Текст книги "Сотня тысяч граммов благородных металлов"

Автор книги: Алан Кубатиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Кубатиев Алан
Сотня тысяч граммов благородных металлов

Алан Кубатиев

Сотня тысяч граммов благородных металлов

В вагоне тьюба сидели всего четыре человека, но и те сошли на промежуточных станциях. Холин бродил по вагону, стараясь ощутить скорость, с которой мчался в магнитном поле горизонтальной шахты, проложенной глубоко под камнями и прославленным вереском Шотландии. Ах, обостренные некогда рецепторы человека...

Он снова расстегнул сумку. Блокнот лежал в тщательно затянутом молнией кармашке. Все материалы были в памяти ИТЭМ, но из какого-то бумажного суеверия он берег пачку листов, стиснутых пружинной скрепкой, Почти семь лет она ждала – с позапрошлой Мессинской регаты... Басовитый гудок заставил Холина поднять голову. До Лейхевена осталось три станции. Он встал и подхватил сумку.

На платформе оказалось, что гид неисправен, и Холин занервничал. Плохая примета.

Проклиная дурацкое правило, запрещавшее строить тьюбы ближе пятисот метров, от населенного пункта, Холин зашагал к ближайшим домам.

Первым ему навстречу попался мальчишка. Темноволосый, невысокий, крепенький. Он с любопытством взглянул на Холина, сморщил веснушчатый нос. Холин приостановился.

– Эй, парень, где у вас ближайший гид? – крикнул он по-английски. – Мне надо в Глендоу!

Парень безмятежно ответил:

– Га ниель сассенах [не понимаю по-английски (гэльск.)].

Оторопевший Холин покачал головой: меньше всего он ожидал повторения ситуации из древнего романа. Очевидно, действовать надо было теми же способами, что и герои Вальтера Скотта. Вздохнув, он отцепил от куртки значок с эмблемой клуба спортивных журналистов и соблазняюще повертел его в пальцах.

Мальчишка задумчиво поглядел на него, протянул руку. Ловко поймав брошенный значок, он тут же приколол его на куртку, где уже болталось не меньше трех дюжин всяких эмблем. Потом он ткнул пальцем в сторону шоссе и сказал по-английски:

– Через полчаса пойдет грузовик-автомат. У поворота на Инвернохх сойдете и побережьем держите прямо на маячную башню. Она и есть Глендоу. В поселке сейчас никто не живет.

Холин терпеливо выслушал указания:

– Прощай, вымогатель!

Вымогатель ухмыльнулся, достал из кармана крошечную фигурку рыцаря, оседлавшего льва, и метнул ее журналисту.

– Тим Леннокс – честный "фэн"! – он помахал рукой.

Через час Холин стоял у маяка, утирая пот. Восемь лет назад он разок сдуру увязался за Гертой, помешавшейся тогда на скалолазании. Но даже самые яркие воспоминания не заменят тренировки...

Огромный полосатый столб из старого красного и желтого кирпича, увенчанный стеклянным пузырем. Стены были изъедены временем и непогодой, но дверь сияла новенькой медной обшивкой. Никаких следов замка не было, лишь рядом с рамой на уровне лица Холина был вмонтирован круглый сетчатый щиток с кнопкой. Он нажал на кнопку, подождал. В динамике щелкнуло.

– Кто там? – спросил микрофонный голос.

– Николай Холин, Федерация спортивных журналистов.

Молчание. Голос:

– Вы, должно быть, слышали, что я имею дело с вашим братом только на соревнованиях?

– Да, – ответил Холин, усмехнувшись. – Но сейчас я предлагаю вам изменить своему правилу.

Снова молчание. Наконец Холин услышал:

– А какие у вас основания?

– Те же, что и у вас – для отказа, – сообщил Холин микрофону. – И... он помедлил, – вам знакомы эти имена – Дерек Смит, Торстейн-Торнбю, Арнольд Микк, Николай Дашеаский?

Микрофон молчал. Холин уже сильно засомневался в успехе своего предприятия, когда дверь внезапно отворилась, и за ней вспыхнул свет. С забившимся сердцем он шагнул вперед, затем на истертую спиральную лестницу, на первой ступени которой было глубоко высечено число 777. Оно явно обозначало количество ступеней. Когда Холим добрался наконец до первого жилого этажа, он был окончательно: вымотан. Сев на лестницу, в очередной раз за сегодняшний день он утер со лба пот.

