Текст книги "Кукловод (СИ)"

Автор книги: Алана Инош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Алана Инош

Кукловод

Тонкие пальцы с выпуклыми овальными ногтями методично и проворно орудовали крючком: петля за петлёй, петля за петлёй. Они не знали усталости, не делали передышек, лишь низали петли с неутомимостью терпеливого паучка. Луч зимнего солнца мягким золотом сиял на пушистом, рассыпчато-шелковистом плаще чистых волос Иды, обещая через четверть часа озарить стол, но она не выключала лампу. Электрический и дневной свет соперничали друг с другом за её рабочее место.

Новая кукла была готова. Она напоминала саму Иду – такая же золотоволосая и большеглазая. Четыре нитки с петельками на концах соединили мягкие, безвольные кукольные конечности с пальцами мастерицы, и тонкая, изящно-сухая рука вскинулась. В потоке солнечного света фарфоровая кожа сияла, не скрывая под собой рисунка голубых жилок; такая прозрачность бывает у мальков рыб, только-только вылупившихся на свет, у медуз или у крошечного человеческого зародыша в материнской утробе. Живые, беспокойные косточки и сухожилия ходили ходуном, пальцы шевелились, и кукла двигалась по столу, а Ида улыбалась.

В такие мгновения её взгляд вспыхивал лёгкой одержимостью, а в улыбке проступало что-то маниакальное – как у киношных психов. Но Ида не гонялась с бензопилой за вопящими от ужаса жертвами, она вязала крючком кукол и продавала через интернет. Милые зверушки, розовые пони, пупсы, пухленькие девчушки с косичками пользовались спросом. Иногда мастерица баловалась – могла связать пузатого дядьку в шляпе-котелке или даму с гротескно огромным бюстом, но и эти игрушки неизменно находили своих хозяев.

Наигравшись в кукловода, Ида погасила улыбчиво искрящуюся сумасшедшинку в глазах и положила вязаную девочку греться на солнышке. Теперь можно было выключить лампу и заглянуть в интернет. Искусные пальцы рукодельницы затанцевали чечётку по клавиатуре, выпуклые ногти поблёскивали в отсвете монитора.

«Ида, здравствуйте. Вы меня не знаете, но мне очень хотелось бы с вами познакомиться. Моя подруга подарила мне одну из ваших кукол...»

Острый локоть упёрся в стол. Ида тёрла пальцами хмурую складочку между бровями, словно внезапно охваченная приступом головной боли. Так! Кофе, кофе, срочно успокоиться. Кофе с корицей.

Уютный аромат окутывал её лицо, ласково щекотал вкусным теплом. Мелкими глоточками смакуя напиток, Ида щурилась от солнца. Изящные ноздри подрагивали, округляясь: она словно вслушивалась в малейшие оттенки вкуса и запаха, перекатывая их во рту и осязая языком. Морозный день сверкал до боли в глазах. Розоватая полоска ожогового шрамика чуть выше худенького, костлявого запястья уже почти изгладилась. Память, если её не тревожить, тоже залегает на дно.

Мысли, покачиваясь на кофейных волнах, возвращались в сегодняшнее утро. Яйца всмятку, поджаренный хлеб, черносмородиновый джем и сально блестящие полоски жирного бекона. Ида терпеть не могла бекон и сама его не ела, но считала своим долгом собственноручно поджарить его для Галины.

– Солнышко, не стоило беспокоиться.

Нагнувшись, Галина накрыла губы Иды поцелуем. От неё пахло зубной пастой и свежестью выстиранной футболки. Ида запустила пальцы в короткие, чуть влажные после душа волосы любимой.

– Мне вовсе не трудно, – улыбнулась она.

Голос её звенел серебряным бубенчиком, почти по-детски. При разговорах по телефону порой случались недоразумения: её принимали за школьницу. Когда приходилось звонить в государственные конторы, Ида старалась понизить тембр, чтоб звучать посолиднее, что не всегда удавалось. Тётеньки из социальной защиты умилялись, мол, какая самостоятельная девочка, а в регистратуре поликлиники ей настоятельно рекомендовали передать трубку маме.

– Ну, тогда давай завтракать, – сказала Галина, чмокнув Иду в лоб.

После завтрака Ида принялась загружать посудомоечную машину, и Галина тут же бросилась на перехват:

– Идочка, давай, я...

