Текст книги "ЛЮДИ КРОВИ"

Автор книги: Алан Троуп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

20

К середине октября мы не получаем никаких вестей о дальнейшей деятельности. Хорхе Сантоса и никакой информации о неизвестном стрелке. Я вызываю Артуро.

– У нас возникла проблема, – говорит он. – Не хотел говорить тебе, пока мы не найдем какого-нибудь решения.

– Нашли?

– Пока нет. Но мои друзья на островах вышли на двух багамцев-стрелков. Два дурака просаживали кучу денег в барах Андроса. На таком бедном острове это, разумеется, привлекло всеобщее внимание. Мои люди поработали с ними немножко, и они признались, что заключили контракт с одним итальянским джентльменом из Нью-Йорка по имени Ральф Эскаланте.

– Это который из семьи Гамбини? – спрашиваю я.

Артуро кивает:

– Ага… Дал им десять тысяч долларов и обещал еще десять тысяч по выполнении заказа. Один его знакомый всерьез желает видеть тебя мертвым…

– Да, это совершенно очевидно, – замечаю я.

– Но, как бы там ни было, понимаешь, мы не можем запугать Эскаланте. К счастью, некоторые наши итальянские друзья в дружбе с ним. Им удалось выяснить, что он работает на одного китайца из Лос-Анджелеса.

– Что за китаец?

Артуро вздыхает:

– Никто не видел его уже несколько недель. Возможно, он уехал обратно в Китай.

– Это какая-то ерунда, – говорю я. – С чего бы это какому-то китайцу интересоваться мною?

– Я надеялся, что ты мне это объяснишь. И еще…

Когда Сантос вышел из кутузки, я еще удивился, как это ему так быстро удалось внести залог. Судья -наш друг, и он назначил сумму, которая была явно не по зубам семье Сантоса. Я поручил своим людям разобраться. Юрист, который внес за него залог, действовал от имени поверенного в Калифорнии. Никто из них не знает имени хозяина, который заказывает музыку и за все платит…

– Что-то я ничего не понимаю, – говорю я. -Если у Сантоса такая мощная поддержка, почему он ничего больше не предпринимает с тех пор, как вышел из тюрьмы? Он не из тех, кто отказывается от своих намерений.

– Возможно, и предпринимает,– возражает Артуро. – Но после ареста он ни у кого о тебе справок не наводил. Ресторан, где он работает, как раз только что открыл сезон. Может быть, он слишком занят и устает на работе, чтобы делать что-нибудь еще, кроме как трахаться со своей девицей и ходить под парусом.

– А пока твои ребята должны найти того китайца и задать ему несколько вопросов, – говорю я.

– Я уже дал им инструкции.

Сантос не выходит у меня из головы. Почему этот человек выжидает? Что за планы он вынашивает? Что принесет нам весна? Меня раздражает собственное вынужденное бездействие. Сколько можно ждать, гадая, что будет завтра. Элизабет, как всегда, высказывается прямо и кратко:

– Мой отец никогда не допустил бы, чтобы какой-то человек так долго занимал его мысли, – говорит она. – Убей его.

– Нет,– отвечаю я.– Пока рано. Не вижу в этом необходимости. Я думаю, что буду чувствовать себя комфортнее, если повидаюсь с ним еще раз. Мне не обходимо понять, что он чувствует, взглянуть ему в глаза.

Элизабет пристально смотрит на меня:

– Ты, вероятно, опасаешься, что он передумал преследовать тебя. В какую бы игру вы оба ни играли, тебе не хочется, чтобы она так быстро закончилась.

Я отвожу взгляд от ее изумрудно-зеленых глаз:

– Что ж, может быть, ты и права. Не знаю.

Мы высаживаемся в Майами рано утром, но ресторан -«Крабы у Джоу» открывается еще раньше. Несмотря на то что еще только половина седьмого утра буднего дня, на стоянке полно машин. Я оставляю «мерседес» служащему, и мы с Элизабет направляемся в здание, выдержанное в средиземноморском стиле и недавно перестроенное, дабы оно соответствовало новым домам вокруг него. Все они играют на возрождающейся популярности Саут Бич.

В довольно мрачной комнате толпятся люди, дожидаясь своей очереди, чтобы поговорить с безразличного вида метрдотелем.

