Текст книги "13 рассказов из книги 'Супервубинда'"

Автор книги: Альдо Нове

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Синди Кроуфорд – улетная чувиха, не то что Шиффер там или Наоми!

Только я, значит, раздрочил, вот-вот кончита хлынет – дребезжит телефонкен. Поднимаю трубу, а сам уже того, спустил.

Звонит швейцарский продюсер. Спрашивает, не хочу ли я потусоваться в ток-шоу с доном Чотти и Линусом.

В общем, кончил я под чумовой такой коктейль из Синди Кроуфорд, дона Чотти, Швейцарии и ди-джея Линуса.

– Угу, – промычал я.

На другом конце, видать, ясно стало, что тут дрочат на картинку.

– Буду как шомпол. Ну, то есть как штык.

Продюсер дал мне адрес, и я ополоснулся.

На швейцарское это телевидение я приехал в три часа.

Везде чистота. Фантика на пол не бросишь.

В буфете пиво и тоблерон.

Когда подтянулся дон Чотти, я в легкую так прибалдел.

А Линус даже не засветился. Вместо него нарисовались тот психиатр, что выдавал заключение по Мазо, и журналисточка из "Униты". Последним нагрянул милашка ведущий.

Передача растянулась минуточек на сто. Пока туда-сюда, я и психодоктор этого Пьетро Мазо типа зависли друг на друге.

Не знаю, может, то была любовь? Хотя дальше дело не пошло, потому что ведущий трещал без передышки. Он задолбал нас вопросами насчет последней статистики: как подростки относятся к тому, что на ТВ нет приватности.

Когда я был подростком, никто меня на ток-шоу не звал. Я мучился и не понимал, зачем вообще живу.

Зато сейчас все по-другому. Меня зовут на ТВ, и я могу порассуждать о чем-нибудь таком-растаком.

Ну, скажем, на швейцарском ТВ вместе с доном Чот

*

Молодые писатели

Когда камеры берут тебя в объектив, вот тогда ты писатель. Писатель без телевидения – что сапер без лопатки. Если честно, цель везучего интеллигента попасть на передачу "Другой киоск", культурненькую такую передачку, которую запускают по четвергам, в вечернем эфире, на втором канале.

Культура – это когда по телику показывают писателей вроде Ваттимо и Бузи, готовых стереть друг друга в порошок. Или вот молодых писателей. Все это творится в передаче "Другой киоск".

В тот раз среди молодых писателей был я (через неделю в передаче о семье я тоже был) и Кьяра Дзокки.

С Кьярой Дзокки тяжелый случай. Тут мне ничего не светит.

Еще в студии были Никколо Амманити и его невеста, красотка Луиза Бранкаччо.

Никколо Амманити – мой любимый писатель.

А еще там были Изабелла Сантакроче (своими книжульками она впаривает всем и каждому); Тициано Скарпа; этот полоумный тип Пикка, который вечно залупается; Джулио Моцци, Дарио Вольтолини, Джузеппе Каличети, Андреа Пинкетс и Томмазо Лабранка – для меня он бог.

А еще были критики. Говнились все как один (кроме Пиччинини).

Жаль не было Паолы Маланги, той самой, которая написала "Все кино Трюффо" (изд. Baldini & Castoldi). У нее такие глаза – хоть стой, хоть падай, да и в целом кадр что надо.

До начала передачи Дзокки расхаживала по студии. За ней увивался Пинкетс: ему жуть как охота, чтобы она написала с ним роман в четыре руки.

Повторяю для бестолковых: с Дзокки ловить нечего. Лучше расслабиться и подумать, как сварганить бестселлер.

В студии не было Инге Фельтринелли, Даниэле Луттацци и Нанни Балестрини. Правда, они шли в записи. А Фельтринелли даже была на связи в Милане. Она оделась во все красное и спикала на манер Этер Паризи.

Дальше показали книжку Даниэле Луттацци "С.п.а.з.м.". Даниэле угарный малый, так что было уже смешно. Один Даниэле Луттацци стоит десяти таких, как Альда Мерини, и пяти таких, как Марио Луци. Меня переполняет счастье оттого, что на свете есть Даниэле Луттацци.

