Текст книги "Конец Большого Карантина"

Автор книги: Алекс Доков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Мало–помалу, все втянулись в работу: придумывали и составляли самые разные варианты и сочетания препаратов, пробовали дозировки и проводили испытания на мышах и кролике, которого тётя Фрося почему–то назвала Жориком. Остальных пять кроликов из–за скудности и однообразия приносимой еды – а новое «вертухайское» меню, в основном, состояло из макарон, каш и картофельных котлет – единогласно решено было «пустить в дело», то бишь, съесть. По иронии судьбы, страшный и коварный Нюханьский вирус спас от съедения Жорика, все были убеждены, что Жорик помрёт сам, а «пускать его в дело» побоялись из–за угрозы заражения.

И опять я вынужден повторить, что и в этом случае, как всегда в истории великой Расландии, всё произошло само собой, по воле случая или случайности, это уж, кому как нравится. Рождение Святой Вакцины произошло благодаря цепи случайностей, двум существам, не имеющим никакого отношения к науке, и тайному пристрастию. Но обо всём по порядку.

Назначенный месячный срок вступил в последнюю декаду. Все три команды начинали впадать в отчаяние. Даже всегда приветливая тётя Фрося вдруг стала ворчливой и тихо поругивалась, прибираясь в лабораториях и подсобных помещениях.

Однако, дорогой мой читатель, сейчас наступило самое время, и я открою тебе тайну приветливости тёти Фроси и тайну её внезапной сварливости. Дело в том, что эта хрупкая голубоглазая старушка страдала некоторым, не скажу пороком, но типичным для Расландии недостатком – она была скрытым алкоголиком. Когда старые учёные проживали в гостевом домике, тётя Фрося, имела постоянный и, по сути, неограниченный доступ к большим запасам разнообразных алкогольных напитков, стоявших в огромном баре на первом этаже и в одной из кладовых. Именно поэтому тётя Фрося всегда была веселой, приветливой и улыбчивой.

Но когда всех их загнали в лабораторный барак, запасы спиртного, прихваченного тётей Фросей с собой (а это были две бутылки коньяка), достаточно быстро иссякли. Тёте Фросе одной бутылки коньяка, как она ни пыталась потянуть, хватало примерно на неделю. Когда пошла последняя декада месяца, тётя Фрося уже дня три–четыре страдала от вынужденной абстиненции. Сначала она перестала улыбаться, потом начала ворчать на всех и вся. В конце концов, муки безалкогольного существования стали настолько невыносимыми, что тётя Фрося решилась на отчаянный шаг – она надумала поискать что–нибудь «подходящее» в лабораторных комнатах. Разумеется, это можно было совершить только глубокой ночью, когда последние лаборанты уходили спать.

В первую ночь тётя Фрося обошла все три лабораторные комнаты и обнюхала практически все пробирки, колбы, бутылки, пузырьки и прочие ёмкости, содержащие жидкости. В каждой из комнат она обнаружила небольшие ёмкости с «подходящими» жидкостями. Она умело отлила в предусмотрительно прихваченную с собой чашку немного «подходящих» жидкостей и быстро удалилась в свою конурку – крошечную комнатушку с непонятным словом «Моповая» на табличке.

Надо сказать, что она сама сразу же выбрала себе эту комнатёнку, поскольку понимала, что не сможет выпивать в присутствии других людей, к тому же в этой микроскопической кладовушке стояли вёдра, тряпки, швабры и прочие предметы для уборки. Собственно говоря никто и не возражал против её выбора – никому не хотелось ютиться в тесном помещении без окон.

