Текст книги "Планета Венер (СИ)"

Автор книги: Альбина Пон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Пон Альбина
Планета Венер

2016 год остался далеко позади. Однако, память о том, что случилось 22 года назад, живет в наших сердцах. И старых, и молодых.

Да, человечество было наслышано о всевозможных пророчествах, предрекающих конец света. Гибель планеты. Столкновение с иноземными телами. Атомная война. Радиация, исчезновение озонового слоя, и прочее... Но правда, настигшая нас, оказалась громом среди ясного неба.

Причинами трагедий мирового масштаба всегда считались действия человека, а точнее, последствия этих действий. Гонка за новыми технологиями, желание занять лидирующее положение в списке развитых стран, планы вывести человечество на новый, более развитый уровень прогресса... куда нас всех это привело? Мы стремились к заоблачным вершинам, не уделяя внимания элементарным вещам. Мы забывали об экологии, думая о неизведанном космосе, мы забывали о голоде в далеких неразвитых странах, мечтая о собственных золотых горах.

Мы забывали.

Мы губили её, тем самым подведя черту и под своей жизнью.

Я перевернулась на живот, вгляделась в безоблачный горизонт. Как необъятен этот мир, как он велик и великолепен! Сколько времени существует наша Вселенная в таком величавом образе? Сколько миллионов лет люди строили эту цивилизацию, огромную, подчиняющую под себя века... А развалилось все за один миг. За одну минуту численность населения сократилось с нескольких миллиардов до 1. За одну минуту это оставшееся в живых человечество стало обречено на несчастное существование, в бесконечных попытках перестроить ту устоявшуюся картину жизни.

22 года женской борьбы за право остаться в живых. Почему?

25 декабря 2016 года в 11:01 перестало дышать все мужское население человечества.

-Наталииииии!!!

Голос смотрительницы разнесся по берегу, распугав белоснежных чаек. Я вскочила, больно ударившись спиной о невысокий потолок, и зашипев подобно кошке, вжалась в небольшую выемку у стены. Я не хотела, чтобы меня обнаружили.

–Натали!!

Голос раздавался все ближе и ближе. Я прикрыла глаза, моля Господа Бога, чтобы меня не нашли. Какая досада, видимо, я задремала и потеряла бдительность! Если смотрительница меня найдет здесь, то раскроется мое тайное убежище. Кроме того, получу хорошую оплеуху, а затем еще и отчитают перед всеми в колледже. Я не была примерной девочкой – на разочарование матери. Ей, главе небольшого Городка на другом конце побережья, полагалось, конечно же, иметь более воспитанную дочь. Более спокойную.

Я не могла ничего поделать со своим характером. А окружающие не стремились принимать меня такой, какая я есть.

Голос смотрительницы раздался совсем рядом. Я кусала губы, мучительно раздумывая – выйти или же остаться здесь, надеясь, что меня не заметят? Однако решать мне не пришлось – смотрительница не разглядела в буйной зелени моего прибежища – небольшой пещерки в скале, и отправилась обратно в сторону колледжа. Я перевела дыхание, и рухнула на землю, коря себя в глупости.

–Вот дура! – в сердцах отчитывала себя я, – зачем было рисковать и выбираться сюда днем?! Ведь главная смотрительница еще не ушла домой, стоило дождаться вечера...теперь мне определенно влетит, ох как влетит!! И матери сообщат...а она...она, черт, она же может оставить меня на каникулах в колледже!! В этом гадюшнике, где все лето я буду перемывать верхний этаж, перебирая его от хлама!

В ужасе от такой догадки я вскочила на ноги, и, скрючившись в три погибели, выбралась осторожно из своего укрытия. Пляж казался пустынным. Я наклонила рукой огромную сломанную ветку так, что она перекрыла собой вход в пещеру, и дала стрекоча до здания колледжа, расположенного чуть вдали, на холме.

Рожденным после трагедии трудно было представить, что значило слово «любовь». Та настоящая любовь, что возникала между мужчиной и женщиной. И потому тоска, что съедала наши молодые сердца, была невозможно тяжела – мы не знали, о чем именно тоскуем и страдаем. Но те, на чьих глазах мужья, сыновья, любимые, друзья погибли за один миг... Те в полной мере ощутили боль потери. Те могли сравнить, что было до страшного момента, и что получилось после.

