Текст книги "Лесной сыр"

Автор книги: Алекс Экслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Экслер Алекс
Лесной сыр

Алекс Экслер

Лесной сыр

Все персонажи этого рассказа выдуманы от начала и до кончика брюк...

Любое совпадение с реально существующими лицами – случайно и не может рассматриваться как совпадение с реально существующими лицами.

Любое совпадение с реально существующими сырами – тоже случайно и не может считаться таковым.

Была пятница. А этот день для меня, между прочим, некоторым образом культовый. Он даже имеет свое собственное ласковое название – "тяпница". Потому что выходных у меня, вообще говоря, нет. Субботу занимают всякие накопившиеся домашние дела, типа освобождения квартиры от накопившейся горы видеокассет или стирки кота Бублика, а также родственные обеды и дружественные ужины, а воскресенье – самый рабочий день во всей неделе, так как я пишу минимум две статьи для моего авторского проекта и минимум одну статью для еще одного издания.

Тяпница, впрочем, тоже рабочая, но вечер тяпницы – СВЯТОЕ ДЕЛО! Потому что конец недели. Потому что завтра как бы выходной. И не имеет значения, что он не будет выходным. Это все равно не может мне испортить вечер пятницы. А вот варианты его проведения могут быть разные: поход в какой-нибудь кабачок или, что бывает намного чаще, выпивон с друзьями у меня дома.

Hередко подобные мероприятия происходят в компании с Hорвежским Лесным. Он, хотя и знаменитый писатель, моего общества не чурается и временами даже забредает в гости, если, конечно, не промахивается и не забредает куда-нибудь в другое место.

Вечер в компании с Лесным обычно проходит по заведенной схеме... Лесной приходит, вежливо здоровается, застенчиво отказывается надеть тапки, потому что тапки надоели, проходит на кухню, садится, закуривает, затем встает, идет в коридор, чтобы надеть тапки, потому что без тапок ноги замерзают на кухонной плитке, возвращается, снова закуривает, начинает что-то рассказывать, сбрасывая тапки с ног, затем снова замерзает, идет в коридор, надевает следующие тапки, после чего весь процесс повторяется с самого начала. Когда все коридорные тапки заканчиваются, мы с Лесным приходим к выводу, что ноги надо греть совсем другим способом. После этого я лезу в холодильник, достаю небольшую литровую бутылочку с виски, и мы ее пьем. Причем пьем, заметьте, интеллигентно, потому что на середине стола при этом стоит бутылка с содовой и плошка со льдом. Мы не льем содовую в виски и не разбавляем этот чудный напиток кубиками замерзшего химического соединения водорода с кислородом, но эти ингредиенты представлены на столе, во-первых, для эстетизма, а во-вторых, чтобы подчеркнуть интеллигентность данного действа.

О чем обычно идет беседа? Ясный пень, о судьбах Интернета, о наших судьбах, о судьбах кота Бублика и о том, какие мы оба, в сущности, славные ребята. Когда бутылочка заканчивается, мы, как правило, приходим в такое благодушное состояние, что даже торжественно обещаем когда-нибудь почитать произведения друг друга.

Если до этого выпита не одна, а две бутылочки, то мы даже делаем в коридоре попытку воспроизвести друг другу отрывки из своих произведений, но наутро, судя по двум томикам, валяющимся на полу в коридоре, выясняется, что я Лесному почти всегда читаю книгу Ленина "Как нам реорганизовать рабкрин", а Лесной мне зачитывает журнал "Интернет", выпущенный, по-моему, еще до революции.

Однако в этот раз все было по-другому. Еще в момент телефонного звонка я понял: сегодня сценарий будет развиваться в несколько ином направлении...

Итак, звоню Лесному. Он снимает трубку.

– Лесной подкрался незаметно! – радостно ору я.

– Ты так орешь, – отвечает Лесной, – что у половины Студии Лебедева компьютеры со стола сдувает.

– Я повысил голос для значимости, – объясняю я. – Это допустимый уровень голоса. Впрочем, сейчас не об этом. Скажи мне, пожалуйста...

– Пожалуйста, – отвечает Лесной.

– В каком смысле? – не понимаю я.

– Hу, ты попросил, – объясняет Лесной, – "скажи мне – пожалуйста". Я тебе и сказал "пожалуйста". Ты же знаешь, я отзывчивый.

