Текст книги "Ловушка для Бога"

Автор книги: Алекс Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Только подойди, подонок, дерьмо шакала, я тебе кишки выпущу! – раздалось в ответ из угла.

Киммериец замер, как оглушенный. Дело было не в ужасающей наглости сказанного, нет, Конан даже не расслышал обращенных к нему слов, настолько поразил его тембр голоса дочери Хеир-Аги.

– Повтори… – пробормотал он, встряхнув головой, чтоб успокоить шумящую в ушах кровь.

– Отойди с дороги, вонючая собака! – немедленно отозвался ломающийся юношеский басок. Обладатель его явно трясся от страха, явно собирался дорого продать жизнь и столь же явно не мог быть ни Айсой, ни какой-либо другой дочерью наместника. И вообще – ничьей дочерью.

– Ты кто? – с трудом выдавил Конан. В углу молчали, тяжело дыша.

В памяти киммерийца замелькали разрозненные обрывки воспоминаний: нежный девичий голос, окликающий невольниц, браслет на тонком запястье, громадные от испуга глаза в полумраке святилища… Стремительная бесшумная погоня по коридорам гарема, свист меча в умелой руке… Удар коленом в пах…

Судорожно пытаясь свести концы с концами и чувствуя, что не в силах постичь происходящее, Конан открыл было рот – спросить все равно о чем, услышать ответ, прогнать наваждение, но затаившийся у стены мальчишка дернулся в сторону, и киммериец инстинктивно, вслепую чиркнул ребром ладони по воздуху, защищаясь от собственного меча. Соперник болезненно вскрикнул, и Конан, услышав, как упал под ноги выбитый клинок, бросился на крик, поймал край женской одежды.

Парень рванулся и, высвободившись, шмыгнул к полуоткрытой двери. На мгновение мелькнул в проеме его силуэт, потом скрылся – и тут же раздался глухой удар, полузадушенный вопль, еще вопль, возня…

Конан выскочил на глухую черную улицу, сгреб в охапку яростно сцепившихся в пыли беглеца и Ухарту, внес их обратно в лачугу. Затем он метнулся к ложу, нашарил светильник, захлопнул дверь и, привалившись к ней, неторопливо разжег огонь. Два подростка катались по полу, переплетясь в причудливый клубок ног, рук, лохмотьев и тонкой узорчатой ткани. Незнакомец, несомненно, ловко обращался с боевым оружием, но в жесткой уличной драке без правил Ухарта быстро одолел его, прижал к лопатке выкрученную руку противника и, приподнявшись, с интересом уставился на браслет, украшающий исцарапанное запястье. Конан молча прошел через комнату, подобрал меч, вернулся к двери и велел Ухарте:

– Отпусти его.

Тот поднял глаза, взглянул варвару в лицо, улыбнулся легко и загадочно, но не сказал ничего. Потом он отпустил юношу, отошел к ложу и уселся там, спрятав подбородок в колени. Конана неприятно задела эта улыбка – словно Ухарта знает что-то, чего Конану знать не дано. Впрочем, сейчас у киммерийца были дела поважнее, и он, отогнав неясное беспокойство, обратился к пленнику:

– Кто ты?

Мальчик медленно поднялся на ноги, стряхнул с плеч остатки женского тряпья, неторопливо обмотал им бедра. С ненавистью, исподлобья посмотрел на Конана, потом, потеряв на миг самообладание, стрельнул глазами по сторонам. «Выход ищет», – догадался киммериец и сказал:

– Окон здесь нет.

Лицо парня дрогнуло и тут же сделалось непроницаемым. Он замер, глядя прямо перед собой, на скулах заходили желваки. Конан смотрел на пленника почти с симпатией: умеет мальчишка держаться. Здесь, в городах Заморы, нечасто встретишь мужчину, способного вести себя как подобает воину. Время, однако, шло… Ночь катилась к рассвету, и спор с Хадиром был безнадежно проигран. Оставалось одно – забрать браслет и уходить из Шадизара, или… Или перебить шайку Лысого и, опять же, уходить из Шадизара, ибо нарушителя условий спора, скрепленного именем Митры, будет ждать нож за каждым углом. Но, Кром, есть же какой-то третий выход, и нужно его найти!

– Скажи, кто ты? – терпеливо повторил Конан. – Я не причиню тебе зла! Скажи!

– Ты дашь мне выйти отсюда, если я скажу? – хрипло спросил мальчик.

– Да.

– Я Айсор.

