Текст книги "Наследница"

Автор книги: Альбина Нурисламова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Мысли ее перескочили на несчастную Юлию Борисовну. Конечно, унылая библиотекарша не произвела приятного впечатления, и вряд ли они когда-либо смогли бы подружиться. Покойная была не слишком доброжелательным человеком, это сразу бросалось в глаза. Однако такой страшной смерти женщина не заслужила.

Юлию Борисовну нашли утром. С перерезанным горлом. Судя по всему, она топила с вечера баню и отправилась мыться. Что случилось после, оставалось только догадываться. Возможно, прихватило сердце в жарко натопленной бане. Быть может, что-то сильно напугало. Или она почувствовала, что ей нечем дышать. Юлия Борисовна выбила маленькое оконце бани металлическим ковшом с длинной ручкой и попыталась через образовавшееся отверстие выбраться наружу. Или просто хотела позвать на помощь. Однако сделать ни того, ни другого так и не успела: высунувшись в окно, бедная женщина неаккуратно задела горлом вертикально торчащий осколок стекла и умерла в бане от потери крови.

Она могла пролежать там не один день, поскольку была женщиной одинокой и гостей не любила. Но ровно в восемь утра в среду ей полагалось быть на работе и ждать плотника: требовалось отремонтировать стеллажи. Когда взбешенный мастер, прождав пятнадцать минут, обратился в администрацию школы, там поняли: что-то случилось. Неприметная библиотекарша имела одно яркое отличие, помимо своего носа: она никогда никуда не опаздывала. На все встречи Юлия Борисовна приходила раньше как минимум на полчаса.

Ей стали звонить – она не отвечала. Позвонили соседям: поселок небольшой, все друг с другом знакомы. К тому же живущая рядом Елена Марковна до пенсии преподавала в школе физику. Взволнованная соседка с мужем сначала звали пропавшую возле калитки. Потом, не получив ответа, зашли во двор. Дверь в дом была не заперта, что само по себе не было таким уж необычным. В доме они нашли аккуратно разобранную ко сну кровать, включенный телевизор и стоящие на столе кувшин с квасом и кружку. Судя по всему, хозяйка приготовила себе выпить холодненького после мытья, сообразили соседи, и направились в баню. Они уже не сомневались: случилось что-то нехорошее. Однако увиденное повергло пожилую пару в шок.

У печки теснились разнокалиберные тазики. Возле входа стояла бадья с холодной водой. Приготовленное для стирки белье сиротливой кучкой притулилось на лавке. Обнаженная Юлия Борисовна лежала на спине возле разбитого окна. Рядом валялся ковшик. Крови было много, несмотря на то, что большая ее часть успела просочиться сквозь щели в деревянном полу. В бане сохранилось тепло – натоплена была на совесть.

Елена Марковна с диким воплем выскочила наружу, ее мужа вырвало в предбаннике, куда он едва успел выбежать. Полиция, которую они вызвали, немного придя в себя, приехала быстро. Буквально через полчаса весть о страшной смерти тихой библиотекарши облетела поселок. Никогда при жизни о Юлии Борисовне столько не говорили. Слухи тотчас же поползли самые разные: и про маньяка, и про самоубийство, и про воров, от которых веником отмахивалась несчастная.

В полиции вскоре выяснили: из дома ничего не пропало. Следов взлома и проникновения не обнаружилось. Судя по всему, никто бедную женщину не убивал, произошел нелепый, ужасный несчастный случай. По всей вероятности, Юлии Борисовне стало плохо. Чтобы открыть доступ к свежему воздуху и, возможно, позвать на помощь, испуганная женщина решила разбить окошко. До этого момента все было более или менее объяснимо, но дальше начиналось непонятное.

Например, зачем ей понадобилось высовываться в разбитое окно, если она могла распахнуть дверь? К тому же окно бани смотрело на небольшую рощу: библиотекарь жила на самой окраине поселка. Кого можно там позвать на помощь? Конечно, от испуга женщина могла не сообразить этого, и все же – почему она не попыталась покинуть баню через дверь?! Ответов на эти вопросы не было, как не было и сомнений, что обвинить в произошедшем некого. Оставалось пожалеть, похоронить и жить дальше.

