Текст книги "Фрэнсис Скотт Фицджеральд"

Автор книги: Алан Кубатиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Зельда: обреченные и завораживающие

Младший лейтенант, Second Lieutenant, – все-таки офицерское звание, пусть и в пехоте.

Из учебки форта Ливенворт в Канзасе его переводят в лагерь Кэмп-Шеридан возле Монтгомери, штат Алабама, и все это время он пишет, лихорадочно, как в школе, когда и где может. На танцах в загородном клубе он знакомится с местной юной красавицей, Зельдой Сейр, дочерью заместителя председателя Верховного суда штата Алабама, «золотой девочкой», как говорили его же герои. Это был июнь 1918 г., в сентябре Джиневра наконец вышла замуж, и Скотт признался Зельде, что любит только ее.

Она всегда была очень хороша собой, а тогда особенно – золотисто-рыжая, тонкое лицо, капризный рот, грация отличной танцовщицы, хотя балетную школу она бросила, и даже характером ее можно было любоваться: веселая, непокладистая, задиристая, временами отчаянная. Тогдашнему Скотту она была очень близка. Ей так же хотелось успеха, славы, шума. Но у нее были другие «стартовые условия», как скажет отец Ника Каррауэя в «Великом Гэтсби»: богатство заменяло положение и авторитет семьи. Мать баловала ее, как Молли – сына, и успешно избаловала. Ей позволялось многое, чего не разрешали трем старшим сестрам. Порывистая, любящая рискованные развлечения, она не боялась ничего: совсем ребенком она забралась за руль отцовского автомобиля, завела его и ехала, пока ее не поймали. Потом однажды позвонила в полицию, что на крыше их дома сидит ребенок, и, пока они мчались туда, залезла на указанную крышу и с восторгом смотрела на их появление. Ее местные кавалеры знали, что свидание с Зельдой может кончиться чем угодно – от поездки в соседний штат до полицейского участка.

Семья Сейр была и сама по себе весьма странной: неврастеник отец, несколько самоубийц по линии матери, а позже и ее собственный брат.

Зельда тоже влюбилась в Скотта. Он был тогда строен, белокур, великолепно танцевал, форма шла ему, но… не хватало главного. Он был нищ. Богатых претендентов на ее руку хватало, и на первое предложение он получил отказ.

Отказ пришел и из Charles Scribner’s Sons, куда он отправил рукопись. Ее вернули, но на доработку, с самыми лестными отзывами, замечаниями и готовностью рассмотреть его будущие произведения. Оставалось вернуться живым и написать их. Скотт еще не знал, что война вот-вот кончится, а самое жестокое его испытание останется с ним до самой смерти.

Максвелл Перкинс. 1943 г. Library of Congress / New York World-Telegram & Sun Collection / Al Ravenna

В октябре 1918 г. полк ФСФ переводят на Лонг-Айленд готовиться к погрузке на океанский транспорт. Но война кончилась раньше – 11 ноября 1918 г. было подписано Компьенское перемирие, Скотта отсылают назад в Кэмп-Шеридан адъютантом генерала Райана, и тогда же они с Зельдой заключают неофициальную помолвку. Скотт уже понимает, «что влюбился в ураган» [7, 141], который не может разлюбить. Версальский мир подписан в июне 1919 г., ФСФ уволен из армии и перебирается в Нью-Йорк работать в рекламном агентстве, жить в каморке и пытаться завоевать Зельду, как не завоевал Джиневру. Но Зельда расторгла помолвку, она не собиралась жить жизнью бедного писателя, и от отчаяния ФСФ уезжает к родителям, в Сент-Пол, где, несмотря на почти непрерывное пьянство, находит силы приводить «По эту сторону рая» в соответствие с требованиями Максвелла Перкинса, гениального редактора и открывателя множества замечательных американских писателей. Он заливал спиртным горечь неудач, оскорбительный отказ любимой женщины, обострившийся страх крушения – и работал. В марте 1920 г. Saturday Evening Post печатает его веселый, совершенно в духе O. Генри рассказ «Майра встречается с его семьей» (Myra Meets His Family), и так начинается почти пожизненное сотрудничество с этим журналом.

Позже он писал: «И казалось, это так романтично – быть преуспевающим литератором; тебе не мечтать о славе, в которой купаются кинозвезды, но зато уж та известность, какой ты добился, останется надолго…»[14]14
  Перевод А. Зверева.


[Закрыть] Правда, эти слова – из одного из первых эссе «Краха».