Женщины стали править миром, оставшись одни на всем свете. Вся ответственность, вся тяжесть бремени свалилась на их плечи. Они были вынуждены переучиваться, узнавать новые для себя профессии... они были вынуждены научиться жить без любви.

Итак, оставшаяся половина человечества была обречена на гибель. Без возможности воспроизводить себе подобных на свет, все, на что они могли рассчитывать – это дожить отведенное им время на земле.

Отчаяние. Вера. Все это заставляло ученых женщин всего мира пытаться раз за разом вернуть все на свои места. В медицинских центрах разных стран хранились образцы спермы для искусственного оплодотворения, но это могло стать только отсрочкой... Однако, несколько лет, потраченные на попытки вновь и вновь воссоздать клоны мужской спермы в лабораториях, наконец, увенчались успехом. Тот день, когда биологи сделали свое открытие и получили потрясающий результат – назвали Днем Надежды – надежды на то, что когда-нибудь все получится вернуть.

Родился первый малыш, зачатый при помощи искусственного оплодотворения, но, сделав свой единственный вдох, умер, все еще соединенный пуповиной с матерью. И это продолжалось, и продолжалось, и продолжалось...Девочки же рождались здоровыми. "Крах и успех ходят рядом, бок о бок" – так написали тогда в газетах, – "Мы получили шанс продолжить существование, но жизнью теперь это не назовешь. Ученые будут продолжать попытки понять причину трагедии и возможности ее исправить. Все, что сейчас у нас остается – это верить и надеяться".

Я очнулась от мыслей, заходя в свою комнату. Мне повезло – меня никто не заметил.

Присев на кровать, и переведя взгляд на кресло, стоявшее в углу комнаты, я тут же вскочила. Кровь ударила мне в лицо, и я почувствовала, что покраснела до кончиков ушей – в кресле сидела Анжелика, главная смотрительница Колледжа.

Ее поза была непринужденной, темно-зеленые глаза в упор смотрели на меня, а губы изогнулись в легкой улыбке. Светлые длинные волосы были зачесаны в гладкий высокий хвост. Темно-серое платье с мелкими белыми бусинками, раскиданными по всей ткани. Самая безупречная, как всегда. И самая строгая.

– Где ты была? – спросила она, чуть наклонившись вперед. Я не рискнула сесть на кровать, потому что иначе мои глаза оказались бы на одном уровне с ее глазами. В таком же положении ей приходилось смотреть на меня снизу вверх, и это давало мне небольшое преимущество.

–Я вышла прогуляться, – честно ответила я, быстро прикинув, что врать не имеет смысла. Мое отсутствие заметили, а чистосердечное признание, как известно, облегчает наказание.

– Вот как, – ответила Анжелика, и улыбка исчезла с ее лица. Хотя, я и не верила этой улыбке. Из тех людей, что меня окружали, улыбаться умел лишь один человек – отражавшийся в моем зеркале.

Я молчала. Ждала неизбежного наказания, и думала, что я могу сделать, чтобы его хоть слегка смягчить. Страх, что сообщат моей матери, и та оставит меня на летние каникулы в колледже все еще остро волновал мое сознание, но я постаралась от него отвлечься – Анжелика вновь посмотрела мне прямо в глаза, и мне показалось, что она пытается прочитать мои мысли.

– И это ведь не в первый раз, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла она. Встав с кресла, и лишив меня видимого преимущества, она прошлась по комнате, оказавшись за моей спиной. Это мне отнюдь не понравилось.

– Мне стало не хорошо, и я решила выйти на свежий воздух, – решилась соврать я, не оборачиваясь, однако, ощущая на спине ее взгляд.

– Ты решила выйти на свежий воздух, – повторила Анжелика. – Скажи, дорогое дитя, ты спросила у преподавателей разрешение на это?

– Нет. Думаю, я достаточно взрослая, чтобы не просить разрешения подышать свежим воздухом.