Вернувшись в родные пенаты, так сказать, тётя Фрося тут же и опустошила свою «чашу Грааля». Её настроение тут же улучшилось, она даже замурлыкала себе под нос какую–то песенку. И всё было бы хорошо, если бы тётя Фрося не забыла закрыть за собой дверь последней лаборатории. Казалось бы, какое значение имела незакрытая дверь. Так–то оно так, но именно в последней лаборатории стояла клетка с Жориком. А лаборантка Катя, проверявшая очередную вакцину на Жорике, забыла закрыть его клетку. Ну, а Жорик, хоть и был инфицирован Нюханьским вирусом, но своего природного любопытства не потерял, да и кормили его из рук вон плохо – все считали, что Жорик обречен. Поэтому Жорик, воспользовавшись незапертой клеткой и открытой дверью, пошел следом за тетей Фросей в надежде поживиться чем–нибудь съедобным.

Томимая «жаждой» тётя Фрося не заметила, как Жорик проскользнул в её комнатушку и забрался в самый дальний угол за стоявшие там веники и пластиковое ведро.

Исчезновение Жорика обнаружилось утром, когда лаборантка Катя пришла посмотреть на результаты вечерней инъекции. Она подняла шум. Все кинулись искать «беглеца». Во время поисков кто–то спросил про тётю Фросю. Оказалось, что её никто в это утро не видел. Когда несколько человек подходили к каморке тёти Фроси, оттуда донесся тяжелый лающий кашель. Все замерли как по команде. В воздухе повис страшный немой вопрос – «Вирус?»

Никто не решился подойти к двери, только лаборантка Катя, чувствуя вину за свою непростительную ошибку, сделала несколько нерешительных шагов сторону моповой, а потом негромко постучала в дверь. В ответ снова послышался кашель.

– Тётя Фрося, – сказала Катя через дверь, – что с вами?

– Не знаю, – послышался тихий хриплый голос. – Наверное, простыла. Вся горю и кашель замучил.

– Тётя Фрося, а вы не видели Жорика? – осторожно спросила Катя.

– Здесь он, бедолага. Сидит у меня на кровати и трясётся.

Катя побледнела и отошла от двери к остальным.

– Наш Жорик заразил тётю Фросю. Это я виновата, забыла вчера клетку закрыть. Вот дура!

– Ладно, не убивайся, – попытался успокоить Катю доцент Лобановский. – Думаю, нам не надо сообщать «вертухаям», а то нас всех тут повяжут и отправят на карантин на месяц. Тогда плакали наши премиальные.

После небольшого экстренного совещания, председателем которого был избран восьмидесятисемилетний академик Шарлатов, было единогласно решено оставить тётю Фросю в бараке, приносить ей еду к двери, а заодно и оставлять у двери образцы вакцины для приёма внутрь. Может быть, всё было и к лучшему, решил Шарлатов. Образцы вакцины теперь можно будет сразу же апробировать не только на мышах, но и на людях, в лице тёти Фроси.

После совещания, всё та же лаборантка Катя через дверь объяснила тёте Фросе об общем решении, за что тётя Фрося с чувством и кашлем искренне её поблагодарила. Тётя Фрося навсегда запомнила расландскую народную мудрость, которая гласила: «Если ты не попал к врачам, у тебя есть шанс выжить». Она пронесла эту мудрость через всю свою жизнь с того самого дня, когда её впервые в жизни привезли в больницу прямо из школы. Тогда у неё заподозрили аппендицит. Но пока тогда ещё просто семиклассница Фрося лежала в больнице, она успела подхватить дизентерию, педикулёз и чесотку. В результате, вместо трёх дней (у неё оказались обыкновенные колики) она пробыла в больнице полтора месяца. А перед самой выпиской она ещё заразилась и желтухой, которую, как и упомянутую мудрость, пронесла через всю свою жизнь.

А теперь посмотрим, что же происходило за дверью. А там, скажу я, забегая вперед, за тонкой деревянной дверью с непонятной надписью «Моповая» – как потом выяснилось, это слово на простом расландском языке означало «швабровая» – решалась судьба не только тёти Фроси и Жорика, но и самого мэра Новаграда, а самое главное, судьба вакцины.

