Текст книги "О, я от призраков больна"

Автор книги: Алан Брэдли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

8

Я остановилась наверху лестницы.

– Это неправильно, – ворчал голос. – Они не имеют права сваливать это на нас.

– Лучше держи это при себе, Латшоу, – произнес другой голос. – Ты знаешь, что нам сказал Лампман.

– Да, я знаю, что сказал его преосвященство. То же, что говорил на прошлых съемках и на съемках до того. Я слышал эту речь про жалобы столько раз, что могу процитировать ее во сне. «Если у вас есть жалобы, скажите мне», и так далее и тому подобное. С тем же успехом он мог бы обращаться к человеку на луне.

– Макналти всегда…

– К черту Макналти! Теперь я за главного, и как я говорю, так и есть. И вот что я говорю: они не имеют права нагружать нас дополнительной работой только для того, чтобы ее королевское величество могла дать возможность местной деревенщине поглазеть.

Я медленно попятилась и затем снова вернулась более шумно.

– Шшш! Кто-то идет!

– Доброе утро! – жизнерадостно сказала я, потирая глаза и изображая деревенскую простофилю. Если бы у меня было время, я бы покрасила один из передних зубов в черный цвет растертым углем.

– Доброе утро, мисс, – отозвался один из них, и по голосу я опознала, что Латшоу – это другой.

– Ух какое снежное утро, да?

Я знала, что переигрываю, но с некоторыми людьми это не имеет значения. По личному опыту я знала, что ворчуны глухи к любым голосам, кроме собственного.

– О, как мило! – воскликнула я, спустившись по лестнице, и хлопнула в ладоши, словно старая дева, которой только что, согнув колено, вручил обручальное кольцо краснолицый сквайр.

Южная сторона вестибюля полностью преобразилась за ночь, превратившись в вечерний итальянский дворик. Каменные стены, нарисованные на холсте, закрыли деревянные панели, и площадка на южной лестнице стала балконом в Вероне.

Несколько искусственных деревьев стояли там и сям в горшках, ловко замаскированных и прикрытых маленькими скамеечками для вящего эффекта. Все было сделано так хорошо, что я почти чувствовала тепло итальянского солнца.

Это здесь, знала я, через несколько часов Филлис Уиверн и Десмонд Дункан воспроизведут эпизод из «Ромео и Джульетты»: постановки, которая однажды продержала Вест-Энд на ногах за полночь и заставила актеров выходить на поклон несчетное количество раз.

Я читала об этом в заплесневелых журналах о театре и кино, наваленных кучами в библиотеке Букшоу, по крайней мере они там валялись, пока их не убрали ради съемок.

– Бегите скорее, мисс. Краска еще влажная. Вы же не хотите измазаться с ног до головы, не так ли?

– Нет, если она на свинцовой основе, – выстрелила я в ответ, небрежно удаляясь прочь и с легким трепетом удовольствия вспоминая историю американского художника Уистлера, который в процессе создания знаменитой «Девушки в белом» благодаря высокому содержанию свинцовых белил в грунтовке подхватил то, что художники именуют «коликой живописца».

Интересно, под другим названием отравление свинцом звучало бы так же сладко? Я знаю, что крысы прогрызают свинцовые трубы, потому что привыкают к сладкому вкусу этого металла. На самом деле я начала делать записки к брошюре под названием «Странности свинцизма» и с удовольствием размышляла на эту тему, когда зазвонил телефон.

Я сразу же бросилась к нему, чтобы он не прозвонил второй раз. Если отец услышит, нам предстоит день гнева.

– Проклятье! – сказала я, поднимая трубку.

– Алло… Флавия? Я не вовремя?

– О, здравствуйте, викарий, – сказала я. – Извините, я только что ушибла колено о дверной проем.

Из «Книги золотых правил Флавии»: если тебя застали за руганью, дави на жалость.

– Бедняжка, – сказал он. – Надеюсь, ты в порядке.

– Буду, викарий, когда утихнет мучительная боль.

– Что ж, я звоню сообщить, что с нашей стороны все идет чудесно. Билеты почти все проданы, хотя еще утро. Синтия и ее телефонные воины превзошли сами себя прошлым вечером.

– Благодарю вас, викарий, – сказала я. – Я передам отцу.