– О да, ты достаточно взрослая для этого. А также достаточно взрослая, чтобы понести полноценное наказание, – мягкий голос за спиной чуть приблизился, и я ощутила, как Анжелика коснулась моих длинных распущенных волос. – Наказание – это неизбежный результат непослушания и нежелания подчиняться своду правил, утвержденных в наших и других колледжах Правительством. И ты это прекрасно знаешь, моя дорогая. Прекрасно знаешь, но в тоже время имеешь наглость раз за разом их нарушать, надеясь, что твоя уважаемая всеми нами мать прикроет твои шалости. Ведь так, дитя?

Я подавила желание передернуть плечами, и скинуть ее руки с моих волос. Прятаться за мамину юбку? Что за чушь! Я была уверена, что покрывает мои "шалости" она лишь потому, что дорожит репутацией. А не потому, что боится сурового наказания для дочери.

– Я бы попросила Вас не называть меня "дитя", – ответила сухо я. – Вы ведь признали, что я достаточно взрослая. Значит, и обращение может быть соответствующим.

О, я балансировала на грани терпения главной смотрительницы, я это ощущала. Сама не понимала, почему не держу язык за зубами – так было бы безопаснее для меня же. Но послушание действительно не входило в список моих принципов.

Рука Анжелики напряглась, и сжалась в кулак, крепко ухватив меня за волосы. Я задержала дыхание, пытаясь угадать, что сейчас произойдет.

– Хорошо, Натали. Ты хочешь, чтобы тебя воспринимали взрослым человеком – так и будет, – слишком много яда в голосе, слишком много. Я попробовала чуть дернуться вперед, чтобы освободить волосы, но хватка ее руки была очень сильной и жесткой. На глаза навернулись слезы, и я крепко зажмурила их. Единственное правило, которое я никогда не нарушала – никаких слез. – Но прежде, необходимо кое-что сделать. Пошли.

Последовал сильный толчок в спину. Я еле успела ухватиться за входную дверь, чтобы не упасть, и с облегчением встряхнула волосами. Я не любила, когда их трогают, и могла легко накостылять любой воспитаннице колледжа, сделавшей хоть одну маленькую попытку коснуться моих волос. В этом аду, где недозволенны были яркие цвета в одежде, косметика и вообще хоть какое-либо желание подчеркнуть свою красоту, я могла самоутвердиться лишь гривой блестящих волос.

– Выходи из комнаты, – последовал приказ главной смотрительницы, и я медленно открыла дверь. Очутившись в коридоре, я ощутила, как Анжелика подхватила меня за локоть. Пальцы у нее были необыкновенно сильными, и мне было больно, но я не показала виду. Я расценивала все это как игру, где показать слабость значило проиграть.

– Куда мы идем? – спросила я, когда мы начали подниматься на пятый этаж – этаж преподавателей.

– Увидишь.

Я даже представить не могла, что задумала Анжелика. Но когда мы прошли в ее личный кабинет, и она, посадив меня на стул, достала ножницы, весь ужас ситуации дошел до моего сознания. Она собиралась подстричь меня! Я смотрела на блестящие ножницы, и лихорадочно пыталась оценить в голове шансы на побег.

– Ты должна понимать, Натали, что вынудила меня пойти на это, – вкрадчиво произнесла Анжелика, запирая дверь на ключ, и убирая его к себе в карман. – Я много раз пыталась понять тебя, пыталась найти подход. Ты должна понимать, что мы живем в сложное время, и только неукоснительное соблюдение правил позволяет нам не допустить хаоса. Хаоса в наших головах, – она постучала по виску, и провела рукой по моим волосам, – и хаоса в нашей жизни. Понимаешь ли ты, к чему может привести этот хаос? Нет, думаю, что нет. Ты еще молода...и потому, мы обязаны научить тебя, что есть хорошо, а что плохо, пока ты не совершила непоправимых ошибок.

– О чем Вы говорите? Какие непоправимые ошибки? Я всего лишь сбежала прогуляться на пляж! – заорала я, пытаясь отодвинуться как можно дальше от вызывающих во мне страха ножниц.

