Текст книги "Землянин 5.0"

Автор книги: Алеф Эл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Алеф Эл
Землянин 5.0

*

– Еще! – уже в который раз потребовал я, с грохотом ставя пустую дурно пахнувшую кружку на замызганный, потемневший от пролитого маслоголя стол.

Официант не торопился, и я с ненавистью вперил взгляд в кружку, словно требовал не наполнить ее, а испепелить. Глаза приблизили изображение, показав крохотные, не толще волоса, щербины на гладкой поверхности стекла. Когда кружку вновь наполнили мутной маслянистой «Техникой-8», я расслабился и откинулся в мягком кресле.

Напротив меня за столом кто-то похрустывал мясными стружками. Сквозь хруст неразборчиво донеслось:

– Вот нам сейчас недоступна единая открытая нейросеть. А как думаешь, если бы мы выиграли во второй планетарной войне, мы бы уже пользовались ею?

Когда до Земли добралась весть об открытии бесценных марсианских металлов – источника бесконечной энергии, мы отложили междоусобицы и справедливо потребовали своей доли ископаемых. Переговорным ракетам марсиане ответили энергетическим импульсом, тряхнувшим наши спутники. Когда же в праведном гневе мы направили в космос весь разрушительный ядерный потенциал Империи, новый импульс, теперь несравнимо более мощный, обезвредил всю нашу гордость и смешал нас с грязью, из которой мы к настоящему времени были выведены твердой рукой эволюции.

Я перевел взгляд на говорившего, пытаясь понять, кто же это. Один мой глаз прищурился. Восприятие сработало успешно, и внутренний голос сообщил:

«Геннадий68917071».

– Гена! – вспомнил я друга и повеселел. Старый добрый Гена! Сколько раз вот так, переливая сброженные маслоголем пустопорожние мысли, сидели мы в уютном «Гараже».

«Гараж 2102» – так назывался наш с Геной любимый кабак. Была здесь своя особая уютная атмосфера: мягкий приглушенный свет, толстые закопченные стекла, потемневшие от времени столики искусственного дерева, какие сейчас мало где можно сыскать. Постояльцы не менялись, а приветливый кабатчик уже давно стал нам другом, от которого у нас уже не осталось тайн. Когда-то мы собирались обойти все девять тысяч «гаражей», чтобы выбрать победителя, удовлетворяющего нашим невзыскательным гастрономическим вкусам, но он определился уже на третьей тысяче, и эта единственная цель была вычеркнута из моей жизни.

Однако я был не настолько пьян, чтобы согласиться с наивным воззрением друга.

– Определенно нет.

Гена в изумлении перестал хрустеть и уже более разборчиво произнес:

– Но ведь мы и сейчас через базы данных можем видеть чужими глазами и слышать чужими ушами. Так не лучше ли каждому стать мобильной базой данных, имеющей доступ к событиям, касающимся всех людей?

– Люди слишком большие эгоисты, чтобы обрекать себя на симбиоз. Наш образ жизни – паразитизм. Где-нибудь в прогрессивной Андромеде, вдали от родной колыбели единство умов мне еще представляется возможным, но не у нас. Никогда. Сейчас, в узловой нейросети, ты в любой момент можешь оборвать поток исходящей информации, а в открытой нейросети такой возможности нет. Вот ты бы хотел, чтобы я знал все твои мысли, даже самые сокровенные, которые ты всю жизнь прятал и прячешь от самого себя?

– Но ведь я смогу их удалить? – он нахмурился.

– Не сможешь. Твой мозг – общий мозг, твои мысли – общие мысли, и наоборот.

– Нет, я так не хочу, – поспешил возразить Гена.

Маленькое окно над нашими головами загудело, закопченное стекло затряслось. Это радиоактивная пепельная буря доедала остатки некогда великой цивилизации – обычное явление, как дождь или снег в эпоху существования времен года. Мы не удостоили ее поднятием голов.

– Еще! – вновь потребовал я.