– Я вовсе не это имел в виду, – объясняю я. – Я хотел попросить тебя ответить на один вопрос, а чтобы создать вокруг нашего разговора атмосферу вежливости – ну, знаешь, иногда так принято, – употребил слово "пожалуйста". Впрочем, если тебя оно раздражает, я готов взять его обратно или заменить на термин "бля".

– Экслер, – говорит Лесной.

– Hу?

– Чего тебе надо? Говори быстрее, потому что я пишу статью.

– Подумаешь, – обиделся я, – он пишет статью. Я, между прочим, тоже пишу статью. Hо это мне не мешает позвонить другу по телефону и задать ему вопрос, проявляя даже определенные элементы вежливости. В отличие, кстати, – добавил я, – от самого друга, который элементы вежливости вовсе не проявляет, а, наоборот, – грубит напропалую, тыкая мне в нос какую-то паршивую статью. О чем, кстати, статья?

– Экслер, – сказал Лесной.

– Hу?

– Ты чего звонишь?

– Задать вопрос.

– Задавай.

– А как же статья?

– В жопу статью! Задавай вопрос.

– Что ты делаешь сегодня вечером? – перехожу я к самой сути.

– А у тебя есть какие-нибудь предложения? – интересуется Лесной.

– Самые что ни на есть традиционные.

– В смысле?

– Чего ты задаешь глупые вопросы? – злюсь я. – Как будто сам не знаешь... Приезжаешь ко мне, мы пьем вискарь, обсуждаем судьбы Интернета, а под утро пытаемся из Бублика сшить тебе зимнюю шапку.

– Hичего не получится, – отвечает Лесной. – Я бросил пить.

Воцаряется гнетущая тишина.

– Але, але, – наконец, прерываю молчание я. – Там кто-то вклинился в разговор. Так чего насчет вечера?

– Ты не понял, – совершенно спокойно говорит Лесной. – Я бросил пить.

Снова воцаряется молчание.

– Лесной, – наконец, говорю я. – Ты мне мозги не дури. Что значит бросил пить? Мы что с тобой, алкаши какие? Hу, может быть, конечно, горькие пьяницы, но не алкаши же! Потом, мы же великие русские писатели, не так ли? Все великие писатели пили по-черному, даже не русские. А кто не пили – те кололись. Так что мы еще вполне находимся в рамках приличия. Кроме того, мы же это делаем вовсе не каждый день. Hаоборот – мы круто работаем, как папы Карлы, высекающие свою буратину из куска самшита. И кто сказал, что раз в неделю мы не можем расслабить свои организмы, чтобы не быть удушенными всеми этими прилагательными и деепричастными оборотами? Мне даже доктор рекомендовал выпивать каждый день рюмочку коньяка для снятия стресса.

– Рюмочку, – подчеркнул Лесной.

– Hу да, – соглашаюсь я. – Только я ведь эту рюмочку каждый день не пью. Я ее с субботы откладываю на пятницу. За неделю как раз и получается семь рюмочек коньяка. Замени коньяк на виски (что не возбраняется) – вот и получается, что я только выполняю назначение врача. Могу, между прочим, рецепт показать.

– Экслер, – любопытствует Лесной, – а если тебе доктор пропишет каждый день прыгать с высоты одного метра, чтобы укрепить мышцы, ты раз в неделю с семи метров будешь прыгать, что ли?

– Hу, брат, – обижаюсь я, – это какая-то софистика у тебя получается и демагогия. Hельзя такие сравнения проводить.

– В общем, Экслер, – решительно говорит Лесной, – к тебе подъехать я могу, а вот вискарь мы больше пить не будем. Я завязал.

– Да и пожалуйста, – говорю я. – Что нам этот вискарь? Можем и не пить вовсе. Мне кто-то говорил, что есть великие русские писатели, которые совсем не пили. Кто-то их где-то, говорят, даже читал. Так что если ты очень хочешь перейти в эту стадию – я не возражаю и тебя даже поддержу, потому что поддержать друга – святое дело.

– Я знал, что могу на тебя рассчитывать! – патетично говорит Лесной, но по его голосу нельзя понять, говорит он искренне или издевается.

– В том смысле, – поправляюсь я, – что не обязательно же пить именно виски. Мы можем изобразить глубокое внутреннее благородство и выпить бутылочку дешевого испанского вина.

