Текст книги "Друг в друге (СИ)"

Автор книги: Алекс Гон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Они ненавидели друг друга.

 

У них ненависть билась вместо сердца и уши оглушала, прорезая барабанные перепонки. 

 

У неё глаза темные. Медово-оливковый ободок прожигал насквозь. Не взглянуть. Не сказать. Просто молчать. Джексон в ладонь себе шептал. 

 

Черт.

 

У него схожи с морем. Солёным, рвущем глотку, когда захлебываешься. Потому что в них много жидкой соли. И глядя на них, Кларисса по-тихоньку захлебывалась. 

 

Они за версту чувствовали друг друга. Словно бешеные псы. Запах жесткой линией оседал вдоль лопаток и звал-звал-звал. 

 

От неё несло потом и пеплом в волосах.

От него водой и мокрыми руками. 

 

У них запахи глубокие. Слишком глубоко под кожей спрятаны, топитесь, дети мои.

 

Они не умели разговорить с друг другом, как нормальные. Для них это за пределом реальности. Никак не гребанное мечтание. 

 

Их языки яд. Полный, гнущий. Горячий. 

 

Они без хреновой выдержки травили друг друга. Каждый проклятый раз. Полубоги (друзья) озирались на них с дешёвым недоумением, перешептывались, пожимали плечами. И спрашивали гнущем прутом голоса: 

 

Возможна ли такая ненависть между людьми? 

 

Кажется, это было единственным с чем Джексон и Кларисса молча соглашались, брезгливо кривясь. 

 

У них это болезнь. 

 

Внутренняя опухоль.

 

Он ненавидел её.

Она ненавидела его. 

 

Все битком. 

 

Они бились с кровавыми спинами, со стекающем потом по лицу. И наплевать, что эти бои – учения. Они боролись, так желая причинить боль. Чтобы иссушило. Чтобы один из них задохнулся.

 

На заданиях – постоянный обмен посланий в личный ад и касания рук, чтобы шрамы впитались в кости. 

 

Кстати, о костях.

 

Никто ночью не замечал, куда девался Посейдоновский Ублюдок и Девка, так похожая на мужика. В прямом смысле.

 

Непохожие. Разделённые. Несовместимые.

И сумасшедшие. До такой степени, что хотелось клацать пастью и исходить слюной.

 

Больное сумасшествие.

 

Никто не думал. Никто не видел. А у них сердца рвались. И мирно уходили под ноги. 

 

Ночью он ломал ей кости.

Ночью она доставала до его внутренностей. 

 

Никто и не догадывался. Мелкие идиоты-полубоги спали, даже не подозревая, что где-то там, мокрое дыхание и шумные, оглушающие – ближе, блять, ближе.

 

Стоны в небо. Небо знало, небо хранило их секрет. Потому что оно уже давно было пронизано крикливой дрожью. Казалось, оно вместе с ними дрожало. 

 

Ночью Кларисса и Джексон также убивали друг друга. Но по-другому. 

 

Кому расскажешь, не поверят, отмахнутся от тебя, как от надоедливой мухи. Прибавок, психом накличат. И нахер пошлют. Мол, с головой явно не дружит.

 

Пошло все к чертям. 

 

А психи – они.

 

Конченные.

 

Вот только психи – это дело умеренное.

Псих живет в каждом, но в этих двоих...

 

Там их полчища, орава. Они подкожные, невидимые. Но протянешь руку – и почувствуешь их. Живых. Жужжащих в лопатках, в сплетениях родинок.

 

Там у них обоих их много. Живого много. 

 

И режущего.

 

Ночью он опрокидывал её на стол. Вдалбливал в дерево. В землю вбивал. 

 

А она спину ему царапала и просила-просила-просила. 

 

Перси

 

Он зажимал ей рот поцелуем. Болезненным. А она, вдавливая пальцы ему в плечи, кричала. Кричала ему в гортань, сплетаясь языками. 

 

И в глазах – безумие – руках – сдвиг по фазе.

 

У них что-то сносящее на пальцах, прописанный билет в один конец. 

 

У них трещали рёбра. Под кожей что-то нашептывало, злорадно усмехаясь. 

 

Джексон наматывал её волосы на кулак, оттягивал шею до воспалённых вен, и вбирал в себя её кожу. 

 

Так неправильно-грязно.

 

Они доставали до гланд, они стискивали друг друга с зудом в конечностях. 

 

Целовались, задыхаясь. 

 

Уничтожали, прикасаясь. 

 

Ломали, крича. 

 

Они в друг друге жили. Дышали и снова умирали. Такая общая спираль. 

 

А с наступлением рассвета, последний раз дышали в губы, и не замечали, как снова оказывались на арене против друг друга. 

 

И каждодневный шум вбивался им в грудь. За них болели. Из-за них лагерь делился на две части. 

 

На Перси.

На Клариссу. 

 

У неё всегда стойка замороженного солдата, руки, держащие меч, и ухмылка с острым наклоном в сторону.

 

Ухмылка выла раненым зверем – отделаю я отпрыска Посейдона.

 

И шум полубогов нарастал. Кричали, связки срывая.

 

У него всегда руки в карманах, располосый оскал и соль в глазах. 

 

И все по-старому.

 

Снова борьба. Снова чертова игра. Снова подброшенный жребий.

 

И скользкий шёпот в губы, когда Перси клал Ла-Ру на лопатки. Когда Кларисса лезвием вела по шеи Джексона.

 

И снова жизнь тобою.

 

Они разрушали друг друга. 

 

Пока никто не видел, Джексон проходил рукой по её выступающим рёбрам, Клариссу трясло.

 

Пока никто не видел – Кларисса била его резью в глазах и поддавалась бёдрами вперёд, впечатывая Джексона в каменные глыбы. Перси зверел.

 

Полубоги не догадывались. Лагерь молчал, скалил пасть, но молчал. Отцы – ещё одни боги – не ведали. Друзья не знали. Мир не хотел смотреть, оборачиваясь к ним спиной. 

 

А они же медленно ехали по прямой. 

 

А Перси Джексон и Кларисса Ла-Ру медленно сводили друг друга с ума.