли или в Большом Зале. Твоя мать – магглорожденная? Или хуже того, вообще маггла? Получи за это пару Режущих и Круциатус. О магглорожденных и говорить нечего. Самые беззащитные из них ходили с вечно заплывшими лицами, не успевали пройти одни синяки, как появлялись новые. Но именно среди них возникли первые очаги сопротивления. Так называемая Армия Дамблдора не в счет, она действовала тайно, понимая, что лучше не выдавать себя и не совать голову в пасть к Василиску. Зато среди магглорожденных нашлись те, кто не побоялся этого сделать. Нет, они не бросались на Кэрроу с волшебными палочками наперевес и не устраивали для них ловушки. Они молча поднимались с пола после каждой новой пытки, сверля Пожирателей полным ненависти взглядом. И этого Кэрроу боялись куда больше всех надписей на стенах вместе взятых. Они не могли сломать так ненавидимых ими маггловских отродий.

Демельза не знала, когда она начинала испытывать запретные чувства к одному из этих отродий. Ведь разрешена только ненависть к низшей касте волшебников, а вовсе не восхищение тем, как он снова и снова поднимается после очередного Круциатуса, выпрямляясь во весь рост и гордо вскидывая подбородок, или защищает от этих чудовищ младшего брата. Или желание прижать эту светловолосую голову к своей груди и солгать, что все будет хорошо, только бы снова увидеть улыбку на этих губах и в этих ярко-голубых глазах. И слушать этот голос с ирландским акцентом, говоривший все то, о чем думала она сама. Он понимал ее лучше, чем кто-либо другой. А она запоздало заметила, какой он сильный и красивый. Будто не училась вместе с ним с первого курса.

Колин фотографировал ее, когда она сидела на диване в гостиной и пыталась делать уроки или просто смотрела на пламя в камине, мог караулить часами, пока она случайно не сядет так, как ему понравится, и щелкал фотоаппаратом. Перебирал ее вьющиеся темно-каштановые волосы, когда она клала голову ему на грудь и засыпала, уверенная, что в этих сильных руках ей ничего не грозит. Говорил, что она очаровательная. Они целовались в пустых коридорах, где никто не мог их увидеть, и держались за руки под партой, пока Кэрроу расхаживала взад-вперед перед доской, поливая грязью неволшебников. И прятались от всего мира в спальне, за задернутым пологом, занимаясь любовью, а она боялась сделать что-то не так, ведь у нее до него никого не было. Нет, ей и в голову не приходило назвать это просто сексом. Она любила его. Они не говорили о любви до той самой ночи, когда мир рухнул, и не думали о ней, но она любила его даже когда сама еще этого не понимала.

Колин сказал об этом первым. Когда его буквально силой тащили из Большого Зала к проходу в Выручай-Комнате, через который эвакуировали несовершеннолетних студентов, он кричал, что так нельзя, что он тоже может сражаться, что он должен, если не он, то кто защитит его брата. И что он любит ее и не бросит один на один с надвигающейся на замок армией Волан-де-Морта. Она не была одна, в замке оставалось немало других студентов, таких же семнадцатилетних мальчишек и девчонок, которых какой-то глупец посмел назвать взрослыми. И преподаватели, Орден Феникса. Но без него вдруг стало так страшно. Пришлось загнать страх поглубже, заставить себя не думать о том, как плохо все может закончиться, о том, что она может умереть. Лучше думать о том, что с ним все будет хорошо, что он в безопасности. Она не смогла признаться ему в ответ, все еще не была уверена, в своих чувствах, в самой себе, но его громкое «Я люблю тебя» согревало изнутри, отдаваясь эхом в голове, повторяясь снова и снова. Она верила, что справится, что сможет.

Не смогла. Упала на пол, споткнувшись о чью-то волшебную палочку, когда пятилась от наступающих на нее Пожирателей, подруги и просто однокурсницы, такие же глупые самоуверенные девчонки, как она сама, уже лежали на полу. Мертвые. Она осталась последней, не из-за каких-то выдающихся способностей, а потому что ей повезло больше, чем другим. Они думали, что это будет как на занятиях в Армии Дамблдора, рано или поздно все вступили в нее, чтобы научиться защищаться, но Пожиратели Смерти знали только одно заклинание, а среди стайки глупых шестикурсниц не было Гарри Поттеров, чтобы выжить после него. И они умирали одна за другой, падая на пол и застывая, словно надоевшие кукловоду и брошенные им марионетки. Она тоже приготовилась умереть, когда на нее направили палочку и Убивающее Заклятие почти сорвалось с чужих губ. И до сих пор в ушах звучал его крик, когда за секунду до конца он выскочил из бокового коридора.