У входа в школу висел большой отретушированный портрет Юлии Борисовны, перечеркнутый траурной лентой. Вере показалось, что покойная библиотекарша смотрит сурово и осуждающе. Она опустила голову и торопливо скользнула внутрь.

Похороны уже состоялись: Семен Сергеевич пригласил Веру к трем часам. В здании школы было безлюдно: летний школьный лагерь по понятным причинам не работал, экзамены и консультации отменили. Вера шла к кабинету директора по гулкому пустому коридору, мимо одинаковых белых дверей с табличками «Кабинет математики», «Кабинет географии», «Кабинет химии».

Семен Сергеевич был по обыкновению радушен, но печален и растерян. Он рассказал Вере, как прошли похороны, перечислил, кто на них был, хотя ни одно имя, кроме Пашиного, не было ей знакомо. После бегло просмотрел Верины документы, рассказал об условиях работы и выжидательно уставился на нее.

Что она могла ответить? Работа с девяти до шести, обед с часу до двух. Выходные – среда и воскресенье. Отпуск, больничные, праздники – в рамках Трудового кодекса. Зарплата даже чуть больше, чем Вера получала сейчас. Все отлично. Кроме одного. Семен Сергеевич чутко уловил ее настроение и проницательно заметил:

– Вера Владимировна, вам неловко оттого, что вы займете это место в результате смерти Юлии Борисовны?

– Да, – не стала отпираться Вера.

– Вы же понимаете: школа не может оставаться без библиотекаря. Кто-нибудь рано или поздно займет эту должность. Так почему не вы?

– Почему не я, – задумчиво повторила Вера, теребя ремешок сумочки, и добавила после небольшой паузы:

– Спасибо, Семен Сергеевич. Я согласна.

– Вот и отлично. Не сомневаюсь, мы сработаемся. Приходите в понедельник, – проговорил он и встал из-за стола. Вера последовала его примеру.

– Напишете заявление, принесете ксерокопии вот этих документов, – он протянул Вере бумажку со списком. – Желательно, чтобы двадцатого, через понедельник, вы приступили к работе. Дела вам, к сожалению, принимать будет не у кого, но вы умница, опытный человек, разберетесь.

– Разберусь, Семен Сергеевич, – пообещала Вера.

Она уже выходила из школы, когда в сумочке завибрировал телефон. Высветившийся номер принадлежал Витьку. Вера сразу все поняла, сердце рухнуло куда-то вниз.

– Витя, – тонким голосом произнесла она.

– Светы больше нет.

Он заплакал тихо и горько, как обиженный ребенок.

Глава 13.

С похорон и поминок Вера вернулась в субботу, поздним вечером. Она с трудом вспоминала, как добралась домой: в голове стоял тяжелый мутный туман, покрасневшие, опухшие глаза болели от слез. Это были вторые похороны в ее жизни. Но когда умерла мама, Вера не чувствовала такого отчаяния и давящего одиночества. Они с матерью никогда не были особенно близки, не слишком понимали друг друга. Мама держалась отстраненно, замкнуто, была скупа на похвалы, никогда не говорила с дочкой по душам и не пускала в свой мир. К тому же рядом был Марат, и Вера оставалась не одна на свете.

Теперь, когда не стало Светы, у нее не было ни одного по-настоящему близкого человека. Нестерпимо хотелось увидеть Марата, поплакать у него на плече, но это было невозможно. Он, конечно, знал о случившемся, но не пожелал даже телефонным звонком поддержать бывшую жену.

Ночь перед похоронами Вера не спала. Сразу после Витиного звонка, помчалась в Казань, помочь в скорбных делах. День пролетел в хлопотах, а ночь они с Витей и сестрой Светы, Наташей, провели возле гроба. Молились, вспоминали и плакали, плакали, плакали. Витек убивался больше всех. Он остался вдовцом с маленькой дочкой на руках, но не это мучило несчастного сильнее всего. Его сжирала вина. Раз за разом Витек клял себя за то, что по пьянке бил Свету, заставлял плакать и страдать.