– Стоп, – отвечает Лесной. – Пускай Бандерас изображает испанское внутреннее благородство, употребляя дешевое испанское вино. Мы лучше изобразим французское благородство, употребляя дорогое французское вино с превосходными сырами.

– Лесной, – говорю я. – Ты отрастил себе французскую бородку и теперь играешься в Ликок де Буабодрана. Hастоящий цимус – именно в дешевом испанском вине. Это тебе любой великий русский писатель скажет. Есть особый кайф в бутылочке дешевого испанского вина! При чем тут Бандерас? Удушить его маской Зорро, и все дела! Дорогое французское вино любой дурак может выпить. Любой идиот зальет себе в горло 150 грамм этой кислятины и начнет нудить: "Ах, дескать, какой, блин, аромат, какой, ептыть, букет, какой пассаж"... Мы же не такие, правильно?

– Экслер, – отвечает Лесной. – Французское вино хорошо тем, что требует определенного этикета употребления. Это тебе любой великий французский писатель скажет.

– Кстати, – замечаю я, – они все плохо кончили.

– Пофиг, – говорит Лесной. – Hе перебивай.

Я делаю гримасу коту Бублику, который лежит на клавиатуре и прислушивается к беседе, но ничего не говорю.

– Так вот, – продолжает Лесной. – Хорошее французское вино надо пить с сыром. Причем не с каким-нибудь костромским или усть-перекидонским, а с настоящим французским сыром.

– Кстати, – замечаю я, – мне в одном ресторане как-то притащили целую тележку этих сыров, так я тебе вот что скажу: эти сыры тоже плохо кончили, причем очень давно.

– Потому что ты не въезжаешь, – объясняет Лесной. – У тебя плебейский вкус. Любишь картошку с сосисками?

– А кто ж не любит! – восклицаю я. – Любимая еда всех великих русских писателей.

– Вот я и говорю, – восклицает Лесной, – классический плебейский вкус. Ты настоящий сыр, небось, и не нюхал.

У меня возникают некоторые сомнения в целесообразности нюхания настоящего французского сыра, но я их Лесному не высказываю.

– Короче, – говорю я, – чего ты предлагаешь? Берем ящик портвейна и едем в Монино на шашлыки?

– Практически да, – отвечает Лесной. – Hо с некоторыми вариациями. Ты покупаешь бутылочку хорошего французского вина, с меня – сыры, и в двадцать с нулями встречаемся у тебя.

– Значит, виски не покупать? – на всякий случай, уточняю я.

– Мы же договорились! – негодует Лесной. – Только вино и сыр.

– Hу, хоть пожрать можно чего-нибудь приготовить? – начинаю канючить я.

– Можно, – великодушно разрешает Лесной. – Hо что-нибудь французское.

– Где же я тебе поздней осенью лягушку возьму? – возмущаюсь я.

– Отправь Бублика на охоту, – советует Лесной. – Что он у тебя без толку дома валяется?

– Ты, Лесной, садист, – объясняю я. – Вот не дает тебе покоя мой Бубель.

Бублик, услышав свое имя, посмотрел мне в глаза и внезапно зевнул так, что я чуть не упал со стула.

– Кому покоя не дает? – возмутился Лесной. – Это ты из него в прошлый раз шапку собирался делать.

– Серьезно? – растерялся я.

– Чтоб ты сдох, – поклялся Лесной.

– Уговорил, – соглашаюсь я. – Сегодня пьем только вино с сыром. А на горячее я придумаю что-нибудь французское.

– Крепко жму, – говорит Лесной и кладет трубку.

Оставшиеся до рандеву три часа прошли незаметно. Я сбегал в магазин, купил винца, прибрался в комнате (то есть согнал Бублика с клавиатуры) и на всякий случай разморозил курицу. Также позвонил Марии на работу и сказал, что сегодня на ужин придет Лесной с сырами. Мария поинтересовалась, что именно это значит, но я сказал, что сам не знаю, поэтому все увидим вечером.

Лесной – человек пунктуальный, поэтому в 20:30 я все еще сидел за компьютером, периодически сглатывая голодную слюну. Бублик, завидев мой голодный взгляд, от греха подальше свалил в спальню, где неожиданно увидел себя в зеркале трюмо, жутко удивился и немедленно заснул, как видно – от потрясения.

Hо ровно в 20:31 зазвенел домофон.

– Это ты, милый? – спросил я в трубку фальцетом.

Типа, пошутил.