Официанты в серой влагозащитной униформе заменяли ненавистные мне пустые кружки полными и подсыпали соленые и хрустящие стружки биологических свиней. Честно говоря, никогда не видел свиней, какими их замыслила природа, радиация изувечила все живое, хотя сам биоэнергетический марсианский импульс иных свиней вознес до уровня землян…

Гена отдал уважение вкусу биологической свиньи, затем бросил стружку в щель в полу.

– Хватит их кормить, – проворчал я.

Свинина была оценена благодарным писком.

– А ведь они должны быть благодарны марсианам.

Понять его неразборчивое бормотание сейчас мог только такой полупьяный собеседник, как я. Он надолго замолчал, усердно нахмурился.

– Мы говорили о свиньях, крысах и ненавистных homo martis, – напомнил я.

– Марсиане… – глаза Гены мечтательно расширились. – Я бы хотел увидеть марсиан. Увидеть Марс.

Я важно кивнул.

– Как прежде люди стремились в другие страны за лучшей жизнью, так теперь ищут счастья на других планетах. Только улететь нам с тобой не дано – эксманов не хватит!

– А ты собери! – Гена ударил кулаком по столу.

– А вот и соберу! – я стукнул в ответ и едва попал по столу. – Спорим?! И улечу!

– Спорим! А на что?

– На двести тысяч эксманов! – заносчиво предложил я. Насколько помню, именно такую сумму жители Марса требовали для посещения своей планеты.

Наши руки не без труда встретились. Некоторые отправляются в путешествия по зову героического сердца, иные от безысходности, а я – потому что поспорил с другом.

Буря не утихала, кружки пустели, а время продолжало идти. Хотя в последнем я не был уверен. Перед внутренним взором только вертелась надпись: «8102/76/70,8 %», но ее расшифровка превосходила нынешние возможности моего затуманенного сознания.

Гена что-то сказал, я ответил: «Да». Кружка наполнилась и быстро опустела. Сквозь туман сознания проступило оповещение:

«Версия 2.0 утрачена».

Я проигнорировал эту информацию.

Гена сказал что-то еще, я промычал. Кружка наполнилась снова. Гена продолжал говорить, но я этой способности разучился. Он был прогрессивней меня на три десятых версии и еще сохранял способности мыслить, тогда как я растратил эксманы и откатился до v.1.0, или минимально возможного уровня функционирования.

Дурманящая пелена заволокла глаза. Меня куда-то волокли, в место, где темно. Позади что-то хлопнуло. Мозг посылал сигналы тревоги, но я не мог их понять и теперь подчинялся только первобытным инстинктам. Страх, боль, удовлетворение. Цикл повторился трижды. Затем всплыла информация:

«Версия системы обновлена до 1.1».

Это уже что-то. Надо стать сильнее, надо бить, чтобы стать сильнее.

Я с кем-то дрался, хотя и не помнил, для чего, настолько низко опустился показатель моей памяти.

Когда моя версия обновилась до 1.3, я разжал почему-то собранные в кулак пальцы и попытался восстановить утерянные данные. Дурман маслоголя отступал.

Я пил «Технику-8», а Гена «Технику Классическую». Платили мы эксманами – единственной существующей валютой, представляющей наш собственный накопленный опыт. Когда мои эксманы закончились, меня выдворили в подвал убивать технокрыс, набираться опыта и рассудка. Я огляделся.

Сквозь щели ветхих деревянных половиц проглядывали лучи слабого электрического света, они выхватывали из темноты обезображенные смертью крысиные морды. Большие, с кошку размером, технокрысы лежали в лужах крови и непроизвольно дергали замкнувшими лапками. Я попытался просканировать одну из них.

«Технокрыса: мертва».

Словно проникнувшись эмпатией к мертвой технокрысе, я почувствовал боль в ногах. Тусклый свет не позволял изучить себя зрением внешним, а внутреннее также пребывало во тьме невежества и ответило только на подсознательный посыл.

«Уровень энергии недостаточен для восстановления системы».

Ну и ладно. Прорезиненные пластиковые штаны в неосознанном сражении помогли знатно, а неприятно саднящие, но все-таки незначительные раны ходить не мешали. Надо выбираться.