– Мне не трудно, – уже с некоторым нажимом, но по-прежнему спокойно возразила Ида.

– Ну хорошо, хорошо, как скажешь! – Галина примирительно выставила ладони вперёд. – Только не сердись!

Ида, напустив на себя шутливую чопорность, уклонялась от посыпавшихся на неё поцелуев.

– Езжай на работу, опоздаешь ведь...

– Мне не хочется от тебя уходить, – щекотно дохнула Галина в фарфорово-розовое ушко девушки.

Комочек нежности запульсировал в груди Иды, и её лёгкие руки с острыми локотками обняли Галину за шею. Та подхватила её, приподняла и закружила по кухне. Тёмное зимнее утро озарилось весёлыми блёстками смеха.

Перед отъездом на работу Галина накинула на хрупкие плечи Иды тёплый клетчатый плед.

– Если замёрзнешь, включи радиатор.

– Он электричество жрёт нещадно, – рассеянно отозвалась Ида, уже орудовавшая крючком в свете настольной лампы.

– Это ничего, лишь бы тебе было тепло, солнышко. – Снова поцелуй, полуобъятие на бегу: Галина уже на самом деле торопилась. – Люблю тебя... Увидимся вечером.

Зимой Ида частенько зябла даже при хорошо работающем центральном отоплении, но лишь верхней частью тела, а ноги никогда не мёрзли. Она немного отличалась от прочих людей.

Порой её одолевали сомнения: что Галина нашла в ней? Как могла эта высокая красавица с потрясающей фигурой влюбиться в тщедушную, слабенькую Иду, у которой всей красы – только плащ волос и слегка бесноватые, то ли русалочьи, а то ли ведьминские глазищи? Галя же была в прошлом победительницей конкурса «фитнес-бикини», а ныне – успешным и востребованным тренером. Отсюда и фигура.

– Галь, тебе со мной даже в свет не выйти, – вздыхала Ида в минуты этой неуверенности. – Зачем я тебе?

Та смотрела на неё задумчиво, а потом принималась кружить и целовать.

– Счастье – оно не для того, чтобы хвастаться им перед людьми, милая. Счастьем надо наслаждаться в уединении, – полушутливо, полусерьёзно произносила она.

Губы дрожали в улыбке – вроде, шутка, да? Но в тёплых карих глазах сияла глубокая, преданная нежность, и всё, что оставалось Иде – это только всхлипнуть, пискнуть и обнять. Крепко-крепко, со всей силой, на какую были способны её точёные, полувоздушные руки.

Бессчётные попытки откормить болезненно щупленькую девушку раз за разом проваливались. Сама Галина фанатично тренировалась, тщательно следила за своим питанием и употребляла две тысячи семьсот килокалорий; подсчитала она и Иде норму для набора веса, но еда проваливалась в ту, как в бездонную бочку, не оставляя малейшего следа на теле.

– У тебя либо метаболизм какой-то фантастический, либо организм не усваивает съеденное, – озадаченно чесала Галина коротко подстриженный затылок.

...Мысли выкарабкались из кофейного плена и вернулись в настоящее. Палец кликнул кнопкой мыши, и электронная почта закрылась. Запищал мобильный, и Ида вздрогнула от его пронзительного, нарочито бодрого звука, вторгшегося в её уединение напоминанием: «Упражнения».

– Да сейчас, сейчас, только не верещи, – поморщилась Ида и выключила «напоминалку».

Её хрупкое тельце мучил остеохондроз, и по настоянию Галины она выполняла комплекс упражнений. Вот только, увлёкшись работой, рукодельница часто забывала о них, оттого и верещал телефон: час лечебной физкультуры настал.

Ида вращала плечами, наклоняла голову в стороны, вперёд и назад, массировала себе шею и голову, а потом позанималась с маленькими гантельками. Критически окинув взглядом сухощавую руку и пощупав её, она кисло хмыкнула:

– Ну что за бицепсы...

Бицепсы как таковые отсутствовали: жалкие бугорки под кожей чуть приподнимались, а при расслаблении бесследно изглаживались. То ли дело – у Гали!.. Вот у неё мышцы так мышцы... Бицепсы, трицепсы, дельты, пресс, четырёхглавые! По её рельефному телу можно было изучать анатомию.