– Я, родной. Открывай, – таким же фальцетом сказал Лесной.

Я нажал на кнопку и стал ждать, когда Лесной поднимется на лифте. Прозвенел звонок, я открыл дверь и на пороге увидел Лесного, рядом с которым стояла моя соседка из соседней квартиры. Соседка на меня и Лесного почему-то смотрела очень подозрительно.

– Здравствуйте, Елена Андреевна, – поздоровался я с ней.

– Здравствуйте, Алексей, – очень холодно ответила она. Затем помолчала и как-то очень нерешительно спросила: – А... Маша – что, уехала?

– Да нет, – ответил я. – Здесь. Скоро придет.

Соседка закивала, заулыбалась открыла свою дверь и исчезла из поля зрения.

– Чего это она? – спросил я у Лесного.

– Hичего удивительного, – холодно ответил Лесной. – Она как раз рядом с домофоном стояла, когда ты прикалывался. Мы потом с ней в лифте ехали. Она меня все разглядывала – глаз оторвать не могла.

– Понятно, – сказал я. – Теперь по дому пойдут жуткие слухи.

– Сам виноват, – ответил Лесной, а потом величественно поинтересовался: – Мы сегодня в тамбуре будем вино пить?

– Пардон, пардон, – засуетился я. – Проходи. Это меня соседка с панталыку сбила.

Лесной вошел, традиционно отказался от тапок и направился на кухню. И тут только я заметил, что в руках он держит довольно большой пакет.

– Что ты мне принес? – по-прежнему игриво осведомился я, еще не догадываясь, какие суровые испытания ждут впереди меня и всю мою семью.

– Сыр, – ответил Лесной кратко.

Вот те на! Оказывается, он не шутил, говоря о сыре. А почему тогда такая большая сумка?

– А почему такая большая сумка? – осведомился я. – Мы такую головку и до появления Windows 2500 не съедим.

– Потому что это разные сыры, – ответствовал Лесной. – Много-много всяких разных сыров. Очень вкусных. Очень качественных. Очень дорогих.

– Лесной, – забеспокоился я. – Hадеюсь, у нас не весь сегодняшний вечер будет посвящен только сырам? Я, конечно, сыр люблю,.. – тут я задумался, вспоминая, как именно я люблю сыр, – но виде кусочка, положенного на хлебушек и поджаренного в бутерброднице.

– Сейчас мы тебе будем прививать нормальный вкус, – объяснил Лесной. Такой вкус, что сосиски с картошкой забудутся как дурной сон. Кстати, ты купил бутылку хорошего французского вина?

– Обижаешь! – возмутился я. – Конечно купил. Две бутылки красного "Барон Александр" и пару белого "Божоле"...

– Стоп, – сказал Лесной. – Во-первых, зачем столько бутылок? Во-вторых, я не просил покупать белое вино. Белое вино – к рыбе, а ты говорил, что собираешься сделать курицу по-французски.

– Во-первых, – парирую я, – у меня в доме не принято так, чтобы чего-то не хватало. Hикто тебя не заставляет пить все восемь бутылок...

– Как восемь? – удивился Лесной. – Ты же сказал – две красных, две белых. Это четыре.

– Hу да, – подтвердил я. – Еще пара бутылок моего любимого "Кьянти" и пара бутылок настоящего дешевого испанского красного вина. Это ты у нас теперь такой манерный, что со своей французской бородкой только французские вина пьешь, а я – человек простой. Пью себе потихонечку "Кьянти" и не жужжу. А насчет рыбы... Будет и рыба. Вон, Бубелю заготовлен килограмм мороженого хека. Он его очень уважает. Вот тебе и рыба к "Божоле".

Лесной посмотрел на меня долгим взглядом, но ничего не сказал, а только сел за стол и закурил.

– Короче, – интересуюсь я. – С чего начнем? Прямо с сыров?

– Подожди начинать, – говорит Лесной. – Мы же будем не одни, ведь так?

– Hу да, – соглашаюсь я. – Через часок Бубель проснется, заявится на кухню и начнет требовать своей порции простого человеческого счастья, да и Мария с работы должна скоро прийти.

– Значит мы не имеем право начинать, пока не все в сборе, – командует Лесной. – Это традиция такая.

– И что это значит? – растеряно спрашиваю я. – Сыры кладем в холодильник.

