Текст книги "Новые приключения Хомы и Суслика"

Автор книги: Альберт Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Альберт Иванов
Новые приключения Хомы и Суслика

От автора
Вступление-продолжение

Если вы читали такие книги, как «Приключения Хомы», «Весь мир – моя нора», «Как Хома звёзды спасал», «Приключения Хомы и Суслика» или другие книжки об этих верных друзьях, то книга, которая сейчас перед вами, и станет для вас продолжением знакомых историй.

Если же вы ничего не читали о Хоме и Суслике, – не беда. Эта книга познакомит вас с ними. Поэтому необходимо и Вступление – для тех, кто вступает в доселе неизвестный сказочный мир.

Итак, живут на лугу, возле ручья и рощи, хомяк Хома и его лучший друг Суслик. Норки у них по соседству вырыты. Хотя Суслик и выше Хомы ростом, зато Хома на целых полгода старше. А кто старше, тот знает больше. У старших – опыт! Большой опыт у Хомы. Огромный!..

Ну, а теперь почитайте или послушайте о приключениях Хомы и Суслика.

А того, кому почему-то лень и читать, и слушать, отсылаем в кинозал либо к телевизору – смотреть мультфильмы: «Приключения Хомы», «Страшная история», «Раз – горох, два – горох», «Клетка»… Да только картины эти сняты не по новым, а по прежним сказкам о Хоме. Уж не обессудьте. Так что читать всё равно придётся.

Как Хома богатым был

Когда Суслика ещё и на свете не было, а Хома был совсем маленьким, нашёл Хома золотое кольцо. В роще, в орешнике. Наверно, кто-то орехи, рвал и потерял его, растяпа.

Для нас кольцо – это граммы, а для Хомы – килограммы золота. Нам кольцо – это колечко, а Хоме – почти что обруч.

Откуда он знал, что кольцо – золотое? Может, толком и не знал. Во всяком случае, пробу не смотрел. И на зуб не пробовал. Зато сразу догадался – ценное. Уж очень блестит!

Но очень тяжёлое. Как домой донести? Если на шею повесить, голову не поднимешь. Так и будешь носом в землю упираться до скончания века. При таком-то богатстве!

На лапках тоже не унесёшь.

На плечо его надеть? Перетягивает.

Решил – катить.

Лёгкое вроде бы дело. Катишь его домой, в нору. Золотые лучи от золотого кольца во все стороны брызжут!

«То-то все домашние удивятся, – предвкушал Хома, – когда я его домой доставлю!»

У Хомы тогда ещё много родни оставалось, пока всех разные хищники да злые мальчишки, не повывели.

Но до своей норы с таким кольцом быстро не доберёшься.

Вот если бы у Хомы какой-нибудь длинный крючок был, кати себе кольцо, как колесо, и посвистывай.

А так оно то катится, то падает.

Поднимать надо. И это понимать надо. Тому, кто такую тяжесть в такую даль не катил.

Всем хорошо золото. Один у него недостаток – тяжёлое. Если бы оно полегче было, ему бы цены не было.

А тут и другая напасть. Случайная Ворона вдруг сверху кинулась. Здоровенная Ворона на маленького хомячка!

Хорошо, что та Ворона всё-таки не на Хому, а на золото польстилась. Сцапала она блестящее колечко и стремглав унеслась прочь.

Нет бы самой поискать, а она рада – на готовенькое.

Небось, у неё в гнезде много чего хранится. Иные вороны, как и сороки, на всё сверкающее падкие. Так и падают с неба на любые блестящие побрякушки!

Ни жив ни мёртв прибежал Хома домой и давай рассказывать.

Тут только, кажется, и узнал, что именно золото нашёл.

Дядюшка, тот заявил:

– А что толку от богатства? Было б здоровье!

А тётушка мудро заметила:

– Ему бы теперь никакое здоровье не помогло, если бы при нём богатства не было!

И ведь верно. Если бы Хома без золота был, Ворона могла бы его самого схватить. Но она богатство предпочла.