– Ты бунтарь по нраву, даже не предполагаю, как могла родиться такая дочь у столь образцовой женщины как твоя мать, – сказала Анжелика, с любопытством наблюдая за моими попытками отодвинуться от ее руки. – И поверь, твой характер не приведет тебя ни к чему хорошему. Я пробовала даже добавлять в твой ужин дозы успокоительного...но твой организм очень силен и здоров, он с легкостью с ними справился. А жаль...если бы ты стала чуть спокойнее, думаю, мы бы поладили. Теперь же тебе придется пожинать плоды своих необдуманных действий, чтобы впредь ты научилась просчитывать, к чему могут привести поступки.

– Вы мне подмешивали успокоительное? – переспросила я, пораженно уставившись на стоявшую передо мной женщину, и на секунду даже забыв об опасности для своих волос. – Вы? Не это ли как раз является отхождением от правил?

– Есть исключения, моя дорогая, – мягко произнесла Анжелика, и, посмотрев на ножницы, вдруг отложила их на стол, – думаю, это нам не пригодиться...

Я с облегчением вздохнула, подумав, что она просто хотела меня напугать.

– А вот это в самый раз, – Анжелика достала из ящика стола электробритву, и мое сердце ухнуло вниз.

Когда я покидала этот кабинет, я бросила взгляд на холмик блестящих волос, лежавших на полу.

С этим я не смирюсь никогда.

Злость бушевала во мне всю ночь. Я ворочалась в кровати, составляя мрачные планы, представляя и смакуя детали, а затем неизменно колотила руками подушку от бессилия. Что я могла? Сбежать? Но далеко ли? Нет, это не возможно, меня поймают. Бунтовать, открыто противиться подчиняться? В конце концов, меня запрут в карцере, не я первая пыталась пойти против закона. А закон гласил, что все девушки до 21 года обязаны были обучаться, и проживать на территории колледжей...

Да, не я первая пыталась все изменить. Я присела в кровати, ощущая непривычную легкость своей головы и едкую грусть в душе. Не то, чтобы мне нравилось все, что я вытворяла. Некоторые вещи меня даже пугали. Я не могла жить как все девушки, быть законопослушной овцой в стаде и в тоже время, я пугалась того непокорства, того упрямства и желания идти наперекор всему, что жило в моей душе. А пугалась оттого, что я знала многих девушек, славившихся не менее бурным характером и громкими выходками...и знала, что с ними стало.

Они все неизменно оказывались больны. Это выяснялось на старших курсах колледжа.

"Проклятье Венеры". От этой болезни нет спасения, она отнимает разум и постепенно жизнь в теле человека угасает.

Я сжала руками одеяло, взгляд мой остановился. Эти мысли меня пугали. Я знала о Проклятии Венеры практически все, что можно было узнать в студенческой библиотеке и библиотеке города. Не показывая никому виду, однако, я периодически пыталась выявить симптомы этого страшного заболевания у себя. Я боялась. Черт возьми, я сильно боялась!

На первом этапе болезнь была незаметна, тиха и скромна. Заболевшая ею девушка становилась более нервной, чем обычно; усиливалось потоотделение, нарушался менструальный цикл, появлялись головные боли. Девушка становилась более раздражительной, порой даже агрессивной.

Первый этап обычно длился около полугода, постепенно набирая обороты. Распознать болезнь в самом начале представлялось крайне сложным. На втором этапе больная страдала от головокружений, скачков давления, порой кровотечений из носа и ушей. Менструальный цикл вовсе прекращался, наблюдались частые срывы голосовых связок, сильные боли в животе и обмороки.

Второй этап длился быстрее первого– 2-3 месяца.

На третьем этапе болезни девушка впадала в состояние комы, и через две недели неизменно наступала смерть.

В начале 2018 года началась эпидемия "Проклятия Венеры". Предполагалось, что женщины были больны с самого начала трагедии, а апогей достиг 2018 года. Больницы были переполнены, врачи дежурили сутками, пытаясь спасти тысячи жизней. Бесполезно. "Проклятье Венеры" стало самым опасным заболеванием нашего века, не имевшим случаев выздоровления, не поддающимся никакому лечению. Болезнь не была заразной, и врачи до сих пор были не в силах определить, что же является причиной этой болезни. Так же, как и ученые не в силах были ответить на вопрос – почему произошла эта трагедия?