«По эту сторону рая»: первая удача

Несомненно, «По эту сторону рая» (This Side of Paradise) – роман автобиографический: тут множество примет принстонской жизни ФСФ и более значительного материала у него пока нет. Денег ему не хватало, как будет не хватать всегда, одно время он даже чинил складные крыши автомобилей, но в конце осени 1919 г. Scribners приняло рукопись, а 26 марта 1920 г. книга вышла. Когда ФСФ узнал, что книга принята, он бегал по улицам, останавливая автомобили и рассказывая всем о своей удаче. Потом он умолял Перкинса напечатать роман как можно раньше, боясь, что потеряет Зельду. Он написал ей, в ноябре приехал в Монтгомери, и Зельда согласилась выйти за него замуж.

Успех пришел почти мгновенно: за первый год было продано 49 тысяч экземпляров (хотя бестселлером все же была «Главная улица» Синклера Льюиса), самые суровые критики, включая Менкена, были в восторге, и о лучшем начале писательской карьеры нельзя было и мечтать. Теперь денег должно было хватить на все капризы Зельды[15]15
  На самом деле дотошные исследователи подсчитали и это – первая книга принесла ФСФ всего 6200 долларов.


[Закрыть], помолвка была официально закреплена, а в апреле 1920 г. они обвенчались в нью-йоркском соборе Святого Патрика. Ни музыки, ни свадебных фото, ни свадебного обеда, ни даже свадебного платья – только маленький букет белых цветов пополам с орхидеями в руках невесты. Два лучших отеля города стали местом их затяжного медового месяца. Так они вошли в то время и стиль, из которого уже никогда не уйдут, – прославленная пара, причудливая, скандальная, блестящая – воплотившая все черты «века джаза», короткой эры, самим Скоттом названной для истории. Потом были интервью, светская хроника, фото на первых полосах: прыжок в фонтан «Плазы» в вечерних туалетах, бесконечные нетрезвые выходки на всяких раутах, лихие поездки в открытых автомобилях, но вне всяких правил. Казалось, так будет всегда и все перейдет в блистательную легенду, символ времени, его очарование.

Теперь Зельда хотела оставаться flapper, эмансипе, свободной современной женщиной, а это плохо совмещалось с желанием Скотта работать и закрепить удачу.

Бесконечные приемы и вечеринки мешали ему, никакого порядка в их совместной жизни не было, они начали ссориться, хотя упоение славой пока еще соединяло их. Поразительное сочетание любви, безоглядного доверия и никогда не забытого отчаяния после ее первых отказов. Еще чуть-чуть, и кто-то мог купить ее, «перебить» на рыночном жаргоне, как Том Бьюкенен – Дэзи у Джейма Гетца-Гэтсби. Во всех жестоких, неверных и прекрасных героинях Фицджеральда всегда сквозит она, Зельда Фицджеральд. Герои влюблялись в нее, а она разрушала им жизнь, как Зельда – Скотту. Он несколько раз уродует, бросает и даже убивает ее – в своих текстах. Он разрешает ей бросить себя – в романах и рассказах. Но побеждает все-таки она, и это многое значит. Для ФСФ крушение, неудача, гибель были дороже успеха даже в любви и семье, в них была та темная энергия, которой не было больше нигде.

Сам он писал в предисловии к роману: «Два года назад, когда я – без всяких сомнений – был еще очень юн, у меня возникло неотвратимое желание написать книгу: живописный роман, оригинальный по форме, в котором меланхоличный, натуралистичный эгоизм чередовался бы с образами поколения, которое впоследствии поспешило на войну.

Местами книга должна была быть наивной, местами – шокирующей и тяжелой для рядового читателя, но не без налета величественной иронии. Главный герой – бездельник, в котором угадывается гений, любивший многих женщин и рассматривавший себя во множестве зеркал… Женщины и зеркала, если быть точным, тогда доминировали и были почти на всех страницах»[16]16
  Перевод А. Руднева.


[Закрыть].