Вот и суди теперь, что дороже: здоровье или богатство?..

Как Хома плавать учился

Очень просто. И не сам учился, а дядюшка учил. Когда Хома маленьким был.

Привёл он, дядюшка, Хому к обрыву над ручьём.

За шкирку его взял. Крепко, чтобы тот не вырвался. И говорит:

– Буду тебя плавать учить. Брошу сейчас с обрыва на самом глубоком месте. Если выплывешь – считай, научился.

– А если не выплыву? – Хома и тогда был любознательным.

– Значит, не научился, – дядюшка никогда не унывал.

– А как я об этом узнаю? – забеспокоился Хома.

– О чём?

– О том, что плавать не научился.

– Я тебе вдогонку об этом крикну, – пообещал дядюшка.

Ему можно было верить. Серьёзный был хомяк, хозяин своему слову.

– Вообще-то, – продолжал дядюшка, – надо было бы и братишку твоего захватить. Сразу вдвоём учились бы. Удобней.

– Понятно, – подмигнул ему Хома. – Если бы вдруг тонуть стали, друг за дружку ухватились бы и спаслись.

Да?

Дядюшка посмотрел на него странно.

– Ив кого ты, племянничек, такой дошлый?

– В тётушку, наверно.

– Вижу, что не в меня, рохлю, – вздохнул дядюшка. Рохлей его всегда тётушка называла.

– В тётушку я умом пошёл, зато в тебя – фигурой, – попытался подольститься к нему Хома. – Телосложением!

– А теловычитание бывает? – спросил Суслик, когда Хома ему об этом случае рассказывал.

– Бывает, – отмахнулся Хома, – когда тебя со дна ручья после ныряния выталкивает. Ты дальше слушай!

Вот как дальше было…

Тут дядюшка почему-то сердито и говорит Хоме:

– Ну, если уж ты в нашу тётушку умом, обязательно выплывешь.

И, размахнувшись, шарахнул его с обрыва в воду.

Хома сразу на дно камнем пошёл. У дядюшки во всём был размах широкий!

Идёт Хома по дну, а дна нету.

«Очень оно мне нужно», – подумал он.

А как только подумал, давай лапами двигать, вверх стремиться – к солнцу. Оно светлым пятном где-то вверху виднелось.

Выскочил из воды, как пробка. Если б обрыв невысоким был, с ног бы сбил дядюшку!

Забарахтался Хома неумело, и вдруг – поплыл, изумляясь. Ну, совершенно свободно! Правда, почему-то по-собачьи.

– Плаваешь? – крикнул дядюшка.

– Плаваю-плаваю, – засмеялся Хома. – Враз научился.

– Вот так-то, – улыбнулся в усы дядюшка. – Проверенный способ. Всех, и меня самого, так учили.

– А если б я утонул?

– Никто никогда не тонул. Кроме братана моего. Слишком глубоко вниз ушёл. А там его, вероятно, Щука проглотила.

После этих слов Хома так заработал лапами, что вскоре очутился на берегу.

Помнится, Хома спросил дядюшку:

– Почему я не по-человечески, не по-лягушачьи, а по-собачьи плаваю?

– Ты что, не слышал поговорку: плавает, как собака!

– Я слышал другую: плавает, как рыба, – несмело сказал Хома.

– Ха-ха-ха! Рыба – это под водой. А собака – по воде!

Дядюшка стоял во весь рост на обрыве и смеялся, довольный, что заставил Хому вовсю погрести лапами.

Таким Хома и запомнил его на всю жизнь. Высоким, усатым, красивым. С ярким солнцем над взъерошенной головой!

– Я тоже с ходу плавать научился, – похвалился Суслик, – хотя меня никто с обрыва не швырял.

– Эх ты! – снисходительно сказал Хома. – Запомни, мы все плавать умеем. От рождения.

– То-то я до сих пор поражаюсь, как это я сразу научился! – округлил глаза Суслик.

– И всё-таки, – строго заметил Хома, – встречаются и неспособные. Редко, но попадаются. Потому-то и надо всегда дядюшкин проверенный способ применять.

