Текст книги "«Найтингейл»"

Автор книги: Аластер Рейнольдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Говори потише, – предостерег Норберт.

– Я в скафандре, придурок.

– Снаружи есть давление. Звук передается. От воздуха к стеклу, от стекла к воздуху.

– У вас пять минут, Ингрид, – решительно заявил Мартинес. – Если к этому времени вы не найдете то, что ищете, открывайте дверь. И Норберт прав: старайтесь поменьше шуметь.

– Ладно, не надо на меня давить, – проворчала Соллис. Через три минуты она отключила свои приборы и с довольным видом обернулась. – Просто запасной шлюз, на случай, если эта часть корабля разгерметизируется. Они, должно быть, решили устроить его после того, как были выполнены основные чертежи.

– Есть опасность, что, войдя, мы поднимем тревогу на «Найтингейл»? – спросила я.

– Никогда нельзя дать стопроцентную гарантию, но надеюсь, что нам повезет.

– Открывайте дверь, – распорядился Мартинес. – Всем закрепиться на случай вакуума или малого давления на той стороне.

Мы последовали его инструкциям, но, когда дверь отворилась, воздух за ней оказался такой, как прежде. Впереди, в волнах нашего освещения, виднелся короткий коридор, заканчивающийся точно такой же дверью. На этот раз помещение имело достаточные размеры, чтобы мы могли сгрудиться в нем, пока Соллис занималась механизмами второго шлюза. Какая-то соединительная система требовала закрыть первую дверь, прежде чем открыть вторую, но это не представляло трудностей. Теперь, когда Соллис знала, что ищет, она работала намного быстрее: ее квалификация и интуиция были на высоте. Я не сомневалась, что, если бы мы выбирались с корабля, она бы выполнила работу еще быстрее.

– Так, народ, мы готовы войти. Приборы говорят, что на той стороне так же холодно, так что застегните костюмчики.

Я услышала щелчок. Кто-то – возможно, Николаси, возможно, Норберт – снял оружие с предохранителя. Как будто кто-то кашлянул в полной тишине театрального зала. У меня не было выбора, кроме как взять ружье на изготовку.

– Открывай, – тихо сказал Мартинес.

Дверь бесшумно отворилась. Огни наших ламп вонзились в темную пустоту за ней, явив взору более глубокое и широкое пространство, чем я ожидала увидеть. Соллис наклонилась внутрь дверного проема, лампа ее шлема, отражаясь от поверхностей зала, стремительно выхватывала отдельные детали. Я увидела мгновенный отблеск стеклянных предметов, тянувшихся в бесконечность, потом он пропал.

– Докладывай, Ингрид, – велел Мартинес.

– Думаю, мы можем войти. Мы вышли почти к стене, или к полу, или к чему-то еще. Петли, поручни. Похоже, они идут по всему помещению, возможно до противоположной стороны.

– Стой, где стоишь, – велел Николаси, находившийся прямо передо мной. – Я снова пойду первым.

Соллис посмотрела назад и с трудом сглотнула:

– Все в порядке. На этот раз я сама справлюсь. Хочешь прикарманить все самое интересное, правда?

Николаси поморщился. Не думаю, чтобы он обладал чувством юмора.

– Можешь воспользоваться моим оружием, если хочешь.

– Я и так крутая, – после некоторого промедления ответила Соллис.

Я не осуждала ее: одно дело возглавлять группу в узком коридоре и совсем другое – при прогулке по огромному темному помещению. В коридоре ничто не могло внезапно выскочить и схватить тебя.

Соллис с опаской шагнула в проем.

– Медленно и осторожно, Ингрид, – сказал позади меня Мартинес. – У нас есть время.

– Мы прямо за тобой, – добавила я, чувствуя, что она нуждается в моральной поддержке.

– Я в порядке, Диксия. Нет проблем. Просто не хочется потерять опору и улететь хрен знает куда…

Ее движения стали размеренными, она осторожно перемещалась по залу, преодолевая зараз расстояние от одной петли до другой. Николаси шел следом, я держалась прямо за ним. Если не считать производимых нами звуков и гудения систем скафандров, на корабле было тихо как в могиле. Но тьма была неабсолютной.