– Спортивный журналист должен быть по меньшей мере бывшим спортсменом, – сказал над ним насмешливый голос. На площадке стоял коренастый человек, лет тридцати, в плотном свитере, кожаных, брюках и босиком.

– Наверное, – сипло ответил Холин, – но тогда он слишком перегружен воспоминаниями...

Вблизи чемпион мира выглядел совсем не так грозно и эффектно, как на ковре. Даже знаменитая борода казалась только попыткой отлынить во время каникул от надоевшего бритья.

– Ну, чем обязан? – так же насмешливо спросил он уже в комнате, не приглашая Холина сесть. – Вряд ли вы узнаете от меня нечто экстраординарное! В истории спорта я не силен.

И здесь Холин по-настоящему обозлился.

– Знаете что, Берг, – посоветовал он, усаживаясь на диван возле самой стеклянной стенки, – вы бы тоже сели. У нас будет долгий разговор.

– Вряд ли, – чуть суше сказал Герман Берг. – Во-первых, мне удобнее стоять, у меня травма ребра. А во-вторых, через полтора часа я улетаю в Норвегию.

– Хорошо, – неторопливо отозвался Холин, сев поудобнее. – Вам будет о чем подумать в дороге. – Он расстегнул сумку, достал блокнот, щелкнул пряжкой. – Итак, начнем. Вы знаете, я не слишком давно увлекся панго. До того... – он сделал паузу и заглянул в блокнот, – мотокросс, прыжки с крыльями, дельтапланеризм, альпинизм, метание ядра, диска, копья, молота, подводное плавание... – он перечислял, одновременно исподтишка наблюдая за Бергом. Тот стоял, сложив руки на груди, и разминал крепкими пальцами трицепсы.

– О, да вы универсал, – сказал он. – Когда вы все успели?

– С помощью ИТЭМ это нетрудно – разумеется, не спорт, а его исследование, – Холин вытащил проектор, укрепил на краю дивана. Взгляните сюда, будьте любезны, – пригласил он Берга. – Вы ведь знаете этого человека?

– Да, – не сразу ответил тот. – Николай Дашевский. Ну и что?

– Он погиб шестьдесят три года назад при установлении рекорда на глубину погружения без акваланга. Тело не найдено. До того установил несколько мировых и континентальных рекордов в плавании и легкой атлетике.

Берг, сморщившись, присел, откинулся на спинку дивана.

– И вы считаете, что это я его утопил? – спросил он с любопытством.

Не отвечая, Холин переключил кадр.

– А вот – швед, Торстейн Торнбю, неоднократный чемпион мира по прыжкам с крыльями и дельта-планированию. Погиб в буерном пробеге по Сахаре. Буер был найден, тело – нет. – Он глянул назад, но Берг молчал и смотрел на серое, рябящее, как древнее металлическое зеркало, море.

Какое-то противное чувство неуверенности овладело Холиным. Он снова щелкнул тумблером. Неожиданно голос Берга опередил его комментарий:

– Дерек Смит-Дайкен, англичанин, – сказал он сухо и невыразительно. Отличался в мотокроссе, собрал все кубки, автогонщик мирового класса, альпинист, погиб при восхождении на Хан-Тенгри... – Помолчав, он добавил передразнивая: – Тело не найдено.

Неуместная шутка покоробила Холина. Он включил проектор, закрыл блокнот и, повернувшись, в упор посмотрел на Берга. Тот выдержал его взгляд молча, слегка улыбаясь, и вдруг спросил:

– Хотите кофе?

От внезапности Холин ответил "да", хотя предпочитал сок. Берг вышел в маленькую дверь, очевидно кухонную, и пока он звякал там посудой, журналист успел оправиться. Осмотревшись, он увидел круглую комнату с кольцевым диваном. Неподалеку стоял довольно большой стол на колесиках, заваленный журналами, растерзанными рукописями, непонятными инструментами и пузырьками с мутными жидкостями. На диване валялись свитера, штормовки, детский игрушечный скафандр, ослепительно желтый, с белым шлемом. Весь этот беспорядок не вязался с подобранным видом Берга.

Вышедший из кухни спортсмен застал Холина врасплох. Он хотел что-то сказать, но Берг снова опередил его:

– Это не моя... не мой маяк, – сообщил он, ставя на расчищенный уголок стола поднос и легким, но точным толчком ноги отправляя стол туда, где сидел Холин. – Мой друг мне его уступил на время. Это его вилла, если можно так сказать. Маяк был построен по проекту отца писателя Стивенсона.