Конану это имя ни о чем не сказало, он оглянулся на Ухарту, но тот лишь пожал плечами да поднял брови. Пленник презрительно раздул ноздри и пояснил:

– Сын наместника.

Повисло молчание. Конан мрачно воззрился на собеседника, соображая, какую выгоду можно извлечь из такого поворота дела, а Ухарта, смекнув что-то, быстро спросил:

– Близнецы?

Айсор усмехнулся и, не повернув головы, бросил:

– Да, Айса сестра мне. – И добавил, обращаясь к киммерийцу: – Так что ты обознался, чужестранец.

Он хотел еще что-то сказать, но Ухарта взорвался от хохота, сквозь смех выкрикивая:

– Ты!… Сын наместника!… Шляешься среди евнухов… В… Ой!… В женской одежде!…

Тут сохранявший до сих пор неподвижность каменного изваяния Айсор взвился от ярости до потолка, подлетел к Ухарте и, схватив его за грудки, прошипел:

– Заткнись, крысенок! Не твое дело!

Он бы размозжил Ухарте голову о край ложа, но Конан отшвырнул его в угол и сказал, поигрывая мечом:

– Снимай браслет и убирайся.

– Нет! – вскрикнул Айсор, схватил первый попавший под руку расколотый кувшин и выставил его перед собой.

Конан покачал головой:

– Я не стану с тобой драться. Ты хотел уйти? Оставь браслет и иди.

– Ха! – Ухарта уже стоял у двери, ехидно ухмыляясь. – Ты понял, мы тебя не убьем! Ты просто останешься здесь, с нами, пока не снимешь браслетик и не отдашь!… Хоть до утра! А утром… Слышишь ты, сынок Хеир-Аги? Утром во дворце проснутся, правильно? И что будет дальше – ты понимаешь, да?

Конан слушал Ухарту с нарастающим удивлением: сам он ровным счетом ничего не понимал, но Айсор, видимо, понял. Он посмотрел на них с безнадежным отчаяньем и сполз по стене на пол, пробормотав проклятие. А потом быстро и сбивчиво рассказал все: как давно заглядывался на одну из отцовских наложниц, и как сестра сжалилась, разожгла страсть прекрасной Лаиты рассказами о юной красоте брата, и как помогла ему пробраться на женскую половину, дала свою одежду и браслет – потому что они близнецы, и очень похожи, и его в сестриной одежде евнухи не узнали бы, а теперь сестра ждет, когда он вернется. Если он не вернется до утра или придет без браслета, гнев Хеир-Аги будет страшен, и им обоим – Айсору и сестре – не жить тогда… Прошептав последние слова, юноша помолчал немного и виновато добавил:

– Да я браслет и снять-то не могу… Замок хитрый… Только Айса умеет…

В наступившей тишине громадный варвар медленным кошачьим шагом прошелся от стены до стены, стискивая эфес меча так, что слышен был хруст – то ли суставов, то ли стали, – встал над дощатым пустым ложем и вдруг, коротко выкрикнув что-то на родном наречии, одним страшным ударом клинка разнес лавку вдребезги и рывком вложил оружие в ножны. Потом он пнул ногой обломки и обернулся к побледневшему Айсору:

– Уходи.

Мальчик, не веря в спасение, еще только поднимался с пола, когда Конан быстро пересек комнату и, оказавшись перед Ухартой, сторожившим вход, буркнул фразу, смутно напоминавшую слова благодарности и прощания, потом отодвинул своего верного помощника с дороги, протянул руку к двери – и остановился в недоумении. Легкого движения мощной ладони было достаточно, чтобы худенький подросток отлетел шагов на пять, однако Ухарта не двинулся с места, будто и не почувствовал толчка. Северянин нетерпеливо схватил его за плечо, дернул посильнее – бесполезно, ладонь словно уперлась в каменную плиту. Что за наваждение…

Бесстрашный воин вгляделся в стоящего перед ним – и волна холода прошла по коже. За спиной сдавленно ахнул Айсор. Отступая назад, невольно схватившись за меч, киммериец смотрел, как меняется лицо Ухарты, как заостряются уши, вытягивается подбородок, загораются красными угольками зрачки и вырастает, разворачивается в плечах тело… Существо с сильным юношеским торсом и головой лисицы смерило взглядом замерших от изумления людей, звериная пасть искривилась в усмешке, обнажив мелкие острые зубы.

– Что, Конан из Киммерии? Хочешь спросить, кто я?

Конан молчал.