Я попытался активировать инфравидение, но не смог и далеко не сразу вспомнил, что это умение становится доступным только после второй версии. Стало немного стыдно за самого себя. Потом сделалось грустно, когда осознал, что в паре метров над головой лежит мой энергетический пистолет за 50 эксманов, в то время как я вынужден запинывать крыс ногами и забивать кулаками. Но затем вспомнилось, что пистолет также ушел в оплату выпивки, и образ стеклянного пенного стакана меня сразу расслабил. Я подобрал лопату, заботливо оставленную кабатчиком для недальновидных завсегдатаев, которой по слабости интеллекта прежде не додумался воспользоваться, и смело переступил крысиные тушки.

Почти сразу меня настиг приближающийся шорох. Не раздумывая, я ударил наотмашь темноту. Что-то с силой брякнуло о металл, хрипло пискнуло и затихло.

Отразив нападение еще двух крыс, я различил впереди стену света и переступил ее уже без приключений. Теперь я находился в небольшом квадратном помещении, половину его потолка занимала большая плоская лампа, имитирующая дневной свет, а стены, судя по темным размашистым пятнам, были недавно повторно забетонированы. На одной металлической двери значилась надпись «Выход», на другой «Крыса».

Я уже повернул замок на выходной двери, но вдруг передумал – эксманы лишними не бывают. Из-за второй двери не доносилось звуков. Бедолага забилась, наверное, в страхе подальше от света. Мне стало жалко крысу, но я быстро пришел к выводу, что даже являюсь для нее своего рода освободителем, ведь кормить ее вряд ли кто собирался.

С улыбкой спасителя рода крысиного и распростертыми объятиями я распахнул вторую дверь.

Что-то зарычало. Наверное, послышалось. На всякий случай я унял улыбку.

Из темноты на меня летело нечто огромное, никак не крыса, по меньшей мере кабан. Непроизвольно вызванный сканер показал:

«Технокрыса. Расположение: враждебное. Угроза: очень высокая».

Издав нечленораздельный вопль, я метнулся к выходу, толкнул дверь и взлетел по лестнице.

Люди за столиками неторопливо потягивали маслоголь, бармен, он же хозяин кабака, натирал стойку видавшей виды тряпочкой, Гена безмятежно спал, распластавшись на столе.

– Крыса! – размахивая руками, взвыл я, пораженный их спокойствием.

Ко мне обратилась пара-тройка ленивых взоров посетителей. Бармен окаменел и вытаращил глаза, которые теперь горели не хуже подвальной лампы. Официанты побросали подносы, испачкав и разбив все что возможно, и начали кружить бессистемно и бессмысленно, каким может показаться поведение муравьев потревоженного муравейника, но на деле они пытались предостеречь и увести посетителей.

– Какого хрюна? – грубо возмущался, поднимаясь, бородатый здоровяк в потрепанной широкополой шляпе в ответ на торопливый лепет робко дергающего его рукав щуплого официанта. На поясе бородача висело энергоружье.

Я бросился тормошить Гену, но на половине пути меня настиг чей-то случайный удар, и я упал, опрокинув на себя стул.

Чудовищных размеров крыса крушила все без разбора, одинаково легко справляясь и с мебелью и с людьми.

Животный страх поборол алкогольный дурман, полупустые кружки спешно или не очень были отставлены в сторону. Но выпитое не отступило мгновенно, и пистолеты направлялись по-прежнему нетвердой рукой. Постояльцы сбивали лампы, ранили и крысу, и друг друга, не чувствуя боли в пьяном угаре. Кто-то стрекотал шумным огнестрельным автоматом. Я засмотрелся на это архаичное оружие. Когда-то с ним горделиво шествовали шеренги солдат на военном параде, автомат был главенствующим оружием пехоты древних войн. Подобные сейчас сохранились только в ушедших под землю музеях, где соседствовали с аркебузами, мушкетами и другими погремушками своих времен. В наш век огнестрельное оружие не могло серьезно повредить биокибернетических волокон – системы жизнеобеспечения всех современных организмов. Ранением в сердце нынче никого не убивали, и даже попадание в голову часто, в лучшем для стрелка случае, лишь приводило к перезагрузке системы цели. Что и говорить, нужно изрядно постараться, чтобы сегодня умереть, – например, придется лишиться головы или получить критические повреждения всего организма. И даже тогда смерть не обязательно будет окончательной: велик шанс очнуться в мастерской с электрической болью во всем теле, откатившись до стабильно работающей версии.