– Она девчонка против меня, у меня руки-то – во! – Он тряс огромными кулачищами. – А я ее… Бляха, не мог сдержаться! Она скажет что-то, ну и … Дурной, когда пьяный! Трезвый никогда!.. Я ж люблю ее! Она знала, Наташ, знала! Терпела, прощала меня. Всегда прощала. Покричит, пообижается и простит. Всё меня «Витенька, Витенька»… А я, скотина, – бессвязно бормотал Витек и снова принимался плакать.

Вера никак не могла поверить, что Светы больше нет. Все ждала, что дверь вот-вот откроется, и войдет хозяйка этой крошечной квартирки. Казалось, только вчера они болтали за жизнь, тормошили Ксюшку, носились по магазинам, обсуждали соседей, моду, рецепты и сериальных героинь. А сегодня исхудавшая восковая Светка, строгая, далекая, красивая и чужая, лежит в гробу, поставленном на четыре табуретки. И Верины заботы ее больше не занимают.

Весь вечер приходили какие-то люди, смотрели в мертвое Светино лицо с маленькой складочкой у бровей, вздыхали, охали, всхлипывали, с любопытством украдкой глазели на Светкины вышивки, развешанные по стенам, шептались, гладили Свету по ногам (чтоб не являлась навещать), и уходили прочь. Не хотели задерживаться надолго: их ждали собственные дела. Уносить с собой чужое горе было не с руки – своего добра хватало. Светкина жизнь и сама Светка были бесстыдно выставлены напоказ, а люди все шли и шли, обсуждали и переговаривали, забирали еще одну частичку короткого Светкиного бытия.

В день похорон на раскаленное небо неожиданно набежали маленькие серые тучки, похожие на пушистые пуховые варежки, и пошел дождь. «Это хорошо, к добру!», – важно кивали старухи в толпе.

Когда гроб стали заколачивать, Вера окончательно поняла, что подруги больше нет. Отныне она будет находиться в другом, неведомом месте. Молотки стучали, и в этом бьющем по нервам грохочущем звуке было что-то бесповоротное и безвозвратное. Вере стало страшно. Страх лег на дно души холодным камнем. Давил, мучил, мешал дышать.

Вера долго сидела на кухне своего дома в Корчах. Совсем стемнело, но она не могла заставить себя встать и включить свет. Где-то далеко сверкал и переливался огнями большой город, стремительно летели, пронзая ночь светом фар, нарядные автомобили. Здесь, в деревне, было глухо и тихо. «Меня словно заживо похоронили. Вместе со Светкой».

Заиграла знакомая мелодия из «Титаника», на маленьком экранчике высветилось «Семен Серг».

– Добрый вечер, Вера Владимировна. Простите, что беспокою, хотел узнать, как вы уладили дела с предыдущей работой.

– Здравствуйте, Семен Сергеевич, – заторможено ответила Вера, – все в порядке, не волнуйтесь. Трудовую получила. В понедельник приду, напишу заявление, как договаривались.

Вера кое-как выкроила пару часов, чтобы сбегать в институт. Встречаться и говорить ни с кем не хотелось, но Гуля и Аня, конечно, были на месте. Узнав, что случилось, они дружно повздыхали над ранней Светкиной смертью, поджали губы, покачали головами, как требовали приличия. Увольнением Веры обе, кажется, искренне огорчились. Удивились, с чего это вдруг? Пообещали друг другу не пропадать, созваниваться и видеться, прекрасно понимая, что это их последняя встреча. Помимо работы, девушек ничто не связывало. А не будет совместного труда, корпоративов и обедов, и говорить станет не о чем.

Заявление на увольнение Вера пришла подавать заведующей библиотекой, Нине Алексеевне Грачевой, тучной круглолицей женщине сорока пяти лет, незамужней и бездетной. Была она невредной, любила похохмить и ровно относилась к подчиненным. Правда, все знали, что под горячую руку ей лучше не попадаться. А летом Грачева частенько пребывала в дурном расположении духа, поскольку терпеть не могла жару. Она страшно потела, сама казалось себе мокрой и вонючей, и никакие вентиляторы, кондиционеры и дезодоранты не могли отменить этого факта. Нина Алексеевна умывалась каждый час, подкладывала носовые платки под груди и подмышки, меняя их, как только они становились влажными – ничего не помогало. Пот солеными ручьями стекал по лицу и рыхлому телу, разъедал кожу и портил одежду, оставляя уродливые пятна.