Теперь, когда мы вошли внутрь зала, перед нами тусклыми пятнами в неверном освещении стали открываться его тайны, тянущиеся вдаль во мрак на неопределенное расстояние. Здесь имелось свое освещение, просто слишком слабое, чтобы заметить его, пока не окажешься внутри.

– Что-то шевелится, – сообщила Соллис.

– Мы знали, – успокаивающе напомнил Мартинес, – мы всегда знали, что корабль спит, а не умер.

Я повернула шлем и постаралась еще раз найти взглядом стеклянные предметы, мерцание которых видела раньше. На другой стороне прохода с поручнями простирались многочисленные ряды с сотнями прозрачных контейнеров. Каждый контейнер был размером с цилиндрическую бутыль из-под масла, скругленную поверху, и опирался на серо-стального цвета подставку, оборудованную гнездами для подключения контролирующих и считывающих датчиков и устройств ввода данных. Контейнеры стояли в три ряда по высоте, при этом второй и третий ряды размещались над первым на каркасных стеллажах. Большинство подставок были отключены, но примерно одна из десяти мерцала огоньками считывающих датчиков.

– О господи! – выдохнула Соллис, и я поняла, что она тоже это видит.

Цилиндры содержали человеческие органы, плавающие в зеленоватом химическом растворе и подключенные к линиям питания и электрическим проводам. Я не сильна в анатомии, но я узнала сердца, легкие, почки, змеевидные спирали кишок. И предметы совершенно нераспознаваемые: штуки вроде глазных яблок, дюжинами растущие в отдельных чанах и качающиеся на длинных стержнях оптических нервов, подобно каким-то диковинным видам зрячих морских анемонов; нечто напоминающее кисти рук или целые конечности; гениталии, кожа или мускульные маски безглазых лиц… Каждая часть тела встречалась неоднократно и имела различные размеры, выстроенные по ранжиру от детских до взрослых, мужских и женских, и, несмотря на зеленую мутноватую жидкость, в которой она содержалась, можно было различить вариации в цвете кожи и пигментации.

– Спокойно, Ингрид, – сказала я, но эти слова скорее предназначались мне самой, чем Соллис. – Мы же знали, что это космический госпиталь. Это был просто вопрос времени – как быстро мы наткнемся на что-то подобное.

– Эта дрянь… – Николаси понизил голос. – Откуда она взялась?

– Два основных источника, – ответил Мартинес слишком спокойным голосом, и это мне не понравилось. – Не всех, кто попадал на борт «Найтингейл», удавалось вылечить, – очевидно, этот корабль был не более способен творить чудеса, чем остальные орбитальные госпитали. Везде существовала практика, что умерший жертвует свои части тела для дальнейшего использования. Полезно, конечно, но такие ресурсы никогда не восполняли основные нужды хирургов «Найтингейл». По этой причине на корабле имелось оборудование, производящее собственные запасы органов на основе широко известных принципов использования стволовых клеток. Производство органов шло все время, поддерживая наполнение этой коллекции.

– Она не выглядит полной, – заметила я.

– Мы больше не воюем. Корабль впал в спячку. У него нет необходимости сохранять объем запасов в прежнем состоянии.

– Тогда почему он вообще их сохраняет? Почему некоторые цилиндры поддерживают органы в состоянии жизнедеятельности?

– Не из экономии, я полагаю, и не из прихоти. Стратегический резерв на случай, если корабль вновь призовут в строй.

– Вы думаете, он просто дожидается, когда его реактивируют?

– Он просто машина, Диксия. Машина в режиме ожидания. Не стоит нервничать.

– Никто не нервничает, – сказала я, но вышло фальшиво. Прозвучало так, будто я из тех, кого можно запросто испугать.

– Давайте двигаться на другую сторону, – предложил Николаси.

– Мы прошли примерно полпути, – сообщила Соллис. – Я вижу южную стену вроде бы. Похоже, там нас дожидается еще одна дверь.