– И скафандр тоже не ваш? – попробовал пошутить Холин, но Берг ответил, не поддаваясь на шутливый тон:

– Нет. Сына моего друга.

Подкатив к столу приземистое кресло, он уселся как-то боком и вытянул ноги.

– Итак, что вы хотите от – меня узнать? – он не притронулся к кофе.

– А почему вы решили, что я этого хочу? – вскользь поинтересовался Холин.

– Зачем же еще лететь так далеко?

– Ездим и дальше. Хлеб нелегкий, хотя привычный! – Холин заметил, что за несколько секунд Берг стал как-то сумрачнее, задумчивее. Журналиста слегка зазнобило: неужели правда? Может быть, лишь сейчас он до конца поверил, что в его затее есть все же некое зерно.

– Ну что же, – проговорил Берг, – тогда снова спрошу я. – Зачем же вы говорите со мной как следователь?

– О, журналистам тоже приходится, устанавливая истину, разбирать случаи со смертельным исходом, – любезно пояснил Холин.

– Да, конечно, – Берг не поднимал глаз. – Что дальше?

– Дальше все просто... – Теперь на маленьком экране светились все четыре слайда. – По какому признаку они объединены?

– Они все спортсмены, – медленно ответил пангоист.

– Более того, – подхватил Холин, – выдающиеся, почти гениальные! И каждый не в одном виде – в нескольких!

Он увеличил изображение, направив луч на светлую дверную панель.

– Второй признак, по которому их можно объединить, – продолжал он, ну-ка, Берг? Правильно, возраст. – Увлекшись, он изображал диалог, хотя собеседник безмолвствовал. – А вот третий признак... – Холин больше из жажды эффекта, чем по необходимости, открыл блокнот. – Все они погибли при не до конца выясненных обстоятельствах. Все – в результате несчастного случая, и тела их не найдены...

– Ладно, хватит. От меня-то вы чего хотите?

Холин пристально глядел ему в лицо, но спортсмен не опустил глаз. Он спокойно и строго смотрел на журналиста, и поза его была спокойной и уверенной. Холин вдруг заволновался:

– Только не думайте, что я вас обвиняю, нет! Но, понимаете, мне необходимо разобраться! Может, это совпадение, но тогда – редчайшее, практически невозможное! – Он подтолкнул к Бергу раскрытый блокнот. Здесь расчеты, которые я сделал на ИТЭМ. Это, может быть, полная чушь, но смотрите...

Поднявшись от волнения, он сцепил руки за спиной и подошел к стене. Стекло было усеяно тысячами росплесков – ветер нес дождевые капли, с силой разбивая их о колпак. Море было свинцово-рябым, небо чуть светлее. Забеленные по верхушкам птичьим пометом скалы в пасмурном свете казались угольно-черными.

За его спиной Берг захлопнул блокнот. Холин обернулся.

– Не понимаю, что именно вы подсчитывали, – сухо сказал Берг. Простите, но у меня всего час времени, мне нужно...

– Хорошо, я постараюсь уложиться. Смотрите, – он щелкнул тумблером проектора. На экране появилось пятое лицо.

Берг шумно вздохнул, сцепил пальцы на колене и разжал наконец челюсти:

– Я не гений, не погиб и не пропал без вести. Не подхожу для вашей галереи.

Холин кивнул, вынул из сумки перфокарту и бросил ее на стол перед Бергом, не сделавшим попытки даже взглянуть на нее.

– Здесь написано, – резко, почти зло сказал Холин, – что несмотря на незначительные расхождения в очертаниях мускулатуры, цвете волос, глаз, пластифицируемых тканей лица, все пять человек тождественны. Хотя личный код был записан только с троих – Смит-Дайкена, Микка и Берга, но их сходство с двумя остальными может быть установлено даже на основании имеющихся данных. Вывод ИТЭМ: "Полное соответствие – Герман Дитрих Берг".

Берг молчал, спокойно и размеренно массируя бок. Холина уже начало раздражать его непоколебимое спокойствие – ему не может быть безразлично услышанное!