Грачева сидела в душном кабинете и ненавидела весь свет, а больше всех – себя. Узнав, что сотрудница внезапно решила уволиться, поначалу раскричалась, но потом заметила: с Верой творится неладное. Та в двух словах поведала о своем горе, и заведующая не стала ее мучить, без лишних разговоров подписала заявление. Вдобавок позвонила в отдел кадров и попросила быстро уладить формальности.

– Выходит, через недельку сможете приступить? – уточнил Семен Сергеевич.

– Конечно, смогу.

– Что ж, ждем вас. Всего хорошего.

Едва успела попрощаться, как раздался острожный стук в дверь. Она тяжело, как глубокая старуха, поднялась и пошла открывать. Включила свет в сенях и увидела стоящую на пороге Ирину Матвеевну. Перед отъездом Вера сказала соседке о смерти Светы, и теперь та пришла узнать, как дела, не нужна ли помощь.

– Спасибо, со мной все нормально, Ирина Матвеевна. Проходите.

Вера посторонилась, собираясь пропустить старушку в дом, но та резко отшатнулась. Смутилась своей реакции и попыталась сгладить неловкость:

– Пойдем лучше ко мне, детка. Я шарлотку испекла, варенье достала. Земляничное. Чайку заварила. Пойдем!

– Неудобно, поздно уже, – попыталась отказаться Вера.

– Никогда не поздно пойти туда, где тебя ждут, – мудро заметила Ирина Матвеевна.

Вере пришло в голову, что эта милая женщина, в сущности, единственный человек на земле, которому есть до нее дело. Остро захотелось оказаться в ее гостеприимном доме, ощутить заботу и участие. Страшно оставаться одной в такой день.

Через пять минут Вера вдыхала аромат пирога и разливала крепкий чай в красивые чашки. Холодный камень на сердце стал чуточку меньше.

Ирина Матвеевна уловила Верино настроение и не стала расспрашивать о похоронах. Вместо этого произнесла:

– Верочка, к тебе вчера гость приходил. Молодой человек.

Сердце екнуло: Марат?

–Высокий такой, симпатичный. Я объяснила, что ты уехала.

Раз высокий, значит, точно не Марат.

– Говорит, в школе работает,– Ирина Матвеевна уселась напротив Веры.

– Это Паша. – Вера слегка покраснела. – Что он сказал?

– Сказал, не может дозвониться, но хочет с тобой встретиться. Вот, номер телефона оставил. Просил, чтобы ты перезвонила.

– Странно, что не может дозвониться, – пробормотала Вера. – Я ему сама номер записывала. Ладно, наберу его завтра. Или в понедельник. Мне все равно в школу надо, может, там и встретимся. Ой, я же вам до сих пор не сказала...

– ….что устроилась библиотекарем, – закончила за нее Ирина Матвеевна. – Знаю, знаю. Тут новости быстро разносятся. Выходит, твердо решила остаться?

– Да, решила, – Вера через силу отправила в рот кусочек пирога. Аппетита не было, но не обижать же человека, который для тебя старается.

На лицо Ирины Матвеевны набежала тень.

– Как тебе? Вкусно? – деланно оживленным тоном поинтересовалась она.

– В жизни не пробовала такой шарлотки, – искренне ответила Вера, понимая, что к теме ее пребывания в Корчах они еще вернутся.

– Кушай, моя дорогая. И еще отрезай, не стесняйся.

Несказанное повисло между ними. Стремясь быстрее расставить все точки над i, Вера брякнула, не успев до конца обдумать своего вопроса и решить, стоит ли спрашивать:

– Ирина Матвеевна, почему вы никогда не заходите ко мне домой? Только не говорите, что мне показалось! Вы и в первый день не прошли дальше сеней! Вы хоть когда-нибудь там были?

Улыбка сползла с лица Ирины Матвеевны, взгляд стал затравленным.

– Верочка, может, не стоит…

– Очень даже стоит, – резко перебила ее Вера и моментально устыдилась своего тона. – Извините. Простите меня, пожалуйста! Но поймите, мне нужно знать, видели ли вы там что-нибудь необычное!