Мы продолжили путь быстро и в полном молчании. Окруженная упрятанными в стеклянные ящики частями тела, я не могла думать ни о чем, кроме как о людях, которым они когда-то принадлежали. Если часть этого была бы моим телом, думаю, я являлась бы на «Найтингейл» в качестве привидения, источая злобную ярость.

«Эти мысли не к добру», – пронеслось у меня в голове, когда прозрачные контейнеры пришли в движение.

Все мы замерли, ухватившись за ближайшие петли. Ряд, отстоящий на два или три штабеля от прохода с поручнями, плавно заскользил по направлению к дальней стене зала. Контейнеры перемещались строго упорядоченно, в унисон. Когда мое сердце вновь начало биться, я сообразила, что весь ряд, должно быть, прикреплен к какой-нибудь конвейерной системе, упрятанной в каркасе, который его поддерживал.

– Никому не двигаться, – велел Николаси.

– Это не к добру, – повторяла и Соллис. – Это не к добру. Проклятый корабль не должен знать…

– Тише! – прошипел Мартинес. – Позвольте мне пройти. Я хочу видеть, куда направляются контейнеры.

– Осторожно, – предостерег Николаси.

Не обращая на него внимания, Мартинес выбрался вперед и возглавил экспедицию. Мы быстро последовали за ним, понимая, что лучше не шуметь и передвигаться по проходу плавно. Контейнеры продолжали мягко и бесшумно скользить в воздухе, пока не достигли дальней стены. Затем конвейер повернул на девяносто градусов, унося от нас прозрачные емкости в закрытый огороженный блок, напоминающий сканирующее устройство. Большинство стекляшек были пусты, но мы наблюдали за теми, в которых содержалось нечто, активные единицы также скользнули в блок. Все происходило стремительно, но мне показалось, что я увидела плечо и руку, торчащие из подставки жизнеобеспечения.

Конвейер остановился. Наступило полное молчание, затем сменившееся серией механических щелчков и жужжанием. Никто из нас не мог видеть, что творилось внутри блока, но зрение нам и не понадобилось. Суть происходящего была очевидна.

Конвейер вновь пришел в движение, но на этот раз в обратном направлении. Емкости, которые въехали в блок, теперь были пусты. Я пересчитала контейнеры, чтобы удостовериться, не ошибаюсь ли я, но сомнений не было. Предплечье и руку вынули из контейнера. Как я полагала, переместили куда-то в другое место.

Прозрачные емкости поехали назад, вернулись на свои прежние позиции и замерли. За исключением исчезнувшей конечности, весь зал выглядел точно так же, как в тот момент, когда мы в него вошли.

– Мне это не нравится, – призналась Соллис. – Корабль должен быть мертвым.

– Спящим, – поправил Мартинес.

– Вы не думаете, что эта чертовщина, которая здесь творится, имеет отношение к нашему появлению на борту? Не думаете, что Джекс получил сигнал проснуться?

– Если бы Джекс осознал наше присутствие, мы узнали бы об этом сразу же.

– Не понимаю, почему вы так спокойны.

– Вся суть происходящего в том, Ингрид, что «Найтингейл» исполняет свои тривиальные повседневные обязанности. Мы уже поняли, что она сохраняет некоторые органы в годном для пересадки состоянии и это просто один из банков тканей. Едва ли нас должно удивлять то, что корабль периодически решает переместить некую часть запасов из точки А в точку Б.

Соллис издала короткий шипящий возглас, выражавший раздражение, – я могла бы поклясться, что она не купилась на его объяснение, – и подплыла поближе к двери.

– Очень много дерьма здесь происходит, я выхожу из игры, – заявила она.

– На твоем месте я бы дважды подумал, – отозвался Мартинес. – Мы чертовски далеко от дома.

Я догнала Соллис и дотронулась до ее плеча:

– Мне тоже все это не нравится, Ингрид. Но он прав. Джекс не знает, что мы здесь. Если бы знал, я думаю, он сделал бы что-нибудь покруче перемещения нескольких контейнеров.

– Надеюсь, что ты права, Скэрроу.