Тётя Фрося твёрдо знала, что единственным по–настоящему действенным лекарством от Нюханьского вируса, да и вообще от любой хвори, была самогонка или, на худой конец, водка. Никаких вин, шампанского или ликёра тётя Фрося не признавала и называла их «баловством», если была в гостях и хотела проявить вежливость к хозяевам, либо «пойлом», если вокруг были все свои. Само собой, тётя Фрося никогда не верила ни в какие непонятные вакцины, после которых, как говаривала Фросина мама, «обязательно потом какая–нибудь холера привяжется».

Именно обо всём этом и думала тётя Фрося, лёжа на своей кровати и поглаживая дрожащего Жорика, который впервые за последние недели таял от наслаждения, ибо добрая тётя Фрося не ставила ему уколы и не совала в рот всякую горькую дрянь. Она понимала, что её собственное выздоровление и жизнь несчастного Жорика зависела от того, сумеет ли она раздобыть спиртного. В складывающихся обстоятельствах сделать это было практически невозможно – мало того, что она была в полной изоляции от остальной территории барака, так ещё и все три бригады работали почти круглосуточно над поиском вакцины.

Но тётя Фрося никогда не сдавалась. Она за свою жизнь пережила не только все свои болезни, но и многочисленные кампании и движения: от давних кампаний по всеобщей грамотности и физической культуре до последних движений по восстановлению Великой Расландии, созданию отрядов по борьбе с внутренними врагами и организации ОБЛОМа (Объединённое Благородное Лояльное Обществ Миссионеров), которое должно было показывать всему народу, как надо правильно любить Расландию.

Лающий кашель, как это ни странно, помогал тёте Фросе думать, поскольку мысли в её голове от сотрясений при кашле как бы встряхивались и менялись, как цветные стёклышки в калейдоскопе.

Раздался легкий стук в дверь – это Катя принесла ужин. Тётя Фрося с трудом поднялась с кровати и, приоткрыв дверь, взяла целлофановый пакет, в котором находилась емкость с ужином и пакетик с очередной лабораторной вакциной в виде пары пробирок (в пять миллилитров для тёти Фроси и одного миллилитра для Жорика). Разумеется, тётя Фрося не собиралась давать вакцину Жорику, а тем более, сама пить «эту дрянь».

Поедая вместе с грустным Жориком перловую кашу с картофельной котлетой, тётя Фрося прокручивала в голове план предстоящей ночной операции (откладывать дальше не имело никакого смысла – до окончания месячного срока оставалось пять дней).

Дождавшись, пока последние, измученные заточением, скудной диетой и почти круглосуточным трудом лаборанты ушли спать, тётя Фрося отправилась на поиски «настоящего лекарства», благо, никто не догадался (или испугался?) забрать у неё ключи от всех помещений лабораторного барака.

Но тётю Фросю ждало огромное разочарование: во всех трёх лабораторных комнатах она не обнаружила ни одной ёмкости с необходимым ей «лекарством». Однако не такова была тётя Фрося, чтобы отступать перед трудностями. Она смекнула, что весь спирт, по всей видимости, ушёл на дезинфекцию и приготовление проб с вакцинами. Ну, что ж, если судьба не даёт ей «лекарства» в чистом виде, придётся немного отлить из всех пробирок и колб, в которых она уловит запах спирта. Отливать надо было очень аккуратно, чтобы не было заметно. Во время второго раунда поисков, она отлила микроскопические дозы из почти трёх десятков пробирок и колбочек. В результате ей удалось в течение нескольких ночных часов наполнить свою чашку примерно на две трети. При этом тётя Фрося не забыла о мерах предосторожности и глушила свой кашель импровизированным кляпом, сделанным из свернутого в комок большого носового платка.

Только вернувшись в свою конурку и заперев дверь на ключ, тётя Фрося смогла расслабиться. Она заговорщически посмотрела на Жорика, который дрожал на том же самом месте на кровати, где она его оставила, уходя на тайную операцию спасения.