– Зачем, милая? Ты сама меня убеждала, что это сплетни и домыслы! Голос пожилой женщины звучал расстроено, и Вере стало неловко.

– Я и сейчас так думаю, – безапелляционно заявила она. – Но мне не дает покоя одна вещь. Свету тоже что-то напугало, когда она зашла в дом. А ведь она впервые здесь оказалась и не могла знать, что про него болтают! И ее дочка увидела нечто. Поэтому я хочу знать: были вы там или нет?

– Хорошо, Верочка, – обреченно сказала Ирина Матвеевна, сознавая, что Вера так просто не отстанет, – если тебе так уж хочется знать… Я была в твоем доме. Всего один раз. И ты совершенно права, больше я туда ни за что не войду.

Вера стиснула зубы, ожидая продолжения.

– Это было, когда Игорь с семьей вернулся сюда. Валя часто забегала ко мне, но сама я к ним не ходила. Как-то не случалось: там маленький ребенок, молодая семья, зачем мешаться? Однажды я сильно поранила руку. Квасила капусту, разрезала вилок и проехалась ножом. Стою, кровища хлещет, чуть в обморок не падаю: не выношу вида крови. Замотала руку полотенцем, на улицу выбежала – Валя в калитку заходит. Увидела меня, к себе потащила, на кухню отвела, стала рану обрабатывать. Промыла, заклеила. Я собралась было уходить, а она говорит: «Ира, ты ведь у меня в первый раз! Посмотри хоть, как мы живем». И повела дом показывать. Почти все обошли, добрались до залы, слышим – на плите у нее зашипело. Она бегом на кухню, а я осталась.

Ирина Матвеевна замолчала. Взяла в руки чашку, подержала на весу и поставила обратно. Шумно, с усилием сглотнула, словно у нее болело горло, перевела дыхание.

– Не знаю, что тебе дальше рассказать, Верочка. Я сама не поняла, что произошло. Просто в один миг все вокруг стало другим. Сначала за окнами потемнело, хотя время было обеденное. А потом воздух изменился – стал сырым, туманным. И сама комната пропала. Меня вроде как подвесили в пустоте: ни пола под ногами, ни стен, ни потолка. Водянистая темень вокруг. Но словно бы живая, теплая. Она шевелилась, дышала, перекатывалась возле меня. Самое ужасное, я напрочь забыла, кто я такая. Зачем сюда пришла? Откуда? Как меня зовут? Пыталась кричать, но звук вылетал из горла и таял. Как будто кричишь под водой. Я оглядывалась, искала кого-нибудь, но повсюду – одно и то же. Это место было похоже… – она заколебалась, —похоже на чрево. Материнскую утробу. Так мне показалось.

– Не знаю, что сказать. – Такого Вера точно не ожидала. – И долго вы пробыли в этой ...утробе?

– Мне казалось, долго. Потом послышался далекий звук: будто кто-то кого-то звал. Кричала женщина. Я пыталась повернуться на звук ее голоса, но никак не могла понять, откуда он доносится. Озиралась, прислушивалась, а потом вдруг почувствовала удар. Пощечину. Видимо, потеряла сознание. А когда открыла глаза, все было, как раньше – комната, мебель, свет за окном. И я опять знала, кто я такая. Рядом Валя стоит, плачет. Спрашиваю, это ты меня ударила? Да, говорит. Ей показалось, у меня припадок: я кричала, размахивала руками, вертелась волчком. Валя сказала, что быстро вернулась, только суп с огня сняла. Утверждала, что подошла через мгновение, но я-то знала, что провела в… том месте не меньше часа!

Ирина Матвеевна сидела вся бледная, даже губы побелели. Она дотронулась до Вериного локтя – ладони были ледяные. Вера испугалась, как бы у старушки не случился сердечный приступ, и пожалела, что вынудила ее заново переживать тот день.