– Здесь слишком шумно и людно, – беззвучно говорит Элизабет.

Я киваю. За каждым столиком люди едят или ждут своего заказа, между ними снуют туда-сюда официанты в смокингах с огромными подносами. На тарелках красуются коричнево-красные клешни крабов – блюдо, на котором специализируется этот ресторан. Множество посетителей толпятся в фойе и около стойки бара, ожидая, пока освободятся столики. А это может произойти и через час.

Мне приходится ждать целых пятнадцать минут, чтобы подойти к метрдотелю и поговорить с ним. На мою фамилию он реагирует вяло, но после моих слов – «Мы друзья Артуро Гомеса» – оживляется, улыбается и уверяет меня, что через несколько минут все будет в порядке. Не угодно ли нам подождать в баре?

Три бармена в красных парчовых жилетах снуют за стойкой из красного дерева. Я уже начинаю опасаться, что у Сантоса как раз сегодня выходной, но скоро вижу, как он наливает виски какому-то краснолицему мужчине у дальнего конца стойки. Я продираюсь сквозь толпу, протискиваюсь к нему. Мне даже удается найти свободный табурет для Элизабет у стойки и небольшой кусочек пространства для себя, чтобы встать рядом.

Заметив нас, Сантос сначала застывает, потом хмурит брови. К нам подходит другой бармен, чтобы принять заказ, но Сантос отстраняет его:

– Это мои знакомые. Я сам их обслужу.

– Мистер и миссис де ла Сангре, – говорит он, как будто мы его старые добрые друзья. Правда, холодный взгляд как-то не вяжется с радушной улыбкой: – Что привело вас сюда?

– Обед, – коротко отвечаю я. – Если я правильно помню, мы договорились держаться не так официально. Верно, Хорхе?

– Да, – кивает он и кладет руки ладонями вниз на полированную стойку. – Да, я действительно это предложил, но это было так давно, Питер. Я уже и забыл.

– Да, прошло много времени…

Он снова кивает:

– Слишком много. Вы же знаете, как это бывает, Питер: работа и всякие дела – все это отвлекает. Хотя… Вам ведь не приходится работать, не правда ли?

– Нет, – отвечаю я.

– Зато вы наверняка знаете, что значит играть по-крупному. Не думаю, что ребята, с которыми вы играете, часто выигрывают. Но хватит об этом… – Сантос тянется к бутылкам, что у него за спиной. -Мне нужно работать. Что вы желаете?

– «Эвиан» для нас обоих, – отвечаю я. – Мы не пьем.

– Правда? – удивляется он. – И я тоже. Бросил, когда Мария пропала. Забавно, честное слово…

Полиция забрала меня несколько месяцев назад, – он трясет головой. – Понимаете, Питер, они арестовали меня за вождение в нетрезвом виде, а я был трезв как стеклышко. Не понимаю, почему они так поступают. А вы как думаете?

Я пожимаю плечами:

– Иногда им случается напутать.

Хорхе щурит глаза и ворчит:

– А вас голыми руками не возьмешь, верно?

Я не успеваю ответить, потому что как раз в этот момент метрдотель выкликает мое имя.

– Вы, должно быть, знакомый какой-нибудь шишки, – усмехается Хорхе. – Мало кто дожидается столика так скоро. Такому крутому, как вы, человека уволить – раз плюнуть. Верно ведь, Питер? – он машет рукой.– Идите, идите, не волнуйтесь! Вам не придется ждать. Вам сейчас принесут ваши напитки.

– Ну что, доволен? – спрашивает Элизабет, когда мы садимся за столик.

Вообще-то, я доволен, но не очень хочу признаваться в этом. Элизабет вряд ли поймет мой интерес к этому человеку. Я и сам-то не вполне понимаю: то ли это потому, что я знал его сестру и теперь ищу в нем ее черты, то ли вся эта история просто вызывает любопытство. В общем, почему-то мне очень хочется узнать этого человека получше.

– Ну что ж, – говорю я вслух, – по-моему, очевидно, что он все еще вынашивает какие-то планы.

– Особенно теперь, когда ты вдруг объявляешься здесь, чтобы подразнить его.

Официант приносит поднос с двумя бокалами. Он ставит один перед Элизабет, другой – передо мной.