– Ну что, Жорик, – весело проговорила тётя Фрося, – теперь мы спасены!

Она достала из кармана халата пипетку, прихваченную в одной из лабораторий, наполнила её бесцветной жидкостью из своей чашки, после чего, взяв Жорика за уши, отклонила его голову назад, и когда Жорик от неожиданности открыл рот, чтобы выразить своё негодование, впрыснула туда «волшебный эликсир» из пипетки. Жорик сделал судорожный глоток, облизнулся и тут же успокоился.

– Вот и молодец! – сказала тётя Фрося и погладила Жорика по голове.

Затем она взяла свою чашку, подняла её, как при тосте и произнесла:

– Будем здоровы, Жорик!

Жидкость оказалась непонятной на вкус, но это не имело значения, главное – в нём был пусть и несильный, но чертовски приятный аромат алкоголя. Тётя Фрося даже полглоточка оставила себе на утро, «на опохмелку», как говаривала её мама.

А утром, когда лаборантка Катя подошла к двери коморки тёти Фроси с её завтраком, она вдруг с ужасом обнаружила, что за дверью не было слышно уже привычного лающего кашля. Постояв с минуту у двери, Катя с нехорошим предчувствием осторожно постучала.

– Заходи, Катюша! – донесся бодрый голос тёти Фроси. – Мы проголодались!

Катя осторожно приоткрыла незапертую дверь и просунула голову образовавшуюся щель.

То, что она увидела, не поддавалось никакому разумному объяснению. Улыбающаяся тётя Фрося сидела на своей кровати, а рядом с ней на полу весело крутился рыжий Жорик. «Этого не может быть», – подумала Катя. Она отлично знала, что если человек заразился Нюханьским вирусом, он, чаще всего, лежал с ужасным сухим кашлем и высокой температурой, как минимум, три, а то и четыре недели. А если говорить о пожилых людях, то они вообще почти в ста процентах случаев получали осложнения в виде воспаления легких и даже остановки сердца; среди пожилых людей умерших было больше тридцати процентов. С трудом преодолев собственное неверие, Катя осторожно спросила:

– Тётя Фрося, как вы себя чувствуете?

– А ты, Катюша разве сама не видишь? Мы с Жориком чувствуем себя отлично! Мы проголодались. Давай сюда мой завтрак. Где наша каша? Проходи, не бойся. Мы теперь незаразные.

Катя нерешительно сделала пару шагов.

– Но как?! Как это возможно? Подождите, тётя Фрося, я сейчас всех позову. Это же… это же… Катя, никак не могла подобрать подходящее слово тому, что видела сейчас своими глазами. Она быстро выскочила из комнатушки и побежала по всем лабораториям, громогласно сообщая о невероятном, фантастическом, грандиозном событии – чудесном выздоровлении тёти Фроси и Жорика.

Побросав свои каши и жидкий чай, все, кто находился в бараке, не веря тому, что слышали, бросились к конурке тёти Фроси.

Когда тётя Фрося увидела целую толпу у своей открытой двери, она вдруг испугалась. Что она им всем скажет? Что отлила из лабораторных пробирок и колб немного спиртосодержащих жидкостей? Тогда придется признаться и в том, что она алкоголик.

В комнату, стуча клюкой, протиснулся Шарлатов, самый титулованный академик Расландии. Не зная, как обратиться к тёте Фросе, он беззвучно пошамкал вставной челюстью, а потом прошепелявил:

– Уважаемая Ефрошинья! Шкажите, пожалуйшта, вы недавно принимали какие–нибудь препараты или лекарштва?

И тут, под пристальным взглядом академика, и дюжины других «узников лабораторного барака», на тётю Фросю снизошло вдохновение. Она набрала побольше воздуху в свою худую грудь и заговорила в какой–то не свойственной ей неграмотной деревенской манере.