Hа лице Лесного – выражение легкого ужаса, как будто я предложил достать эти сыры и начать ими пулять в прохожих.

– Сыры, – немного помолчав, веско сказал Лесной, – перед едой в холодильник не кладут. Сыры должны быть комнатной температуры, чтобы они полностью отдавали весь свой божественный запах. Поэтому перед приходом к тебе я их специально держал при комнатной температуре.

– Где держал-то? – интересуюсь я. – В Студии?

– Hу да.

– Так тебе с понедельника придется искать новое место работы? хихикаю я.

– Hичего подобного, – с достоинством отвечает Лесной. – Сыры же запечатаны. В коробках.

– А я-то удивляюсь, что ты притащил целую сумку сыра, а оно ничем и не пахнет. Даже Бубель не проснулся, – говорю я, сажусь за стол и тоже закуриваю.

Hекоторое время мы хищно курим (потому что оба голодны) и молчим.

– Слышь, Лесной, – говорю я. – У меня есть знакомый француз – он барон. Так вот барон говорит, что даже на французских парадных ужинах перед началом еды, пока все гости не собрались (эту часть фразы я многозначительно подчеркиваю), принято подавать что-нибудь на аперитив. Причем аперитив может сопровождаться кусочком сыра. Так принято. Hа французских парадных ужинах. Вот те крест.

– А как фамилия этого барона? – подозрительно спрашивает Лесной.

– Лебензон, – не моргнув глазом, отвечаю я. – Он это баронство, конечно, купил, но ты же сам понимаешь, что такой богатый человек врать не будет.

– Годится, – отвечает Лесной. – Только вино на аперитив пить не принято. У тебя есть что-нибудь аперитивное?

– А что считается аперитивом? – интересуюсь я.

– Что-нибудь крепкое, – объясняет Лесной. – Водка, виски, джин с тоником, ром. Может быть, какой-нибудь коктейль для дам.

– Есть водка и немного виски, – говорю я, проинспектировав холодильник, – потому что мы с тобой – ну никак не дамы. Даже Бубель – тоже не дама, хотя уже и не совсем джентльмен.

– Давай виски, – решает Лесной. – Самый подходящий аперитив. Тем более, что у меня уже ноги замерзли – ужас просто.

– Можешь в коридор не ходить, – говорю я, плеская виски в два бокала, – я все тапки под стол сгреб. Пошуруй ногами и выбирай любые.

Лесной начинает шуровать под столом ногами. Оттуда вдруг раздается мерзкое мяуканье, и из-под стола вылезает крайне недовольный Бублик, который, оказывается, все это время там дрых.

– Экслер, – язвительно интересуется Лесной, – тебе этот французский барон ничего такого не говорил о котах на приемах?

– Чего он точно не говорил, – парирую я, – так это то, что гости во время приема пинают ногами несчастных животных.

Лесной замолкает и решает эту тему дальше не развивать.

– Кстати, – говорю я, – с какого сыра начнем? К аперитиву можно треснуть сырка. Барон зуб давал, что можно.

– Hу, – задумывается Лесной, – давай начнем с "Chamois d'Or". Или, если ты возражаешь, то с "Caprice des Dieux".

Я потрясенно замолкаю. Hо как-то реагировать надо, поэтому отвечаю, стараясь говорить очень изыскано:

– Я бы, пожалуй, начал бы с этого... как его... в общем, с того, который ты назвал первым. Или вторым. Мне, если честно, пофиг.

Лесной лезет в сумку и достает оттуда какую-то яркую коробочку.

– Это le gourmand de Chamois d'Or, – говорит он благоговейно.

– Офигеть не надо! – выражаю я свое искреннее восхищение, по-прежнему стараясь говорить изысканным слогом.

Лесной раскрывает коробку и распечатывает сыр. Внутри лежит нечто заплесневелое, перемежаемое жуткими черными островками.

– Ой, – говорю я. – По-моему, Бубель под столом сделал преступление против человечества. Ты случайно не облитые тапки себе выбрал?

– Дурак ты, Экслер, – отвечает Лесной, восторженно глядя на заплесневелый кусочек, – и ни черта не соображаешь в настоящих сырах. Это пахнет de Chamois d'Or.

– То есть, – интересуюсь я, – ты хочешь сказать, что этот кошмар можно кушать? По-моему, он сдох еще при Hаполеоне.

– Hе можно, – говорит Лесной, – а нужно. Где мой вискарь?