Название, цитата из стихотворения Руперта Брука, английского поэта, умершего на фронте: «По эту сторону рая мудрость – опора плохая», подсказывало, что в книге явлено поколение, для которого все боги умерли, все войны отгремели, всякая вера подорвана, а несомненны только «страх перед будущим и поклонение успеху». Герой романа, Эмори Блейн, в самом начале жизни испытывает нескрываемое отчаяние:

Не все это чепуха!.. Сегодня я в первый раз в жизни ратовал за социализм. Другой панацеи я не знаю. Я неспокоен. Все мое поколение неспокойно. Мне осточертела система, при которой кто богаче, тому достается самая прекрасная девушка, при которой художник без постоянного дохода вынужден продавать свой талант пуговичному фабриканту. Даже не будь у меня таланта, я бы не захотел трудиться десять лет, обреченный либо на безбрачие, либо на тайные связи, ради того, чтобы сынок богача мог кататься в автомобиле… Хуже моего положения ничего не придумаешь. Революция могла бы вынести меня на поверхность. Да, я, конечно, эгоист. Я чувствую, что при всех этих обветшалых системах был как рыба, вынутая из воды… Армия мне глубоко противна. Деловая жизнь тоже. Я влюблен во всякую перемену и убил в себе совесть. Что ж… я просто констатирую, что во мне говорит пытливый ум беспокойного поколения, и я имею все основания поставить свой ум и перо на службу радикалам. Даже если бы в глубине души я считал, что все мы – слепые атомы в мире, который теснее, чем размах маятника, я и мне подобные стали бы бороться против отжившего, пытаться на худой конец заменить старые прописи новыми. В разное время мне начинало казаться, что я правильно смотрю на жизнь, но верить очень трудно»[17]17
  Здесь и далее «По эту сторону рая» цитируется в переводе М. Лорие.


[Закрыть].

Мать, эксцентричная и невыносимая, разочарование в первой любви, война без героев, новая любовь, порывающая с ним, чтоб выйти замуж за богатого, мудрый и терпеливый патер-наставник, умирающий именно тогда, когда Эмори так нужны его советы, – кто не узнает в этом пересказе жизнь самого ФСФ? Последние слова героя выглядят настойчивой самоподсказкой: «Я знаю себя, но и только». Можно добавить, что в мире романа, то есть в «бурных двадцатых», это знание тоже бесполезно. Эмори Блейн ищет смысл собственной жизни, но открывает раз за разом «ужас в пригоршне праха»[18]18
  Элиот Т. С. Бесплодная земля (The Waste Land, 1922). Перевод А. Сергеева.


[Закрыть].

Успех «По эту сторону рая» означал прежде всего, что ФСФ верно угадал доминанту настроения общества. Тогдашнему читателю, даже далекому от искусства, слышалось нечто очень созвучное в мучительных размышлениях Эмори о том, что обыденность и творчество несовместимы, что они отменяют друг друга, что начинающий писатель будет писать в журналы вместо того, чтобы жить… а жизнь будет тем временем ждать его где-то далеко. Эмори Блейн рассуждает и о том, что такое женитьба для художника – закрепощение, нужное для статуса, но убийственное для искусства. ФСФ через пару лет напишет о том, что с семьей жизнь приняла «завершенную форму» [7, 166]. Но порабощение суждено всем, и зарабатывание «для дырявого кошелька»[19]19
  Агг. 1: 6.


[Закрыть] лишь одна из его форм.

И все же, и все же… «Он не носил в сердце бога, во взглядах его все еще царил хаос, по-прежнему была при нем и боль воспоминаний, и сожаление об ушедшей юности, и все же воды разочарований не начисто оголили его душу – осталось чувство ответственности и любовь к жизни, где-то слабо шевелились старые честолюбивые замыслы и несбывшиеся надежды…» Так не будет больше кончаться ни один его роман.

Иными словами, как писал Уолтер Аллен, «…это произведение принадлежит молодому человеку, который влюблен в литературу и до сих пор не способен видеть разницу между нею и жизнью»[20]20
  Перевод А. Мулярчика.


[Закрыть] [1, 262].

Даже социалистические идеи кажутся Блейну выходом из того чудовищного тупика, куда загоняют народ Америки, но он слишком изнежен и растерян, чтоб обратиться к ним всерьез; обсуждая свое представление о социализме, он «не уверен в половине того, что сказал».

«Я должен начинать с ощущения, – цитируя Дж. Конрада, писал о себе Фицджеральд, – которое мне близко и которое я понимаю»[21]21
  Перевод А. Кубатиева.


[Закрыть] [6, 58].