– Простите, я не должна была, – виновато заговорила она, но Ирина Матвеевна не стала слушать:

– Подожди, Вера. Помолчи, пожалуйста. – Голос ее внезапно набрал силу, зазвучал требовательно. Должно быть, так она говорила на уроках с нерадивыми учениками. Вера невольно притихла. – Дело не в том, веришь ли ты мне! Это было, и точка! Случилось со мной в твоем доме! Понятия не имею, почему. Ты, думаю, уже поняла, что я образованный, неглупый, вполне адекватный человек, не истеричка и не клуша. Всю жизнь живу одна, не боюсь темных комнат и теней в углах. Не склонна к мистике, даже в Бога уверовала только на старости лет. Да и то, наверное, потому, что боюсь: умру, и все закончится холодной двухметровой ямой. А так хочется, чтобы и после смерти тоже что-то было! Вера, я пытаюсь объяснить, что ни за что не стала бы от нечего делать пичкать тебя деревенскими страшилками!

– Я так никогда не думала!

– Вот и отлично! – отрезала Ирина Матвеевна.

– Мне только хочется найти объяснение! Возможно, с вами случился эпилептический припадок?

– Не думай, что это не приходило мне в голову! Я тогда сильно перепугалась и решила пройти медицинское обследование. Мало ли, что со мной не так! В конце концов, я работала с детьми и не могла рисковать. Так вот уверяю тебя: никаких признаков эпилепсии у меня не нашли. Здоровье, слава богу, оказалось крепкое. Дело было не во мне, а в том месте! Верочка, не знаю, что именно там творится, но что-то точно происходит! Находиться там опасно, рано или поздно ты это поймешь. Даже если все из-за какого-то излучения, то и тогда тебе там делать нечего! Если лучи или поля провоцируют у человека такие жуткие галлюцинации, это не может быть безвредно для здоровья и психики! Зачем искушать судьбу?

Ирина Матвеевна говорила страстно и убедительно, и Вера начала поддаваться ее настроению. Может быть, в доме действительно не все ладно? И Света, и Ксюша чего-то испугались. И она сама видела странности. Но с другой стороны, что теперь делать? Бросить все и уехать? Теперь, когда у нее и работы в городе нет? Она вздохнула и, прервав рассуждения Ирины Матвеевны, произнесла это вслух.

– Я долго думала Верочка, – нимало не поколебавшись, проговорила та, – и решила. Я одинока. Родных и наследников нет. Этот дом оставить было некому. Но теперь все изменилось, у меня появилась ты. Славный и милый человечек, к тому же внучка единственного мужчины, которого я любила в своей жизни. Почему бы мне не сделать для тебя такую малость? Напишу дарственную или завещание – у меня приятельница в администрации, она подскажет, как лучше. Прямо завтра и пойду. Жить мы уже сейчас можем вдвоем, а после моей смерти тебе тем более не нужно связываться с толмачевским домом, пусть себе стоит! Договорились?

Вера потеряла дар речи. Ирина Матвеевна, посторонний человек, собиралась сделать для нее то, что не всегда сделает близкий родственник. Любимый муж выгнал ее, как собаку, а эта чужая женщина готова поселить у себя и подарить свой дом! Слов не было, Вера спрятала лицо в ладони и расплакалась.

Они сидели за столом еще долго. Плакали, обнявшись, разговаривали обо всем на свете. Вера рассказывала про свою жизнь с Маратом, про маму, про бедную Светку, про работу и даже про то, как ей хочется иметь мужа и детей. Ирина Матвеевна слушала, сочувствовала, гладила Веру по голове. Наконец, когда все слезы были выплаканы, а разговоры переговорены, она ушла к себе, отказавшись (сама не понимая почему) от предложения опять остаться ночевать.

Ирина Матвеевна долго смотрела на окна толмачевского дома. Дождалась, пока Вера зажжет свет, а потом погасит его, устраиваясь спать. Тихонько вздохнула и тоже отправилась в спальню. Как хорошо, что Верочка согласилась на ее предложение. «Теперь все наладится», – успокоено подумала она.

Глава 14.

Вера проснулась с тяжелой головой. Встала как никогда поздно, почти в полдень, но все равно чувствовала себя невыспавшейся, усталой и разбитой. Еле ползала по дому, кое-как заправила кровать и потащилась готовить завтрак. Больше по привычке: есть совершенно не хотелось. Похоже, ночью ей что-то снилось, но вспомнить, что именно, не удавалось.