– Я вчерась как улеглася, так сразу жа заснула. Вот… а потом вдруг как вроде проснулася от кашля. И вижу, прямо передо мной стоит женщина… вся в белом, ну, в белом халате, как у врачей. Стоит она, значится, смотрит на меня добрыми глазами, а потом вдруг спрашиват:

– Ты, я вижу, кашляешь, Фрося. Никак заразилася? И Жорик твой, вижу, тоже захворал. Хочешь вылечиться?

А я ей отвечаю, мол, кто же, матушка не хочет. Ну, тут она мне и говорит:

– А ты знаешь, кто я така?

– Нет, – говорю, – матушка, не знаю. Не уж Царица Небесна за мной пришла? Так я с радостью за тобой пойду.

А она опять на меня посмотрела так, улыбнулася и говорит: «Ну, кака я тебе Царица Небесна! Ты ещё поживёшь. Делай, как я тебе скажу, и уйдет от тебя хворь Нюханьская. Будете со своим Жориком на утро уже живыми и здоровыми. Я ведь Святая Вакцина, покровительница всех на свете вакцин и лекарств. Я могу в раз любую хворь–болезть исцелить». Так вот прямо и сказала. Я даже ущипнула себя, думала, что сплю. Нет, стоит, никуда не деватся. «Хватит лежать! – говорит. – Вставай, Фрося! Бери свою чашку и ступай за мной!» И ещё она велела ключи от лабораторий взять, ну, чтобы открывать. Я поднялася с кровати, и кашель мой куда–то вдруг пропал. Взяла ключи, значится, чашку и пошла за ней, ну, за энтой Святой Вакциной. А она подошла к первой лаборатории, велела открыть ключом, зашла и говорит:

– Я буду показывать, из какой пробирки надо отливать, а ты делай. И не спрашивай у меня ничего! Делай молча и всё.

Ну, и пошли мы с ней по лаборатории: она показыват, я отливаю из кажной пробирки. Так мы с ней по всем трем лабораториям и прошлися друг за дружкой. Потома она посмотрела на меня строго так и говорит:

– Возвращайся к себе, Фрося! Дай из чашки сначала Жорику своему немного энтой вакцины, а остальное можешь сама выпить. И будете вы оба завтрась здоровы.

Сказала так и пропала, будто бы и не было её вовсе. Ну, я пошла, как она велела, в свою комнату. Пришла, Жорику из пипетки влила, а остальное, почти всё, сама и выпила. Вот, – Тётя Фрося протянула руку и взяла с табуретки свою чашку с остатком «на опохмел». – Тута даже чуток осталося.

Она уже собралась было допить остаток жидкости из чашки, но академик Шарлатов вдруг побагровел весь, затрясся аж и как закричит:

– Не шметь! Поштавь чашку на мешто!

Потом он повернулся к остальным и, ни к кому конкретно не обращаясь, скомандовал:

– Быштро жа пробиркой – и шюда. Жидкошть шлить в пробирку, жакупорить и охранять как шиницу ока. Никого не подпушкать!

В тот же вечер академик Шарлатов велел дать двум подопытным зараженным вирусом мышам по одной капельке из пробирки с чудодейственной вакциной. Это ответственное поручение исполнила Катя, как самый главный виновник всего, что произошло с тётей Фросей.

Ждать не пришлось вовсе. Мышки тут же перестали лежать, с них слетела вся хворь и температура. Она начали активно и с большим аппетитом кушать, а после начали играть и носиться по клетке, словно они никогда и не болели.

Когда Катя пришла к академику доложить о молниеносном действии вакцины, тот выслушал её с большим вниманием, потом вздохнул, воздел взгляд к потоку, прижал вертикально перед собой ладони, как при молитве, и произнёс только два слова: «Святая Вакцина!»