– О, Флавия, и скажи ему, что Дитер Шранц с фермы «Голубятня» предложил, если твой отец пожелает, разумеется, воспользоваться санями из вашего каретного сарая и организовать доставку наших театралов из приходского зала в Букшоу. Он говорит, что может наскоро собрать крепеж, чтобы тащить сани за трактором. Одна эта поездка должна стоить столько же, сколько спектакль, как ты думаешь?

Отец согласился, на удивление мало поворчав, но, когда дело касается викария, он почти всегда так себя ведет. Их объединяет дружба глубокая и прочная, природу которой я не вполне понимаю. Хотя они оба посещали Грейминстер, учились они в разное время, так что это не является объяснением. Викарий проявляет к почтовым маркам не более чем вежливый интерес, а отец проявляет не более чем мимолетный интерес к небесам, так что связь между ними остается загадкой.

Откровенно говоря, я немного завидую их легкой близости и иногда ловлю себя на сожалении, что мы с отцом не такие друзья, как он с викарием.

Не то чтобы я не пыталась. Однажды, когда я воспользовалась его филателистическим журналом, чтобы раздуть огонь медлительной бунзеновской горелки, страницы распахнулись, и мне в глаза бросилось слово «активный кислород». Это вещество получают путем добавления формальдегида к перманганату калия, и почта использовала его для дезинфекции сумок почтальона на Средиземном море во времена, когда холера была постоянной угрозой.

Наконец-то в филателии обнаружилось что-то действительно интересное! Мостик – пусть ненадежный – между отцовским миром и моим.

«Если тебе когда-нибудь понадобится дезинфицировать марки, – выпалила я, – то я с удовольствием сделаю это для тебя. Могу быстренько приготовить активный кислород. Мне это совсем не трудно».

Словно путешественник во времени, только что проснувшийся и обнаруживший себя в незнакомом доме в неожиданном столетии, отец перевел взгляд от своих альбомов на меня.

«Благодарю, Флавия, – сказал он после нервирующей паузы. – Буду иметь это в виду».

Даффи, как всегда, развалилась на кресле в библиотеке с открытым томиком «Холодного дома».

– Ты никогда не устаешь от этой книги? – поинтересовалась я.

– Конечно, нет, – отрезала она. – Она так напоминает мою собственную унылую жизнь, что я не могу отличить, когда читаю, а когда нет.

– Тогда зачем утруждаться? – спросила я.

– Отстань, – сказала она. – Иди надоедай кому-нибудь другому.

Я решила попробовать другой подход.

– У тебя синяки под глазами, – заметила я. – Ты читала вчера допоздна или совесть не дает тебе спать, потому что ты скверно обращаешься с младшей сестрой?

«Скверно» – это слово, которое я до смерти хотела использовать с тех пор, как услышала, как Синтия Ричардсон, жена викария, бросила его мисс Кул, деревенской почтмейстерше, относительно королевской почты.

– Иди к черту, – ответила Даффи. – Уснешь тут под эти кошачьи концерты.

– Я не слышала никаких кошачьих концертов.

– Это потому, что твой так называемый сверхъестественный слух накрылся. Вероятно, у тебя начинает развиваться наследственная глухота де Люсов. Она передается от младшей дочери к младшей дочери и обычно устанавливается в возрасте двенадцати лет.

– Вздор! – сказала я. – Не было никакого кошачьего концерта. Все в твоей голове.

Левая мочка Даффи начала подергиваться, как бывает, когда она расстроена. Я увидела, что задела ее за живое.

– Это не в моей голове! – закричала она, отшвыривая книгу и вскакивая на ноги. – Это все проклятая Уиверн! Она всю ночь крутит старые фильмы – раз за разом, и уже хочется кричать. Если я еще раз услышу этот ее голос, говорящий: «Я никогда не забуду Ястребиный замок» – под аккомпанемент убогой музыки, меня стошнит болотной водой.

– Я думала, она тебе нравится… Эти журналы…

Проклятье! Я чуть не выдала себя. Предполагалось, что я не знаю, что Даффи хранит в нижнем ящике.

Но мне не стоило беспокоиться. Она была слишком взволнованна, чтобы заметить мою оплошность.

– Она нравится мне на бумаге, а не живьем. Она смотрит на меня так, будто я какой-то уродец.