Пальцы скользнули по едва заметному шрамику над запястьем. Это Ида обожглась о сковородку.

Память жужжала потревоженным пчелиным роем, выбрасывала из своих недр строчки на мониторе. «Привет, мне подарили одну из твоих кукол. Прикольная)) Очень хотелось бы посмотреть на мастерицу». И сразу же следом: «Ой, прости, я не представилась. Меня зовут Инна».

Лёгкий холодок тревоги всколыхнулся, разлился внутри будоражащей волной, и Ида зависла над кнопкой «ответить», словно на краю бездны. Мгновение – и она, закрыв глаза, отпустила себя в леденящий полёт восторга. Клик – и открылось поле для ввода сообщения. «Стук-стук-стук», – откликалась клавиатура под пляской проворных пальцев.

Почему она ответила? Может, потому что её привлекло имя, начинавшееся на одну букву с её собственным, а может оттого, что ей не хватало общения. Впрочем, виртуала в её жизни было выше крыши, а тут вдруг повеяло чем-то настоящим, осязаемым, как прикосновение тёплой руки. Галя целыми днями пропадала в своём клубе и на тренировках, носилась по каким-то слётам и съездам бодибилдеров, а у Иды был только интернет и куклы.

– Мы такие разные с тобой, Галь, – говорила Ида, шаловливо шагая пальцами по мускулистому плечу возлюбленной и облокотившись на подушку. – Что тебя держит рядом со мной?

– Даже не знаю. Иногда мне кажется... Да что там иногда – всегда! – Рука Галины скользила, зарываясь в золотое руно волос Иды, глаза всё ещё были затянуты дымкой наслаждения, которое ей доставили ловкие пальчики рукодельницы. – Мне кажется, будто дома меня ждёт какое-то сказочное чудо... Какая-то фея. И слова не клеятся, и мысли путаются! Сколько мы с тобой уже вместе? Год? Два? А я всё такая же влюблённая идиотка, как в первый день знакомства... Колдунья ты, вот ты кто!

Уголки губ Иды приподнялись торжествующе, а в глазах мерцало то самое слегка маньяческое выражение. Волосы разметались по её плечам и спине, чертенята в тихих омутах глаз плясали танец победы, и она потянулась кошачьи-гибко – немножко чокнутая русалка с остренькими локтями и белыми плотоядными клыками в розовом ротике.

– Смотришь на меня, как удав на кролика, – усмехнулась Галя ласково, откидывая прядку с её лица. – Гипнотизёрша... Заклинательница.

– Значит, я удав? – прищурилась Ида, и озорные чертенята в её зрачках выросли до полноценных хохочущих демонов. – Ну, готовься, кролик, сейчас я тебя съем!..

За этим последовало то, что Галя называла «дополнительным подходом». И всё, что было до него, казалось лёгкой разминкой.

...Телефонный звонок пробился сквозь толщу мыслей, настырным поплавком вынырнув из вязкого коктейля настоящего и прошлого.

– Алло... Да, мам, обедала. Галя на работе. Я тоже работаю. Угу... Угум, и что? Ну, а от меня-то ты что хочешь? Ну, пусть они разберут этот диван, раз целиком он не лезет. «Красивый»... Мам, ну ты как ребёнок, ей-богу! Красивый – это хорошо, но его ведь ещё и как-то в квартиру затаскивать. Надо было соразмерять габариты своих желаний с шириной дверных проёмов.

Про себя она добавила: «И мужиков тоже можно бы выбирать полегче, раз уж мебель дома хлипкая». Мама купила диван, потому что старый сломался под её новым мужем во время любовных утех. Отец Иды ушёл сразу после её рождения, но и три последующих папы как-то не прижились. Четвёртому мама досталась уже свободной женщиной, без «прицепа» в виде Иды. «Прицеп» теперь жил с Галей.

В этом происшествии с диваном была вся мама – витающая в эмпиреях, непрактичная, спонтанная, беспомощная в бытовых вопросах. Она бы улетела в небо, как воздушный шарик, если бы Ида не придерживала её за верёвочку у земли. Удивительно, но она выросла полной противоположностью своей бедовой мамули. Той было не до воспитания ребёнка, и Ида воспитывала себя сама. Порой ей даже казалось, что она старше собственной матери.

То, что Ида особенная, маму расстраивало.