– Наконец, самое странное, – теперь Холин не стал заглядывать в блокнот даже ради эффекта. – Это люди трех разных столетий. Дашевский жил в последней трети двадцатого века, Торнбю – в самом начале двадцать первого, Смит-Дайкен – почти четверть века спустя, Микк – в семидесятых девяностых, ну, а с Германом Дитрихом Бергом мы имеем честь и счастье быть современниками...

Холин перевел дыхание и облизнул губы. В комнате еще больше стемнело. Дождь усиливался – по стеклу фонаря мчались толстые извилистые струи, которые ветер сбивал в причудливые текучие узоры.

– Итак, осталось главное! – Холин, вздрогнул от неожиданно раздавшегося голоса. – Кстати, у русских – ведь вы русский? – принято называть еще и по отчеству.

– Меня зовут Николай Андреевич.

– Ну, Николай Андреевич, к какому же выводу вы пришли?

Во взгляде Берга сквозило какое-то веселое облегчение. Когда противник или, на худой конец, оппонент начинает ликовать, значит, атакующей стороной допущен некий промах...

– Вывод? Хм... Вывод естественный. Нарушение законов!

– Каких? – поинтересовался Берг, постукивая пальцами по подлокотнику.

– Двух сразу. Думаю, вам известно, что еще восемнадцать лет назад, сначала в Северном полушарии, а потом, после образования Объединенного Совета Народов, и в Южном, был принят закон. Им запрещается, в частности, полное клонирование человеческого организма и все частные исследования в данной области!.. – ему показалось, что Берг хочет отвернуться, и журналист повысил голос. – Не говорите мне, что вы этого не знали!

– Разумеется, знал, – бесстрастно ответил спортсмен. – Вы излишне взволнованы...

Холин и сам это почувствовал, но не мог не поддаться хотя бы на секунду непреодолимому желанию пробить броню невозмутимости, неестественного, машинного спокойствия.

– Прошу прощения, – с трудом выдавил он. – Я несколько устал с дороги. К вам не так легко добраться.

– Да, – словно ничего не было, согласился Берг. – Жаль, что вы не предупредили о своем приезде.

– Я не был уверен, что вы встретитесь со мной. На турнирах с прессой обычно говорит ваш тренер, в нашей среде ходят слухи, будто вы избегаете журналистов.

– Не всегда, как видите. Ну, так что же со вторым законом? Это случайно не Второй Закон Роботехники? – усмехнулся спортсмен.

Холин застыл с открытым ртом. Потом пробормотал:

– Почти... Только Азимов тут ни при чем. Хотя и... ваше знание классики делает вам честь. – Он окончательно справился с овладевшим им замешательством и улыбнулся. – Это у него андроид-детектив? Да? Так вот, вы, наверное, помните международное соглашение 27 года о применении андроидов и систем квазибелковых организмов? Если не ошибаюсь, то там категорически и недвусмысленно запрещается использовать вышеуказанные объекты в земных и околоземных условиях. Даже на Внеземном Индустриальном Поясе их применение строжайшим образом регламентировано.

– Из ваших слов следует, что я, Герман Берг, либо клон, либо андроид. Так? – Берг насмешливо фыркнул, задел коленом столик. Кофейные чашки звякнули, несколько капель остывшего кофе пролились на стол.

– Ну, я не утверждаю этого... – Холин, в свою очередь, дипломатически улыбнулся. – Моя версия состоит в том, что был нарушен или первый или второй закон. Последовательное клонирование с неизвестными целями, стихийная акклиматизация клонов в человеческой среде, уничтожение по мере износа и замена новыми...

– Интересно... Эксперимент, растянувшийся на два столетия? Кстати, правовое положение клонов пока не урегулировано.

– И тем не менее это убийство – уничтожение здоровых, полноценных молодых людей, пусть и выращенных искусственно из клетки, взятой с тела донора. Клон – не робот и не животное!

– Согласно второй версии, я андроид, – Берг сделал вид, что заводит себя воображаемым ключом, вставленным куда-то в область солнечного сплетения, – Что тогда?

– Зависит от типа вашей конструкции, – так же шутливо ответил Холин, но глаза его оставались холодновато-серьезными. – Если в основе ее человеческий организм, дополненный и перестроенный с помощью искусственных органов и аппаратов, – одно дело. Но есть и другой тип – андроид, в котором заменено главное: мозг. Личность человека, ставшая искусственной конструкцией, где человеческому места не осталось и где всем управляет программа, пусть даже достаточно сложная и гибкая. То есть человекоподобная машина, а не усиленный человек. Таких перепрограммируют или... – он помедлил, затем решительно докончил, – или уничтожают. Они главным образом достались нам в наследство от всяких загибов прошлого. Эксперимент Кнульпа, лаборатория Виснаямы и прочее...