– Вижу, что хочешь… – Лисица визгливо захихикала. – Ты сегодня то и дело всех об этом спрашиваешь, не правда ли? Давай сыграем: ты угадаешь, кто я, и я расскажу тебе об опасности…

Конан мгновенно напрягся, выхватил клинок, но существо качнуло головой:

– Не спеши! Твои враги близко… Если будешь терпелив, я помогу тебе с ними справиться, а пока не спеши, киммериец… – Заросшая темно-рыжей шерстью морда повернулась к Айсору: – Кстати, мальчик, браслет Айсы некогда был похищен из святилища одного бога, знаешь ли ты об этом?

Глаза сына Хеир-Аги расширились:

– Ты…

– Я пришел за ним.

– Ты…– Айсор с ужасом смотрел в красные зрачки. – Ты… Бел?!

Снова раздался неприятный, режущий смех:

– Смотри-ка, угадал! Люблю, когда меня узнают… Подойди, не бойся: не ты его похитил, и не ты будешь наказан.

Айсор повиновался, на негнущихся ногах приблизился к смеющемуся, протянул руку. Тот шевельнул длинными пальцами, и браслет, тихо щелкнув, упал с запястья мальчика в ладонь бога воров. И тогда Бел, покровитель всех ищущих выгоды за счет чужого кармана, обратился к Конану:

– Сказать тебе, варвар, кому удалось обмануть меня, украв мое украшение? Некоему Хадиру по прозвищу Лысый… – Конан вздрогнул, а бог с головой лисицы кивнул понимающе и продолжил: – Этот человек думал, что будет владеть им вечно. И вечно стоять на пути удачи, ибо браслет помогает выходить из любых переделок… Украсть-то украл, а удержать не смог, потерял сразу, не успев воспользоваться, – вот и мечется с тех пор по семи странам, ищет… Ха! Ловкач – а глупец! Я несколько сладчайших лет от души веселился, наблюдая за ним, да теперь мне эта игра надоела, и я из нее выхожу! И тебе советую, Конан, – в маленьких прищуренных глазках мелькнула ирония, – не для тебя такие забавы! – С этими словами Бел повернулся, чтобы уйти, но остановился вдруг и снова затрясся от смеха: – Надо же, чуть не забыл! Хадир здесь, прячется поблизости… С ним – самый жадный из десятников, желающий к тому же стать самым богатым. А там, – рука в браслете указала куда-то вправо, в уличную темь, – отряд стражников. Сидят тихо, ждут сигнала, чтобы накрыть всех, кто здесь есть… Я провел сегодня забавный день, Конан, и хочу отблагодарить тебя: возьми вот это, – Бел бросил на пол невесть откуда взявшуюся массивную золотую цепь с медальоном, – передай Хадиру. Он очень удивится! И уноси ноги, об остальном не беспокойся! А ты, Айсор, не беспокойся за сестру, с ней ничего не случится, обещаю!…

Бог шагнул наружу и исчез, словно растаял в воздухе.

Лицо Конана потемнело от гнева: он наконец понял, что оказался послушным орудием Хадира, который сам был игрушкой в руках веселого Бела – Покровителя воров. Поистине, эта ночь стала ночью унижений. Но, не тратя времени на пустые терзания, киммериец попросту поклялся отомстить Лысому – потом, когда выберется.

Через улицу бежать было нельзя: слева – тупик, справа – стража. Конан бросился к задней стенке лачуги, за которой извивалась между домами сточная канава.

– Это медальон светлейшего Эдарта, – изумленно проговорил Айсор, склонившийся над оставленной Белом цепью.

– Хоть самого Митры! – рявкнул варвар, пытаясь просунуть лезвие меча в щель между широкими досками.

– Он украден позавчера, – задумчиво прибавил мальчик.

Конан вспомнил, что на давешней попойке Хадир праздновал рискованную кражу, смутно почувствовал какой-то подвох, ловушку для Лысого в том, что золотой медальон, символ власти светлейшего, валяется здесь среди мусора, но дальше мысль не пошла: за спиной скрипнула дверь. Киммериец развернулся всем телом, готовый отбиваться от врывающихся стражников, но никаких стражников не увидел. На пороге стоял Хадир.

Как раз в то время, когда ошеломленный киммериец следил за жутким превращением Ухарты в хитроумного Бела, шестерка воров во главе с Хадиром подобралась почти вплотную к укрытию Конана. Попетляв среди убогих хибар, шайка Лысого затаилась на ветхой крыше одной из них. Отсюда были хорошо видны все подступы к логову противника. Впереди серели в свете заходящей луны еще несколько крыш, за ними открывался черный провал – улочка. На другой ее стороне, видная как на ладони, мерцала дырявыми стенами освещенная изнутри низенькая лачужка, только этим мерцанием и приметная в ряду таких же ветхих домишек.