О Нанни Балестрини словами не скажешь: это полный абзац. Ему шестьдесят, а дашь на сорок-пятьдесят меньше. Он абсолютно задвинут и абсолютно велик.

Сначала все писатели вошли.

Все входили нормально, кроме Кьяры Дзокки: она входила сексуально. Пинкетс смотрелся как Муссолини. Тициано Скарпа шел ва-банк со своей книжулькой "Глаза на Решетке".

Тициано Скарпа вроде Манганелли. Разница в том, что он идет ва-банк только на телепередачах.

Передачу запустили. Разорялись ни о чем. Томмазо Лабранка был круче всех. Какой-то критик в красных окулярах наехал на Сангвинети: решил, будто Сангвинети – один из молодых писателей. Ровно с катушек слетел.

В конце все перепрощались. Я так и не понял, выудил Пинкетс у Дзокки телефончик или не выудил. Все равно там без мазы. С Дзокки ловить нечего. Лучше расслабиться и подумать, как сварганить бестселлер.

*

Бевилаква

Когда мы, писатели, приходим на ТВ, мы так тихонечко прикидываем, что, если не надрывать глотку: сколько-то твоих книжек все равно, конечно, купят, но не столько, чтобы можно было постоянно мотаться в альпийские пансионаты. Потому как если ты весь такой из себя скромняга, то зритель на тебя не подсядет и быстренько переключится на другую программу.

Чисто как писатель, Альберто Бевилаква я скажу, соображает, что говорит. В свое-то время он нарубился – мало не покажется. У Маурицио Костанцо – он так горланит, что ты уже без вариантов купишь его "Душу-любовницу" или "Эрос и письма матери".

Я когда "Вубинду" забацал, меня позвали на передачу по культуре, где будет Бевилаква. Называется "Короткое замыкание".

Помню, я страшно мандражировал, потому что хочу стать Бевилаквой Третьего тысячелетия. Бевилаква, когда говорит, он задумчивый такой. Потом сходу начинает на кого-нибудь орать, потому что он вспыльчивый. Я тоже так хочу. Но пока не получается. А все из-за того, что я стеснительный.

Была там еще Селен. Селен – это порнозвезда. Телка она оттяжная, хотя в тот раз даже минет никому не сделала.

Селен сидела одна.

Бузили про то, годится ли, когда на рекламе фильма о Ларри Флинте – есть там один, все порнуху мастачил – нарисован актер, распятый конкретно не на кресте, а на пизде. Ну и вообще о порнографии.

Отвечал еще один мэн, который аж с 1963-го снимает в Италии порно плюс эротику, и там одна газетчица, Татафиоре: она в этих делах дока.

По мне, так порнография – лишний повод разок-другой подрочить. Клевая дрочка – это то, что доктор прописал.

А эти ни в какую: нет, мол, и все тут!!!

И давай лажу гнать. Такой хай подняли, я и половины не прочухал.

Селен нахалку шила Папе. Типа он беспредел учинил: вон сколько народищу понапрасну угрохал за всю-то историю.

Бевилаква надрывался, что порнуху смотрят дети, которых потом же и насилуют.

Я, газетчица-минетчица и мэн, что с 1963-го навалял груду видюшного порева, больно-то не возникали. Такое вот "Короткое замыкание".

Селен вопила, что все эти семьянины-католики и есть главные садюги: втихаря имеют деток в попки. Бевилаква кричал дурным голосом, что многие порнушки сляпаны без всякого вкуса, особенно когда натягивают домохозяек. Селен жала на то, что без резины в перепихоне каюк, а Папа с резиной не велит. Короче, Селен сводила к тому, что этот Папа, блин, всех уже достал.

Когда передача пошла, кусок насчет Папы вырезали.

***

ПРИЗРАК С ГОЛУБОЙ П....Й

Меня зовут Марио. Я мужчина.

В детстве я не верил в привидения.

Я тащился от Карменситы и Кабальеро. Они разгуливали по сказочной стране в виде бумажных рупоров!

Я тащился от Бельфагора. Он выходил на дело из самой преисподней!

Я тащился от привидений Скубидy , от мумий Скубиду!

А еще я тащился, когда в передаче "Портобелло" говорили о призраках давно умерших женщин. Так я узнал, что призраки возвращаются!