«А ну отойди от нее, тварь!»

До сих пор звучал в ушах звук, с котором раскрученный на длинном ремне фотоаппарат ударил Пожирателя по лицу и брызнул осколками объектив. И два слова, которые так и не смогли произнести не сумевшие справиться всего с двумя противниками шестикурсницы, два слова на выдохе, пока враг не опомнился.

«Авада. Кедавра.»

Одна зеленая вспышка, а сразу за ней вторая. Пожиратели слишком расслабились, убивая глупых маленьких девочек, и не ожидали, что кто-то сможет оказать достойное сопротивление. Демельза вцепилась в его плечи и разрыдалась, уткнувшись лицом ему в шею, чтобы не видеть мертвых. А его руки были в крови. Только потом, когда все закончилось, когда в одном из коридоров нашли тело Алекто Кэрроу в луже крови вокруг разбитой головы, он, уткнувшись лицом девушке в колени и содрогаясь от рыданий, рассказал, что произошло, когда он выскочил из Выручай-Комнаты, вернувшись, несмотря на запрет, обратно в замок, и столкнулся с Пожирательницей в коридоре.

«Она не хотела замолчать. Кричала, что мы все умрем, звала на помощь. Я просто бил, пока она не заткнулась, я даже не помню, чем. Она никак не хотела замолчать.»

Почему никто не сказал им, что это будет так страшно? И хуже всего, что он ни разу не сказал, что он не хотел.

Они сражались бок о бок, но она почти этого не запомнила. Сознание будто накрыло пеленой все самое страшное, оставив в памяти только то, что тогда помогало ей быть сильной. Его глаза, ярко-голубые от горящей в нем ненависти, его длинные светлые волосы, которые он все время отбрасывал с лица, его пальцы, переплетенные с ее собственными, словно говоря «я здесь, я с тобой». Что-то горело и взрывалось, сверкали вспышки, красные, фиолетовые. И зеленые, после которых уже редко прилетало в ответ заклятие, разве что человек успевал увернуться или отскочить в сторону в последнюю секунду.

Незадолго до выданной Волан-де-Мортом часовой передышки им пришлось разлучиться, когда из дыма внезапно выскочил Невилл с перемазанным кровью и копотью лицом, крича, что нужна помощь раненым и чтобы она уходила из этого Ада. Демельза хотела уйти, но боялась смалодушничать, да и ничего не смыслила в Целительской Магии, но пришлось подчиниться, вид у Лонгботтома был нетерпящий возражений и несколько безумный. Она не так давно его знала, знала по-настоящему, а не просто видела в коридорах, но уже успела усвоить, что с Невиллом лучше не спорить. Лидер Армии Дамблдора не терпел неповиновения и, более того, мог заставить подчиняться одним взглядом. Всех, кто прежде считал его главным хогвартским олухом, постигло огромное удивление, когда выяснилось, что у этого высокого неуклюжего гриффиндорца стальной стержень внутри, который не сломать всем Пожирателям Смерти вместе взятым.

Когда Волан-де-Морт милостиво, как он выразился, даровал измученным защитникам разгромленного замка часовую передышку, Демельза в Большом Зале возилась с каким-то старшекурсником с почти оторванной рукой, кажется он был с Когтеврана. Или с Хаффлпаффа? Она не помнила. Зато помнила, как начали заносить в Зал тела погибших и как в дверях появился все тот же Невилл с окровавленным лицом. А у него на руках… Почти каждую ночь ей снилось это в кошмарах. Окровавленная (Мерлин, откуда столько крови?!) когда-то белая, а теперь серая от грязи и копоти рубашка, безвольно повисшие руки и запрокинутая светловолосая голова. Когда она добежала до него, Лонгботтом уже опустил его на пол. Нет. Нет, он не должен лежать на полу. Но на лавках и столах уже не было места, тем более для… Нет, он не умер, нет!