Я сползла с кровати, и, прислушиваясь к тишине в коридоре, подползла к письменному столу. Около правой ножки был небольшой тайник, который я соорудила еще на первом курсе. Там я прятала особо дорогие мне вещи – те, которые ни в коем случае нельзя было показывать никому из посторонних. Мои сокровища.

Половица чуть скрипнула, и я замерла, прислушиваясь к ночной тишине. Нет, все спокойно. Я была уверена, что Анжелика не стала бы дежурить около моей двери ночью – она наверняка думала, что я пришиблена горем и сломлена. Ага, как же! Волосы отрастут, а я буду умнее, и придумаю нечто лучшее, чем побег ночью из колледжа.

Я засунула руку в отверстие в полу, и достала оттуда толстую тетрадь. Устроившись поудобнее, я положила тетрадь на колени и пролистнула страницы, украшенные приклеенными газетными вырезками. Взглядом пробежалась по знакомым заголовкам.

"МИРОВАЯ ТРАГЕДИЯ: МАСШТАБЫ, ЖЕРТВЫ...КАК ДАЛЬШЕ ЖИТЬ"

"МАССОВЫЕ БЕСПОРЯДКИ ПО ВСЕМУ МИРУ"

"ЖЕНЫ ПРЕЗИДЕНТОВ ПРИЗЫВАЮТ ВЗЯТЬ СЕБЯ В РУКИ"

"СОБРАНО ЕДИНОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО ВСЕХ СТРАН. МАССОВЫЕ БЕСПОРЯДКИ УСТРАНЕНЫ, ПОДСЧИТАНО КОЛИЧЕСТВО ЖЕРТВ. 25 декабря ОБЪЯВЛЕН МЕЖДУНАРОДНЫМ ДНЕМ ТРАУРА И СКОРБИ"

Я листала страницу за страницей. Достать вырезки из газет того времени, и 2013 года представлялось делом практически невозможным. Однако я проявила находчивость, и достала информацию. Отчасти, благодаря тому, что я была дочерью мэра города.

Я нашла фотографию своей матери, датированную 17-м августа 2025 годом. Вот она стоит около микрофона, высокая, статная. Цепкий ум, самоотверженность и преданность высоким целям, самодисциплина...она та, которая идеально подходила Правительству.

Я перевернула страницу и уставилась на следующее фото. Сердце болезненно сжалось, к горлу подступила тошнота. Остров Карантина. Он же Остров проклятых Венер. Посередине атлантического океана, "тюрьма", окруженная километрами и километрами воды. Одна из трех лечебниц в мире, куда помещают больных.

Отстранившись от тетради, я прикрыла глаза. Воспоминание лезло, непрошенное, но очень часто посещающее меня...Лиза. Моя однокурсница. Днем, вспоминая тех, кто действительно умел улыбаться, я слукавила, назвав лишь себя. Она умела. О, умела в совершенстве. Ее смех разносился по коридорам колледжа как птица счастья, и даже преподаватели не могли ничего с этим поделать. Она умела срывать уроки мастерски и виртуозно, сбегала на несколько ночей подряд в дальнюю бухту чуть к северу от колледжа, и даже однажды подбросила маленькую крыску Анжелике в сумку. Лиза никогда не была спокойной. И она была моей лучшей подругой.

Год назад ее увезли на Остров карантина. А перед этим она пыталась спрыгнуть с крыши колледжа, завывая на всю округу от боли, словно разрывающую ее внутренности.

Моя рука дрогнула, и я резко захлопнула тетрадь.

– Всем доброго утра! Откройте ваши тетради, и запишите тему сегодняшних лекций – она на доске.

Я вертела ручку в руке, разглядывая ряд ровных букв, начерченных мелом. В последнее время лекции мало меня интересовали, мысли летали далеко от учебного процесса. Возможно, все дело было в приближающихся летних каникулах – до них оставалось меньше недели. Конечно, предстояло еще сдать несколько экзаменов и закрыть сессию, но на счет них я не волновалась. Были вопросы и посерьезнее.