Пестрая мозаика яхт, солнечных пляжей, отелей, загулов и попоек никак не избавляет причудливых и эгоистичных героев от плохо скрываемого и неустранимого чувства краха и ужаса. Для двух первых романов ФСФ оно словно музыка в фильме, два следующих пронизаны им насквозь. Но, начиная с чувства, он неизменно приходит к социальному контексту: его рассказы и романы открывают мучения отдельной души, рожденные всем, что творится вокруг, и прежде всего близкими. Ценность отношений и разрушение их, сложность и болезненность переживаний, ранящие грани слов и поступков – всегдашнее содержание книг Фицджеральда. Неизбежна и другая тема – столкновение двух социальных миров и борьба людей за то, чтоб сохранить отношения или, наоборот, уйти из них без излишних сложностей.

Для ФСФ это больше чем тема; здесь личная проблема. С детства он непрестанно решает этот вопрос, постоянно оказываясь не там и не с теми. Возможно, эта неизбежность затронула и его писательскую работу, если вообще не была главным побуждением к ней и не попыткой ее разрешения. Даже писать ФСФ вынужден был лишь наполовину то, что хотел, – другого заработка не было.

Успех романов означал бы, что он может писать меньше рассказов – он не любил этот жанр, потому что писались они большей частью для заработка, подчинялись требованиям журналов и вкусам массового читателя. Романы, считал ФСФ, дают ему возможность полно и честно выразить себя. Рассказы получались «циничными и пессимистическими» – он опасался, что сборник их даже отразится на его литературной репутации.

ФСФ пытается снять большой дом в восьмидесяти километрах от Нью-Йорка, чтоб не терять столько времени на появления с Зельдой на публике. «Сущее дитя и самая безответственная половина пары, какую только можно вообразить…»[22]22
  Перевод А. Кубатиева.


[Закрыть] [7, 144] – со вздохом писал он о жене. Так он надеялся выиграть больше времени для работы. Но именно эти первые недели их брака стали образом всей их дальнейшей жизни и карьеры самого ФСФ.

Зельда (1922) и Скотт Фицджеральд (1921)

Тогда Зельда попыталась жить так, будто ничего нового не происходит. Но оказалось, что она беременна. Путешествие в Европу должно было отвлечь ее от ожидания родов, но Англия им скоро надоела даже больше, чем Италия, и они вернулись в Сент-Пол, где в октябре 1921 г. родилась дочь, Фрэнсис Скотт Фицджеральд, Скотти, оставшаяся их единственным ребенком.

Она станет очень неплохим драматургом, автором нескольких удачных шоу и умрет в 1986 г. в Монтгомери, Алабама, в унаследованном доме своей матери Зельды.

А пока они живут в дорогом поселке Грейт-Нек, в 40 километрах от Нью-Йорка, и Скотт наблюдает ту жизнь, из которой потом вырастет пейзаж «Великого Гэтсби». Работая стиснув зубы, он заканчивает рукопись, которая еще и решает важный для него вопрос: имитировать первый роман, эксплуатируя его успех, или добиваться нового? ФСФ знал, что будет в ладу с собой хотя бы здесь, если по-прежнему будет писать о своем опыте и своей тревоге.

«Прекрасные и проклятые»: прекрасные и проклятые

«Прекрасные и проклятые» (The Beautiful and Damned, 1922) – второй его роман. Чарльзу Скрибнеру он обещает сенсационную книгу, где главный герой, Энтони Пэтч, будет одним из тех, «…у кого вкусы и слабости художника, но нет настоящего вдохновения. Как он и его прелестная молодая жена гибнут на рифах саморазрушения – расскажет роман»[23]23
  Перевод А. Кубатиева.


[Закрыть] [7, 160]. Глория и Энтони гибнут, но куда мрачнее и печальнее, чем обещал синопсис новой книги. В ней не будет легкого цинизма первого романа – это жестокая история скорее даже британского, чем американского образца, Конрад и Уэллс научили ФСФ большему, чем другие классики и современники.

Теперь все, что успевает написать, он показывает Зельде – хотя когда-то был убежден, что нельзя никому позволять даже заглядывать в рабочую рукопись. Фицджеральд всегда очень сильно зависел от мнения критиков, друзей, редакторов. Но сильнее всего он зависел от мнения, настроения и состояния Зельды.

Судьба «Прекрасных и проклятых» оказалась куда менее яркой, чем у первого романа. Бестселлером он стал, но разошелся куда меньшим тиражом, был испорчен куцей журнальной версией, не дал того дохода с продаж, которого ждал ФСФ, и принес очень небольшие деньги за права на экранизацию. Критики тоже отозвались о нем без прежнего восторга. Среди них попыталась выступить и Зельда, но положения это не улучшило. На долгий срок Фицджеральду выдали ярлык «талантливого писателя, который из-за недостаточной интеллектуальности и владения собой не может сказать ничего интересного» [7, 169]. Куда злее была реплика про роман о том, «что остается делать с собой тому, кому совершенно нечего делать?» [7, 169]. Энтони – дожидаться наследства, Глории – ловить мужа, а поймав, предаться алкоголизму… Разумеется, роман был намного сложнее хлестких формул, но что-то важное было упущено.