Я сам гасил свет перед сном!

Я был славным бутузом.

Сейчас мне тридцать два. Моя жизнь совсем не та, что прежде.

Она резко переменилась с того самого дня, когда случилось то, что случилось. Теперь-то вы поняли, что я верю в сказочный мир привидений?

Я верю в него, потому что встретил призрака с голубой пи. Она явилась мне согласно древнему пророчеству. А это вам не хухры-мухры!

Наша встреча стала решающей не только для меня, но и для судеб всего человечества. Ныне и присно и во веки веков!

Без балды. Дело было так.

Я сидел за Пауэр ПиСи Макинтошем с Монитор-16 Колор Дисплеем.

Сидел и строчил себе тексты для эротической телефонной линии 144. Специализация: летальный фетишизм с использованием резиновых аксессуаров. Желательно в перчатках.

Телефонные клиенты прутся от эротических историй с резиновыми перчатками красного или черного цвета. Они типа представляют, что их сечет такая матильда в резиновых перчатках и латексных чулках. Все красного цвета. Потом парочка голых бундесов продергивает ее в роттердам и поппенгаген, а она орет: "Замочи меня, замочи!" Ну, тут адольфы в красных гольфах и мочат матильду миксером, придавив ей голову к дивану.

Вот такие прогоны я маракал. На кооператив не хватало.

Раз сижу я, значит, кропаю писульку под названием "Убойная мочиловка на собачьей секс-площадке в блядском городе Содоме". За одну только страничку этой чернухи мне отстегивали по стольнику (куда больше, чем за страшилки для страшилкосборника "Юные людоеды", изд. Einaudi). Штучка вышла полный лом: всюду чертова гибель влагалищ, разодранных лиловыми овчарками. Кабысдохи отдают концы, отрыгивая кровь, дерьмо и черную резину. Истерзанные псами лохнезии носили бельишко из черной резины, а резина, если ее обожраться, смертельна.

Даже для кабысдохов в блядском городе Содоме.

К чему это я? Ах да – к сказочным событиям. Вот как они развивались.

"Наверни шмоток резины – кегли слету отбросишь", – думалось мне в тот день, когда звонок вдруг атасно затренькал. Раньше он так не тренькал. Это треньканье я бы сравнил с попурри из всех песен, побеждавших на фестивале в Сан-Ремо с самого начала и по сегодняшний день. А именно:

Grazie dei fior – "Спасибо за цветы" (Нилла Пицци),

Vola colomba – "Лети , голубка" (Нилла Пицци),

Viale d'autunno – "Осенняя аллея" (Карла Бони и Фло Сандон 'с),

Tutte le mamme – "Все мамы" (Джино Латилла и Джорджо Консолини),

Buongiorno tristezza – "Здравствуй, грусть" (Клаудио Вилла и Туллио Пане),

Aprite le finestre – "Откройте окна" (Франка Раймонди),

Corde della mia chitarra – "Струны моей гитары" (Клаудио Вилла и Нунцио Галло),

Nel blu dipinto di blu – "В синей-синей синеве "(Доменико Модуньо и Джонни Дорелли),

Piove – "Дождь" (Доменико Модуньо и Джонни Дорелли, второй раз),

Romantica – "Девушка моей мечты" (Ренато Рашел и Тони Даллара),

Al di la – "По ту сторону" (Лучано Тайоли и Бетти Куртис),

Addio... Addio... ! – "Прощай... Прощай... !" (Доменико Модуньо и Клаудио Вилла),

Uno per tutte – "Один на всех" (Тони Ренис),

Non ho l'etа – "Еще не доросла" (Джильола Чинкветти),

Se piangi, se ridi – "То слезы, то смех"(Бобби Соло в сопровождении ансамбля "Министрели"),

Dio come ti amo – "Боже, как я люблю тебя" (Доменико Модуньо в дуэте с Джильолой Чинкветти),