Мою голову сегодня украшала светло-бежевая косынка, повязанная на манер банданы. Однокурсницы, конечно же, заметили отсутствие моих неизменных кудрей. То и дело я ловила на себе любопытные взгляды, но еще никто не посмел задать вопроса. Оно и правильно – всем был известен мой нрав.

– Вероника, будь добра, раздай вот эти листы. Здесь список примерных задач, которые могут попасться вам на экзаменах, – доносился до меня голос преподавателя, – сейчас мы разберем парочку из них...Оо, Анжелика, доброе утро. Что привело Вас на мой урок?

Я резко вскинула голову, услышав имя главной смотрительницы. Она стояла на пороге учебной комнаты, с улыбкой здороваясь со всем классом и преподавателем. Слегка задержав на мне взгляд, она обратилась к преподавателю:

–Элен, я посижу у вас немного. Хочу знать, каковы успехи наших студентов в подготовке к сессии. Вы, надеюсь, не против?

– Нет, нет, конечно, – залепетала Элен, покраснев. Анжелика слегка склонила голову набок, и прошла в самый конец кабинета, присев на последнюю парту. Я проследила глазами за ней, и отвернулась к окну, гадая, чем вызвано ее появление на, казалось бы, обычном уроке.

Элен вызвала одну из девушек к доске, вся группа усердно занялась решением задачи. Я вяло следила за появляющимися надписями, переписывая их к себе в тетрадь. Мне хотелось обернуться, и посмотреть, чем занимается Анжелика, но я не рискнула привлекать к себе ее внимание.

Однако спустя пару минут я оказалась в центре внимания всего класса.

– Простите, Элен, – донесся голос Анжелики с задних рядов, – Скажите, разве, в соответствии с хорошими манерами, наши ученицы не обязаны снимать головной убор, находясь в учебном помещении?

Моя рука замерла над тетрадью. Я видела, как постепенно взгляд однокурсниц скользнул от Анжелики ко мне.

– Эмм...думаю, да, конечно, хорошие манеры подразумевают снятие головного убора в учебном классе, – пробормотала Элен, бросив на меня растерянный взгляд. – Но если мисс Пирл так удобнее, то я совсем не возражаю в том, чтобы она не снимала свой платок.

Я ответила преподавательнице благодарным взглядом.

– Вы слишком добры, Элен, – громче прежнего прозвучал голос Анжелики, и я услышала, как она встала из-за стола, – но, думаю, это неуважение мисс Пирл ко всем, находящимся здесь. Натали, будьте добры, снимите косынку с головы.

Этого я не могла потерпеть. Чего же она добивается?! Опозорить меня на весь колледж?!

Я встала с места, и с ледяным выражением лица повернулась к Анжелике. Та улыбалась, наблюдая за моими действиями.

– Анжелика, я не представляю, каким образом моя косынка может указывать на неуважение к однокурсницам и преподавателю, – услышала я словно со стороны свой голос. – И хочу заверить, что у меня и в мыслях подобного не было.

– Я настаиваю, Натали, снимите платок с головы.

– Мне...холодно, – чуть помедлив, произнесла я.

– Холодно? Что за глупости, мисс Пирл. Разве кому-нибудь из сидящих здесь холодно? – Анжелика обвела взглядом класс, девушки медленно качали головами. – Никому. Натали, не тяните время и не срывайте урок. Снимайте головной убор, сейчас же.

Я схватилась за край парты, в комнате воцарилось неловкое молчание. Девушки не сводили с меня глаз, они не понимали, в чем дело, но были заинтригованы.

Я бы отдала многое, лишь бы оказаться сейчас как можно дальше отсюда. Но возможности уйти, не сняв платок, я не видела, и выбор был не велик – либо гордо сдернуть с головы бандану, сохранив достоинство, либо позволить Анжелике самой снять его с меня, опозорив перед всем классом. Я глубоко вдохнула, чувствуя дикую ярость. Я видела по выражению лица Анжелики, что та наслаждается ситуацией – губы той замерли в саркастической улыбке, вся поза говорила о собственном превосходстве.