Невилл что-то говорил, но отупевшее от ужаса сознание выхватывало только отдельные слова. Коридор. Стена. Взрыв. Осколки. Лонгботтом и сам выглядел жутко, ему рассекло левую щеку и стоило открыть рот, как в рваной ране становились видны зубы. Мерлин, как будто у него было мало шрамов, за что же его так? Но Демельза тогда даже не обратила на это внимания. Только сидела на коленях, перебирала мягкие светлые волосы и плакала, целуя окровавленное лицо и повторяя одно и то же, как безумная.

«Не уходи, слышишь? Слышишь? Вернись. Колин, вернись. Я люблю тебя. Ты слышишь? Вернись. Пожалуйста, вернись.»

От охватившего ее ужаса она даже не заметила, что рана на его шее наспех залечена, а грудь слабо вздымается и опадает в такт едва слышному дыханию. Поняла, что жив, только когда он приоткрыл глаза и прохрипел, делая паузы между словами и задыхаясь из-за поврежденного горла: «Робинс. Не капай на меня своими слезами. Я не сдохну, и не надейся.» После чего замолчал на несколько часов, пока один из прибывших в Хогвартс после Битвы целителей, с трудом и очень громко и виртуозно ругаясь, не восстановил ему голосовые связки.

О том, что было потом, знают даже дети. Гарри Поттер мужественно пожертвовал собой ради других, а потом не менее мужественно расправился с лордом Волан-де-Мортом. «Победа!»– кричало Министерство Магии, раздавая направо и налево ордена и медали. «Победа?»– с горечью повторяли вчерашние дети, стоящие на развалинах любимой школы среди погибших в бою друзей и однокурсников. И слезы катились по перепачканным кровью и копотью лицами. Это победа?

Их курс погиб почти весь. В Гриффиндоре осталось четверо, двое парней и две девушки. И стольких же убили. Но это потому что они гриффиндорцы, лучшие бойцы и дуэлянты всегда учились именно на этом факультете. А из хаффлпаффцев выжила только одна девушка. Как и из когтевранцев. Трудолюбие и книги не помогли им спастись от Пожирателей. Слизерин не сражался, их вытолкали из школы даже не спросив, не желают ли они тоже выступить против Темного Лорда. Оно и к лучшему, думала Демельза, глядя на матерей, рыдающих над окровавленными, часто изувеченными телами своих детей. Некоторых опознавали только по любимому колечку на пальце или подаренным на Рождество часам. Выжившим пришлось не легче. Кому-то не повезло оказаться слишком близко к Акромантулам, устроившим кровавую баню на школьном дворе, и лишиться руки или ноги. Кому-то пришлось еще хуже. Демельза была одним из тех везунчиков, кого почти не зацепило. Только рука ныла в плохую погоду, после того, как в нее угодило какое-то проклятие. Словно она дряхлая старуха.

Министерство попыталось откупиться от выживших орденами за проявленную храбрость, даже устроили целый Вечер Памяти, на котором один за другим выступали важные чиновники в отутюженных мантиях, восславляя героев Войны. Вечер Памяти. Вечер Гарри Поттера, которому все пели дифирамбы, без конца повторяя, как много он сделал для Магической Британии. Пока Колин не встал и еще хриплым после ранения голосом с усилившимся от ярости ирландским акцентом не спросил его, а где ты был, Поттер, весь этот год, когда за тебя страдали люди, верившие, что ты жив и продолжаешь бороться? Где ты был, когда нас пытали Круциатусом и избивали в Хогвартсе, стоило только произнести твое имя? Где ты был, когда наши умирали один за другим? Чтобы выиграть тебе немного времени. Непонятно для чего. Где ты был, когда их разрывали на части Акромантулы и топтали великаны? Где ты был, когда Пожиратели швыряли во все стороны Убивающие Проклятия и твои друзья умирали за тебя? Я не видел тебя среди сражающихся.