– Может, так и есть, – любезно предположила я.

– Заткнись, – сказала она. – Поскольку вы такие большие друзья с леди Филлис, скажи ей в следующий раз, как увидишь, чтобы она была потише. Скажи ей, что Букшоу – это не мерзкая киношка в Слау или откуда она там родом?

– Хорошо, – ответила я, разворачиваясь на каблуках и выходя из комнаты. По какой-то странной причине я начинала жалеть Филлис Уиверн.

В вестибюле наверху высокой садовой лестницы стоял Доггер, вешая ветку падуба над аркой.

– Осторожно, илицин! – крикнула я. – Не облизывай пальцы!

Разумеется, это была шутка. Однажды мне пришла в голову мысль, что в паре пригоршней красных ягод достаточно гликозидов для смертельной дозы, но держать листья в руках совершенно безопасно.

Доггер приподнял руку и взглянул на меня из-под локтя.

– Спасибо, мисс Флавия, – сказал он. – Я буду очень осторожен.

Хотя о яде приятно думать в любое время года, в Рождестве есть нечто особенное, и я поймала себя на том, что широко улыбаюсь. Этим я и занималась, когда позвонили в дверь.

– Я открою, – сказала я.

Порыв снега ударил меня в лицо, когда я распахнула дверь. Я протерла глаза, частично от неверия, потому что во дворе стоял коттесморский автобус и из его радиатора поднимались зловещие щупальца дыма. Водитель Эрни стоял передо мной, ковыряясь в протезах медной зубочисткой.

– Выходите! Выходите! Смотрите под ноги! – крикнул он через плечо колонне людей, спускавшихся из открытой двери автобуса. И сказал мне: – Прибыли ваши актеры.

Они толпой прошли мимо него в вестибюль, словно туристы, вливающиеся в Национальную галерею в час открытия, их было человек тридцать, со всеми причиндалами: пальто, шарфами, галошами, ручной кладью и пакетами в яркой бумаге. Они должны были приехать на Рождество, вспомнила я.

Последняя отставшая замешкалась на ступеньках. Эрни сделал движение помочь ей, но она оттолкнула протянутую руку.

– Я в состоянии, – резко сказала она.

Этот голос!

– Ниалла! – закричала я.

Это и правда была она.

Ниалла Гилфойл работала помощницей Руперта Порсона, странствующего кукольника, довольно скверно кончившего свои дни в приходском зале Святого Танкреда. Я не видела ее с лета, когда в припадке раздражения она покинула Бишоп-Лейси.

Но все это, казалось, было забыто. Вот она здесь, на ступенях Букшоу, в зеленом пальто и веселой шляпе, украшенной красными ягодами.

– Давай-ка обними меня, – сказала она, протягивая руки.

– Ты пахнешь Рождеством, – заметила я, в первый раз обратив внимание на большую выпуклость, разделявшую нас.

– Восемь месяцев! – сказала она, сделав шаг назад и распахнув зимнее пальто. – Посмотри!

– Посмотреть на Матушку Гусыню? – уточнила я, и она одобрительно рассмеялась.

Ниалла играла роль Матушки Гусыни в кукольном спектакле покойного Руперта, и я понадеялась, что моя шуточка не вызовет несчастливые воспоминания.

– Больше никакой Матушки Гусыни, – ответила она. – Просто-напросто Ниалла Гилфойл (мисс). Актриса на случайных ролях, комедия, трагедия, пантомима. Обращаться в агентство «Уизерс» в Лондоне. Телеграфировать УИЗАГ.

– А кукольный театр…

– Продан, – сказала она, – упакован, перевязан и отгружен славному парню из Бурнемута. Я выручила довольно денег, чтобы снять квартиру, и у младшего будет крыша над головой, когда он или она соблаговолит явиться на свет в январе.

– И ты снимаешься в этом фильме? – спросила я, взмахнув рукой в сторону театрального шума-гама в вестибюле.

– Снимаюсь – громко сказано. Я играю малозаметную роль Антеи Флайтинг, беременной дочери – в хорошем смысле слова, разумеется, – Боаза Хейзлвуда, это Десмонд Дункан.

– Я думала, он холостяк. Разве он не ухаживает за Филлис Уиверн?

– Да и да, но у него есть прошлое.