Я упрямо вздернула подбородок, и медленно подняв руки к голове, развязала бандану, обнажив колючий ежик волос. Раздался потрясенный вздох однокурсниц. Затем смешки. Я закрыла на пару секунд глаза, прекрасно представляя, как я выгляжу сейчас со стороны – бледная, остриженная на лысо...

– О, вам очень идет новая прическа, мисс Пирл. Право, теперь она подчеркивает Ваше звание первого сорванца нашего колледжа, – раздался насмешливый голос Анжелики. Я открыла глаза, и, не понимая, что делаю, направилась к двери.

– Мисс Пирл! Вам не разрешалось вставать со своего места, и тем более, покидать учебный класс! Сейчас же вернитесь!

Я круто развернулась, и, оказавшись лицом к лицу с главной смотрительницей, гневно выпалила:

– Действительно, а не пойти ли лучше Вам куда подальше?!

– Что?!

Лицо Анжелики изменилось, шея ее покраснела, и я поняла, что вывела Анжелику из себя. Великолепно.

– Натали Пирл!! Вы переходите все границы, и я вынуждена буду Вас крайне сурово наказать!!

– Какая неожиданность! – парировала я. – Что еще Вы придумаете? Розги? Или поставите клеймо на мне, и будете заставлять показывать его всем каждый божий день, чтобы люди в страхе разучились иметь собственное мнение? Тогда уж ставьте клеймо на задницу, я с радостью буду демонстрировать ее Вам как можно чаще!!

– Пирл!! – взвизгнула красная Анжелика, пытаясь переорать меня, но тщетно, я слишком разошлась.

– И не забудьте сообщить матери о моих успехах! Только одно учтите – мне плевать на то, что скажут окружающие. Я в гробу видала все ваши порядки, и по мне так уж пусть лучше хаос, чем эта ежедневная тюрьма для воспитания послушных овец, тьфу!!

В аудитории наступила тишина. Краем глаза, я заметила, что позади меня дверь приоткрыта, и туда заглядывают любопытные лица, привлеченные звуком моего голоса. Чтож, полный зал зрителей, мое выступление не осталось незамеченным.

Анжелика молчала. Лицо ее покрывали большие красные пятна, и я ощутила некое удовлетворение от того, что смогла довести ее до такого состояния.

– Натали Пирл, – наконец произнесла она уже более спокойно, сумев взять себя в руки. – Вы сейчас же пойдете собирать вещи, и покинете территорию колледжа. Отныне Вы считаетесь отчисленной, и вернуться сможете лишь при двух условиях – если Вы принесете мне публичное извинение за свое свинское поведение, и когда Вы предъявите мне справку о том, что не заражены "Проклятьем Венеры".

Название болезни как бичом встряхнуло сидящих в классе. Девушки зашумели, я же, ни слова больше не произнеся, вышла из аудитории.

Люди передо мной расступались, и громко шептались за спиной. Чтож, отныне я для них изгнанница. Вот будет замечательный сюрприз для мамы...

Автобус, мягко урча, выехал на шоссе. Я посильнее надвинула кепку на глаза, пытаясь таким образом отстраниться от мира. Если бы такое только было возможно...я бы с радостью. Навсегда.

Мне предстояло ехать до города два часа с лишним. Этого времени было совсем недостаточно для обдумывания того, что я скажу матери. Хотя, ей уже все доложили за меня. Я в этом ничуть не сомневалась.

Не знаю, чего я боялась больше – реакции мамы или предстоящего обследования. Что страшнее – тайфун или цунами? Оба происшествия могут быть опасны, и у обоих есть последствия.

Я сжала руками голову, пытаясь унять пульсирующую боль в висках. Только лишь сейчас я поняла, что натворила. Не то, чтобы я раскаялась – нет, ни за что, я не считала себя виноватой. Но я могла бы применить хитрость и изворотливость. Не всегда прямота и честность – это правильный выбор. А в наше время, это, похоже, становилось симптомами болезни. Что же получается – если девушка слишком часто высказывает свое мнение, значит, она заражена? "Они не хотят хаоса, – горько подумалось мне, – Это всего лишь угроза. Обследование – это угроза. Она хочет, чтобы я извинилась, и тогда восстановит меня на занятиях"

Автобус остановился, и, подняв голову, я увидела серый пейзаж городского автовокзала. Схватив свои вещи, я пошла к выходу.