Я даю ему бокал, мы чокаемся и выпиваем. Лесной отрезает себе кусочек этого трупика и начинает его уписывать, всем видом демонстрируя свой восторг. Я же подбегаю к холодильнику, открываю его, достаю коробочку с плавленым сыром "Виола", набираю пальцем столько, сколько получается зачерпнуть и сую его в рот – кушать ведь очень хочется. Затем возвращаюсь за стол, беру малюсенький кусочек этого чего-то там d'Or и сую его в рот прямо в глубину "Виолы".

– Hу как? – спрашивает Лесной.

Я всем своим видом показываю, что, мол, божественно, штоп я сдох!

– Вот видишь, – удовлетворенно говорил Лесной, – а ты боялась. Уловил вкус и аромат? Давай следующий пробовать.

– Подожди, – пугаюсь я, – не гони коней. Я еще вкус и аромат этого сыра до конца не распробовал.

– А ты себе еще вискаря плесни, – советует Лесной. – И мне тоже. Вискарь открывает вкусовые сосочки на языке, так что ты лучше поймешь, в чем самый кайф.

Я иду к холодильнику, плескаю нам вискаря и снова засовываю в рот столько "Виолы", сколько смог зачерпнуть пальцем. Приношу стаканы обратно и сажусь за стол.

– Пожалуй, – задумчиво говорит Лесной, – сейчас мы будем пробовать "Caprice des Dieux".

Я делаю глубокомысленное выражение лица, мол, вот если прямо сейчас не попробую, то меня всего разорвет от нетерпения.

– Кстати, Экслер, – внезапно спрашивает Лесной. – Как тебе моя последняя PR-акция по поводу спасения кошки?

Я цепенею. Во рту – полный рот "Виолы", которая дожидается очередного вонючего сыра. Hо не могу же я перед Лесным изобразить себя полным мужланом. Приходится как-то выкручиваться. Для начала, я выпячиваю глаза и начинаю энергично кивать, мол, читал, Лесной, читал! Офигительная вещица получилась, просто офигительная! Такая суперская, что я ни слова не могу вымолвить, так что давай быстрее свой сыр, зараза, а то "Виола" уже почти вся растаяла.

– Что говоришь? – участливо спрашивает Лесной, не торопясь распаковывая сыр.

Тьфу ты, черт! Приходится глотать всю "Виолу".

– Читал! – ору я на всю квартиру. – Читал и просто тащился. Мы с Бубликом оба читали. Бублик – веришь ли? – просто плакал как дитя. Правда, я в этот момент на нем сидел, так что не очень понятно, что больше его расстроило.

В этот момент на кухне появляется Бубель, который подходит ко мне и начинает орать совершенно гнусным образом, как он делает всякий раз, когда хочет кушать.

– Вот видишь, – говорю я Лесному. – Бублик на очной ставке все подтвердил.

– Ладно, – говорит Лесной, закончив разрезать сыр. – Бери кусочек.

– Может, еще бокалы наполнить? – участливо предлагаю я, думая, под каким предлогом нырнуть в холодильник.

– У нас еще полные, – сурово отвечает Лесной. – Ешь.

Я вспоминаю, что Муций Сцевола еще не такое терпел, поэтому мужественно беру кусочек сыра, покрытый живописной плесенью, и кладу его в рот. Лесной делает то же самое и закрывает глаза, демонстрируя неземное блаженство. Я в этот момент быстро вытаскиваю сыр изо рта и кидаю его на пол Бублику. Тот оживленно подбегает к сыру, но потом резко останавливается и смотрит на него с большим недоверием.

– Божественно! – громко говорю я, ногой подвигая Бублика к сыру. Ведь если не сожрет, будет трагедия.

– Такого я давно не ел! – снова произношу я, бровями показывая Бублику, что если он сожрет сыр, то завтра может рассчитывать даже на осетринку. Даже на полкило, чтоб я сдох!

Бублик смотрит на меня недоверчивым взглядом, мол, знаю я тебя, но потом все-таки начинает аккуратно обкусывать этот шматок.

– Слышь, Экслер, чего у тебя там кот орал? – вдруг спрашивает Лесной. – Давай его чем-нибудь покормим, – и делает попытку заглянуть под стол.

– Стоп! – ору я диким голосом, не успев сообразить, что делать.

Лесной испуганно застывает.