– А почему же дядюшка твой всё-таки утонул, если он такой знающий? – спросил Суслик. – Ты сам мне рассказывал: в прошлом году мальчишки вёдрами норы на лугу заливали, и он так и не выплыл.

– Он не утонул, – мрачно ответил Хома, – а, видать, сильно поперхнулся. Спал после обеда, вот и хлебнул спросонок лишнего. А то бы он вынырнул, непременно бы выплыл! Ведь норы-то заливали просто одной водой, без всяких там щук. Не так опасно – без щук!

– Ты что? – вздрогнул Суслик.

– Конечно. Где тебе на каждое ведро щук-то набрать?!

– А как же ты тогда спасся?

– Я тогда на ручье был, – вздохнул Хома. – Мне и без того воды хватало. Со пауками!

– Вот видишь! А разве ты не на берегу был?

– Если бы я в воде был, только бы меня и видели! – усмехнулся Хома. – Слышал, что с братаном моего дядюшки случилось?!

После этого разговора Суслик долго боялся в ручье купаться. Пока Хома не сказал, что недавно последнюю Щуку рыбаки выловили. Большущую!

– А может, то не последняя Щука была? – всё же сомневался Суслик.

– Последняя – рыболовы друг другу говорили. Рыболовы никогда не врут!

Поэтому Суслик теперь снова стал плавать безбоязненно. А Хома и подавно. Он не такой пугливый.

Как Хома Ежа запугал

В последнее время старина Еж вдруг озорничать стал.

Что только не придумывал! Подкатится сзади колобком то к Зайцу-толстуну, то к Суслику, а то и к самому Хоме – и кольнёт своими иголками.

Тебе больно, а ему забавно. Ты до небес подпрыгиваешь, а он доволен.

– Смотри у меня, – пригрозил ему Хома, – все иголки повыдергаю. Через одну! Или по одной!

– И редкоигольным станешь, – вторил ему Суслик. – Или вовсе лысым!

– Скорее вы все от меня облысеете, – куражился старина Ёж.

Даже Лиса его пристыдила, когда он её украдкой в хвост уколол:

– Пожилой, а такое вытворяешь! Ахнула бы я тебя по шеям, да лапу жалко!

А доктор Дятел заметил с берёзы:

– Ему бы китайской медициной заниматься, больных лечить иглоукалыванием, а он всех подколоть норовит. Нехорошо.

– Не суй свой длинный нос, куда не надо, – фыркнул Ёж. – Знахарь выискался. Китайский!

Ну что с ним, забиякой, делать?..

– Имеются, конечно, разные способы, – вслух рассуждал Хома как-то вечером, в гостях у Суслика.

Тот на животе лежал и внимательно слушал. Сесть он не мог. И без того вчера «случайно» на Ежа сел. Вероятно, тот долго за ним, Сусликом, следил, чтоб в удобный момент подкатиться.

– Способ первый – безболезненный, – перебирал Хома разные методы. – Скатить Ежа в ручей. Там он сразу развернётся и…

– Палкой его по носу! – мстительно вскричал Суслик, забылся и сел. Взвизгнул. И снова прилёг. – Или камень на шею, и концы в воду. И буль-буль!

Он даже ладошки довольно потёр. По привычке, передавшейся от Хомы.

– Я говорю о безболезненном способе! – вспылил Хома.

– Да он и пикнуть не успеет, – возразил Суслик. – А ещё можно ему водички поднести попить. С соком молочая. Пусть думает, что это молочко. С ходу заснёт. Навечно.

– Да ну тебя, – нахмурился Хома. – Я совсем другое хотел сказать. Надо загнать его в ручей и не выпускать обратно, пока он слово не даст – никого никогда не трогать!

– Плохо ты его знаешь. Он на другую сторону уплывёт.

– А на той стороне ты стоять будешь. И палкой…

– Ах, палкой!

Снова забывшись, сел вгорячах Суслик. Опять взвизгнул. И опять лёг.