– Не выйти тебе замуж, смирись уж как-нибудь, – вздыхала она. – Учись тогда, что ли... Чтоб, если что, самой себя худо-бедно обеспечить. На государство-то надеяться – сама знаешь, как.

Сама она считала, что женщине работать зазорно. В промежутках между мужчинами она с горем пополам находила какую-то захудалую работёнку, но стоило в её жизни появиться очередному спонсору, как она сразу радостно увольнялась. А Ида замуж и не собиралась. Её вообще мужчины не привлекали.

Так, на чём же остановился непоседливый рой мыслей? Потребовалось сварить ещё кофе, чтобы найти нужное место. Ида священнодействовала со специями, колдовала кофейными заклинаниями, и вот наконец домик её пальцев – ребристая клетка из слоновой кости – с алчностью скупца накрыл чашку с божественным напитком.

– Моя прелесть, – улыбнулась Ида, и чертенята-маньяки в её глазах свернулись пушистыми комочками, умиротворённые и довольные. Они были единственным наследством от родительницы – неисправимой кокетки. Этим призывным огоньком в глазах мамуля, видимо, и очаровывала всех своих многочисленных поклонников, сожителей и официальных мужей. Поиздевалась судьба, не иначе: зачем Иде эти сияющие, пристально-пронзительные, гипнотические очи роковой женщины? Кого ей соблазнять, кого опалять страстью? Уж лучше бы эта любительница недобрых шуток вернула ей кое-что другое, гораздо более важное, жизненно необходимое.

Диванная суета уплыла обрывком мокрой бумаги за морозный горизонт дня, и память снова подняла шатёр крыльев над головой Иды.

– Слушай, я всё никак не могу поверить, что ты настоящая, – не сводя жадного взгляда с Иды, сказала Инна.

Веб-камера у неё барахлила, но помехи делали её образ даже загадочным. Худое, скуластое лицо с впалыми щеками и мрачноватыми бровями всверливалось в Иду буравчиками пристальных, угрюмо-тревожных глаз, даже когда Инна улыбалась. Гладко зачёсанные и собранные в хвостик волосы жирно лоснились и выглядели не очень свежими. Иду это слегка покоробило: чистые волосы были её пунктиком.

Впрочем, потом она видела Инну другой – с вымытой и распущенной шевелюрой до плеч. Та вертела перед камерой смешную куклу с тёмной копной взлохмаченных волос.

– Она чем-то на меня похожа.

А Ида вспоминала, как она играла с этой куклой, превратив её в марионетку. Потом куклу купили, и мастерица забыла о ней. Сейчас, соединённая с Инной видеозвонком, она непроизвольно двигала под столом пальцами с привязанными к ним невидимыми ниточками – совсем как в тот день, когда кукла была закончена. И тотчас же эти движения отражались на экране: Инна то плечом поводила, то руку поднимала к лицу, трогала волосы. Иду вдруг охватила жуть, и она мысленно оборвала ниточки, сжав руку в кулак и встряхнув кистью.

Они обе были не свободны: у Иды – Галя, у Инны – девушка в другом городе. Инна с её дамой сердца вроде собирались съезжаться, но всё время что-то мешало.

– С работой у меня нестабильно... Как-то не ладится в последние год-два.

Инна сменила за два года четыре места, сейчас трудилась экспедитором.

– Та ещё работка... Всё время в разъездах. А что поделать? Четыре месяца сидела дома, поэтому была готова схватиться за что угодно.

Когда Инна была в дороге, они иногда переписывались по электронной почте.

«А вообще я мечтаю открыть свою фото-студию. Сейчас так, просто из любви к искусству снимаю, вроде хобби. Но хотелось бы зарабатывать любимым делом».

Что-то было в снимках Инны «этакое» – острый наблюдательный взгляд, чутьё на красоту, талант поймать в кадр прекрасный миг бытия. Даже не фотографии, а маленькие картины – вот что это было. Они одаривали Иду небывалым вдохновением, и она вязала куклу за куклой.

...И опять трель телефона властно выдернула Иду в явь. К счастью, это была не мама с её мебельными неурядицами – звонила Галя.

– Слушай, я утром впопыхах не посмотрела, что из продуктов надо купить. Глянь, а?

Ида, не отрывая телефона от уха, заглянула в холодильник.