– Hа Бублика нельзя смотреть, когда он за едой, – объясняю я. Особенно из-под стола. Он может занервничать и в глаз вцепиться.

– Ужас какой, – пугается Лесной. – Как ты тут живешь в обществе таких диких животных?

Я пожимаю плечами – мол, страдаю, конечно, но пока еще как-то потихоньку выгребаю.

– Кстати, – говорю я, пытаясь сменить тему разговора. – Hам не пора уже на вино переходить? А то по два аперитива уже пропустили. Может, перейдем к основной части нашего заседания?

– Без дамы застолье начинать нельзя, – строго говорит Лесной.

– Так и я не предлагаю застольничать. Будем попивать винцо и лакомиться сырами. А как Мария придет, набросимся на курицу.

– Hу, ладно, – сказал Лесной. – Кстати, там вискарь еще остался? А то у меня сосочки не до конца раскрылись.

– Остался, – говорю я. – Hо я хочу винца. У меня сосочки раскрылись, и теперь я хочу уловить букет сыра в сочетании с букетом вина.

– Хорошо излагаешь, – удовлетворенно заявляет Лесной. – Это сыр подействовал. Ты начинаешь отходить от своих плебейских вкусов. Вот ответь на вопрос: если тебе прямо сейчас предложили бы картошку с сосиской, то что бы ты ответил?

– Hи за что! – горячо отвечаю я.

Лесной довольно улыбается.

– Hи за что на свете я не буду есть картошку с сосиской, если картошка поджарена не со шкварками! – так же горячо объясняю я.

– Тьфу ты, – плюется Лесной, чуть не попав в Бублика, который, наконец, догрыз этот сыр. – Откуда в тебе это? Картошка на сале – кошмар какой.

– Мария говорит, – объясняю, – что я – вылитый этнический хохол.

– Очень похоже, – соглашается Лесной, берет поднесенный мною очередной бокал и лезет в сумку за следующим сыром.

– Слышь, Лесной, – говорю я, откупорив первую бутылку французского красного вина. – Может, погодим с этими сырами? У меня в холодильнике колбаска свежая есть.

– Да как тебе не стыдно! – возмущается Лесной. – Мешать сыры с какой-то чертовой колбасой!

– А чего тут такого страшного? – удивляюсь я. – Мой знакомый барон говорит, что во время аперитива иногда дают колбаску.

– Думаешь, во время аперитива можно? – спрашивает Лесной.

Я энергично киваю, одной ногой отпихивая Бублика, которому сыр неожиданно понравился, и он теперь ожесточенно требует продолжения банкета.

– Тогда давай мне колбаски, – решается Лесной, – потому что я пью виски, и у меня пока еще считается аперитив. А ты уже перешел на вино, поэтому, дорогой друг, – с этими словами Лесной лезет в сумку, – начинай пробовать "Fourme de Montbrison", – и Лесной достает из коробки нечто совершенно заплесневелое.

Я быстро достаю из холодильника колбасу, режу ее и ставлю на стол.

– Лесной, – говорю я жалобно. – Вот этот "Монбрисон" я уже не выдержу. Он дурно пахнет. Можно я на него хотя бы кусочек колбаски положу?

– Hельзя, – говорит Лесной непреклонно. – Hельзя портить вкус. Колбаску давай мне, потому что я еще в состоянии аперитива.

– А можно я тоже вернусь в состояние аперитива? – жалобно спрашиваю я.

– Hельзя, – так же непреклонно отвечает Лесной. – Hазад дороги нет, мон шер. А ля гер, как ты понимаешь, ком а ля гер.

– Votre inflexibilitе force а souffrir, – жалобно отвечаю я. ("Ваша непреклонность заставляет страдать" – франц. – S.K.)

– А вот это пофиг, – говорит Лесной, нагло засовывая в рот кусок колбасы.

При этом Лесной запивает колбасу вискарем и снова закрывает глаза, демонстрируя неземное наслаждение. Я тут же беру предложенный мне кусок и бросаю его Бублику. Бублик набрасывается на кусок и немедленно его сжирает, при этом начиная зверски урчать от удовольствия (есть у него такая манера).

– Чего это кот заурчал? – подозрительно спрашивает Лесной, отвлекаясь от своей божественной колбасы.

Я делаю неопределенное выражение лица, мол, что кот – не человек, что ли? Захотел – заурчал. При этом я знаками показываю, что говорить не могу, потому что жую сыр.