– И палкой будешь его отталкивать, чтоб не вылез, – продолжил Хома.

– А ты?

– А я – на этой стороне, тоже с палкой.

– С палкой – это хорошо, – одобрил Суслик. – Какие ещё способы против таких ежей имеются? – с глубоким интересом спросил он, потому что Ёж его глубоко уколол.

– Второй способ, – поболезненней.

– Очень хорошо! – вновь одобрил Суслик, повернулся на животе и ретиво пополз к выходу.

– Ты куда?

– Ко второму способу.

– Да ты же ещё не знаешь, какой он!

– Знаю – поболезненней. Сам говорил!

– Ты сначала выслушай, – нетерпеливо сказал Хома. – Непоседа!

Суслик снова повернулся к нему.

– Намекаешь, что я сесть не могу?.. Всё время ползаю, у меня на животе уже мозоль. Твёрже твёрдой, – пожаловался он. – Пусть теперь в неё колет!

– Способ второй! – повысил голос Хома. – Вырыть яму, замаскировать её и…

Суслик вновь немедленно повернулся на животе к выходу.

– Можешь не продолжать. Знаю, знаю. Вырыть, замаскировать, заманить и землёй засыпать. Живьём!

– Ну, ты даёшь! – оторопел Хома.

– Это не я даю, а он всем поддаёт!

– Не понял ты. Дальше слушай. Заманить – это верно, а вот затем неделю ему есть не давать.

– Год! – выкрикнул Суслик. – Год не давать ему есть, пока не окочурится!

– Неделю, пока честного слова не даст, – наконец-то закончил Хома про второй способ.

– Не будем мелочными, – миролюбиво заметил Суслик. – Не давать ему есть, пока я не смогу сесть. Я нарочно целый год садиться не буду, – пригрозил он. – Я готов целый год у ямы стоять, пока он в яме лежать будет!

– Способ третий, – объявил Хома.

– Ах, ещё и третий? – обрадовался Суслик. – А я уж думал, что и двумя можно обойтись.

Опять сел. Опять взвизгнул. Опять прилёг.

– Способ третий – самый болезненный, – мрачно предупредил Хома.

– Чудесно! – захлопал в ладоши Суслик. – Это по мне!

– Почему – по тебе?

– Я сейчас – самый болезненный. Око за око! Зуб за зуб! – сверкнул глазами и скрежетнул зубами Суслик.

Хома на всякий случай отодвинулся.

– Чего молчишь? – вскричал Суслик. – Выкладывай, что у тебя там, на уме, самое болезненное!

Он схватил в углу длинную вязальную спицу, которую давно нашёл на лугу и не знал, к чему её приспособить. Наставил её на Хому, как пику, и потребовал:

– Говори!

Хома упёрся спиной в стену. Дальше отодвигаться было некуда.

– Говорю. Он нас подколет, мы – его. Вот этой спицей! Не сегодня, не сейчас, – предупредил он, – а в будущем. Если снова за своё примется.

– Замечательно! Он – нас, мы – его! – восхищался Суслик. – Я его насквозь проткну!

Тут он попытался расцеловать Хому на радостях. Чуть спицей друга не проткнул – прямо сейчас. Вместо Ежа – в будущем. Хома даже побледнел.

– Простите меня!.. – вдруг раздался чей-то жалобный голос.

Они обернулись. Из входа в нору торчала голова старины Ежа, испуганно помаргивая глазами-бусинками.

Он, оказывается, всё слышал. Он у выхода из норы загодя залёг, чтобы Суслик утречком спросонья на него невзначай налетел. Или йот Хома мог вскоре выйти и впотьмах наткнуться. Не станет же Хома здесь ночевать, когда своя нора рядом.

– Клянусь моими иголками, никого больше не трону, – плаксиво пообещал Ёж. – Кроме тех, кто на меня нападёт, в воду ли бросит, в яму заманит. Или спицей проткнёт! Насквозь, да? – угрюмо спросил он.

– Ещё глубже! – крикнул, опомнившись, Суслик.