– Хорхе просил передать вам его наилучшие пожелания, – говорит молодой человек.

Я киваю, подношу бокал к губам и сразу же чувствую сильный запах алкоголя.

– Это «Эвиан»? – спрашиваю я, отпив глоток.

Официант расплывается в улыбке:

– Хорхе предупредил меня, что вы шутник. Это водка, как вы и хотели.

– Мы не пьем, – говорю я и протягиваю ему бокал.

– Хорхе предупредил, что вы так скажете, – официант не обращает внимания на мою протянутую руку, стоит и хихикает,– а еще, если вы так скажете, он велел передать вам, что, возможно, очень скоро вы начнете пить.

21

Во вторник утром будто кто заменил сразу весь воздух. Избавившись от влаги, он как будто стал легче. И следа не осталось от летнего тепла. Вдыхаю морозный, хрустящий запах осени. Это воодушевляет меня. Валяться в постели больше не хочется. Я бегу наверх, в большую комнату, и распахиваю окна, чтобы северный ветер наполнил дом первой осенней прохладой. Сожалея, что Элизабет еще не проснулась, я стою у окна, выходящего на север, на Майами, подставив лицо холодному ветру.

Однако улыбка сбегает с лица, как только я замечаю парус далеко на севере – крошечный бело-желтый треугольничек, качающийся на голубой воде. Он слишком далеко, чтобы можно было определить даже класс лодки. Сначала кажется, что она не движется, но со временем я понимаю, что она медленно, но неуклонно приближается к моему острову. Пожимаю плечами, стараюсь не замечать ее, но скоро мне становится невыносимо просто наблюдать, как она неизвестно зачем приближается.

Наконец я заставляю себя отойти от окна. Нет никаких причин, чтобы именно эта лодка меня занимала. Мне известно, что самый западный канал, ведущий в бухту, лежит в полумиле к востоку от рифа де ла Сангре. Я также знаю, что в четверти мили от острова океан довольно глубок даже во время отлива и любая лодка может там пройти. Разумеется, несколько лодок в день мимо нашего острова всегда проплывают. И все же это суденышко не дает мне покоя, действует на нервы.

Весьма недовольный собственной суетливостью, я через каждые несколько минут подхожу к окну посмотреть, насколько они продвинулись. Через час я уже могу различить очертания парусов – маленький треугольник кливера и парус побольше, оба – в бело-желтую полоску.

– Возможно, это Сантос, – говорит Элизабет, которая наконец проснулась и уже стоит рядом со мной. Корпус яхты теперь достаточно близко от нас, чтобы можно было различить знак «Н» на большем парусе. – Ты раздразнил его. Ты сам этого хотел! – она пожимает плечами и спускается в сад.

Я продолжаю вести наблюдение. Яхта приближается, потом заходит со стороны бухты. Она уже так близко, что я различаю Сантоса на палубе. На нем только шорты и майка. Смотрит он в сторону моего острова. Переходя от окна к окну, я слежу за его продвижением, невольно любуясь мастерством, с которым он управляет яхтой.

Он огибает остров, наконец спускает паруса. Яхта останавливается, слегка покачиваясь на воде. Яхтсмен тянется к маленькой синей сумке, которая лежит тут же, на палубе, и достает оттуда бинокль. Опустившись на колени и время от времени меняя точку опоры, чтобы компенсировать колебания лодки, Сантос изучает остров.

Я отхожу в глубь комнаты, когда он наводит свой бинокль на мое окно, и все-таки, перед тем как отправиться в обратный путь, он машет рукой, как будто точно знает, что я за ним наблюдаю. То же самое повторяется и на следующий день. Потом он исчезает на неделю. Потом появляется снова, на сей раз с девицей Мортон на борту. Это становится своеобразной традицией: несколько раз в неделю огибать на яхте наш остров, иногда в одиночестве, иногда – в обществе своей подружки. И с каждым разом он уплывает обратно все медленнее, и всегда – неотрывно глядя при этом на остров, вернее, на дом.