До дома матери от вокзала было минут десять ходьбы. Я разглядывала улицы города, удивляясь перемене за прошедший год. Город ускоренно строился, появлялись новые скверы, парки...везде чистота и порядок, вежливые полисменши на каждом углу. Везде чувствовалась твердая рука моей матери, сурово следившей за порядком.

Спустя десять минут я оказалась по нужному адресу. Дом темно-серой кладки, трехэтажный и большой. Темные комнаты, чистые и практически пустые, минимум мебели – лишь самая необходимая, никаких ковров и мягких покрытий. Жесткие стулья, пара деревянных резных скамеек на кухне, огромный обеденный стол, с отполированной поверхностью, гладкой и необыкновенно блестящей. Никаких люстр, лишь темно-коричневые бра на стенах, по паре на каждую, слабо мерцают и создают легкий полумрак. При их свете дом еще как-то выглядел уютно, но при дневном свете... мрачная картина. Однако именно этот дом всегда считался эталоном выдержанной красоты, порядка и сдержанности. Таким я его помнила всегда. И он ни капли не изменился.

Я знала, где хранится ключ от двери, и без труда его достала. Открыв дверь, я попала в полутемную прихожую, и вдохнула знакомый запах цитрусов. Это было одно из немногих воспоминаний из дома, по которому я скучала в колледже.

Пройдясь по первому этажу, я посмотрела на настенные часы в кухне. До прихода матери с работы оставалось три часа, значит, я могла немного отдохнуть. Поднявшись на второй этаж, я нашла свою комнату. Все та же обстановка, ничего не менялось с прошлого лета, лишь поддерживался порядок, и вытиралась пыль. Небольшая кровать у стены с аккуратной горкой белоснежных подушек...шкаф, коричневое и необыкновенно удобное кресло, и письменный стол у окна. Я провела рукой по его шершавой поверхности, и улыбнулась, вспомнив свои попытки выцарапать ручкой на столе маленького зайчика. Кривой и косой квадрат с ушами и одним глазом совсем на зайца не походил, но детское воображение есть детское воображение...

– Натали, проснись!

Мама тормошила меня за плечо. Я продрала глаза, и тут же прикрыла их ладонями, защищаясь от яркого света.

– Привет, – тихо сказала я, вставая с дивана в гостиной, на котором и заснула. В голове все перемешалось – я не успела продумать то, что скажу матери. Глядя на ее силуэт, перемещающийся по кухне, я чувствовала в груди все нарастающую тревогу – я предполагала, что не будет никаких объятий и поцелуев, но, тем не менее, такое холодное приветствие после того, как мы с ней год не виделись, и общались лишь по телефону...

На кухне она задержала взгляд на моей обритой голове, и махнула рукой.

– Садись за стол, сейчас я приготовлю ужин.

– Я не голодна, спасибо, мама, – пробормотала я, но все же села на указанное место.

– Необходимо соблюдать режим трехразового питания, Натали, и ты это знаешь. Это важно для здоровья, – мама холодно посмотрела на меня, и расставила блюда на столе. Посмотрев на тарелку дымящегося супа, я нерешительно взяла в руки ложку. Аппетита у меня не было, но ужин – это отличная возможность отсрочить разговор.

Тем не менее, я не могла есть вечно. Так же, как и мама. Когда с супом было покончено, и я получила большую чашку ароматного чая, в комнате явственно подуло холодом. Мама сделала большой глоток чая, и отставив от себя чашку, устремила взгляд на меня.

– Тебе есть что сказать? – поинтересовалась она.

– Нет. Разве что...я скучала, мама.

– Ты скучала, – задумчиво произнесла она, и, сложив длинные пальцы в замок перед собой, спросила: – Когда в последний раз ты сдавала анализы на инфицирование?