– Я тоже надеюсь, – прошептала я.

Мы продолжили движение вдоль оси корабля, следуя коридором, очень похожим на тот, по которому мы шли, прежде чем попали в банк органов. Он то отклонялся в сторону, то вилял вверх и вниз, но потом вновь выпрямился. В соответствии с показаниями инерционного компаса мы направлялись к местонахождению Джекса или, по крайней мере, в ту часть корабля, где могли обнаружить его с наибольшей вероятностью, живым или мертвым.

– То, о чем мы говорили раньше… – сказала Соллис – Я имею в виду – намного раньше; что корабль не разрушили в конце войны.

– Я думаю, что четко сформулировал суть, Ингрид. Прислушиваясь к мифам, мы не предадим искомого человека в руки правосудия…

– Мы видим здесь примерно миллион тонн уцелевшего и пригодного к использованию космического железа. Для кого-нибудь он должен представлять какую-то ценность? Почему никто не прибрал его к рукам после войны?

– Потому что произошло что-то очень нехорошее, – вставил Николаси. – Возможно, в истории об отряде, поднявшемся на борт и не покинувшем его, есть некая доля правды.

– О, ради бога! – вздохнул Мартинес.

– Ну и с кем они дрались? – поинтересовалась я. – Кто именно остановил тех, кто поднялся на «Найтингейл»?

Мне ответил Николаси:

– Основной персонал – агенты безопасности консорциума, который финансировал создание этой штуки. Может быть, даже защитные системы самого корабля. Если он решил, что подвергся атаке…

– Если здесь была перестрелка, – не отступала я, – то где следы повреждений?

– Мне наплевать на следы, – вмешалась Соллис. – Я хочу знать, что произошло со всеми телами?

Мы подошли к еще одной заблокированной двойной двери воздушного шлюза. Соллис немедленно приступила к работе. Но если можно было ожидать, что теперь она справится быстрее, поскольку до этого уже открыла несколько дверей, то тут я ошиблась. Она подключила приборы и считала показания, бормоча себе под нос достаточно громко, чтобы слова можно было разобрать по голосовой связи. Лицо «Найтингейл» смотрело на нас неодобрительно, наблюдая за происходящим со стороны, словно портрет давно исчезнувшего предка.

– Эта дверь может быть похитрее, – сказала Соллис. – Я поймала канал передачи данных, идущих от рамы.

– Значит ли это, что мы влезли в ее нервную систему? – спросил Николаси.

– Не могу это исключить.

Николаси провел ладонью вдоль гладкого черного ствола своего плазменного оружия.

– Мы можем вернуться по своим следам и поискать другой маршрут.

– Мы не вернемся, – покачал головой Мартинес. – Не сейчас. Открывай дверь, Ингрид. Мы рискнем и пойдем с максимальной скоростью.

– Вы уверены? – Соллис зажала в пальцах пучок проводов. – Когда я их подключу, обратной дороги не будет.

– Давай.

Она подсоединила провода. В то же мгновение по лицу «Найтингейл» прокатилась рябь и маска пробудилась к жизни. Дверь заговорила с нами. Тембр был резкий, металлический, но явно принадлежащий властной женщине.

– Это Голос «Найтингейл». Вы пытаетесь проникнуть в секретную зону. Обратитесь в центральную администрацию для получения надлежащего допуска.

– Черт! – сквозь зубы выругалась Соллис.

– Ты этого не ожидала? – спросила я.

– Я не ожидала активации изображения. Возможно, чувствительность машины не столь низка, как я думала.

– Ты можешь взломать дверь? – спросил Николаси.

– Да… думаю, могу. – Соллис нащупала другую линию, что-то там немного подрегулировала, и дверь плавно отворилась. – Вуаля.

Лицо на экране замолчало и вновь застыло, превратившись в безжизненную маску, но теперь я физически ощущала, что за нами наблюдают. Казалось, глаза женщины направлены одновременно во все стороны.

– Думаешь, Джекс знает, что мы здесь? – спросила я, когда Соллис протискивалась в тамбур между двумя дверями.