– Галь, да всё есть. Хотя нет, купи мяса – говядину и курогрудь. Что-то котлет хочется. И ещё яблок зелёных возьми.

– Хорошо, зайка. Ну ладно, целую тебя...

– А! – вскричала Ида, вспомнив и щёлкнув пальцами. – Финики ещё надо. У меня кончились.

– Хорошо, солнышко. Пока, целую-люблю.

– И я тебя люблю. До вечера, Галь.

Особенность, отличавшая Иду от других людей, не мешала ей быть хорошей хозяйкой. На кухне она управлялась виртуозно – жарила, варила и пекла всё, что только душа пожелает. Мама, вечно рассеянная и беспробудно погрязшая в амурных делах, готовила чуть лучше, чем никак, вот Иде и приходилось совершенствоваться в кулинарии самостоятельно. Дошло до того, что она просто стала выдавать родительнице список продуктов:

– Купи вот это, а приготовлю я сама. Ты к плите вообще не лезь, а то всё испортишь.

Мама делала обиженно-кислое лицо.

– Ну да, конечно, мать лентяйка, мать неумёха, – ворчала она. – Мать всегда всё делает не так.

– Ой, мам, не надо, а? – морщилась Ида. – Ты сама знаешь, что это правда.

Бурчала мама только так, для виду, а стряпню Иды с удовольствием уплетала и она сама, и её мужчины. Им было удобно и хорошо до тех пор, пока Ида не переехала к Гале. Теперь новый муж давился маминой пригоревшей овсянкой.

«Я пью слишком много кофе, – думала Ида, колдуя над новой чашкой. – Надо бы поменьше». Без излишней скромности, кофе она варила сногсшибательный, вдохновенно манипулируя душистыми специями с виртуозностью дирижёра. Галя была покорена, когда Ида после их первой «брачной ночи» подала в постель две чашки этого шедевра – для себя и для любимой.

– М-м, это лучший кофе на свете! – отпив глоток, восхитилась Галя. – Ты чудо, солнышко. Люблю тебя, обожаю...

И она целовала Иду ароматными тёплыми губами.

Инна тоже любила кофе, но из-за недостатка времени обходилась растворимым: бросил в кружку, залил водой – и готово. Изредка они устраивали совместные кофепития по видеосвязи, но прежде чем отправиться на кухню, Ида прикрывала чем-нибудь камеру. Ей не хотелось, чтобы Инна видела её особенность.

– А вот и я, – бодро улыбалась она, вернувшись к компьютеру и сняв с камеры носовой платок.

А однажды Инна огорошила и напугала Иду похоронно-мрачным лицом.

– Ты извини, я чуть-чуть нетрезвая сейчас, – медленно и тщательно выговаривая слова, сказала она. – Но не в этом дело. В общем, спалилась я... Ленка всё узнала. Ну, про наше общение. Планы на совместную жизнь рухнули. Всё. Кранты.

– Ты погоди, может, всё ещё утрясётся, – пробормотала Ида, похолодев. – Ты же объяснила ей, что мы просто общались?..

Взгляд Инны был убийственно грозен.

– «Просто»? Не знаю, Идушка, не знаю. Ты... что-то сделала со мной. Околдовала, обворожила, с ума свела – не знаю, как это назвать. Ты у меня в мыслях круглыми сутками – вместо Ленки. Твои глаза... это что-то невообразимое. Всю душу ты из меня вытянула глазами этими! Приговорила и казнила...

Волны холода, чередуясь с лихорадочным жаром, накрывали Иду одна за другой. А Инна, помрачнев ещё больше, – самая чёрная туча по сравнению с её лицом казалась бы лёгким светлым облачком – вдруг пошла в атаку:

– Погоди, то есть, для тебя это – «просто общение»? Я не верю, что ты ничего не видела, не осознавала. Всё ты понимала, маленькая ведьмочка!.. Но тебе просто нравилось играть мной, как этими своими грёбаными куклами, да ведь?! Это так приятно – играть чужим сердцем! Ну, и чем ты лучше своей мамаши, меняющей мужиков, как перчатки? Чем это отличается от блядства? Только тем, что нет физического контакта, а суть – та же!

Сердце Иды оледенело. Мороз распространялся, выбрасывая острые лучики-ледышки, и вскоре вся грудь стала гулкой и холодной.