– Моё слово твёрдое, как мои иголки, – с достоинством произнёс старина Ёж.

При слове «иголки» шерсть у Суслика разом встала дыбом и разом опала.

– Скучно мне на старости лет, – зафыркал Ёж. – А Лису можно трогать? – поинтересовался он.

– Лису можно, – мрачно разрешил Суслик.

– Значит, прощаете? – обрадовался старина Ёж.

Суслик с Хомой многозначительно переглянулись.

– Простить я тебя пока не могу, – сказал Суслик. – Пока у меня не зажило. А дальше…

– Посмотрим на его поведение, – прервал Хома.

– Тогда спасибочки. Извините, поклониться вам не могу. Тесно.

И Ёж исчез. Наверно, к Лисьей норе пошёл, чтобы приятно удивить её утречком, когда она проснётся и, зевая, выйдет. Тут уж не зевай!

Скучно ему, Ежу, на старости лет. Мало радостей в жизни осталось.

Как Хома на Сове летал

Суслик часто Хому до белого каления доводил. Своим, видите ли, высоким ростом.

Если бы Хома человеком был, он бы сразу нашёл достойный ответ. Хотя бы о малорослом Наполеоне вспомнил.

Но поскольку Хома в люди не вышел, он однажды и в своём животном мире высокий пример нашёл:

– Воробей сильнее Медведя. В сто раз, а может, и в сто один! Он сам себя в воздух поднимает!

Суслик нахмурился. Молчит, лоб морщит.

Он всегда хмурился, когда начинал думать. Потому что думать не любил. Тяжкая работа. На это у него соображения хватало.

– Я видел, – наконец сообщил он, – как один воробей кусок булки в клюве нёс – больше его самого!

– Вот. А воробей – маленькая птичка. Не журавль и не цапля!

– Но зато высоким, как я, быть приятно! – опять принялся за своё Суслик.

– А какой мне прок от тебя такого? – разошёлся Хома. – Был бы ты лошадью, я бы на тебе ездил. Был бы ты Совой, я бы на тебе летал!

– Если б я был Совой, – возмутился Суслик, – я бы тобой закусывал! А насчёт лошади… Ты и так меня заездил. Кто за тебя каждый день зарядку делает? Кто?

– Единственная от тебя польза, – нехотя признал Хома.

– Выискался, летать на мне вздумал, – продолжал ворчать Суслик, – как на Сове.

– Слышь, а я однажды во сне на огромной Сове летал, – похвастался Хома. – В ночном просторе!

– Ты? Ночью? На Сове? – расхохотался Суслик.

– Не на тебе же. Ты даже и без меня шага не пролетишь. Куда тебе!

– Пролечу! – разъярился лучший друг. – И не во сне, а наяву!

– Докажи!

– Докажи, расскажи, покажи… Вот Хома неверующий! А ну, пошли со мной.

Привёл Суслик Хому на обрыв над ручьём.

– Ну-ну, – усмехнулся Хома. – Повыше место выбираешь? Ты бы ещё на берёзу залез!

– Смеётся тот, кто смеётся последним, – стиснул зубы Суслик. – Гляди!

Разогнался, оттолкнулся он от края обрыва, взмыл ласточкой над ручьём – и бултых в воду. Хому даже брызгами окатило!

Вынырнул Суслик и вопит:

– Видел, как я летел? Куда больше твоего шага!

Хома очумело почесал затылок.

– Мы так не договаривались… Ты вниз летел, а не вверх!

– Как птица! И вверх, и вниз, – упорствовал Суслик. – В свободном полёте. На дневном просторе!

Хома потерянно молчал.

– Я даже с тобой на плечах могу с обрыва полететь, – уверенно заявил Суслик, подплывая к берегу. – Хочешь, попробуем?

Он быстро вскарабкался на обрыв, схватил Хому и стал, пыхтя, взваливать его себе на спину.

– Отпусти! – брыкался Хома. – С ума сошёл?

– Нет, признавайся, умею я летать или нет?