Проходит октябрь, потом ноябрь. Живот моей беременной жены заметно округляется. Элизабет не нравится, как она выглядит в человеческом обличье. Она заставляет меня покупать ей новую одежду каждую неделю. Она больше не водит «корвет», а пересаживается в более удобный «мерседес». Занятия любовью, которые раньше были по меньшей мере ежедневными, теперь превращаются в редкие, эпизодические совокупления. Элизабет проводит все меньше времени в саду, реже выражает желание съездить на материк, а когда мы все-таки выбираемся туда, жалуется, что в машине ее слишком трясет.

Еда, всегда много значившая для нее, делается ее заботой номер один. Хотя мы продолжаем охотиться по ночам, этого ей уже недостаточно. Днем я то и дело размораживаю бифштексы, и Элизабет безропотно поглощает их.

Невзирая на погоду, Сантос продолжает навещать нас не реже раза в неделю. Элизабет не обращает на его визиты никакого внимания. Когда я указываю ей на парус на горизонте, она только говорит:

– В твоей власти прекратить это.

Да, в моей. Артуро давно хочется уничтожить этого парня. Всякий раз, как мы заговариваем о Хорхе, он просит разрешения его убрать.

Не имея на это моего согласия, он мечтает хотя бы устроить так, чтобы кубинца задержал морской патруль или снова арестовала полиция за вождение в нетрезвом виде.

– Наконец-то у меня появилась возможность поговорить с менеджером ресторана «Крабы у Джоу»,-говорит Артуро. – Этот человек заверил меня, что за определенную сумму денег они вышвырнут Сантоса в два счета. А один из помощников губернатора по обещал мне, что они с радостью предоставят Сантосу работу рейнджера в Сан-Марко, если нужно будет его трудоустроить. Одно твое слово,– Артуро широко улыбается, явно довольный возможностью влиять

на события, – и мы устроим Мортон перевод куда-нибудь в Джексонвилль.

Я отклоняю все эти предложения.

– Он безвреден,– говорю я Артуро. То же самое я повторяю Элизабет. – С самого октября ничего не происходит. Если бы этот человек что-то замышлял, он давно бы исполнил задуманное. Если же он полагает, что чтит память своей сестры, несколько раз в неделю огибая мой остров на яхте, пусть себе!

Однако, стоит яхте Сантоса появиться на горизонте, и я бросаю все свои дела и внимательно слежу за ней. Иногда, в ясную ветреную погоду, я даже завидую его прогулкам под парусом. Мне случалось ходить на катамаране, и я знаю, какое это удовольствие – скользить по воде, когда твою яхту подгоняет свежий ветерок.

А стоит погоде испортиться, я смотрю, как суденышко Сантоса треплет холодный ветер и каждая новая волна грозит накрыть его, и не могу не удивляться настойчивости этого парня. Интересно, хватило бы у меня упорства так рисковать ради того, что заранее проиграно?

– Я восхищаюсь им, – говорю я Элизабет, когда она в очередной раз отказывается взглянуть в окно на яхту, приближающуюся к нашему острову.

– Почему я должна обращать внимание на какого-то дурака? – пожимает она плечами. – Все эти его прогулки ни к чему не ведут. Надеюсь, однажды он поймет это и уберется отсюда.

– Что ж, по крайней мере он сможет сказать себе, что сделал для своей сестры все, что мог,-отвечаю я.

Элизабет презрительно фыркает и выходит из комнаты.

22

Аппетит Элизабет просто поражает меня. К середине декабря она мало того, что каждый вечер съедает свою добычу, но еще и поглощает два бифштекса по двадцать четыре унций каждый после пробуждения и еще два таких же днем. Она ловит и пожирает столько наших собак, что я вынужден попросить ее остановиться, а иначе стая станет такой малочисленной, что чужие больше не будут ее бояться.

– Ребенка нужно кормить! – заявляет Элизабет. – И потом, я должна поддерживать свои силы. Я киваю и заключаю свою располневшую возлюбленную в объятия. Заметив, что она в ответ обнимает меня и удерживает дольше, чем прежде, я умиленно улыбаюсь. Беременность смягчила ее. Теперь она больше нуждается в нежности и любви. И, пожалуй, мне нравится, что ей нужно от меня еще что-то, кроме еды и секса. Мы проводим целые часы, сидя рядом в большой комнате, глядя в окно на море, молчаливо наслаждаясь близостью друг друга. А иногда мы, взявшись за руки, гуляем по пляжу, разговариваем о будущем. У нас не возникает споров об имени будущего ребенка.