Шум стрельбы напугал крысу, она укрылась в дальнем конце бара, где принялась отгрызать ногу пьянице, – пробуждаясь, тот бессвязно бранился, но вскоре снова забывался.

По телу крысы бегали, вспыхивая и угасая, искры, длинная черная шерсть электризовалась и топорщилась. Вот животное взвизгнуло – это рослый бородач точным выстрелом проредил волокна крысиной шеи. Выпустив ногу и предоставив пьянице возможность досыпать, она смела очередной стол и одним прыжком подмяла бородача под себя. Мужчина успел выстрелить повторно и столь же удачно, но теперь, прикрыв подбородком шею, вынужден был защищать лицо руками.

Я подобрал чью-то отгрызенную кисть, ударил по хаотично дергающимся наглым пальцам, но высвободить свой энергопистолет так и не смог. Пришлось стрелять чужой рукой. Первый выстрел распылился ожогом где-то в крысином брюхе, второй ушел в большое круглое ухо, вызвав сотрясение мозга. Крыса обмякла. От нее поднялся слабый синий туман, устремился ко мне и вошел в мое тело. Десять тысяч шестьсот эксманов. Невероятная удача для меня, учитывая скромные характеристики, которыми я располагал сейчас.

Бородач выполз из-под тела животного, водворил стол на место и преспокойно сел с другой стороны, словно прежде вот так и сидел напротив крысы. Раны на его руках быстро заживали.

Со смертью крысы и упрямые пальцы перестали мешать. Я отбросил кисть в сторону и убрал пистолет за пояс.

К истерзанной тушке подбежал кабатчик, весь бой прятавшийся за барной стойкой.

– Хавронья, бедненькая, – он склонился на колени и обратил на меня полный ненависти взгляд. – Что ты наделал!

– Спасал свою жизнь, – ответил я, уже сомневаясь в правоте своих слов и смущаясь из-за доставленных неприятностей.

– Да кому нужна твоя жизнь? Первая версия. Тьфу ты. Знаешь, чего мне стоило откормить крысу до девятой? Видел ты когда-нибудь такую совершенную технокрысу?

– Нет, – мне хотелось провалиться. Он был прав: rattus cybernetic terra v.9 стоила больше сотни таких базовых «гомо», как я.

– Теперь опять откармливать, – обреченно приговаривал он, нежно гладя крысу. – Хорошо, если не слишком откатится. Ну да это вряд ли: так изрешетили бедолагу.

Гена продолжал спать, но теперь почему-то за соседним столом.

«Геннадий68917071. Легкое повреждение. Расположение: дружественное. Режим восстановления активирован».

Я положил руку ему на плечо. Отдыхай, друг мой. Когда мы увидимся… Мы увидимся, и у нас еще будет право на лучшую жизнь.

Я отошел и встал на диск платформы под ближайшим окном. Стекло больше не гудело, буря стихла.

Магнитная платформа поплыла вверх. Стекло углепластика, пропуская меня, отъехало в проем крыши. Я сделал шаг, позволяя ему сомкнуться, и расправил плечи.

Вторая планетарная война прижала землян к материнскому чреву. Давно обрушились некогда горделивые, царапающие небеса высотки, осели и быльем поросли космолеты, навеки умолкли орбитальные спутники, но все еще продолжали теперь уже бессмысленный молчаливый полет. Земля покрылась многометровыми сугробами собственного пепла, из-под которого к серому небу и раздувшемуся от старости, но слабо различимому за пыльной пеленой огромному оранжевому солнцу тянулась среди обломков зазнавшейся цивилизации сухая, тощая, бурая трава.