– Так, стоп, – оборвала Ида Инну. – Это уже переходит все границы. Не я тебе первая написала, а ты мне – так, на минуточку. Я не навязывалась тебе и ничего не обещала. С какого перепугу ты бросаешься такими обвинениями?

– А вот с такого! – И Инна сунула в объектив камеры ту злополучную куклу. – Ты играешь мной, как кукловод!

– Извини, но ты псих и неадекват, – сказала Ида, стискивая мертвенно окоченевшие пальцы. – В таком тоне я разговаривать не буду. Проспись сначала.

– Я тебя найду, – пообещала Инна. – Я хочу посмотреть тебе в глаза в реале.

Выключив компьютер, Ида откинулась на спинку кресла. Она чувствовала себя мёртвой, выжженной, высосанной до дна. Вот тогда-то она и обожглась о край раскалённой сковородки, в самом буквальном, материальном смысле прочувствовав смысл выражения «руки опускаются». Они действительно повисли сухими лианами, крючок валился из пальцев, нитка путалась. Ни о каких куклах не могло быть и речи в таком состоянии.

У неё было ощущение конца света. Пепел Армагеддона хрустел на зубах, Ида с молчаливым стоном рвала незримые ниточки, которые тянулись от неё к Инне – если таковые существовали, исступлённо кромсала их и рубила вслепую. Виновата или нет? Она грызла себя, разрезала и распахивала настежь, переворачивала себе душу вверх дном в поисках злого умысла, но ничего не находила.

Вконец измучившись, она заболела – просто однажды утром проснулась с осипшим горлом и заложенным носом.

– Ну вот, расклеилось моё солнышко, – огорчилась Галя. И сразу же окутала Иду коконом заботы, даже на работу не пошла.

А ведь с ней Ида познакомилась при сходных обстоятельствах... Тоже была кукла, потом письмо. Галя сразу всё о себе бесхитростно выложила, выслала фото. С экрана на Иду ласково лился солнечный день, и загорелая незнакомка с обалденной фигурой улыбалась ей, зарывшись босыми ногами в пляжный песок. Ида тогда ещё жила с мамой и предложение встретиться сперва отклонила: испугалась. Слишком красивая, потрясающая, крышесносная женщина протягивала ей руку... Нет, всё было слишком хорошо, чтобы верить в это. Ида зажмурилась и пропищала «нет», но Галя оказалась достаточно решительной и настойчивой, чтобы прийти, увидеть и, не дрогнув, сказать «люблю». А потом – на руках унести Иду из родительской квартиры на глазах у обалдевшей мамы. Просто взять и унести – победоносно, напролом. Она тоже состояла тогда в отношениях, но не на расстоянии, как Инна, а с тем самым пресловутым «физическим контактом». Куклу ей подарила её тогдашняя девушка – теперь уже бывшая.

«Неужели я – разлучница?» – беззвучно шевеля горькими, пересохшими губами, думала Ида.

Она уже шла худо-бедно на поправку, когда в дверь вдруг позвонили. Сердце трепыхнулось и сделало кульбит, будто что-то почувствовав.

– Кто там? – из-за двери спросила Ида.

– А в глазок не видно? – ответил холодно-насмешливый, язвительный голос. Знакомый голос, от которого Ида разом провалилась в бездну слабости.

– Прости, но – нет, не видно, – еле слышно пробормотала она. – Извини, я не могу сейчас... Я болею.

Это было правдой лишь отчасти: Ида уже выздоравливала, от хвори осталось лишь лёгкое недомогание и тяжесть в голове. За дверью помолчали, а потом тот же голос сказал – уже тише и мягче, с ноткой усталости:

– Ида, открой... Я не сделаю тебе ничего плохого, я просто хочу увидеть тебя. Не лицо и буквы на экране, а тебя – живую, настоящую.

Что-то лопнуло внутри – не то струнка, не то нить. Удивительно: всего лишь тоненькая ниточка сдерживала этот тёплый поток слёз – похлеще Ниагарского водопада.

– Идушка, впусти меня, – прозвучало уже совсем грустно и нежно. – Я не уйду, пока ты не откроешь.