– К какому же типу вы относите меня? – со странным любопытством спросил Берг, не сводя глаз с Холина.

– Ага! – вытянул указательный палец Холин. – Можно считать ваш вопрос косвенным признанием в вашем искусственном происхождении?

– Разумеется, нет, – с явным удовольствием отказался Берг. – Мне просто интересно ваше мнение.

– Ну что вы! – отмахнулся Холин. – Мне трудно представить себе робота, который бы с таким блеском, с таким изяществом провел финальную схватку против такого взрывного и техничного противника, как наш Анвар Махмудов! Я уже и броски считать перестал!

– Благодарю вас, – склонил крупную голову Берг. – Но, значит, ваша гипотеза об андроидах, если вы меня отождествляете с этим рядом парней, не приложима и к ним, – возразил Берг, выпрямляясь в кресле и скрестив руки на груди.

– Допустим, – неохотно согласился Холин, – но тогда остается другая. Она еще неприятнее.

– Чем же? – Берг усмехнулся.

– Значит, погибали люди, а не андроиды. Судьбу андроидов решает специальная комиссия при Комитете по охране личности. А если речь идет о людях, то, значит, клонированных, некто присвоил себе право решать единолично судьбы настоящих живых людей...

– Вы считаете, что некая помесь Виктора Франкенштейна с профессором Мориарти железной рукой контролирует участь своих творений? – перебил его Берг.

Кто такой Франкенштейн, Холин еще помнил, а на второго его эрудиции не хватило. А вопросы задавал тот, кому следовало на них отвечать, и журналист ощутил глухое раздражение. Берг, судя по всему, был незаурядным тактиком не только на ковре.

– Ну, не обязательно так мрачно, – с деланной улыбкой ответил журналист. – Но нам известно немало случаев из не слишком далекого прошлого, когда ученые в погоне за результатами забывали о средствах. Вернее, о нравственности своих средств.

– Так, – сказал Берг. – Вот теперь можно подвести итоги. Значит, одну гипотезу мы уже отвергаем, вторую еще не доказали. Теперь вопрос: почему моя личность заинтересовала вас именно в связи со всеми этими фактами? Неужели только из-за внешнего и ситуативного сходства?

Он встал и вытащил из-под дивана большую сумку, спортивную или дорожную. Распахнув створки шкафа, принялся укладывать в нее вещи.

– Надеюсь, вы извините меня, – он не оборачивался, – но скоро должна прийти машина. Однако мы успеем закончить наш разговор.

– Не думаю. Ставить точку придется довольно долго. У меня нет никаких доказательств искусственного происхождения упомянутых личностей. Это о версии с андроидами. Не буду на ней настаивать, она и мне самому кажется надуманной. А в случае истинности другой версии разговор может принести ощутимую пользу.

– Какую? – спросил Берг не разгибаясь. Он засовывал в пакет аккуратно свернутую борцовскую куртку с красным поясом чемпиона.

Пожав плечами, Холин снял проектор, уложил его в сумку:

– Вы не сказали ни да, ни нет, и я не могу судить, правильно ли я поступил, познакомив со своими данными в первую очередь вас, а не комиссию. Но если "да" может быть сказано и если кто-то хочет распорядиться вашей жизнью, то вы, по крайней мере, предупреждены.

Перестав набивать сумку, Берг слушал его, выпрямившись.

– Вы можете и просто раскрыть перед комиссией свою тайну, если знаете, в чем она, и просить справедливого и объективного решения.

– Ну что же, – оценил его монолог Берг, – неплохо. А другие объяснения... вам не приходят на ум?

– Они еще менее доказательны, а вероятность простого совпадения...

– Она все-таки есть?

– Конечно. И тем не менее ее мало для объяснения.

– Ну хорошо... однако подумайте над иными версиями, охотник за тайнами!

Последние слова прозвучали необидно, скорее дружелюбно и с уважением.

– Ну почему вас так взволновало все это? Вы же спортивный журналист? спросил Берг, закрывая сумку.

– В основном да.

– Если я верно помню, уголовная хроника изжила себя еще в прошлом веке, вместе с политической? Чего же хотите доискаться вы?