– А, ясно, – сказала я, хотя мне не было ясно.

– Дай я тебя рассмотрю, – она схватила меня за плечи и откинула голову. – Ты выросла… появился легкий румянец на щеках.

– Это мороз, – сказала я.

– Кстати о морозе, – смеясь, заявила она, – давай войдем внутрь, пока мы не продрогли до костей.

– Мисс Ниалла, – произнес Доггер, когда я закрыла за нами дверь. – Приятно снова принимать вас в Букшоу.

– Благодарю, Доггер, – ответила она, взяв его за руку. – Я никогда не забывала вашу доброту.

– Малыш скоро родится, – сказал он. – В январе?

– Точно, Доггер. У вас острый глаз. Двадцать пятого января, если верить моему страховому врачу. Он говорит, что работа мне не повредит, если я брошу курить, буду высыпаться, хорошо есть и держать ноги повыше, когда я не перед камерой.

Она подмигнула мне.

– Очень хороший совет, – сказал Доггер. – И правда очень хороший совет. Надеюсь, вам было удобно в автобусе?

– Ну, его трясло, но это единственный транспорт, на который «Илиум филмс» мог положиться, что он довезет нас из Доддингсли. Слава богу, что эта штука такая здоровая. Она смогла держаться на дороге, несмотря на снег.

К этому моменту Марион Тродд сопроводила остальных на верхние этажи, и в вестибюле остались только мы втроем.

– Я покажу вам вашу комнату, – сказал Доггер, и Ниалла радостно изобразила движение пальцами на манер Лорела и Харди, [22]22
  Лорел и Харди – американские комики, одна из самых популярных комедийных пар в истории кино.


[Закрыть]когда он уводил ее прочь.

Не успели они скрыться, как в дверь снова позвонили.

Святой цианид! Мне что, предстоит провести остаток дней швейцаром?

Еще один вихрь ледяных хлопьев и порыв холодного воздуха.

– Дитер!

– Привет, Флавия! Я привез стулья от викария.

Дитер Шранц, высокий, светловолосый и прекрасный, как это называют по радио, стоял в дверях, улыбаясь мне идеальными зубами. Неожиданное появление Дитера привело меня в некоторое замешательство: это все равно, как если бы бог Тор лично доставлял мебель.

Будучи поклонником английской литературы, особенно сестер Бронте, Дитер решил остаться в Англии, после того как его освободили из военного плена, в надежде когда-нибудь преподавать английским студентам «Грозовой перевал» и «Джейн Эйр». Он также надеялся, полагаю, жениться на моей сестре Фели.

За его спиной во дворе коттесморский автобус сменился серым трактором «Фергюсон», тихонько пыхтевшим в снегу, а за ним виднелся плоский прицеп, нагруженный складными стульями, почти полностью прикрытыми брезентом.

– Я подержу дверь, – предложила я. – Ты придешь сегодня вечером на спектакль?

– Конечно! – широко улыбнулся Дитер. – Ваш Уильям Шекспир почти такой же великий писатель, как Эмили Бронте.

– Да ну тебя, – сказала я. – Ты меня за нос водишь!

Эту фразу употребляла миссис Мюллет. Никогда не думала, что сама ею воспользуюсь.

Партия за партией, за пять или шесть ходок Дитер перенес стулья в дом и расставил рядами в вестибюле, лицом к импровизированной сцене.

– Пойдем на кухню, отведаешь знаменитое какао миссис Мюллет, – пригласила я. – Она украшает его маленькими островками из взбитых сливок, в которые втыкает веточки розмарина, изображающие деревья.

– Спасибо, но нет. Мне лучше вернуться. Гордон не любит, если я…

– Я скажу Фели, что ты тут.

Лицо Дитера расплылось в широкой улыбке.

– Что ж, – сказал он. – Но только один островок из взбитых сливок – и все.

– Фели! – заорала я в сторону гостиной. – Дитер пришел!

Нет смысла понапрасну трепать драгоценную кожу туфель. Кроме того, у Фели тоже есть ноги.

9

– Ну-ну-ну, – сказала миссис Мюллет. – Как дела на ферме «Голубятня»?

– Очень тихо, – ответил Дитер. – Может, время года такое.