Мимо меня в поисках падали пробежал облезлый двухголовый технопес. Должно быть, он почувствовал запах крысы. Он покружил над крышкой люка, механизм которого не распознал в нем человека и не открылся, и, повесив хвост, потрусил дальше. Наши достижения марсиане развеяли по ветру, а радиация вклеила так долго нами создаваемую бессмертную кибернетическую сеть в структуру молекул ДНК всех живых созданий. Из-за подвижного генома мутация собак выразилась особенно ярко: были здесь и церберы, и орфы, и другие виды, неумышленно предсказанные древними художниками. За считаные годы появилось множество прыгающих и ползающих тварей, не задуманных земной природой. Вот только встретить их родителей, над которыми неторопливая природа трудилась миллионы лет, теперь можно было только в редких лабораториях, да еще и во снах.

Я загреб ногой пепел – приятное тепло разлилось по телу. Теперь большую часть тепла мы получали от самой Земли, как и было когда-то при ее рождении. Хрупкие суставы версии 1.3 заскрипели, и я в очередной раз за свою жизнь, которой не помнил начала и не вел счета, изумился, насколько же тяжело приходилось человеку прошлого полагаться на одни только ломкие кости да подвешенные к ним кусочки мяса. Он подолгу лежал камнем, когда выходила из строя какая-нибудь ничтожная шейка бедра. Нет, все краски прошлого мира, если они когда-то и были, я не поменял бы на десятую часть своей версии.

Я вспомнил, что нуждаюсь в перезагрузке системы, и повертел головой. Конечно, можно вздремнуть под разлапистой верхушкой пепельного дерева, пробивающегося сквозь бело-серую толщу, но тогда может вернуться орф, а миролюбия в отношении к спящему от него не дождешься. Других укрытий я не обнаружил. Придется спуститься в гостевой дом, который был придуман людьми еще в пору, когда наш сон исчислялся не минутами, а часами.

Типовое окно отворилось, и подоспевшая платформа опустила меня в холл, от которого вдаль уходил просторный длинный коридор черного пластика. Здесь всем заведовали роботы, ведь прежде гостевым домом пользовались не только нищие забулдыги, но и высокотехнологичные представители нашего вида, а довериться человеку последние не могли.

Робот-управляющий представлял собой большой парящий многогранник, временами производящий расслабляющий синий свет. Я хотел было его просканировать, но вспомнил, что это действие хотя и не будет воспринято роботом как угроза, в общем-то является дурным тоном.

– Сколько будет стоить капсула на период одного обновления? – спросил я. Хотя для общения с роботом необязательно ворочать языком, но иногда приятно проникнуться древним культурным духом, идущим от этого устаревшего способа общения.

– Шестьдесят один эксман за период релаксации, равный 1,26 % земных астрономических суток.

Больше, чем я получал за среднюю крысу. С другой стороны, никакая Хавронья не сможет помешать моему сну, если вдруг окажется поблизости.

Я разблокировал запас опыта, и отсчитанная сумма перетекла в хранилище гостевого дома. Поглотившей планету единой Империи давно не существовало, но роботы продолжали выполнять поставленные задачи. В том числе они взимали плату за услуги и бессмысленно скапливали эксманы, пока не находились достаточно прогрессивные искатели легкой наживы, способные их ограбить. Происходило это не так уж и редко – пьянство и разбой флагманами поведения демонстрировали умонастроения современных людей.

Похожий на светящуюся сферу робот сопроводил меня в индивидуальный номер, скроенный из шумоизоляционного и светопоглощающего черного углепластика. Весь интерьер комнаты ограничивался двухметровой белой капсулой, от которой шел расслабляющий запах давно вымерших цветов. Я скинул дырявые ботинки, разделся донага и был подхвачен упругой теплой релаксационной водой, мгновенно подстроившейся под контуры моего тела.

– Желаете увидеть сон? – вежливо поинтересовался робот.

– Да, пожалуйста. Что-нибудь из эпохи привольного сельского мира, Вавилон или Россия, ну, вы поняли.