– Умеешь! – взмолился Хома. – Умеешь!

– Веришь теперь?

– Верю, верю!

– Убедился?

– Убедился! – отчаянно вырывался Хома. – Твоя взяла!

– В следующий раз, – неохотно отпустил его Суслик, – сначала подумай, а потом сомневайся.

Хорошо, что дело днём было. Не ночью.

Если бы Хому не Суслик схватил, а та же Сова, полетел бы Хома не на Сове, а под Совой. В когтях. И не во сне, а наяву!

Как Хома и Суслик с петухами вставали

Кто с петухами встаёт, к тому счастье придёт. Где и от кого услыхал Хома эту пословицу – неизвестно.

Может, она и не совсем точно такая, но смысл её точно такой. Мол, кто вместе с петухами на рассвете встаёт, тому – непременно удача во всём.

«Интересно… – подумал Хома. – Встать-то можно. В любой момент. Хоть с Сусликом. Да вот только где петухов взять?!»

Вообще-то рано поутру или вечером, если вслушаться, петухов слышно. Слабо, но доносится петушиное пение из деревеньки за гороховым полем.

«Ку-ку-в-ре-ку!» – Так именно не только Хоме, но и Суслику слышалось.

Из деревеньки заодно доносились и суматошные куриные голоса.

– Это куры: «Куда, куда?» – кудахчут, – определил как-то Суслик, – а петухи их «в реку» посылают.

– Зачем? – изумился Хома.

– Надоели они им – вот зачем. Если я тебе целыми днями над ухом буду орать: «Куда-куда-куда?», куда ты меня направишь?

– Куда подальше!

– То-то. А река, сам знаешь, далеко!

– Так… – подмигнул довольный Хома. – Петухов мы нашли.

– Опять, наверно, что-то задумал, – заподозрил Суслик.

– Надо бы одну мыслишку проверить, – уклончиво заметил Хома.

– Давай вдвоём проверять. Вдвоём-то мы с одной мыслью живо сладим!

Почему бы и нет? И Хома поделился с лучшим другом своей задумкой о той заманчивой пословице. Мол, вместе с петухами встанем, нам во всём удача будет!

Суслик враз оживился:

– А ещё и другая пословица бродит: не откладывай на потом то, что можно сделать затем. То есть, – смешался он, – не откладывай… не откладывай…

– Кстати, это куры яйца откладывают, – подсказал Хома.

– При чём тут куры? Ага, вспомнил! Не откладывай на завтра то, что можно съесть сегодня. И наоборот!

– Да разве я тебя, бестолкового, есть приглашаю? – возмутился Хома.

– А как же! Если мы сейчас, с вечера, успеем в курятник попасть, то и встанем с петухами как раз к утренней кормёжке. Знаешь, чем кур кормят? Пшеном! Тут-то нам счастье и улыбнётся!

– По-твоему, счастье в том, чтобы наесться до отвала?

– Ага. Чем больше съедим, тем больше счастье! Кто раньше кур встаёт? Конечно же, петухи. А кто вместе с ними встанет, если мы будем начеку? Мы встанем. Пока куры проснутся, мы уже успеем налопаться – и дёру. Каково! Умён ты, Хома. Нет, это не мыслишка у тебя появилась, а Мысль. Ты, Хома, не обижайся, – Мыслитель.

– Думаешь? – невольно приосанился Хома. Для пущей убедительности даже палец ко лбу приложил. К своему, понятно.

– А чего мне думать! За меня ты думаешь, – почтительно сказал Суслик. – Где уж мне такое надумать, чтобы вместе с петухами вставать! Мы теперь всегда с ними вставать будем, и каждый день будем счастливы!

– Тогда – вперёд, – сказал Хома, – пока не стемнело.

– Знаешь, я лучше сзади пойду.

– Почему? – сразу забеспокоился Хома.

– Честно?

– Честно!

– Переднему всегда больше достаётся, – честно сказал Суслик.

– Вот мне и достанется больше пшена, если я первым пойду, – пытался подзадорить его Хома.