– Генри,– говорит она,– прекрасное имя – звучное, суровое. А может быть, мы дадим ему имя моего отца тоже?

– Конечно, – соглашаюсь я, улыбаясь про себя тяжеловесности такого имени: Генри Чарльз де лаСангре, особенно для крошечного, еще не рожденного существа. Скорее бы он родился! У меня нет никаких сомнений в том, что Элизабет будет прекрасной матерью. Она уже начала готовиться к родам, обустраивать комнату. Она помогает мне дочиста отскоблить стены и потолок, то и дело напоминает, что понадобится свежее сено. Я больше не

задумываюсь о наших отношениях.

«Если ты ждешь от подруги совершенства,– учил отец,– привыкай к одиночеству».

Как бы мне ни хотелось, чтобы Элизабет разделяла мои пристрастия и вкусы, я смирился с нашей несхожестью и научился ценить время, которое мы проводим вместе. Может быть, она и не любит музыку, но ведь терпит, когда я слушаю свои стереозаписи. Мы оба улыбаемся, увидев друг друга, стремимся прикоснуться друг к другу, оказавшись рядом. Даже если лучше не станет, всего этого мне более чем достаточно для счастья.

Даже Сантос больше ее не раздражает. При появлении его яхты она уже не выходит демонстративно из комнаты. Мы теперь обсуждаем погоду, его технику управления яхтой.

После рождения ребенка я бы хотела научиться ходить под парусом, – говорит Элизабет. – Купишь мне яхту?

– Конечно, – обещаю я.

Первые зимние ветры начинают дуть за несколько дней до Рождества. Впервые с лета солнце днем совсем не греет. Ветер стучится в наши окна, воет в бессильной злобе. Я смотрю в окно на серое небо, холодные волны, накатывающие на пристань, и звоню Эмили в офис, чтобы отменить свое еженедельное совещание с Гомесом и Тинделлом. Потом я развожу огонь в большой комнате для нас с Элизабет.

– Это же Флорида,– говорю я.– Здесь не должно быть так холодно.

Элизабет усмехается и качает головой:

– По телевизору говорят, что сейчас всего лишь шестьдесят градусов. У нас дома каждую ночь бывает холоднее, чем сегодня. Ты ведешь себя, как будто нас совершенно неожиданно застигла вьюга, но мы знаем, что через несколько дней снова потеплеет.

Я оставляю смеющуюся Элизабет в большой комнате, а сам спускаюсь разжечь камин в нашей спальне. Через несколько минут Элизабет беззвучно сигнализирует мне:

– Он снова здесь.

– Сантос? – отзываюсь я. – В такую-то погоду?

Элизабет вместе со мной подходит к окну. Она испытующе смотрит на меня. Яхта борется со стихией. Можно сказать, что она плывет по воздуху, то и дело перелетая с волны на волну.

– Он сумасшедший, – говорю я.

– Они оба сумасшедшие, – уточняет Элизабет, и я соглашаюсь с ней, увидев Кейси Мортон, которая возится с парусом. Она практически висит над водой. Опорой ей служат лишь собственные ноги да канат, тянущийся с верхушки мачты и привязанный к стропу, обхватывающему ее сзади.

– Это называется трапеция, – говорю я Элизабет, указывая на Сантоса, который повис с другой стороны яхты в точно такой же позе.

В своих черных непромокаемых плащах они оба кажутся тенями.

– Без спасательных жилетов! – говорю я, качая головой. И вновь не могу не восхититься мужеством этого человека, глядя, как его катамаран то подпрыгивает, то ныряет, то срезает пенные гребни волн.

И еще Сантос удивляет меня тем, что он правит на север и сражается с беспощадным северным ветром до тех пор, пока не достигает канала между моим островом и Своенравным рифом. Яхта сворачивает в канал, на мгновение замедляет ход, а потом делает мощный рывок. Сантос и Мортон отклоняются назад, подветренная сторона яхты поднимается, левая нога Мортон скользит.