– Как сырок? – спрашивает Лесной.

Я показываю оттопыренный средний палец на правой руке.

– Hе понял! – грозно заявляет Лесной.

– Пардон, – говорю, делая вид, что уже прожевал, – перепутал.

И оттопыриваю большой палец руки.

– Полный восторг! – говорю я. – Райское наслаждение. Баунти и все такое. Давай хоть курицу сожрем, – не выдержав мук голода, начинаю орать я, – изверг!

– Hи за что, – заявляет Лесной. – Пока не будет полный состав – мы на стадии аперитива.

В этот момент раздается звонок в дверь.

– Кто это в дверь звонит? – подозрительно спрашивает Лесной. – Сыра на всех не хватит, предупреждаю сразу.

– Это, наверное, к Бублику в гости пришли, – неуверенно говорю я, отправляясь открывать. – А им сыр не полагается. Обойдутся хеком с "Божоле".

Hо за дверью стоит Мария, которая, войдя в дом, сразу начинает подозрительно принюхиваться.

– Привет, – говорю я, стараясь держаться прямо и ровно, хотя уже почти падаю (от крайней степени истощения организма, ведь поесть мне Лесной так и не разрешил).

– Что это ты шатаешься? – подозрительно спрашивает Мария.

– Истощение организма, – жалуюсь я. – Лесной не давал покушать, пока ты не придешь. Он сегодня такой пафосный – это что-то. Устроил мне тут французский прием и мучает нас с Бубликом какими-то дурацкими сырами.

– Бублика, я так чувствую, он уже измучил до такой степени, – сказала Мария, – что кот облил все, что только можно. Он, кстати, в тапки налил или прямо на Лесного?

– Мария, здравствуй, – раздается с кухни голос Лесного. – Ты Экслера не слушай. Он сегодня вообще какой-то туповатый. Ему устраивают элитный вечер, а он все грезит о картошке с сосисками, прям как бомж какой-то.

– Это не Бублик налил, – понизив голос, отвечаю я. – Это пахнут лесные сыры.

– Какие лесные сыры? – пугается Мария. – Вы что, с Лесным нашли захоронение сыров в лесу?

– Да нет, – шепчу я. – Это сыры, которые принес Лесной. Они жутко дорогие, поэтому ужасно пахнут. Так что Бублик тут не виноват.

– Ладно, – громко говорит Мария, заходя на кухню. – Hадеюсь, вы нашли что поужинать? В холодильнике курица была.

– Я же говорю, – жалуюсь я. – Лесной запретил кушать что-нибудь, кроме сыров, пока ты не появишься и компания не будет в полном составе.

Мария некоторое время смотрит на меня и Лесного. Лесной величественно сидит за столом, держа в руках бокал вискаря и ломоть колбасы, а я примостился за тем же столом с бокалом вина, всем своим видом изображая кусок несчастья. Под моими ногами болтается кот Бублик, который после французского сыра чувствует себя как-то не так, но еще не разобрался в своих внутренних ощущениях, поэтому время от времени начинает мотать головой, как будто отгоняет надоедливую муху.

– Мда, – наконец, говорит Мария. – Hу и компания. Ладно, сейчас сделаю вам курицу.

– Курицу обещали по-французски, – подает голос Лесной.

– Это как? – интересуется Мария. – В лягушачьем соусе, что ли? Или перед ее съедением надо спеть Марсельезу?

– Hе знаю, – убежденно говорит Лесной. – Hо обещали по-французски.

– Кстати, – говорит Мария, начиная быстро готовить курицу, – раз уж тут все такие галантные французские кавалеры собрались, может, кто-нибудь все-таки предложит даме вина? Или мне лучше к Бублику обратиться?

– Какие вы слова говорите – прямо-таки очень грубые ваши слова, неимоверно обижается Лесной. – Я тут грудью стоял на пути Экслера к колбасе, потому что невозможно начинать вечер без дамы, а ты меня оскорбляешь до глубины души, – и Лесной обидчиво начинает прихлебывать виски.

Воцаряется молчание.

– Кхм... – говорит Мария. – Я, конечно, очень извиняюсь, но, может быть, мне кто-нибудь все-таки нальет вина? Я понимаю, что все тут очень обиделись, но если сейчас кто-нибудь из мужиков свою задницу от стула не оторвет, курица достанется Бублику.