Яичница пригорела, и ее пришлось выбросить. Ожесточенно отскребая сковороду, Вера услышала, как хлопнула калитка. Кто-то вошел во двор, но она не успела разглядеть гостя. Наверное, Ирина Матвеевна, подумала Вера и отправилась открывать дверь, наспех вытирая руки кухонным полотенцем.

Однако она ошиблась. На деревянной лавке, чинно сложив на коленях морщинистые руки, сидела Мария Сергеевна Емельянова. Вера растерялась и шагнула вперед, попытавшись улыбнуться.

– Доброе утро…то есть, день. Я вчера поздно легла и только что встала. А вы ко мне? – глупо спросила она, не зная, что сказать и как себя вести.

– Здравствуй, – без намека на улыбку вымолвила Мария Сергеевна, пристально разглядывая Веру. Потом указала на место возле себя:

– Садись. Разговор есть.

– Разговор? Какой разговор? – Вера удивилась, но присела на лавочку.

– Ты собралась остаться в Корчах и работать в местной школе, – прокурорским тоном сказала старуха. Вера ощутила глухое раздражение.

– Все верно, – с некоторым вызовом ответила она, – но вам-то что до этого?

– Выходит, есть что, – отрубила Емельянова. – Я пришла сказать: делать тебе здесь нечего. Уезжай как можно быстрее. Лучше прямо сегодня. Сейчас же.

Вера опешила. Невольно она отметила, что Мария Сергеевна сегодня как-то странно говорит. И тут же поняла: из речи старухи Емельяновой диковинным образом исчезло яканье, а вместе с ним – все эти «чяво», «денисси» и «таперича». К тому же лексикон существенно обогатился.

– Сегодня вы говорите по-другому!

– По-другому? – переспросила Мария Сергеевна.

– Правильно, – пояснила Вера, – а не как необразованная бабка из глухой деревни.

– Я и есть бабка из глухой деревни, – усмехнулась Емельянова, – только образованная. Инженер-энергетик, чтоб ты знала. Правда, по специальности почти не довелось работать: детей растила. А почему говорила с тобой так… В первый день – проверяла. Вдруг испугаешься, сбежишь. А потом… ладно, это к делу не относится. Считай, что забавлялась.

Мария Сергеевна помолчала, пожевала губами. Вера тоже ничего не говорила, обдумывая услышанное.

– Так уедешь? – деловито осведомилась старуха.

– Послушайте, нельзя же так! – не выдержала Вера. – Почему вы меня гоните, чем я вам не угодила? Это мой дом, я имею право здесь жить!

– Право имеешь, – легко согласилась Емельянова, – а возможности – нет. Если останешься, смертей будет еще больше.

– Каких смертей? – опешила Вера.

– Дурочкой прикидываешься? – снова принимаясь сверлить Веру взглядом, гаркнула Мария Сергеевна. – А Юлька? Ты ведь на ее место пристраиваешься! А подружка твоя?

– Я-то здесь при чем? – закричала Вера, вскакивая со скамейки. – Что вы несете? Может, скажете, я их убила?

– Не ори, – строго сказала Мария Сергеевна, – сядь. Я не говорю, что ты убила. Но умерли они из-за тебя.

Вера рассвирепела окончательно.

– Вот что, уважаемая! Вы, конечно, пожилой человек и все такое, но это не дает вам права являться сюда и оскорблять меня. Или прекратите пороть чушь или убирайтесь!

– Все сказала? – невозмутимо спросила Мария Сергеевна. Верины слова не произвели на нее никакого впечатления. – Что ж, попробую тебе кое-что объяснить. Я всегда знала: рано или поздно ты здесь появишься. Дом позовет тебя. И с твоим появлением это место снова станет опасным. Я надеялась, что этого не случится, но мои надежды не оправдались. Поэтому ты должна покинуть Корчи. Вот и все.

– И только-то?! Неужели? – ернически отозвалась Вера. – Думаете, я брошусь собирать вещи только потому, что ваши надежды не оправдались? Вы просто ненормальная, вот вы кто!

– Я не более сумасшедшая, чем ты, девочка! Не ври сама себе! – Голос старухи звучал холодно и властно. – Ты напугана и уже о многом догадываешься. Тебе нельзя здесь находиться.