Она кричит, пытается дотянуться до Хорхе, но ее тело все больше отклоняется, теперь только правая нога касается палубы. Он тоже тянется к ней. Пальцы их рук соприкасаются. Порыв ветра опрокидывает паруса, яхту бросает вперед, и она зарывается килем в волну. Потом катамаран резко останавливается, словно наткнувшись на невидимую преграду, корма поднимается, Мортон раскидывает руки, сила инерции влечет ее по дуге, ограниченной канатом, привязанным к верхушке мачты. Сантос летит за ней, под действием их общей тяжести яхта кувыркается, мужчина и женщина сталкиваются друг с другом. Их закручивает вокруг мачты, они сшибаются лбами. В конце концов Сантоса и Мортон накрывает перевернутая вверх дном яхта.

Я судорожно выдыхаю, глядя на остатки катамарана, дрейфующие по волнам.

– Уж не собираешься ли ты спасать их? – спрашивает Элизабет.

– Нет, – отвечаю я, – они под яхтой. Они утонут до того, как я успею добраться до них. И потом, ты наверняка испытываешь облегчение от того, что они убрались с нашей дороги.

Она лишь пожимает плечами и смотрит на воду. И вдруг… У меня, правда, хватает ума удержаться от торжествующего возгласа. Я спокойно сообщаю Элизабет:

– Это, кажется, Сантос.

Человек держится за обломки катамарана, возится с канатом, которым он обвязан, и, отвязавшись, ныряет обратно под лодку. Через несколько мгновений он вновь появляется на поверхности, таща за собою Мортон. Ему уже почти удается забросить ее на перевернутую яхту. Правда, она все время соскальзывает. Когда Сантос лишь на мгновение отпускает ее, чтобы получше ухватиться самому, Мортон съезжает вниз и исчезает в волнах.

Я едва подавляю стон. Остается надеяться, что Хорхе хватит здравого смысла остаться на яхте. В конце концов, лучше, чтобы выжил хотя бы один, чем чтобы погибли оба. Тем временем течение относит подругу Сантоса все дальше и дальше. Он выжидает несколько секунд, прежде чем покинуть свое убежище, и отталкивается от лодки как раз в тот момент, когда женщина появляется на поверхности футах в двадцати от него.

Ни у одного из них нет спасательного жилета, и я прекрасно знаю, что через несколько минут их вынесет в океан. Успею ли я прийти на помощь? Я смотрю на Элизабет, прикидывая, насколько ее разозлит моя попытка спасти людей.

– Я думаю, тебе следует вытащить их, – говорит она.

Я так и застываю с открытым ртом. Наконец, обретя дар речи, спрашиваю:

– Почему?

Не стану признаваться, что сам этого хотел.

– Иди, а то не успеешь. И притащи их сюда.

Потом все объясню.

Двигатели просыпаются, стоит мне только повернуть ключ зажигания у «Грейди». На бешеной скорости я вырываюсь из бухты, и, лишившись прикрытия острова, сразу же подвергаюсь атакам огромных волн. Меня хлещет холодный ветер, в меня летят соленые брызги, и очень скоро моя одежда становится насквозь мокрой. Я упрямо пробираюсь по каналу. Меня крутит и вертит, подбрасывает вверх и окунает в воду.

– Элизабет! – беззвучно зову я, когда добираюсь до выхода из бухты и поворачиваю на север.

– Ты еще видишь их?

– Он доплыл до нее.. – отвечает Элизабет. – Он пытается плыть и тащить ее за собой. Их яхта минуту назад проплыла мимо них… Он старается догнать яхту, но не думаю, что ему это удастся: ее относит слишком быстро.

Я командую катеру: «Полный вперед», несколько секунд борюсь со штурвалом, пока лодка получает «пинки» то с одной, то с другой стороны.

– Как далеко они от выхода в океан?

«Грейди» ложится на один борт при повороте канала, брызги покрывают ветровое стекло слоем белой пены. Ничего не вижу, кроме бурлящей и кипящей вокруг меня воды.

– Они совсем недалеко, – отвечает Элизабет.

– Где они? – я резко торможу и пристально вглядываюсь вперед.

– Справа от тебя… ярдах в пятидесяти. Посмотри в сторону нашего острова. Они недалеко от берега.

Я забираю в ту сторону, куда указывает Элизабет. В волнах на какой-то миг мелькает блестящий непромокаемый плащ и светлая прядь волос.

– Я их вижу! – сообщаю я Элизабет.