– Не знаю. Может, я вовремя открыла дверь, прежде чем она успела послать сигнал тревоги.

– Но ты не уверена.

– Нет.

Соллис приступила ко второй двери, стараясь работать быстро, но с исключительной осторожностью. Я проверила оружие, висящее на поясе скафандра, и удостоверилась, что оно хорошо закреплено. Остальные рядом со мной проделали аналогичный подготовительный ритуал.

Понемногу до меня дошло, что Соллис возится дольше, чем ожидалось. Она оглянулась, ее оборудование все еще торчало из открытой сервисной панели.

– Что-то пошло не так, – сказала она, с трудом сглотнув. – Эти скафандры, которые вы на нас напялили, Томас, – они действительно хороши?

– Полномасштабная боевая защита. Почему вы спрашиваете?

– Потому что дверь утверждает, что корабль впереди затоплен. Похоже, нам придется через что-то проплыть.

– Я понял, – кивнул Мартинес.

– О нет! – Я затрясла головой. – Это невозможно! Мы не можем оказаться под водой.

– Не уверена, что это вода, Диксия. – Соллис сунула мне под нос считывающее устройство, словно я могла разобраться в этих цифрах и символах. – На самом деле это нечто теплое и влажное.

Мартинес внутри скафандра пожал плечами:

– Могла произойти утечка содержимого контейнеров – и часть корабля залита. Тут не о чем беспокоиться. Наши костюмы легко справятся и обеспечат нашу безопасность.

Я в упор посмотрела в лицевой щиток его скафандра, встретившись с ним глазами и зная, что он не может отвести взгляд.

– Вы в этом уверены? Эти костюмчики не окостенеют на нас вскоре после того, как мы намокнем?

– Скафандры будут работать. И я в этом настолько уверен, что пойду первым. Когда вы услышите, что я на другой стороне и в безопасности, следуйте за мной.

– Мне это не нравится. Что, если приборы Ингрид не будут работать под водой?

– У нас нет иного выбора, кроме как двигаться вперед, – заявил Мартинес. – Если эта секция корабля затоплена, мы пройдем через нее, не отклоняясь от выбранного маршрута. Это единственный путь.

– Что ж, давайте, – вздохнула я. – Если эти скафандры предназначены для боевых действий, то я уверена, что они вытащат нас и из соседнего помещения.

– Меня беспокоят не скафандры, – сказал Николаси, вновь озабоченно проверив свою базуку. – Никто не упоминал… о погружении… когда мы выбирали оружие.

Я надежно укрыла в ладонях небольшой примитивный пистолет:

– Я поменяюсь с тобой, когда мы переберемся на ту сторону. Николаси промолчал. Не думаю, что он оценил юмор ситуации. Две минуты спустя мы попали внутрь, в беспросветный мрак заполненного жидкостью помещения. Жидкостью, похожей на воду, но едва ли поддающейся описанию. Когда ты носишь скафандр, всегда ощущаются инерция и замедленность движений, даже если ты находишься в воздушной среде. Мои датчики биологической опасности ничего не регистрировали, но из этого не следовало, что жидкость полностью безвредна. Ведь датчики настроены на сильнодействующие ядовитые вещества, применявшиеся во время боевых действий, и не рассчитаны на распознавание всех опасных химикатов, которые существуют на свете. В моем шлеме зажужжал голос Мартинеса:

– Здесь нет опор или направляющих. Мы просто должны плыть прямо по курсу, сверяясь с инерционным компасом. Если мы останемся в поле, зрения друг друга, обойдется без осложнений.

– Давайте с этим поторопимся, – поддержал его голос Николаси.

Мы пустились в плавание, изо всех сил стараясь не отстать от Николаси, который возглавил команду. Он продвигался вперед энергичными толчками, его оружие свободно болталось на ремне. Сопротивление среды в скафандрах и так преодолевалось медленно и трудно, а мы еще тащили на себе оружие. Каждый шаг вперед и взмах руками давался с великим трудом, каждое движение корпусом требовало усилий, к тому же мы практически ничего не видели перед собой. Лампы шлемов могли разогнать мрак не более чем на десять-двадцать метров во всех направлениях, и дверь, через которую мы прошли, быстро затерялась во тьме. Я почувствовала подступающую панику и страх: если компасы выйдут из строя, мы никогда не найдем выход отсюда.