И плюнул Поттеру в лицо, когда тот начал мямлить, что у него было дело и что самым важным было победить Волан-де-Морта. После чего молча развернулся и ушел. Он больше не верил в Избранного. Он перестал верить в него еще когда тот исчез и не подавал о себе весточки почти год, но слова о том, что у великого Гарри Поттера было дело, которое он поставил выше человеческих жизней, выше тех, кто считал себя его друзьями и соратниками, и о котором даже не посчитал нужным сказать другим, заставили Колина окончательно от него отвернуться. Демельза так же молча поднялась и пошла за ним. Ей не нужен герой, не думающий о людях, которые сражались и которые погибли ради него. Она не считает его героем. Но если Колин испытывал к нему едва ли не ненависть, то Демельза не ощущала практически ничего. Они ждали его. Ждали несколько месяцев, даже пары слов от него хватило бы, чтобы они продолжали верить, что Избранный все еще с ними. Но он исчез, и они один за другим решили, что обойдутся без него. И когда этот Избранный наконец появился в Хогвартсе, она не бросилась к нему, крича от радости. Его появление уже не значило ничего. Она больше не ждала и не надеялась на него. А теперь у нее есть свой герой.

Колин не вернулся в Хогвартс в новом учебном году. Сказал, что с него хватит. Домой, куда-то в захолустье Ирландии, тоже не поехал, снял квартиру на окраине Лондона и пошел обивать пороги аврората. Конечно, его взяли. Если не сказать «с руками оторвали». Он, как выразился кто-то из этих напыщенных министерских крыс, хорошо зарекомендовал себя во время Битвы. А Демельза все же попыталась вернуться в школу, родители настаивали, что образование нужно продолжить, да она и сама так считала. Но не смогла. И запоздало поняла, почему он не захотел сюда возвращаться. Через неделю собрала чемодан и ушла, устав ходить по коридорам и видеть кровь и мертвых друзей на каждом шагу. На карьере квиддичного игрока тоже пришлось поставить крест. Она больше не летала. Между ней и той девчонкой, бросавшей квоффл в кольцо, лежала непреодолимая пропасть длиной в три слова. Битва за Хогвартс.

Она не поехала домой, да и мать бы не оценила романа с магглорожденным, «чистота» крови слишком много для нее значила. Демельза не была уверена, что ее ждут, когда стучалась в старую обшарпанную дверь с чемодан в одной руке и переноской, из которой выглядывала ехидная кошачья морда, в другой, но он ждал. Оперся рукой на дверной косяк, светлые волосы падали ему на глаза, и молча улыбнулся. А она также молча уткнулась лицом ему в грудь, больше никогда не желая его отпускать.

Тихие шаги по пушистому ковру, купленному в ближайшем, стопроцентно маггловском магазине, дали знать о чужом приближении, и Демельза привычно положила голову ему на плечо, когда он обнял ее, сцепляя руки в замок на ее талии и на мгновение пряча лицо в густых каштановых волосах. Сама она среднего роста и хрупкая, идеальное сложение для охотника, а Колин выше ее почти на голову, но при этом гибкий и легкий как кот, хотя и крупный. Демельза подняла голову, чтобы запечатлеть на чужих губах короткий поцелуй, и улыбнулась. Он единственный, кто теперь может заставить ее улыбаться. Колин ответил слабой улыбкой, не разжимая губ, и поднял руку, ловя длинными пальцами вьющуюся каштановую прядь и убирая ее девушке за ухо. Непокорные кудри вечно лезли в лицо. Она протянула руку и дотронулась кончиками пальцев до шрама слева на его шее, похожего на тонкую неровную букву “У”, будто вычерченную на коже дрожащей рукой только учащегося писать ребенка. Он не позволил залечить рану до конца, сказав, что не хочет забывать, как ему повезло. Ведь он мог погибнуть в этой войне, а отделался только несколькими шрамами. Как и она.

Мы не смотрим на людей с обложек журналов и первых полос газет, как Поттер и его компания. Нас не зовут на официальные приемы по случаю победы и не узнает на улице каждый встречный волшебник. Мы безымянные солдаты Второй Магической Войны, проливавшие кровь в Битве за Хогвартс, свою и чужую, одни из многих, выживших или погибших, и нас вряд ли упомянут в учебниках истории. Может быть, мы останемся на Щите Славы в Хогвартсе, как напоминание для будущих поколений, что были когда-то такие же дети, как они сами, и которые слишком быстро повзрослели. Но нам это и не нужно. Мы сражались за свое будущее, за возможность жить так, как хочется нам, а не кому-то еще, и быть вместе, и мы победили. И пока мы есть друг у друга, нас не сломить.