Теперь я не спускаю с них глаз, догоняю, проплываю мимо, потом разворачиваюсь и возвращаюсь. Течение само принесет меня к ним. Постараемся спасти Сантоса и его подругу, не врезавшись в них на катере.

Сантос гребет одной рукой, а другой держит девицу. Он даже глаз на меня не поднимает, пока я не подплываю совсем близко и не останавливаюсь.

– Возьмите сначала Кейси! – говорит он, берет левую руку женщины и протягивает ее ко мне. Но тут волна накатывает и уносит с собой Мортон. Теперь надо ждать следующей волны. Я почти наезжаю на барахтающуюся в воде парочку. Пока не поздно, перегибаюсь через борт катера, хватаю девицу за запястье и вытаскиваю ее из воды. Она вопит от боли. Еще бы: вес всего ее тела пришелся на запястье. Я волоку ее в лодку, не обращая внимания на ее стон – она случайно ударяется о борт, – и бросаю на палубу. Она извивается, корчится, судорожно хватает ртом воздух. Подходит новая волна, и я, не теряя времени даром, бегу к борту, ища глазами Сантоса. Не найдя его, кидаюсь к штурвалу.

– Да нет же! – мысленно кричит мне Элизабет. – Он у кормы!

Я нахожу Сантоса уцепившимся за один из моторов. Кажется, он не замечает ворчания двигателя, не чувствует ни сильной вибрации, ни утомления. Он снова и снова пытается забраться в лодку. Не видя, что я наблюдаю за ним, парень старается, ухватившись одной рукой за вал мотора, уцепиться другой за борт катера. Лодка ходит ходуном, Сантос то и дело ударяется о неподвижный винт двигателя.

– Не очень удобное место для путешествия,-говорю я.

Сантос поднимает голову:

– Я подумал, что у вас хватит ума не включать мотор.

– Хорошенькое было бы зрелище, если бы вы ошиблись во мне!

Я протягиваю ему руку и помогаю вскарабкаться на корму. Он падает на пол рядом с Мортон, обнимает ее.

– Все будет в порядке, – говорит он, не знаю кому, ей или мне.

Я завожу моторы и сосредоточиваю все свое внимание на том, чтобы без происшествий довести «Грей-ди» до гавани.

Почувствовав, что мы свернули, Сантос говорит:

– Подождите! А как же мой катамаран?

– Я думаю, он уже там, – я киваю на океан. – Его, возможно, прибьет к берегу через несколько дней.

– Нет, – решительно говорит Сантос, вставая на ноги и подходя сзади к моему креслу. – Послушайте, я благодарен вам за помощь. Видит бог, я не ждал ее от вас. Но вам вовсе незачем везти нас на берег. Если поможете мне добраться до нашей яхты, я уверен, что и сам доплыву до берега. Я отрицательно качаю головой. ;

– Это всего лишь лодка, – говорю я. – Кроме того, вам незачем волноваться: я везу вас вовсе не на материк. Мы плывем на мой остров.

Элизабет встречает нас на пристани с тремя большими белыми банными полотенцами. Она ждет, пока мы помогаем Кейси Мортон выбраться из катера, и дает нам, мужчинам, по полотенцу. Потом она разворачивает третье полотенце и смотрит на дрожащую Мортон, которая едва стоит на ногах.

– Ах бедняжка! – говорит Элизабет, глядя на трясущиеся губы женщины, на ссадину на ее лбу, на многочисленные порезы на руках и изодранный дождевик. – Ничего, сейчас мы вас согреем.

Я весьма удивлен пробудившейся в моей жене жалостливости и с подозрением смотрю, как она укутывает Мортон полотенцем. – Элизабет, – беззвучно обращаюсь я к ней, – ты хотела, чтобы я их спас. Я сделал это. Дальше что?

Она сердито сверкает на меня глазами, обнимает Мортон за талию и ведет ее к дому.

– Пойдемте,– говорит она громко, оглянувшись через плечо,– всем надо согреться.

После холодного ветра и ледяной воды тепло комнаты почти опьяняет. Я опускаюсь в кресло у огня и с удовольствием позволяю теплу окутать меня с головы до пят. Элизабет подводит Сантоса и женщину поближе к камину, то и дело ужасаясь их ранам. Кейси Мортон не обращает на нее никакого внимания. Она стоит, обхватив себя руками, глаза ее горят лихорадочным огнем, ее колотит крупная дрожь. Сантос накидывает ей на плечи и свое полотенце, обнимает ее и повторяет:

– Не волнуйся, малышка. Все уже позади.