После чего он по старой привычке усадил Катю рядом с собой и, поглаживая её круглые коленки, в течение получаса рассказывал ей о себе. Он рассказал ей о том, как всю свою сознательную жизнь посвятил науке, о том, как никогда не верил ни в какие чудеса, не принадлежал ни к какой религии, будь то Супримизм, Флоризм, Фаунизм или что–то иное, а был ярым атеистом. Но вот это чудесное происшествие с Ефросиньей перевернуло его представление и о науке, о религии и о мире вообще. Теперь он лично пойдет к мэру, а возможно, и к самому Великому Лидеру с докладом о случившемся и будет просить его о строительстве храма Святой Вакцины в благодарность за её великодушное участие в спасении расландского народа.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

КБК – «Конец Большого Карантина», (название произведения)

БК – Большой Карантин (длился четыре года)

ШСА – Штаты Свободной Аремики (страна, находящаяся в Северной Аремике)

МК – Малый Карантин (длился шесть месяцев)

СИР – Суверенный Интернет Расландии или Сувернет (начал функционировать в период Малого Карантина)

ВЛ – Великий Лидер

НИИ – Научно–исследовательский институт

МОРГ – муниципальный отдел развития города

ДЕБИЛ – Добровольный Единый Блок Изоляционщиков–Любителей (общество, возникшее в период Малого Карантина)

KOVIR–20 или КОВИР–20 – Королевский Вирус (официальное название Нюханьского вируса)

СОР – средние офисные работники, то есть работники среднего звена

МПП – Минимальная Продуктовая Помощь

ГРОБ – Городской Рабочий Отдел Благотворительности

ОБЛОМ – Объединённое Благородное Лояльное Обществ Миссионеров

***

Портрет патриота–ветерана Немезиды Джастис, или беспощадная борьба за справедливость

(образ патриотки Расландии на все времена)

Никто не знал точно, сколько лет Немезиде Фемидовне Джастис. Когда супруги Таракановы въехали в свою новую квартиру пятнадцать лет назад, Немезида Фемидовна уже давно проживала в доме. Поначалу наивные Василий и Зинаида пытались наладить дружеские соседские отношения с Немезидой Фемидовной. Но с первого же визита стало понятно, что эта задача из разряда простых сразу же перешла в разряд «практически невыполнимых».

Дело обстояло так. После переезда и недолгого периода обустройства, Зинаида в одну из суббот специально испекла большой яблочный пирог. Они с Василием решили отнести пирог соседке, чтобы показать ей своё доброе отношение и заинтересованность в мирном и гармоничном сосуществовании на одной лестничной площадке.

Надо сказать, что другими соседями по площадке были молодые супруги по фамилии Бриль. Михаил Бриль работал в салоне связи «Гемафон», а его жена Лена работала парикмахером в одном из салонов красоты сети «Сара», принадлежавшей победительнице конкурса «Краса Расландии» Саре Филькенштейн, которая, по слухам, была любовницей господина Стырина, мэра Новаграда.

Брили предупредили Зинаиду и Василия, когда Таракановы пришли к ним с первым дружеским соседским визитом, о нелёгком характере Немезиды Фемидовны. Сами Брили тоже пытались сдружиться с Немезидой Фемидовной, но у них ничего не вышло. Именно от Брилей Таракановы узнали, что Немезида Фемидовна Джастис – ветеран мокунистической партии Расландии (МПР), что она никому не доверяет и выходит из квартиры днем достаточно редко, в основном, чтобы отнести очередной «сигнал» участковому или сходить в магазин, а обычно, она покидает своё жилище в тёмный период суток.

Ещё они узнали, что Немезида Фемидовна постоянно борется со всеми «внутренними врагами», как она их называла и с любыми проявлениями антипатриотизма. В понятие «антипатриотизма» Немезида Фемидовна включала очень широкий спектр явлений и действий. Например, антипатриотами и внутренними врагами были все, кто не любил Великого Лидера или слушал либеральные радиостанции «Глас Новаграда» и «Расландский Ветер», или курил в подъезде и складывал окурки в консервную банку, или принадлежал к Либеральной партии демократов Расландии (ЛПДР), во главе которой стоял немолодой, но весьма харизматичный и изворотливый политик Велимир Рыжиновский.