В «Прекрасных и проклятых» ФСФ продолжает рисовать картинки рухнувших величавых замков или растрачиваемых душевных богатств, и их делает привлекательными его растущий талант наблюдателя и мастера сюжета. Сперва Энтони Пэтч, а потом и его жена Глория не занимаются ничем… но с талантом и изобретательностью, что иронически отметили многие критики. Энтони ждет явления чего-то значительного, что заинтересует его, не замечая, что все значительное проходит мимо, не интересуясь им, и в конце концов остается ни с чем. Живущий вполне комфортабельно, он переезжает в Нью-Йорк, чтобы дождаться смерти своего деда-миллионера. Встретив Глорию, Энтони сообщает ей, что «не занимается ничем, потому что ничем из того, что я могу, не стоит заниматься»[24]24
  Здесь и далее «Прекрасные и проклятые» цитируются в переводе А. Руднева.


[Закрыть]. Глория парирует: «А я ничего не знаю – ни о том, чем вам стоит заниматься, ни о том, чем стоит заниматься прочим…» Она присоединяется к его ожиданию, и все, что оставалось читателю – это пробежать сотню с лишним страниц отличного, афористичного, прекрасно написанного текста, чтобы узнать, что Энтони получил свои деньги, но истратил себя и Глорию, став ничем с тридцатью миллионами долларов. Их жизни кончились, потому что не начинались, несмотря на их попытку удержать лучшее из прошлого. Слава деда не перешла к Энтони вместе с деньгами, Глория навсегда теряет мать. Не успев состариться, они начинают распадаться, отравленные бесцельностью жизни.

Два шедевра

Следующие книги Фицджеральда, сборники новелл «Эмансипе и философы» (Flappers and Philosophers, 1920) и «Сказки века джаза» (Tales of the Jazz Age, 1922), только сокращают расстояние между автором и героем, хотя никогда полностью – он говорил, что всегда писал нечто вроде чуть отредактированной версии себя и своего воображения. ФСФ стремительно превращается из новичка в модного автора, но и тут не оставляет своей темы: что такое богатство и во что превращаются богатые.

Во втором сборнике есть целых два шедевра – печальная и смешная фантастическая сказка «Забавный случай с Бенджамином Баттоном» и забавный, но уже совсем не смешной «Алмаз величиной с отель «Риц». В первом время забавляется человеком, жизнь которого начинается со скандальной дряхлости и заканчивается куда более счастливым младенческим забвением.

Во втором, жестоком гротеске, идея богатства доводится до полного абсурда. Что можно сделать, если ты богаче всех в мире? Все. И ничего. Твое богатство будет вожделеемо всеми, покоя не будет никогда, скрываться надо будет ото всех, гостей убивать, чтоб не проболтались, щедро одарив перед этим, а когда ты всем своим богатством, бриллиантом величиной в кубическую милю, попытаешься дать взятку Богу, то просить будешь только одного – спрятать себя от целого мира, отменив разом всех этих людишек с их аэропланами и сделав исключение только для твоих верных рабов. Но Бог отвергает взятку, несмотря на ее размеры. И тогда полковник, как ему кажется, тоже горделиво отвергает дар – он уходит с семьей в алмаз и превращает его и себя в обычный углерод:

Вся поверхность горы полыхнула слепящим желтым огнем, который пронизал дерн, точно свет лампы – подставленную ладонь. Этот невыносимый блеск длился с минуту, а потом вдруг исчез, точно в лампе перегорел волосок, и на месте горы теперь лежала черная пустыня, от которой медленно поднимался синий дым[25]25
  Перевод Н. Рахманова.


[Закрыть].

Фицджеральд-сатирик редко предстает в таком полном и законченном любовании предметом своей ненависти. На последних страницах рассказа практичный американский мальчик, уже готовившийся жить на прихваченные вместе с двумя наследницами бриллианты, обнаруживает, что девочка прихватила дешевенькие стразы с платья одной из утилизованных подружек. Но мальчик не падает духом. Как Скарлетт О’Хара, он собирается подумать об этом утром…