– Вам сразу станет лучше, когда вы переоденетесь в сухое, – успокаивает Элизабет, – и еще не повредит съесть чего-нибудь горячего. Питер, ты не поднимешься наверх за бифштексами?

– Не слишком ли мы гостеприимны? – беззвучно спрашиваю я свою жену.

Элизабет одаривает меня широкой притворной улыбкой:

– Подыграй мне, – беззвучно просит она.

Я киваю и направляюсь к двери. Когда дверь за мной закрывается, моя жена снова обращается к гостям:

– О боже, где же мое гостеприимство! После того как вы провели в ледяной воде столько времени, вам, наверное, очень хочется глотнуть чего-нибудь… несоленого.

Вернувшись через несколько минут с четырьмя замороженными бифштексами, я вижу их сидящими в креслах у камина. Перед ними стоит керамический кувшин. Сантос и Мортон отхлебывают из высоких стеклянных стаканов.

– Элизабет! Это же вино из Слезы Дракона! – беззвучно восклицаю я. – Что ты делаешь, черт возьми?

– Все уже сделано,– отвечает она, а потом говорит вслух, обращаясь к гостям: – Допейте до конца. Вы сразу почувствуете себя лучше.

Кейси Мортон опрокидывает в себя стакан. Сантос принюхивается к содержимому своего стакана, недоверчиво смотрит на прозрачную жидкость:

– Какой-то.странный вкус… жирный.

Элизабет пожимает плечами:

– Вы просто не привыкли. Мы ведь живем на острове. Пресную воду берем из цистерны.

Он понимающе кивает и допивает свой стакан. Элизабет улыбается и делает мне знак сесть рядом с ней. Сантос оглядывает комнату.

– Должен вам сказать, я не понимаю, почему вы тогда не разрешили мне прийти к вам в дом. На пристани нет ничего особенного. Дом тоже не вызвал во мне никаких подозрений, – он улыбается. – То есть он, конечно, странный… Пожалуй, мне не хотелось бы жить так, как живете вы. Но скрывать вам, по-моему, нечего. И еще: если бы вы действительно хотели убрать нас с дороги, вы просто могли бы сидеть и спокойно наблюдать, как мы тонем… Возможно, та записка была лживой…

– Записка? – говорю я.

Сантос ежится, смотрит в пол.

– Я хотел бы извиниться перед вами обоими…

Ноги Кейси Мортон отказывают. Она плюхается на пол и сидит, как безвольная кукла, с открытыми глазами.

– Кейси! – кричит Сантос, опускается перед ней на колени, заглядывает ей в глаза. Она тупо кивает, глядя прямо перед собой.

Он поворачивается ко мне и гневно вопрошает:

– Какого черта?

И тут же валится на бок. Я жду, пока кто-нибудь из них пошевелится, вымолвит хоть слово, но понимаю, что не дождусь этого.

– И что теперь? – беззвучно спрашиваю я Элизабет.

Она с улыбкой прижимается ко мне:

– Мы оставим их у себя.

Я трясу головой и отстраняюсь. Насколько лучше было бы просто дать им утонуть, умереть своей смертью! Жаль, что я не поговорил с Элизабет до того, как помчался спасать их.

– Оставим у себя? Зачем?

– Для малыша, – отвечает она, берет мою руку и кладет ее себе на живот. – Когда я рожу, нам с ребенком потребуется много свежего мяса. Все равно эти двое погибли бы. Мы можем держать их в подземелье. У нас еще есть время подкормить женщину. Наконец, мы можем использовать их в качестве слуг, пока мне не придет время рожать.

– Еще несколько месяцев… – говорю я, и, глядя на нее, вижу ее округлившийся живот, набухшие груди… – Ты ведь родишь не раньше мая, – наверное, я так успокаиваю себя, убеждаю, что осталось еще много времени до того момента, как мы примем на себя такую ответственность.

– А пока мне нужен кто-нибудь, кто будет помогать в саду…

– Я мог бы помочь тебе.