Non pensare a me – "Не думай обо мне" (Клаудио Вилла и Ива Дзаникки),

Canzone per te – "Песня для тебя" (Серджо Эндриго и Роберто Карлос),

Zingara – "Цыганка" (Бобби Соло и Ива Дзаникки),

Il cuore e uno zingaro – "Цыганское сердце" (Бобби Соло и Никола Ди Бари),

I giorni dell'arcobaleno – "Когда сияет радуга" (Никола Ди Бари),

Un grande amore e niente piu – "Любовь, любовь и больше ничего" (Пеппино Ди Капри),

Ciao, cara, come stai? – "Чао, дорогая, как дела? " (Ива Дзаникки),

Ragazza del Sud – "Южанка" (Джильда),

Non lo faccio piu – "Я больше не буду" (Пеппино Ди Капри),

Bella da morire – "До чего хороша" (Хомо Сапиенс ),

... E dirsi ciao! – "...Ну и пока! " ( Maтиа Базар ),

Amare – "Любить" (Мино Верньяги),

Solo noi – "Только мы" (Тото Кутуньо),

Per Elisa – "Элизе" (Алиса),

Storie di tutti i giorni – "Такие вот дела" (Риккардо Фольи),

Sara quel che sara – "Будь что будет" (Тициана Ривале),

Ci sara – "Это будет" (Альбано и Ромина Пауэр),

Se m'innamoro – "Если я полюблю" (Рикки э Повери),

Adesso tu – "Теперь ты" (Эро Рамаццотти),

Si puт dare di pi u – "Можно дать больше" (Моранди, Тоцци и Руджери),

Perdere l'amore – "Любовь прошла" (Массимо Раньери),

Ti lascero – "Я оставлю тебя" (Анна Окса и Фаусто Леали),

Uomini soli – "Одинокие мужчины" (Пух),

Se stiamo insieme – "Если мы вместе" (Риккардо Коччанте),

Portami a ballare – "Пригласи меня на танец" (Лука Барбаросса),

Mistero – "Тайна" (Энрико Руджери),

Passera – "Все пройдет" (Алеандро Бальди),

Come saprei – "Как мне узнать" (Джорджа),

Vorrei incontrarti tra cent'anni – "До встречи через сотню лет" (Рон),

Fiumi di parole – "Реки слов" (Джалис),

Senza te o con te – "С тобой и без тебя" (Аннализа Минетти).

Звонок продолжал тренькать: трень-трень.

Я сохранил файл как Mela-S и крикнул:

– Кто там?

Нет ответа.

Я встал со стула. Взял банку чего-то. Открыл. Попурри определенно роднило меня с этим миром. Счастливый, я осушил банку.

– Кто это так атасно тренькает в мою дверь? – вывел я на мотивчик "Господи, помилуй". Когда его задувает наш приходской хор, я чувствую, что идет полный отрыв. Как в детстве: гуляй – не хочу. Бывало поотвинчиваешь разные там пупочки у машин на стоянке – и ничего, никто тебя за это не съест.

А ответа нет как нет. Подхожу я к двери. Снова спрашиваю, кто там. Ноги дрожат мелкой дрожью. Будто размякшие галеты. Вот это был отстой. Нехилый отстой!

Я потянулся к дверной ручке. Пританцовывая, открыл дверь.

На пороге стояла призрак с голубой пи.

Призрак с голубой пи была совершенно голой. Только дутый куртец на плечах. Тело такое, что лучше тел не бывает. Как у Валерии Мацца. Хоть сейчас ребеночков стругай. Правда, тело было призрачным, потому что было телом Призрака. То есть я что хочу сказать, что на такое тело и в могиле встанет. А еще, что было оно прямо из утренней серебристой весенней росы, как в передачах про животных, ну, там про кошек, когда они на рассвете типа резвятся. Пи была полностью голубой. Она излучала свет, как телевизор, когда все программы уже кончились.

– Чао.

– Чао.

– Как жизнь?

– Туда-сюда.

– А у меня вот стоп-машина. Вишь, дуба дала.

– Может и дала, только таких давалок поди еще надыбай! Чего не заходишь, "Санбиттера" опрокинем.

– "Санбиттера"?

– Oui, c'est plus facile!

– Let's fuck and piss!

– But what is your name?

– My name is The ghost with the blue pussy.

Сели мы на диван, пропустили по "Санбиттеру" и стали смотреть по видаку запись сан-ремовской тусни двухлетней давности.