– Послушайте, все только и делают, что говорят: я не должна была сюда приезжать! – Вера поняла, что возмущением суровую старуху не пронять, и заговорила примирительным тоном. – Кажется, я поняла, в чем дело, Ирина Матвеевна рассказала мне. В этом доме умерло много людей, моих родственников, но ведь люди всегда умирают! Да, в их смертях было нечто необычное, и поэтому вы считаете, что мне нужно уехать? Думаете, у этого места дурная энергетика? Или здесь живут привидения?

– Про привидения мне ничего не известно.

– Вот видите! Значит, бояться нечего. – Вера старалась говорить с Емельяновой ласково, успокаивающе. Та заметила и усмехнулась.

– Я ведь уже сказала тебе: с головой у меня все в порядке! Уезжай. Сегодня же, – упрямо произнесла Мария Сергеевна.

Вера устала пререкаться. Ей хотелось, чтобы назойливая старуха убралась куда подальше.

– Я и так скоро перееду. Ирина Матвеевна тоже считает, что мне не стоит жить здесь, и предлагает переехать к ней. Я согласилась. А теперь оставьте меня в покое.

Она повернулась к старухе спиной и собралась уйти в дом. Емельянова сидела как приклеенная, не двигалась с места.

– Теперь-то что? – сердито спросила Вера.

– Ирина – добрая женщина, – игнорируя вопрос, печально произнесла старуха, – всегда такой была. Только это уже не поможет. Если ты останешься в Корчах, неважно, в своем доме или каком другом, ничего не изменится. Поздно. Это место почуяло тебя и не отпустит. Оно уже начало прельщать! Стало убивать, чтобы ты осталась! Оно опутывает тебя и загоняет в угол, обрубает концы. Послушай меня: уезжай! Пока еще можешь.

Мария Сергеевна почти умоляла Веру, и той стало жутко от ее слов. Она медленно подошла к старухе и с трудом выговорила похолодевшими губами:

– Зачем? Зачем я ему? Что оно такое?

Но Емельянова больше не произнесла ни слова. Она с трудом поднялась с лавки, пересекла двор и вышла на улицу, ни разу не обернувшись.

Вера вернулась в дом, едва волоча ставшие слабыми и непослушными ноги. Что происходит? О чем болтает эта юродивая? Наверное, у старухи какое-то психическое заболевание. Двинулась на местных россказнях и пристает к людям. То говорит как неотесанная полуграмотная бабка, то вещает тоном оракула. То кликушествует, то рубит фразы на манер героев крутого боевика.

Но думать об этом не хотелось. Лечь бы и уснуть, больше ничего не надо. Однако сначала, напомнила она себе, нужно позвонить Марату. Вера еще на днях собиралась поговорить с бывшим мужем, да все откладывала. Ей нужны были кое-какие вещи: микроволновка, ноутбук, который Марат подарил ей на прошлый день рождения, маленький телевизор, что стоял у них на кухне. Здешний был совсем уж древним.

Вера решительно взялась за телефон.

– Слушаю, – настороженно ответил бывший муж.

– Привет, Марат. Можешь говорить?

– Могу. Как дела?

– Странно, что тебя это интересует, – не удержалась она.

– Конечно, интересует! Мы не чужие друг другу!

– Мило, что ты об этом вспомнил, – ядовито бросила она.

– Послушай, я знаю про Свету, – Марат говорил тихо и несмело. Совсем не так, как обычно. – Ты, наверное, очень переживаешь…

– Да уж, наверное! – ершисто перебила Вера. – А ты как думал? Ладно, твое фальшивое сочувствие мне ни к чему. Звоню потому, что хочу забрать вещи.

– Конечно, – поспешно отозвался он, – я сложил все в большую сумку, помнишь мы…

– Помню, – она снова не дала ему договорить.– Но мне нужна микроволновка, а еще телевизор с кухни и ноутбук. Надеюсь, не будешь против? Или ты и на этот случай запасся мамочкиной распиской?

– Пожалуйста, Вера! Что ты говоришь! – запротестовал Марат.

«Решил, что отделался малой кровью! Обрадовался, что не претендую на музыкальный центр, холодильник или стиральную машину».

– Еще бы ты возражал, – произнесла она, – приеду завтра, до обеда. Будешь дома?