– Картина № 578359б. Приятных сновидений.

Капсульная крышка опустилась, пьянящий цветочный аромат замедлил сердцебиение вдвое против нормы покоя, бесшумно ускорился трудолюбивый, не знающий отдыха центральный мозг.

Я лежал на цветущем летнем лугу и ленивым взглядом провожал неторопливый ток облаков. Каждая клеточка моего тела питалась горячими лучами желтого солнца. В мое время эта животворящая для Земли молодая звезда потемнела от старости, потеряла былую мощь, раздулась и грозно надвинулась на свое чадо. Под ее свирепым взором Меркурий утратил дистанцию, поклонился и утонул в материнском чреве. Следующей на очереди была Венера. Но венериане – народ высокой мысли – к тому времени, вероятно, уже превратят свою планету в небывалых размеров космический корабль и превозмогут гравитацию. А затем наступит черед Земли. Да, Земля обречена. Я принял эту мысль спокойно, возможность переживаний пребывание в капсуле исключало. Так я и лежал на припеке всю 1,26 % земных астрономических суток, пока происходило обновление моей системы. А чем еще я должен был заниматься? Можно было спуститься к ручью и ополоснуться проточной водой. Но в мое время контакт с холодной водой считался процедурой неприятной и по некоторым данным даже вредной для биокибернетического организма. Можно было зайти в случайный сельский дом, чтобы изучить семейный быт тех лет, или в крупный по тем временам мегаполис. Но везде я сталкивался с бессмысленным существованием. Homo sapiens сводил себя в могилу трудом, равно физическим и умственным, чтобы перед смертью облегченно выдохнуть и сказать: «Я устал жить!» Жизнь была такой краткой, что все стремились успеть устать. Причем устать важно было не только телом, но и душой. Иначе выходило совсем глупо: жизнь кончается, а ты еще полон душевных сил и умирать, собственно, совсем не хочешь.

Информационное оповещение резко изменило курс моих мыслей.

«Версия успешно обновлена до 2.5. Требуется перезагрузка системы».

Я закрыл глаза. Проснувшись, широко зевнул и с удовольствием потянулся. За время сна мышцы мои окрепли, а голова посветлела. Я почти вернул версию, на которой всегда и топтался, а вот достичь третьей терпения мне уже не хватало. Но сейчас, помня результат победы над чудовищной технокрысой, сбор двухсот тысяч эксманов и полет на Марс представлялись мне вещами пустяковыми и легкодостижимыми. Гораздо большее опасение у меня вызывало местонахождение и само наличие космодромов – их попросту могло не сохраниться.

С тем вопросом я направился в местную базу данных.

Все тот же типовой люк, все та же магнитная платформа. Вот только внизу меня встретила многослойная полимерная стена. В будке по другую ее сторону за пустым столом одиноко сидел дежурный андроид. Он бесцеремонно меня просканировал, после чего заявил:

– Подключение к базе данных возможно для технологий v.3.0 и выше при наличии билета-допуска.

– Это еще зачем? – удивился я.

Андроид улыбнулся.

– Мы не проходной двор.

– Как мне получить допуск?

Андроид улыбнулся сильней.

– Получите допуск, чтобы воспользоваться нашими услугами и узнать ответ на этот вопрос.

– Сволочь, – выругался я себе под нос, но он, конечно, услышал. – Желчный крючок!

– Оскорбление чиновника влечет за собой административный штраф, – строго предупредил он.

– Спасибо за напоминание, – равнодушно ввернул я и поспешил выйти.

Хрюн побери этого андроида, что теперь делать? В задумчивости я послонялся по округе. С окончанием бури люди стали выползать из домов. Они бесцельно слонялись одними маршрутами и с одной скоростью, смотрели только под ноги, не разговаривали. Но так поступали немногие, вечность мы коротали в праздности, а для того совсем необязательно утруждать себя выходом к солнцу. Среди бездельников я попытался выделить человека занятого, порою мне доводилось наблюдать таких. Он должен спешить, должен идти без оглядки. Куда? Понятия не имею.