Ида громко всхлипнула, дёрнувшись всем телом, и зажала себе рот. Пальцы тряслись, поворачивая рукоятки замков, но она кое-как справилась с дверью. Перед ней стояла Инна с букетом страстно-алых роз в шуршащей прозрачной обёртке. Худые ноги в чёрных джинсах шагнули в прихожую. Когда-то здесь был порог, но Галя убрала его после приезда Иды.

– Прости меня... Я поняла про глазок. И почему ты всегда закрывала камеру, когда отлучалась. И вообще... за всё-всё меня прости.

Букет, шелестя упаковкой, упал. Инна присела, обрушив на ледяные руки Иды град поцелуев, а потом подхватила и принялась носить по квартире, не спрашивая разрешения пройти. Поднять Иду не составляло труда даже ей, с виду щуплой и сухощавой.

– Ну-ну... Не плачь, родная, – шептала она.

Тонкие руки кукольной мастерицы обвивались вокруг её плеч, обтянутых кожаной курткой. Ида тряслась всем телом, не в силах укротить водопад слёз, ворошила дрожащими пальцами тёмные волосы. И вздрогнула, только сейчас на ощупь обнаружив, что они стали короткими. Сквозь мокрую пелену, застилавшую глаза, она не сразу разглядела причёску Инны.

– Тебе идёт так, – сквозь всхлипы улыбнулась Ида.

– Ты же сама мечтала меня подстричь, забыла уже? – усмехнулась Инна, щекоча дыханием её щёку.

Кажется, Ида когда-то обмолвилась, что Инне со стрижкой будет лучше: образ более сильный, хлёсткий и чёткий, энергичный. Кончиками блестящих ногтей она прочертила пробор вдоль виска, а Инна быстро и крепко накрыла её рот поцелуем. Ощутив жадную, настойчивую ласку языка, Ида не могла отпрянуть: она стала совсем беспомощной. Оставалось только с отчаянным стоном стиснуть руки, лежавшие кольцом на плечах Инны, и та ответила ещё более крепкими объятиями. Поцелуй из скомканно-напористого, бешеного и грубоватого стал нежным, тягучим, как золотые струйки мёда. Ида уже сама ловила его, тянулась, просила губами добавку, но Инна, поцеловав девушку ещё два или три раза, прижалась щекой к её щеке.

– Довольно. Я не хочу, чтобы ты сделала то, о чём будешь потом жалеть.

Острая нежность ранила больнее, чем лезвие. Слияние губ – и их разъединение с душевной кровью, с судорогой, выворачивавшей сердце наизнанку. Горькая, краткая, бесприютная нежность, родившаяся так странно, так не ко времени, так невпопад... Словно кусочек из какой-то другой жизни, вклинившийся непрошеным гостем между кадрами нынешней.

– Помнишь, мы говорили про перевоплощение душ? – Закрыв глаза и крепко притиснув Иду к себе, Инна отрывисто дышала – обуздывала себя, успокаивала. – Я найду тебя, кем бы мы ни были. Я тебя узнаю в любом облике. И тогда ты будешь моя, только моя...

Ида рыдала в голос, разрываемая нестерпимой горечью, которая драла ей грудь когтями, полосовала на ремни. Инна стиснула её, почти придушив объятиями.

– Тш-ш... Не надо, родная, всё будет хорошо. Это был просто тизер, анонс, понимаешь? А настоящее кино – впереди. Мы немножко преждевременно встретились, но это ничего. Всё будет... Будет, обещаю тебе. Я держу своё слово. Я найду тебя.

У Иды вырвался только жалобный умирающий стон, и руки Инны сжали её опять.

– Ты можешь, конечно, подумать, что я трусливое малодушное дерьмо и таким вот способом сливаюсь. Думай, как хочешь. Если я ублюдочное дерьмо в твоих глазах – пусть будет так. Но я не сливаюсь, нет. Просто в твоей жизни мне нет места. Пока нет.

Откуда-то взялась бутылка сладкой вишнёвой настойки. С непривычки Ида с трёх стопок натощак поплыла, а Инна, вкладывая ей в рот ломтики горького шоколада, накрывала его следом поцелуями, хотя поклялась больше не целовать.

– Не могу сдержаться, прости... Ты прекрасна. А там, в настоящем кино, ты будешь королевой. Владычицей моей.

Обе опьянели и несли, наверное, эпичнейший бред... Их устами говорила Вселенная.