– То есть как – чего? – возмутился Холин. – А что киборгам делать в спорте? Спорт для людей! Согласились бы вы бороться с кибером?

– Но киборг и кибер...

– Разница чисто внешняя! И тот и другой превосходят человека в скорости, а силе, во многом другом. Спорт рассчитан на совершенствование физической природы человека, на радость и отдых! Зачем машине радость, зачем отдых? Человек должен соперничать с человеком! Машины есть инструменты, слуги, придатки его руки и мозга. Не ставя себя в заведомо невыгодное положение, человек не может не проиграть машине, и шансов на выигрыш у него нет!

– Хорошо. Ну а клоны? Ведь они-то люди, ничем не отличающиеся от Гомо сапиенса. Чем их существование волнует спортивного журналиста? – с легкой иронией осведомился Берг.

– Тем, что задана копия, а не прекрасный своей неповторимостью творец спорта, образец для подражания, пример и цель, – запальчиво ответил Холин. – Тем, что возникает конвейер, где штампуют чемпионов. Иной раз в спорте требуется подвиг – человек переделывает свою конституцию, из хилого недомерка становится полноценным и сильным, а полноценно сильный феноменально быстрым, выносливым, могучим. Даже инвалиды, чьи телесные недостатки еще не умеют компенсировать, способны за счет спорта победить хотя бы психологически. Вспомните Абебе Бикила, ставшего после паралича ног еще раз чемпионом, стрелком из лука. Вспомните Владимира Семенова, с одной рукой ставшего мастером спорта по самбо, Льва Осиновского, с тем же увечьем исполнявшего сложный акробатический номер... Победа над собой, совершенствование, расширение пределов – для каждого неповторимое, свое, а не набор деталей, конструктор, из которого можно собрать что угодно.

– Но ведь если люди не знают, что перед ними клоны, не все ли равно им, кому они подражают? Стремление соперничать остается, остается борьба, остается труд. Что же тут плохого? Работают же спортсмены с тренажерами, снарядами, киберпартнерами?

У журналиста вдруг появилось странное ощущение, что собеседник смеется над ним; поддерживает серьезный и обстоятельный разговор, наперед зная ответы на все вопросы. Он собрался ответить, но Берг продолжил:

– И, в конце концов, разве цена так уж велика? Да и что, собственно, человечество теряет? Подлинность? А откуда она у спорта? Она исчезла вместе с прикладным смыслом его. Стрельба, фехтование, бокс, борьба, метание всех снарядов – иллюзия боя, поединка, сражения, ставшая совершенной фикцией, естественным напоминанием о тех днях, когда люди еще воевали. Так почему бы людям и не согласиться с тем, что у них всегда будут достойные противники? Люди станут тянуться, добиваться совершенства, и так как человеческие возможности имеют предел, а у... иных существ он непредставимо далек, то, если люди не будут знать о их происхождении, постоянная погоня за этим горизонтом даст им иллюзии, которые здесь нужны. Плохо?

– Люди, люди... – пробормотал Холин. – По вашей интонации можно подумать, что вы пришелец!

Берг захохотал и сквозь смех воскликнул:

– Вот вам и еще одна версия!

– Бросьте! – поморщился Холин. – Несерьезно! Если даже на секунду вам поверить, человечество теряет очень много.

– Что оно теряет? – Берг еще смеялся. – Сотню-другую тысяч граммов золота, серебра, платины, хрусталя, бронзы на призы? Главное – вера, вера в свои силы, и тогда, даже если они подходят к концу, появляется второе дыхание, новая мощь, новая выносливость, а это, я думаю, самое драгоценное из всего, что имеют человек и человечество, – вера в себя.

Задумчиво, медленно он протянул руку, погасил свет. Гроза кончилась, тучи расходились, и за хребтом, где стояла башня климатической регулировки, уже проглядывало синее небо.

На сервопульте вспыхнул огонек, и комнату наполнил низкий гудок.

– Ну вот и все, – Берг с улыбкой развел руками и встал. – Машина близко. Я должен попрощаться с вами... – он легко подхватил громоздкую сумку. – Вы можете оставаться здесь сколько угодно. Хозяин вернется не скоро. Машину можно вызвать с пульта, шифр есть в справочнике.

– Постойте! – Холин кашлянул, смягчая резкость тона. Берг вопросительно обернулся к нему, – Видите ли, – журналист сделал насмешливый жест, – мы с вами прекрасно поболтали на философские темы. Ценю вашу вежливость, но ведь я не за этим пришел. Что вы ответите _мне_, на мой вопрос?