– Ну-у, – протянул Суслик. – До утренней кормёжки ещё далеко. Ты первым иди. Ты меньше, незаметней.

– От кого – незаметней? – встревожился догадливый Хома

– Мало ли от кого… Вдруг там Сторож с Собакой курятник охраняют? – поёжился Суслик.

Заметим, однако, что говорить-то они говорили, спорить-то спорили, но и шли себе помаленьку. Причём Хома шагал впереди, чего Суслику только и надо было.

– От кого охраняют? – выпытывал Хома. – От нас? – хмыкнул он.

– Кому мы нужны! От Лисы, конечно. Она в курах души не чает.

– Значит, мы не только на Сторожа и Собаку, но и на Лису можем нарваться? – затоптался на месте Хома.

– Не бойся. Сторожу не до нас будет. Ну, а Лиса… Станет ли она сочную курицу на какого-то облезлого хомяка менять, да и Собака вряд ли нас на Лису променяет!

– А к облезлому Суслику как Лиса отнесётся? – засопел Хома.

– Тоже кое-как. Глянь на меня, сплошной оглоед – кожа да кости.

– Ну, если так… – двинулся опять вперёд Хома. – Одного не пойму, откуда ты столько про деревенскую жизнь знаешь?

– А кто тебя в амбар с горохом когда-то водил? Помнишь?.. Мне воробьи обо всём рассказывают, потому что я безобидный, – словоохотливо пояснил Суслик. – А воробьи, они вечно в деревне вертятся. Они зимой в жаркие страны не улетают, вот и подлизываются к людям, чтобы и в холода им хоть что-то от них перепало. Ты меня понял?

– Понял. Не тарахти!

Так за разговором они незаметно и добрались до курятника на краю деревни. Из него доносилось разноголосое куриное: «Ко-ко… Ко-ко…»

– Яйца считают, – определил Суслик.

– Почему так считаешь?

– На курином языке яйцо – это «коко». Отсюда, наверно, и словечко «кокнуть» взялось.

– Тоже от воробьёв слышал? – усмехнулся Хома.

– Не от Хорька же!

– А он что, тоже на кур охотится?

– Большой охотник. От одного его вида куры вмиг летать научаются!

– Выходит, мало нам Сторожа, Собаки, Лисы, ещё и на Хорька наткнуться можем?

– Кто не рискует, тот рисует, – туманно ответил Суслик.

– Что рисует? – не понял Хома.

– Ну, не сам живёт, а рисует тех, кто вокруг живёт. – сбивчиво объяснил Суслик.

– Опять, небось, скажешь, от воробьёв слыхал?

– От них, – доверчиво ответил Суслик. – Они про всё знают. И про художников, которые деревню рисуют. Те им, воробьям, всегда крошки бросают. Вкусные, – и облизнулся.

– Тсс, обжора… За мной! – скомандовал Хома.

Они украдкой обогнули курятник с задней стороны. И замерли.

Сторож здесь и правда был. И Собака тоже.

Прислонясь к дверному косяку, сидел и спал бородатый Дед. Со страшным двуствольным ружьём под мышкой! А Собака почивала в конуре. И, видать, большая Собака, судя по конуре. Было слышно, как она дышит во сне. Очень уж мощно!

– Не дрожи, – прошипел Суслику Хома. – Не знаешь, что ли, что дрожь передаётся?

– Кому? – прошептал в ответ Суслик.

– Другому…

Суслик резко обернулся:

– Тут никого, кроме нас, нету.

– Нам и передаётся, дурень. От тебя ко мне.

– А от тебя?

– К тебе.

Так они стояли и передавали дрожь друг другу, пока совсем не стемнело. Куры за стеной наконец угомонились и притихли. А Сторож громко захрапел.

– Ночные сторожа всегда храпят, – не преминул заметить Суслик.

Друзья на цыпочках подошли ко входу в курятник и прошмыгнули в щель под дверью.

Внутри сарая было слышно, как куры, сонно квохча, поудобней устраиваются на насестах.