К членам ЛПДР и её лидеру Рыжиновскму Немезида Фемидовна испытывала особую ненависть, так как его партия отнимала на выборах значительное количество голосов от её любимой мокунистической партии Расландии. Если честно, Немезида Фемидовна последние двадцать лет была тайно и безответно влюблена в лидера мокунистов Зигуйлова Гейдриха Абвыровича.

Молодые и, как я уже сказал, наивные супруги Таракановы не очень поверили предупреждениям Брилей, так как считали, что всё зависит от правильного подхода к установлению дружественных добрососедских отношений.

Итак, изготовив яблочный пирог, супруги Таракановы принарядились: Зинаида надела зелёное ситцевое платье в красный горошек, а Василий свой выходной спортивный костюм для пробежек из полиэстера. Надо сказать, что Василий надевал его исключительно на ежегодный кросс любителей объединяющего патриотизма (КЛОП). Выйдя из квартиры, супруги Таракановы встали в торжественную приветственную позу перед глазком в двери Немезиды Фемидовны. Поза заключалась в том, что Зинаида держала на руках, согнутых в локтях, большое круглое блюдо с ещё неостывшим яблочным пирогом, а Василий стоял чуть позади и справа от неё. Конечно же, оба дружелюбно улыбались. Василий сделал шаг вперёд, нажал на звонок двери соседки и вернулся в исходное торжественное положение. Звонок был резким громким и тревожным. Супруги Таракановы замерли в ожидании. Через минуту–другую в глубине квартиры послышались какие–то неразборчивые звуки, потом что–то упало, послышался хриплый вскрик. А после этого наступила полнейшая тишина, в которой Зинаида и Василий отчетливо услышали жужжание мухи, прилетевшей, видимо, на запах пирога и теперь намеревающейся приземлиться на его край с целью первой отведать Зинин деликатес. Василий молниеносным ловким движением поймал муху в кулак на фазе приземления и швырнул её в лестничный пролет. Прошло ещё несколько томительных минут. У обоих от широких дружелюбных улыбок начало сводить скулы, а у Зинаиды появилась ноющая боль мышцах рук. Они уже решили было вернуться в свою квартиру, когда из–за двери послышался угрожающий старческий голос:

– Чего ломитесь? Совсем обнаглели! Я сейчас участкового вызову.

Таракановы, слегка опешив, вернулись в торжественную позу, а Зинаида ласковым и мягким голосом произнесла:

– Извините, пожалуйста, Немезида Фемидовна. Мы ваши соседи, Таракановы. Недавно переехали. Мы хотим познакомиться с вами и угостить вас яблочным пирогом.

– Откуда вы знаете моё имя? Вы что, следите за мной? – прозвучало из–за двери.

– Ну, что вы, Немезида Фемидовна! Нам про вас Брили рассказали.

– Так и знала, что эти враги за мной следили! – донеслось из–за двери. – Зря участковый тогда их только оштрафовал… надо было сажать их… Снова писать надо… вот из–за таких мы просрём Расландию… Эх, был бы жив Стальной Феникс, он бы вам всем тут показал… Всех бы по лагерям разогнал… Погодите… я вам…

Супруги Таракановы стояли в растерянности и не знали, что им делать. Из–за двери продолжали лететь обрывки фраз, но, похоже, открывать её Немезида Фемидовна не собиралась.

– Немезида Фемидовна, возьмите пирог. Я для вас испекла. Яблочный. Ещё тёплый.

– Вот навязались, вражины… ничего!.. и на вас управу найдём… – доносилось из–за двери.

– Всё! – не выдержал первым Василий. – Правильно Брили сказали. Чего ты придумала с этим пирогом? И я тоже повёлся… «КЛОПовник» свой надел…

– Васенька, – запричитала Зинаида. – А пирог? Что ж я, зря пекла его?