Призрак с голубой пи сказала, что клевее всех Ферилли. По мне, так клевее всех Мацца. Где-то с полчаса еще мы спорили, кто клевее.

Пока то-се, призрак уговорила подряд шесть Санбиттеров. Пришлось открыть последние две упаковки. А призраку все мало. Тогда я ее и спрашиваю:

– Слушай, призрак, чего это ты присосалась к бутылочкам "Санбиттера"?

Призрак потрогала свою левую грудь и молвила:

– Есть вещи на небе и на земле, коих простым смертным не понять. Ты избран в свидетели и увидишь то, чего не видела ни одна, слышишь, ни одна живая душа. Дабы свершилось предписанное, мне надо радикально надраться.

Досмотрели мы, значит, ящик и пошли в койку.

Чтобы завестись, стали смотреть обложки журналов "Панорама" и "Эспрессо". А там и нажарились.

Призрак оказалась той еще кобылкой: так скакала, что о-го-го. Я и не думал, что бывают такие призраки. Я-то думал, призраков вообще не бывает!

В конце волшебного трахтенберга призрак взглянула на меня, как Карина Хафф на Кристиана Де Сику в той сцене из "Рождественских каникул" и проговорила:

– Сейчас ты увидишь такое, что запомнишь навсегда. Ты – Свидетель. Пробил час.

Призрак с голубой пи села на корточки и начала писать – обильно, не переставая. Вот почему она выдула столько "Санбиттера". Она сливала безостановочно, пока не наводнила всю комнату. Мебель и другие предметы таяли у меня на глазах, ведь пипи призрака с голубой пи было до опупения волшебным. Поток пипи вытекал из окна, разъедая все подряд. Только я не разъедался. Тужась, призрак с голубой пи объяснила мне, что я Свидетель. В один прекрасный день возникнет мир вроде нашего. Я вернусь в него и расскажу про эти стремные дела. Так что я должен сидеть и смотреть, как поток пипи оставит от нашего мира мокрое место. Первым делом он смыл машины этих вонючих эмигрантов. Поток затекал в самые дальние углы и, как едкая кислота, слизывал всех и вся. Мир превращался в одно новое, бурлящее, разноцветное пипи призрака с голубой пи. В потоке пипи барахтались до того, как сгинуть с концами, политики. Там были и Дини, и Д 'Алема, и Берлускони, и Фини, и Бертинотти, и Згарби. А еще там были и Феррара, и Магалли, и Клаудиа Шиффер, и Антонио Бандерас, и Рисполи, и Формигони, и Дзенга, и Дзекки, и Бьяджи, и Гецци. Они отчаянно бултыхались, прежде чем пустить пузыри, прежде чем кануть навек в это г

***

РАСЦВЕТАЛИ ЯБЛОНИ И ГРУШИ

Лежу я вчера вечером-ночью и дрючу свою дочку Адзурру (14 лет, Телец; такая вся ягодка, а сисечки, ну прямо как у Анны Фальки). Вогнал ей, значит, и скоро уже зайдусь, как вдруг эта сикелявка оборачивается и спрашивает:

– Папа, а правда, что в этом году коммунисты на выборах победят? Голосовать у нас в школе будут – в воскресенье. Ты получил избирательный бюллетень?

Сзади моя женушка Мария особо не суетилась и знай наяривала мне сотовым Nokia.

Паоло, как обычно, был снизу.

Смерил я Адзурру взглядом и потуже затянул ей чулки на резиночке за 164 000 лир, черные такие, ажурные, симпатявые, один к одному как и Паолы Барале в этом, как его, ну, короче, вчера вечером показывали, обсадная вещь. Так затянул – аж до кровянки. От всех этих разговоров про политику я того, шалею...

Тут моя женушка Мария (40 лет, домохозяйка, Скорпион) малек тормознулась. Видно, и ей это дело в напряг пошло. Зыркнула она на меня, потом на Адзурру и вынула из моего ануса Nokia-2010. Помотала так головой и заголосила навзрыд, как та наркушница из фильма, что пускали на прошлой неделе по Телемонтекарло.

Паоло (мой сын, 19 лет, студент, Рак) недовольно запыхтел. Такое с ним было впервой.