Вот он!

– Эй, господин! – позвал я и побежал за толстым безобразным карликом в яркой алой кожаной куртке и маленьким пластиковым рюкзаком на спине, поскольку он, очевидно, пытался меня не услышать.

Но он побежал тоже, и мне пришлось ускориться. Он побежал быстрее. Я не мог его догнать, но и не позволял дистанции между нами увеличиться – еще не хватало, чтобы меня, молодого стройного мужчину, обошел в беге какой-то толстяк, коротышка, да еще и с рюкзаком! Когда до меня дошло, что мы пробежали уже километра три, я потерял пятую часть энергии и продолжать погоню передумал. А он вдруг перешел на спринт и в считаные мгновения скрылся в пепельной дымке.

Играл со мной!

Людей вокруг почему-то не было. Об угрозе запоздало сообщило слаборазвитое восприятие. Три люка с разных от меня сторон отворились, и с платформ один за другим спрыгнули люди в пепельных камуфляжах – мужчины и женщины. Держа энергоматы на изготовку, они стягивали вокруг меня кольцо, пока между нами не осталось и двух метров. Я примиряюще скрестил руки и замер.

Расталкивая локтями людей, передо мной так же внезапно, как и пропал, возник коротышка. Лицо у него оказалось на редкость неказистым: все какое-то бугристое, сморщенное, нос огромный до самых губ, глаз почти не видно под бровями. Он дважды просканировал меня, словно не мог поверить результатам первого изучения, и неприятно прогудел:

– И чего же ты бежал, Александр88910112?

Я запустил ответное сканирование, чтобы знать, с кем говорю, но толстяк предостерегающе ткнул мне в нос пистолетом.

– Ноги разминал, – буркнул я.

– Шутник?

– Нет.

Он серьезно задумался, затем холодно потребовал:

– Еще раз.

В его тоне сквозила угроза, которую я не стал раскармливать дальнейшим ерничаньем.

– Я подумал, что человек не такой, как все, наверняка знает способ попасть в базу данных.

Не такими, как все, или неокосмистами, называли себя люди, объявившие протест искусственным генетическим преобразованиям. Тогда как большинство жителей Империи ходили в генетические мастерские, дабы приукраситься и сменить наскучивший облик: рост, сложение, цвет кожи, внешний возраст и даже пол, неокосмисты намеренно уродовались, обличая пустоту оболочки и пытаясь привлечь людей к развитию духовному.

Толстяк расстегнул магнитные клипсы на вороте куртки, и на его месте я увидел сухощавого человека нормального роста, по виду старше средних лет, в пепельном камуфляже. Задать очевидный вопрос я не успел.

– Что ты хочешь узнать в базе данных?

– Мне нужно улететь на Марс.

Я ожидал насмешки или другой реакции, демонстрирующей непонимание, но таковой не последовало.

– На Земле не осталось ни одного действующего космодрома, – отрезал он. Мое огорчение проступило на лице, но с ним соседствовало упрямое недоверие. Собеседник словно, а может, и в самом деле, прочитал мои мысли. – Поверь в это сейчас и не переживешь разочарования повторно, когда не найдешь своей цели в базе. Но! – он со значением поднял указательный палец. – Мы проведем тебя в лучший мир. Если, конечно, ты готов с нами сотрудничать.

Я был слабо заинтригован, сильно заинтриговываться еще не научился.

– Кто вы и чего добиваетесь?

– Мы те, кто не опустили рук. Наша цель – твоя цель. Марсиане отрезали нас от остальной Вселенной. Они не просто разрушили наши технологии – они разрушили наш вид, сделали бессильными и безвольными. Homo sapiens стремился к звездам, homo cybernetic не стремится ни к чему. Он уже в большей степени машина, нежели человек. Функционально эта машина превосходит своего примитивного предка. Дайте ей задачу, и она справится с ней блестяще. Только некому эту задачу в нее заложить. Сама по себе машина пассивна. Что же касается биологической составляющей: человеку, не обремененному скоротечностью жизни, не нужно беспокоиться о потомстве. Размножение как процесс для нас осталось в забытом прошлом. Нам не нужен кров над головой и хлеб на столе. Все, что нам нужно, – аккумуляторная батарея. Остальные наши потребности обусловлены исключительно стремлением получения удовольствий. Но легкодостижимое наслаждение приедается, становясь приторно-тошнотворным. Мы скучаем. Мы имеем великие возможности, но при этом деградируем.