Хадир удовлетворенно оглядел открывшуюся перед ним картину. Конану отсюда убежать будет трудновато: улочка кончается надежным тупиком. Уходить по крышам – так стражники не вчера родились, небось догонят… Разве вплавь по сточной канаве? Что ж, на здоровье! Усмехнувшись, Лысый оглянулся. За спиной, в окружении молчаливых здоровяков, маялся в тоскливом ужасе десятник Нариб. Рот у десятника был заткнут обрывком его же хламиды, а руки прочно стянуты веревкой. Хадир вынул кинжал, подошел к пленному. Тот отшатнулся сперва, но тут же замер, почуяв острый металл у кадыка.

– Где твои прихвостни залегли? Быстро отвечай, мне ждать недосуг… – Шепот Хадира холодной змеей вполз в уши стражника, и он как завороженный указал связанными руками на недальний поворот улицы, туда, где таился в засаде преданный ему отряд стражи.

– Близко отсюда?

Нариб осторожно кивнул.

Убрав кинжал, Лысый отошел к краю крыши, подозвал одного из воров и тихо спросил:

– Лачугу видишь?

– Вижу.

– Когда свет там погаснет, отпустишь его, – Хадир мотнул головой в сторону десятника, – и бегите отсюда во всю прыть. Встретимся утром. Понял?

– Понял. Сделаю.

Хадир хлопнул собеседника по плечу, бесшумно спрыгнул вниз и прокрался к обшарпанной глиняной: стене напротив хибарки. Прислушался. Там, внутри, слышались разговоры, но слов Лысый разобрать не смог, как ни старался. Внезапно дверь лачуги распахнулась, но никто не вышел. Затаившийся в густой тени Хадир с удивлением увидел, как дверь, открывшись на мгновение, плавно затворилась сама собой. Чудеса… «Сквозняк, должно быть», – подумал Лысый, успокаивая себя. Плевал он на чудеса. Никакие чудеса его теперь не остановят.

Прислонившись к стене, он перебирал в памяти все стороны идущего к концу дела, проверяя, не упустил ли чего. Так… Конан с наследницей Хеир-Аги и неким приблудным мальчишкой до сих пор здесь. Хадиру остается только войти, усыпить бдительность туповатого киммерийца изъявлениями восторга и завладеть браслетом из святилища Бела в Шеме. Хитростью, ловкостью, уговорами – все равно как. А с браслетом ему сам Сет не страшен! Ну а потом… О! Потом Хадир погасит светильник, Нариба тут же освободят – и пусть он подает сигнал, пусть ведет сюда доблестную стражу и берет Конана тепленького, к Нергалу их всех в глотку!

Хадир пересек улицу, распахнул дверь и уверенно шагнул через порог. Улыбнувшись замершему в боевой стойке киммерийцу и ладному пятнадцатилетнему подростку, стоявшему над мятым светильником, Лысый зашарил взглядом по комнате, ища вожделенную драгоценность, но ни браслета, ни девушки не нашел, зато неприятно поразился, увидев золотую вещицу у ног мальчика. Вещица эта, по расчетам Хадира, должна была второй день качаться в маленьком сундучке меж горбами верблюда, который пересекал пустыню вместе со многими другими верблюдами, уносившими прочь от Шадизара товары одного богатого и щедрого караванщика. Однако она лежала здесь.

Хадир поморгал, сделал шаг вперед, желая разглядеть наверняка, но тут Конан, мимоходом пнув ногой светильник, навис над Лысым, схватил его за горло и поднял в воздух. Лампа, прокатившись по короткой дуге, погасла.

Хадир вцепился в сжимающиеся пальцы варвара, моля Митру о спасении, и спасение, казалось бы, пришло: вдали раздался свист, топот, крики, Конан, выругавшись, ослабил хватку. Хадир судорожно вздохнул полной грудью, но выдохнуть не успел, ибо киммериец успокоил его сокрушительным ударом в челюсть, а затем, оставив Лысого на попечение подбегающей стражи, вышиб доску в задней стене и стремительно скрылся.

Звериный инстинкт самосохранения вырвал Хадира из забытья через несколько мгновений. Превозмогая бьющуюся в голове боль, он открыл глаза и увидел факелы стражи, блеск оружия, услышал крики: «Медальон светлейшего!… Взять!…» Его грубо подняли на ноги, откуда-то слева выплыло лицо Нариба, и внезапно Хадир понял, что не все потеряно… Обвинять-то его будет Нариб, а ведь Лысый о десятнике такое может порассказать… Глядишь – и смилостивится светлейший Эдарт, оценит услугу… Подумав об этом, Лысый приободрился.