Однако компасы не подвели, а Николаси решительно сохранял темп.

Через две минутя плавания он крикнул:

– Я вижу стену! Она прямо перед нами.

Пару секунд спустя я увидела ее своими глазами, парящую в розовом сумраке. Испытанное мною чувство облегчения слегка подпортил ее внешний вид. Стена оказалась невыразительной, бледной плоскостью, утопавшей во мраке по краям, где кончалось освещение.

– Здесь нет двери.

– Возможно, мы немного отклонились от курса, – предположил Николаси.

– Судя по компасу – нет.

– Тогда, возможно, двери смещены в сторону. Это не важно, мы найдем их, простучав стены, и вырежем под углом к месту высадки.

– Если здесь есть дверь.

– Если ее здесь нет, мы проложим себе путь с помощью оружия.

– Я рада, что вы всё так хорошо продумали, – вздохнула я, поняв, что Николаси говорит серьезно.

Стена приближалась. Чем меньше метров до нее оставалось, чем яснее она высвечивалась огнями наших ламп, тем больше я осознавала: в ней было что-то неправильное. Совсем пустая стена, лишенная стоек или панелей, отверстий или элементов корабельного оборудования, – но не просто сделанная из цельного куска плоскость, как можно было ожидать от массивной переборки космического корабля, изготовленной промышленным способом. Непонятная структура материала, качеством напоминающая волокнистую поверхность дешевой бумаги. Вдоль стены тянулись слабо различимые линии, чуть более темные, чем остальная поверхность, но не складывающиеся ни в какой определенный геометрический узор. Они закручивались, разветвлялись и соединялись вместе из совсем нечетких второстепенных линий, утончаясь на концах, как прожилки на листе дерева.

С внезапным тошнотворным озарением я поняла, что представляла собой эта стена. Когда ладони Николаси прикоснулись к поверхности, она спружинила, как батут, концентрируясь в точке воздействия, и затем отбросила его назад. Николаси отлетел прочь на некоторое расстояние, пока сила противодействия не скомпенсировалась вязкостью окружающей нас жидкости.

– Это… – начала я.

– Кожа! Я знаю. Я понял, прежде чем ударил.

Я попыталась замедлить движение, но недостаточно быстро, чтобы суметь избежать контакта со стеной из кожи. Она спружинила подо мной, потянув на себя так сильно, что я испугалась, не засосет ли она меня прямо внутрь. Потом она восстановила равновесие и вытолкнула меня, отправляя назад, в том направлении, откуда я явилась. Борясь с приливом отвращения, я окунулась в жидкость и присоединилась к остальным.

– Дерьмо, – бормотала Соллис. – Это невероятно. Эта штука не должна быть гребаной кожей…

– Не впадайте в панику! – приказал Мартинес. Он хрипло дышал и делал паузы между словами. – Это просто еще одна форма банка органики, как помещение, которое мы только что прошли. Полагаю, что жидкость, в которой мы плыли, должна быть разновидностью среды, поддерживающей рост, – чем-то вроде околоплодных вод. В условиях ведения войны весь этот зал, должно быть, заполняли куски растущей кожи площадью, исчисляемой акрами.

Николаси нащупал что-то у себя на ремне и вытащил зубчатое лезвие, мерзко блеснувшее даже в розовой жидкости.

– Я прорублюсь насквозь.

– Нет! – рявкнул Мартинес.

Соллис, ближе всех находившаяся к Николаси, придержала его за плечо:

– Полегче, парень. Придумай способ получше.

– Так, – выдохнул Мартинес, – убери нож, пожалуйста. Мы пойдем вдоль кожи, поищем край.

– Я бы все-таки предпочел сделать короткий разрез. – Николаси все еще держал клинок в руке.

– В этой коже есть нервные окончания. Перережешь их, и об этом узнают следящие системы. И следовательно, корабль.