Берг постоял, крутя в пальцах брелок – маленького серебряного краба.

– А почему вы считаете, что я вам ничего не ответил?

– Но ведь вы ничего не отрицали и ни на что не соглашались!

– Значит, вы не сказали ничего, что вызвало бы у меня такое желание, Берг опустил сумку на пол и в раздумье погладил бороду. – Видите ли, по моему глубочайшему убеждению, человек слишком легко и незаметно расстался со многими качествами, делавшими его биологически полноценным существом. Спорт помогает ему обрести их вновь, но в наши дни совершенство физическое тесно связано с духовным: кменс сана ин корпоре сано". – Холин поморщился. – Прописные истины, – кивнул Берг, – они же самые верные. Попробуйте ответить на вопрос: может ли сплав двух начал, физического и духовного, породить новые, пока неизвестные свойства человека?

– Если разговор о парапсихологии и прочем, пешком сбегу, – предупредил Холин. – Меня от нее мутит, а от всего трансцендентального – особенно.

– Разговор... – Берг взглянул на сервопульт. – А что вы слышали о "молчащих генах"?

Удивленный Холин потер подбородок. Снаружи совсем распогодилось, море сверкало тысячами белых искр, чайки стонущим облаком клубились над черными скалами. Небо слепило голубизной.

– Почти ничего, – нерешительно сказал он. – Я, видите ли, все еще путаю ген с хромосомой...

Берг терпеливо разъяснил:

– Это группа генов, не участвующая видимым образом в формировании фенотипа. Они "молчат" – и все, В начале двадцать первого века было выяснено, что у животных эти гены под влиянием определенных факторов среды или искусственных воздействий начинают действовать, вызывая к жизни совершенно неожиданные качества, правда, в течение жизни одного поколения...

– Ну и что! – перебил Холин. – Опыты по генетической перестройке человека запрещены в том же веке!

– Вы большой знаток по части мораториев, – грустно-ядовито подхватил Берг. – А вот природа, к счастью или к несчастью – нет. Опыт... – он вдруг замолчал, и насторожившийся Холин едва разобрал, как он что-то пробормотал, словно не в силах промолчать, но и не желая быть услышанным. Холин все-таки расслышал и не успел удивиться, как Берг заговорил снова. ...Что, коли можно получить дар – дар за то, что не испугался смерти, а если и испугался, то всю накопленную силу и ловкость употребил на борьбу, сумел самый страх обратить в свою силу. А когда иссякла и она, открыл в себе самом новый источник власти над собой... Сломать какой-то ограничитель, какой-то шлюз и, когда кончились силы в мышцах, зачерпнуть новые силы... – Он взглянул на недоумевающего гостя, вздохнул, и бледность мало-помалу оставила его лицо. – Ведь могло случиться так, что мощное воздействие извне вдруг включило в человеческом организме давно забытый, "молчащий" механизм, и он начинает работать, предохраняя от всего, реконструируя все повреждения, компенсируя все потери... И теперь надо, не рискуя взбудоражить человечество напрасной надеждой...

В небе над маяком загудел двигатель аэротакси. Через несколько секунд донесся хруст гальки под шасси.

– Ну вот теперь все, Николай Андреевич, – словно проснувшись, Берг забрал сумку и пошел к двери. – Не знаю, как скоро нам придется увидеться.

– Так что же вы мне все-таки ответили? – спросил наигранно шутливым тоном Холин. Неясная, как тень пролетевшей машины, тревога скользнула по его душе.

– Ничего, – остановившись у самой двери, Берг помолчал, потом шагнул в проем, и уже с лестницы донеслось: – Ничего. Еще долго ничего... кроме того, что если путь далек, то проводник идет так же долго, как странники...

Когда Холин обернулся за своей сумкой, он увидел, что там лежит коробка. Осторожно, словно боясь чертика на пружинке, он приподнял крышку. Крупная, очень старая черепаха медленно втянула под панцирь голову и морщинистые лапы. "Человек не может вечно быть один", – вспомнил он фразу спортсмена, сказанную так тихо, почти неслышно.

Человек шел по пустыне, подобрал крохотного, помещающегося на ладони черепашонка, и с тех пор всюду возил с собой. Сколько сменилось коробок? А черепаха все та же, только подросла.