Но и Нариб думал о том же…

* * *

Город пробуждался.

Солнце, скользнув по остывшим барханам пустыни, щекотало сонный Шадизар, наполняло воздух дрожащей жаркой дымкой, плясало в струях фонтанов. Улицы, мощенные песчаником, заполнялись торопливыми ремесленниками, беспрестанно болтающими женщинами, голосистыми водоносами, торговцами всяческой мелочью. В центре города, у закипающего дневной суетой базара, собирался в дорогу караван вендийских купцов – богатейший караван, видит Митра! Две сотни верблюдов – ей же ей! Никак не меньше! – бесчисленное множество погонщиков, крики на всех языках, тюки, сундуки, разноголосье, цветистое скопище людей и животных…

Конан, стоя поодаль, краем глаза следил за мелькающим в этом месиве деловитым, до неузнаваемости вымазанным уличной грязью Айсором. Ночью, когда лачуга, чуть не ставшая ловушкой, осталась далеко позади, сын наместника заявил, что хочет отправиться по свету искать воинской удачи. Варвар только плечами пожал: зачем, мол, тебе… Юноша не обратил внимания на презрительный жест. Объяснил спокойно, что, во-первых, дворцовая жизнь ему обрыдла, а во-вторых, возвращаться сейчас туда опасно. Наложница отца, прекрасная Лаита, должна была услать своего евнуха и ждать Айсора на ступеньках потайного хода, того, который ведет из святилища…

Услышав это, Конан усмехнулся и добавил, что Лаита, пожалуй, сдержала слово, он сам тому свидетель. Вот-вот, закивал паренек, значит, ждала в условленном месте и, стало быть, нюхнула порошку, которым Конан так дружески его, Айсора, угостил. Стоит ли ему теперь возвращаться во дворец, где разгневанный Хеир-Ага пытается разобраться в загадках прошедшей ночи? Видит Митра, не стоит! По нему, уж лучше лицом к лицу встречаться с прямой опасностью, чем лгать и изворачиваться наравне с бабами…

Теперь Айсор уходил с караваном в Туран, а дальше – как повернется судьба, может, станет толковым воином… Конан, вспомнив свой собственный первый поход, усмехнулся: он и в раннем детстве счел бы унизительным толкаться среди торговцев…

– Конан!

Тихий голос за спиной, совсем рядом… Кром!… Да это же…

Варвар, по горло насытившийся за ночь внезапными выходками потусторонних сил, чуть не шарахнулся от щуплого мальчишки, взиравшего на киммерийца с беспредельным восторгом.

– Конан… Скажи… А не хочешь говорить – так хоть головой кивни…

Конан уставился на Ухарту, сироту, мелкого воришку, как беззащитная девица на змею, но паренек, не замечая его взгляда, тихо умолял:

– Скажи, это правда? – Ч-что?

– Ну… – Ухарта замялся. – Говорят… Кто-то проник ночью в гарем наместника… Неслыханную кражу совершил… А Хадир пойман сегодня с поличным и убит стражей! А еще, – мальчик заулыбался, – говорят, что Хадир вчера поспорил с тобой и, видит Бел, проиграл…

Конан, слушавший со все большим интересом, при упоминании имени бога воров как-то странно посмотрел на Ухарту и, ничего не ответив, быстро пошел прочь, сметая с дороги зазевавшихся. Через несколько шагов обернулся: мальчишка удивленно смотрел ему вслед и ничего, кроме обиды и изумления, не было в его взгляде – ни малейших воспоминаний о ночных похождениях… «Нергал с ними, – подумал он, – со всеми этими хитростями людей и играми богов!» Слава Крому, что цепь ошибок и неудач все-таки привела его к победе, а теперь пора отдохнуть в обществе двух-трех сговорчивых девиц, которые, видит Митра, не превратятся в парней…

Он прищурился на солнце, раз и навсегда пообещал себе больше не заключать сделок с ловкими противниками и зашагал по узкой улочке, предвкушая удовольствия, ждущие его впереди.

WWW.CIMMERIA.RU

· Этот текст представлен лишь для ознакомления, Вы должны удалить этот файл не позднее чем через 24 часа.

· Запрещается любое использование данного текста без согласования с администрацией сайта www.cimmeria.ru