– Вероятно, корабль уже знает.

– Мы не станем рисковать. Николаси неохотно вернул нож на пояс

– Мне казалось, мы договорились продвигаться как можно быстрее, – сказал он.

– Быстро и безрассудно – не одно и то же, – заметила Соллис. – Ты собрался перейти черту.

Мартинес уже обогнул меня и поплыл влево. Я направилась за ним, остальные следовали по пятам. Менее чем через минуту упорных усилий в поле зрения появился темный край, похожий на раму для картины, тесно спаянный с полотном кожи. Единственное, что виднелось за кромкой кожи, – стена зала с массивными подпирающими металлическими стойками.

Я позволила себе на мгновение расслабиться. Мы все еще находились в опасности, в ситуации, вызывавшей сильнейшую клаустрофобию, но, по крайней мере, зал не оказался бесконечно большим.

Мартинес затормозил, ухватившись за раму. Я вместе с остальными приблизилась к нему и выглянула за край в надежде, что стена, вдоль которой мы перемещались, простирается дальше. Но вместо этого я увидела еще одно полотнище кожи, которое тянулось до следующей рамы, расположенной от нашей на расстоянии примерно в. рост человека. В отдалении угадывалось очертание третьей рамы, и, возможно, за ней была еще одна…

– Сколько их? – выдохнула я, когда остальные добрались до рамы, усевшись на нее наподобие ворон.

– Не знаю, – сказал Мартинес. – Четыре, пять – до десятка, возможно. Но все в порядке. Мы можем проплыть вдоль рам, потом повернуть направо и двинуться туда, где, по нашим прикидкам, находится входная дверь. – Он повысил голос: – Все готовы? Проблем со скафандрами нет?

– Там огни, – тихо проговорил Николаси. Мы обернулись к нему.

– Внизу, – добавил он, кивнув в направлении других листов кожи. – Я увидел отблеск чего-то – отсвет в воде или в околоплодной жидкости… или чем там является эта дрянь…

– Я тоже видел свет, – заявил Норберт.

Я посмотрела вниз и увидела, что он прав и Николаси ничего не придумывает. Тусклый дрожащий свет исходил из промежутка между двумя слоями кожи.

– Что бы это ни было, оно мне не нравится.

– Мне тоже, – поддержал Мартинес. – Но если это нечто располагается между двумя слоями, то не должно нас касаться. Мы поплывем вдоль них, избегая контакта.

Он с удивительной решительностью бросился вперед, и я быстро последовала за ним. Обратная сторона полотна кожи имела четкую сетку из бледных вспомогательных волокон – структурную матрицу, на которой кожа росла и получала питание. Понизу тянулись толстые черные провода, уложенные в бухты.

Второе полотнище, начинавшееся непосредственно ниже первого, было немного другой пигментации. Во всех остальных отношениях оно казалось практически идентичным первому – бесшовная полоса, распростершаяся в розовой мгле. Источник дрожащего и мерцающего света просматривался через ткань, отображая на плоскости вены и артерии, когда свет становился ярче.

Мы прошли под вторым листом и внимательно вгляделись в промежуток между вторым и третьим пластами. Едва различимая в пульсирующем освещении, перед нами предстала неожиданная картина таинственной деятельности. Здесь работали четыре робота, напоминавшие головоногих моллюсков. Каждая машина состояла из заостренного, конусообразного тела и прикрепленного к нему пучка похожих на хлысты рук, выходящих из основания конуса. Роботы занимались определенной хирургической операцией – перемещали прямоугольник кожи размером с одеяло, чтобы потом разрезать его вдоль четырех сторон. У каждого из них имелись собственные источники света на окончаниях хлыстов-щупальцев, но, кроме того, яркое пульсирующее сияние исходило из приборов, походивших на лазеры, которые каждый держал в единственной сегментированной руке, более толстой, чем другие конечности. Не могу сказать, была ли пульсация частью процесса разрезания или последующего заживления, поскольку ткани не кровоточили и окружающая кожа казалась нетронутой.

– Что они делают? – выдохнула я.