Проснулась Ида в одиночестве. Подняв гудящую голову с кухонного стола и сняв со щеки прилипший ломтик сыра, она вспомнила всё удивительно чётко. Встреча отпечаталась – нет, впечаталась в душу. Отзвуки голоса Инны ещё аукались, гулко отдавались эхом. «Я найду тебя», следующая жизнь, владычица... Бред пьяного исступления, и вместе с тем – не такой уж и бред. Ведь та кукла существовала! И ниточки, и движения Инны по ту сторону экрана – синхронно с дрожью пальцев Иды-кукловода. Это было, это не померещилось ей.

Реальность пронзила её стрелками кухонных часов. Через полчаса придёт домой Галя, а на столе – следы попойки... Сунув бутылку сперва в шкафчик, Ида сморщилась с коротким досадливым «ах, нет, ну глупо же!» – и закопала её поглубже в мусорное ведро вместе с обёрткой от шоколадки. Стопки она ополоснула и поставила на место.

Ах, ведь ещё же розы! Они так и лежали в прихожей на полу – красноречивая, дерзкая улика.

Через минуту Ида стучала в дверь соседки по лестничной площадке.

– Людмила Павловна, вы замечательный, прекрасный и добрый человек... Это вам! – И она вручила обалдевшей пенсионерке букет. У той даже очки с носа соскользнули.

...Очередная чашка кофе опустела, зимний закат багрово догорал за окном, озаряя белоснежно-сахарный наряд деревьев – кружево из инея. Ида озябла и включила масляный радиатор на час, а когда в комнате стало жарко, выключила – из соображений экономии. Новую куклу она закутала в платочек и посадила на полку рядом с пони и котятами. Снова открыв почту, Ида нашла письмо с предложением знакомства и напечатала:

«Извините, я открыта только для делового общения. Если вы хотите что-то ещё приобрести, с удовольствием вас выслушаю».

Клик мышкой – и ответ ушёл адресату.

Инна через месяц после той встречи написала, что помирилась со своей девушкой. Письмо было сухим и коротким, прощальным, резко отличавшимся по тону от той исступлённой нежности, которую она обрушила на Иду тридцатью днями ранее. Больше они с тех пор не общались. Галя так ничего и не узнала.

Шрамик от ожога уже почти изгладился. Кто знает, может, в следующей жизни у Иды на этом месте будет родимое пятно?.. Инна целовала этот шрамик... «Я узнаю тебя в любом облике». Может, это и будет метка.

«Глупая романтическая чушь, – усмехнулся в Иде циничный реалист. – Галя пришла, увидела и победила, то есть, полюбила. Не испугалась. А Инна пришла, увидела... и поняла, что не готова, но вместо честного признания навешала на уши розовых соплей про будущие жизни».

Но как Иде хотелось заткнуть этому реалисту рот!.. Тоненькая шерстяная ниточка веры в чудеса расползалась ветхими волокнами, а она соединяла, свивала между собой обрывки, горько улыбаясь. Ведь было же чудо: она двигала пальцами под столом, а Инна откликалась.

А может, просто воображение разыгралось, выдавая желаемое за действительное. «От добра добра не ищут», – назидательно подсказала душа, и глупое, не к месту размечтавшееся сердце попробовало с ней согласиться. Будущая жизнь – неизвестно, где и когда... Но сейчас-то Ида жила в настоящей.

Она готовила ужин и поджидала Галю. И снова – телефон.

– Да... Что опять, мам? Пропихнули диван?.. Ну слава богу, я рада за тебя. Когда в следующий раз будешь менять мебель, не забывай измерить двери. А лучше сама ничего не покупай, посоветуйся с Вадиком – ну, или кто там у тебя тогда будет – или со мной. Давление? Ну, выпей таблеточку и ложись. Горе ты моё луковое...

Конструкция дивана оказалась неразборной, и пришлось снимать двери, чтоб затолкать покупку в квартиру. Вадик (новый мамин муж), придя с работы и увидев всю эту красоту, очень рассердился – выругал и продавцов, и грузчиков, да и легкомысленной супруге досталось. Выслушав переполненный эмоциями рассказ мамы, Ида почувствовала себя выжатой досуха. Вроде ничего особенного не сделала за день, а устала как собака... И кофе, похоже, перепила: сердце бухало и колотилось так, будто пыталось пробить рёбра. Самой впору пить таблеточку от давления.