Я сел на кровати. Закурил. Бациллу в красной пачке (MS Italia Red). Ослабил новенькие цепурки моей Адзурры (92 000 лир, черная кожа, без наручников).

– Давай потолкуем, Адзурра, – ответил я спокойно.

– Папа, – продолжала она, тыкая в окровавленный пульт, чтобы выключить видик, – по пятому каналу сказали, что скорей всего победят коммунисты, а синьор Гебелино с третьего этажа говорит, что тогда командовать будут негры, ну, те, что сидят у входа в метро, а еще дамские парикмахеры-педики. Вот. А Эмилио Феди сказал в какой-то передаче, что надо обязательно проверить, пришел ли тебе избирательный бюллетень...

Ох, забодала же меня эта отвязная политика по ТВ! Внизу Паоло пыхтел и фыркал все сильнее.

Я как следует наметился в личико Адзурры.

И вторцевал ей по деснам кастетом Power Rangers (46 000 лир; с крюками для контактного боя).

– Умолкни, дешевка, какого тебе фейхуа до этих выборов-перевыборов! Все коммуняки давно уже повывелись. Там теперь эти – оливочники-отливочники. Прикинь!

Ляпнуть-то я ляпнул, а сам застремался! Я тоже слыхал в новостях на четвертом канале, что вот, мол, победят коммунары, тогда снова-здорово: гестапо, там, ну и вся фишка по полной программе.

Я-то знаю, вас ис дас коммунизм. У меня полная энциклопедия на кассете имеется. Все эти красноперые (вроде Проди, там, Кьямбретти, Бертинотти, Дини, Оккетто, клоуна этого Паоло Росси, Чампи, Д 'Алемы, Берлингуэра, Санторо и еще, может, той дикторки с третьего канала) – это тебе не оливкины дети, эти кого хошь затопчут на выборах. Вот тогда сливай воду, туши свет.

Первым делом накроется телик. Кина станут крутить тока о России. Вместо нормальной одежи понацепим серые презервативы. Ровняйсь – смирно!

Народ враз с винтов съедет. Гавкать друг на дружку будут как отморозки. Дас ист коммунизм – зашибись!

– Микеле (48 лет, Дева, это я), – сказала жена, натягивая мне гондон с базиликом за 12. 000. – Ну, чё ты начинаешь на ровном месте!

– И то верно, женушка (мы перевенчались в 1980-м, во Виареджо), отозвался я и сделал телик погромче. – Много эти сосунки понимают. У них все мозги из теленовостей. А в новостях одни заявы кидают про всяких там понтярщиков. Короче, пора уже прикрыть эту лавочку...

Тут Паоло снял с себя наушники от плейера и

Вчера вечером на ночь глядя мой сынуля Паоло меня прикокнул.

Мы как водится были вместе. Ну, семья и семья, таких у нас в Италии тринадцать на дюжину. Средний класс, правые взгляды. Смотрели себе киношку из порнокиоска на проспекте Буэнос-Айрес. Не будь я начеку, когда кассету брал, ей-ей застукал бы меня Джакометти из полиции нравов: он как раз мимо проезжал. Сзади ко мне пристроилась женушка, спереди Адзурра, а снизу – Паоло (под Адзуррой). Тут-то Адзурра возьми да и вякни насчет политики.

В моем доме о политике ни-ни.

Я, между прочим, в католической семье вырос. Так что с этим делом у нас строго. И голосовал я всегда за своих, за правых. А то.

И вдруг – нa тебе: выходит, родной мой сынулька коммунякой заделался, типа, я не знаю, Леонкавалло. Ну, его и понесло.

Да так, что вскочил мой наследничек Паоло на кровати и заревел благим матом:

– Харэ уже горбатого лепить! Расцветайте яблони и груши!

И ну распевать что есть мочи. Потом выхватил невесть откуда серп и оттяпал мне башку напрочь. А сам горлопанит – оливочников поносит, стоит в чем мать родила и поносит. А в другой руке – молоток тут как тут. Ну, он этим молотком мамане рожу-то всю и разворотил. И вопит себе, заливается:

– Вот это по-нашему, вот теперь все пучком, вот вам и призрак бродит по Европe !