– А петухи-то здесь есть? – беспокойно прошептал Хома.

– Да вон целых два!

В оконце падал тревожный свет от одинокой луны. Он выхватывал на дощатой стене две тени от птичьих голов с гребнями. Как с коронами. Куриные короли!

– А разве петухи между собой уживаются? – тихонько спросил Хома знатока сельской жизни Суслика.

– Раз вместе сидят, значит, могут. Наверно, порода особая. Очень заграничная.

Друзья забрались на кучу сена в углу, затаились и вскоре слегка задремали.

«Здорово всё получилось, – сонливо размышлял Хома. – Утром встанем вместе с петухами и…»

И заснул. Но спал он чутко. Боялся позже петухов встать.

Неожиданно он встрепенулся. В дальнем углу послышался странный шорох, будто земля осыпалась, а затем там зажглись два хищных глаза. Словно угольки.

– Кто это там?.. – тихонько толкнул Хома друга в бок.

– Хорёк, – привычно задрожал проснувшийся Суслик.

– Как он сюда пролез? – прошептал Хома. – Он же не маленький!

– Наверно, лаз прокопал, проныра.

Затем из другого дальнего угла донёсся такой же шорox. Под петушиными тенями по стене проплыла длинная хвостатая тень Лисы.

Ещё сильней задрожал Суслик, передавая свою неимоверную дрожь соседу Хоме. Известному храбрецу.

– Если ты так дрожать будешь, – предупредил его шепотком Хома, – сарай обвалится. Они же, сам знаешь, не за нами явились.

– Всё равно с-страшно. Чую, сейчас такое будет!..

Между тем петухи привычно заголосили, предвещая рассвет. Суслик с Хомой тут же вскочили. Теперь только на удачу и рассчитывай.

И вдруг надрывно, с истошными воплями, закудахтали куры! По стенам сарая заметались хищные тени Хорька и Лисы! Замельтешили растрёпанные тени петухов! Полетели пух и перья!

Ну и кутерьма!

С треском распахнулась дверь, прибив о стену парочку суматошных кур. Ворвались бородатый Сторож с ружьём и яростная Собака. Громоподобно грянул огненный выстрел: б-бах! Другой: б-бах! И ещё двух кур как не бывало.

Всё закружилось, завертелось в бешеном хороводе – Лиса, Хорёк, Сторож, Собака, петухи, куры и Хома с Сусликом. Так и сыпались отовсюду на них оплеухи крыльями!

Все орали, визжали, рычали, лаяли, тявкали, сопели, кашляли, кудахтали и кукарекали!..

Не помнят Хома и Суслик, как внезапно оказались далеко от деревни.

Помнят лишь, что, спасаясь бегством, невольно вцепились в длинный Лисий хвост, продрались вместе с ним через узкий лаз – и ищи ветра в поле!

Где и как отцепились они от спасительного хвоста – неизвестно. Только больно ныли бока, отшибленные по пути.

– Да-a, помотало нас, горемык, – охал Суслик.

– По-моему, Лиса нами дорогу заметала, – простонал Хома.

– Вот что значит с петухами вставать! А ещё говорят, к удаче, к счастью!

– Верно говорят, – неожиданно обрадовался Хома. – Разве это не наше счастье? Так удачно выпутались из такой передряги! От Сторожа, от Собаки, от Хорька, от свирепых петухов и, наконец, от Лисы спаслись! Да если бы мы с петухами не встали, не видать бы нам удачи!

– Точно. Всё сходится, – поразился Суслик.

И они, прихрамывая, двинулись домой.

– А как мы Лисе на хвост сели! – вдруг захихикал Суслик.

Всё-таки в пословицах – большой смысл. Недаром они передаются от одного к другому. И не как дрожь, а как общая мудрость.

А вот что с Хорьком случилось, никто не знает. Та пословица к нему не подходит. Ведь он задолго до петухов встал. А может, и вовсе не ложился. Дело тёмное. Страшное.

Кур воровать – это тебе не с петухами вставать!