– Не зря! Сами съедим.

– Неудобно как–то… мы уже сказали ей. Может, откроет ещё.

– Ну, тогда стой здесь сама и жди у моря погоды! Я пошел домой.

Василий решительно развернулся и исчез за дверью собственной квартиры. Зинаида постояла в нерешительности еще минуты три, переминаясь с ноги на ногу. Руки ломило так, что держать пирог уже не было никаких сил. Она аккуратно поставила блюдо с пирогом на широкие лестничные перила и свесила вниз затёкшие руки.

«Ладно, – подумала она. – Пойду домой. Пусть Вася берёт пирог и ест сам. Я уже ненавижу и этот пирог, и нашу дурацкую затею с дружеским визитом».

Она, как и Василий, вздохнула и открыла дверь своей квартиры.

– Вася! Она так и не открыла дверь. Иди забери этот дурацкий пирог и ешь его сам. Меня уже тошнит от запаха яблок.

– Давно бы так, – обрадовался Василий. – Такой пирожок нужен мне самому, – добавил он игриво и вышел из квартиры за пирогом.

Через несколько мгновений Василий вернулся – в руках он держал пустое блюдо. Зинаида удивленно посмотрела на него, а Василий, в свою очередь, с неменьшим удивлением посмотрел на Зинаиду. Немая сцена продолжалась несколько секунд.

– А где пирог? – в унисон спросили они друг друга.

– Вася! Тебе нельзя съедать за раз так много, – укоризненно произнесла Зина. – Мог бы и мне кусочек оставить, – добавила она.

– Ты меня разыграла? – спросил Вася. – Это тебе не надо было съедать пирог! Это ты могла бы и мне кусочек оставить.

– Погоди! – заподозрила неладное Зинаида. – Вот те на! Немезидушка–то наша, свет Фемидовна, унесла–таки пирог!

– Во, даёт, скоростная мокунистка! Вот кому в КЛОПе участвовать! – то ли восхитился, то ли удивился, то ли огорчился Василий.

***

А между тем, дорогой мой читатель, если бы ты решил поинтересоваться личностью Немезиды Фемидовны Джастис, то увидел бы, что она представляла собой образец настоящего расландского патриотизма. Всю свою сознательную жизнь она посвятила борьбе за справедливость. В детстве Немезида Фемидовна Джастис носила самые обычные имя, отчество и фамилию, и в её свидетельстве о рождении значилось «Розалинда Ивановна Пустоголов».

Маленькая Линда, так родители звали её до НОРы (Народной Освободительной Революции), не задумывалась о своей судьбе до той поры, пока её не затянуло в водоворот революционной борьбы с тогдашним Великим Лидером и его реакционным рабским режимом. Вступив в первичную ячейку тогда ещё подпольной мокунистической партии, Линда возненавидела вторую либеральную половину своего имени и влюбилась в первую. Теперь она с гордостью носила имя Розы, потому что точно такое же имя было и у страстной революционерки Розы Пермоглюкс.

Не буду утомлять читателя подробностями революционной борьбы и карьеры Розы Ивановны Пустоголов, хотя и то и другое достойно отдельного тома ЖОПРа (Жизнь отечественных пламенных революционеров). Я уверен, что Немезида вошла бы историю и в отдельный том ЖОПРа, если бы осталась Розой Пустоголов, увы, жизненные обстоятельства вели Немезиду другой дорогой. Скажу лишь, что в ходе революции она лично встречалась с самим Стальным Фениксом. Так в период НОРы прозвали сурового главу ЧВК (чрезвычайного военного комитета) Сигизмунда Фениксовича Железнова.

Во время революции и особенно после неё ЧВК вёл беспощадную борьбу с разного рода контрреволюционерами, либералами, оппозиционерами и прочими внутренними врагами Расландии.