– Снимают урожай, – ответил Мартинес. – На что еще это похоже?

– Я знаю, что они снимают урожай. Я имела в виду – зачем они это делают? Для чего им нужна эта кожа?

– Понятия не имею.

– У вас нашлось множество ответов по поводу банка органов, мистер Мартинес, – вмешалась Соллис. Мы все впятером остановились, паря на том же уровне, что и роботы-хирурги. – Относительно корабля, который должен находиться в спячке… Черт возьми, я не вижу никаких признаков спячки!

– «Найтингейл» выращивает здесь кожу, – продолжала я. – Это я могу понять. Корабль поддерживает базовые запасы на случай, если его вернут в строй для следующей войны. Но это не объясняет, почему возникла необходимость снимать урожай сейчас.

– Может быть, это тестирование кожи, чтобы удостовериться, что развитие идет по плану, – рассеянно произнес Мартинес.

– Вы как раз подумали, что маленького образца для этого вполне достаточно, – подсказала я. – Уж наверняка поменьше, чем несколько квадратных метров. Такого количества кожи хватит, чтобы обернуть целого человека.

– Я бы очень хотел, чтобы ты этого не говорила, – буркнул Николаси.

– Давайте двигаться дальше, – велел Мартинес.

«Он, конечно, прав», – подумала я. Деятельность роботов сильно выбивала из колеи, но, с другой стороны, мы прибыли сюда не для осмотра достопримечательностей.

Когда мы уплывали – роботы не проявили никаких признаков того, что заметили нас, – я вспомнила слова, сказанные ранее Ингрид Соллис. О том, как неумно оставлять интеллекты гамма-уровня в рабочем состоянии, но без определенного занятия. Потому что в противном случае – поскольку чувство долга слишком глубоко запечатлено в их логических извилинах – они имеют тенденцию медленно, постепенно и неотвратимо сходить с ума.

Но «Найтингейл» оставили в покое с тех пор, как закончилась война. Что это означало для ее управляемого разума? Работал ли госпиталь сам для себя, возродив исполняемые в предыдущей жизни операции, не глядя на то, сколь бессмысленными они стали, потому что его разум уже помутился? Или это был для него способ сохранения рассудка? Сражаться, так сказать, до последнего патрона…

И что, исходя из этого, произошло с человеком, за которым мы сюда пришли?

Мы продолжали плыть, ряд за рядом минуя пласты кожи. Мы заметили еще один отряд хирургов: другая группа роботов занималась сбором урожая. Когда они завершили работу, пласт был разрезан на ровные прямоугольники и полосы. Обнажилась сетка матрицы роста, напоминавшая проволочную. Случайно мне на глаза попалась частичка уже наполовину заживленная, с кожей, наросшей до плотности просвечивающей рисовой бумаги. Я сомневаюсь, что ко времени ее полного восстановления вообще будут видны какие-либо признаки того, где именно разрезали кожу.

Десять рядов, потом двенадцать – и вот наконец-то стена, которую я так ждала, вплыла в поле зрения наподобие миража. Нет, мне это не почудилось – и еще одного слоя натянутой, как барабан, кожи здесь нет. Передо мной такие же металлические опоры, как на предыдущем участке стены.

Соллис пробралась вперед:

– Народ, живо ищите дверь. Она где-то здесь. Я плыву вперед, чтобы начать работать.

– Хорошо, Ингрид, – отозвался Мартинес.

Несколько секунд спустя я своими глазами увидела воздушный шлюз и убедилась, что Соллис не ошиблась. Она быстро плыла к двери, на ходу снимая с пояса приборы и переходники. Сквозь розовую мглу я наблюдала за тем, как Соллис щелкает клавишами панели доступа и начинает обычную процедуру блокирования обслуживающих систем. Я радовалась, что Мартинес нашел именно Соллис. Что бы про нее ни говорили, она была крутым спецом по взламыванию дверей.

– О'кей, хорошие новости, – сказала она через минуту, подключив и вытащив какие-то штуки. – С той стороны воздух. Нам теперь долго не придется плавать в этой дряни.