Мне сразу представилось собственное недавнее поведение. Он был абсолютно прав. Я долго молчал, пытаясь вспомнить какие-нибудь слова.

– Чем я могу помочь?

Обычно меня крайне сложно заставить делать что-то тяжелее поднятия полулитровой кружки, но в тот момент я был очарован высокой идеей. Впрочем, не исключено, что внезапная моя отзывчивость лишь являлась следствием высокого показателя привлекательности и, соответственно, влияния собеседника.

Он раздвинул людей жестом.

– Идем, – и повернулся спиной.

Незнакомец легко мне доверился, и я отметил это вслух. Он усмехнулся.

– Сканируй.

«Гарольд906002. Расположение: дружественное. Потенциальная угроза: очень высокая».

Задавать новых вопросов я не стал.

Мы прошли совсем немного, когда из пепельной пелены впереди проступил старый магнитомобиль – хромированный полуцилиндр, для удобства передвижения поставленный на полозья. Теперь ими никто не пользовался. Магнитные магистрали, прежде опоясывающие планету, не пережили марсианского импульса. Магнитомобили выглядывали антеннами из пепельных сугробов или бесформенными кучами громоздились на свалках.

Я полагал, людям удалось наладить некоторые магнитные сообщения, но, прежде чем садиться за пульт управления, Гарольд открутил какой-то вентиль и залил в отсек два литра «Техники Классической». Гена был бы расстроен.

Я занял одно из двух врезанных сидений, обтянутых стертой кожей. Машина хрюкнула и поползла. Прежде магнитный транспорт убегал от собственного звука в туннелях, сетью которых Земля была изрыта и сейчас. Теперь магнитомобиль волочился, преодолевая за час едва ли сотню километров. Аналогичную скорость мог развить и homo cybernetic с мощностью в четыре тысячи хокинманов. Я вспомнил о таком увлечении наших предков, как бег. Люди сражались за секунды и доли секунд, они расходовали жизни, чтобы стать лучшими в этом деле. Наука до поры снисходительно улыбалась. Но c ее развитием спорт приравнялся к праздности, а спортивные состязания лишились всякого смысла, ведь теперь побеждал не самый упорный или одаренный, а самый высокотехнологичный.

Мы остановились у подножья трехсотметрового холма. Пепельный покров создавал обманчивое предположение, будто мусором завалена лишь поверхность холма, на деле же он и был мусором – огромной спрессованной кучей отходов жизнедеятельности нечистоплотного человека.

Гарольд вытащил из бардачка предмет, похожий на металлические песочные часы.

– Это кинетический преобразователь, – объяснил он. – И наша ближайшая цель. Попробуем отыскать хотя бы шесть таких штук.

В багажнике для меня нашелся пластиковый рюкзак, в точности такой, как у Гарольда, – с виду небольшой, но эластичный и очень вместительный. Также мне достался камуфляжный костюм Искателя Счастья. Гарольд взял пару пистолетов и энергоружье. Я заметил и другое оружие, но его оставили на месте.

Переодевшись, я почувствовал себя другим человеком – гораздо более защищенным и уверенным. Только старые поношенные ботинки, заляпанные маслянистыми пятнами кабака из недавнего прошлого, мешали обновленному образу да пустовали отсеки нового нагрудного ремня.

Мы установили радиосвязь, договорились сигнализировать в случае находки или опасности и разошлись в разные стороны. Необходимости идти вместе не было, да и, честно сказать, мое присутствие весьма мало помогало делу, ведь радиус действия моего сканера составлял всего семь с половиной метров, тогда как Гарольд просвечивал пятьдесят.