– Да, – согласилась она, хотя каждый из нас знал, что дело не только в этом. После событий прошлого лета для семьи Ингльби нынешнее Рождество будет мрачным.

– А миссис Ингльби?

– Хорошо, насколько это возможно, полагаю, – ответил Дитер.

– Я обещала Дитеру чашку какао, – сказала я. – Надеюсь, это не слишком трудно?

– Какао – моя специальность, – сказала миссис Мюллет, – как ты прекрасно знаешь. Какао – это не слишком трудно в доме, который ведут должным образом.

– Лучше приготовьте три чашки, – продолжила я. – Фели будет здесь через шесть… пять… четыре… три…

Мои уши уже услышали звук ее торопливых шагов.

Торопливых? Она неслась галопом!

– …две… одну…

В этот момент дверь на кухню приоткрылась и Фели прогулочным шагом вошла внутрь.

– О! – произнесла она, удивленно распахнув глаза. – О, Дитер… Я не знала, что ты здесь.

Боже мой, она не знала! Я вижу ее насквозь!

Но очи Фели не могли сравниться с глазами Дитера. Он изумленно уставился на ее зеленое шелковое платье.

– Офелия! – молвил он. – На миг я подумал, что ты…

– …Эмили Бронте, – договорила она, довольная. – Да, я знала, что ты так подумаешь.

Если она не знала, что он тут, подумала я, как она могла предположить, что он примет ее за свою любимую Эмили? Но Дитер, пораженный любовью, ничего не заметил.

Я вынуждена отдать должное сестрице Фели. Она скользкая, как намазанная жиром свинья.

Хотя я знаю, что с научной точки зрения это невозможно, мне показалось, будто миссис Мюллет кипятит молоко быстрее, чем кто-нибудь на этой планете. Благодаря тому что плита «Ага» была уже горячая, как горн алхимика, и постоянному помешиванию она смогла в мгновение ока, словно по волшебству, приготовить три чашки дымящегося какао, каждую с тропическим островом и имитацией пальмы.

– Здесь слишком жарко, – Фели прошептала Дитеру, как будто это могло спасти ее от подслушивания с моей стороны. – Пойдем в гостиную.

Когда я двинулась следом за ними, она выстрелила в меня взглядом, который ясно гласил: «Если ты осмелишься пойти за нами, тебе крышка».

Естественно, я поковыляла следом.

Черта с два! – подумала я.

– Ты праздновал Рождество в Германии? – спросила я у Дитера. – Имею в виду до войны?

– Конечно, – ответил он. – Дед Мороз родился в Германии. Разве ты не знаешь?

– Знаю, – сказала я. – Но, должно быть, запамятовала.

– Weihnachten, как мы его называем. Святой Николай, освещенная свечами елка… Святой Николай приносит детям конфеты шестого декабря, а Weihnachtsmann [23]23
  Weihnachtsmann – Дед Мороз (нем.).


[Закрыть]приносит дары всем в канун Рождества.

Он произнес это, поддразнивающе глядя на Фели, которая украдкой бросила на себя взгляд в зеркало.

– Два Деда Мороза? – уточнила я.

– Вроде того.

Я мысленно вздохнула с облегчением. Даже если я смогу пленить одного из них и воспрепятствовать ему на пути, останется еще один, чтобы доделать долгую ночную работу. По крайней мере в Германии.

Фели подплыла к пианино и опустилась на стул, будто перелетная бабочка. Она осторожно притронулась к клавишам, не нажимая их, как будто неправильная комбинация заставит мир взорваться.

– Мне лучше вернуться, – сказал Дитер, осушая чашку до дна.

– О, неужели ты не можешь остаться? – спросила Фели. – Я надеялась, ты переведешь мне некоторые комментарии к факсимильному изданию «Хорошо темперированного клавира» Баха.

– Следовало бы называть его «Плохо темперированный клавир», когда ты его играешь, – заметила я. – Она ругается, как сапожник, когда фальшивит, – объяснила я Дитеру.

Фели покраснела как рак. Она не осмелилась ударить меня при людях.

Что-то в ее зеленом наряде и красном лице напомнило мне… где-то я видела такие же цвета. Что же это такое…

О да! Точно!

– Ты напоминаешь флаг Португалии, – объявила я. – Я оставляю вас наедине, чтобы вы могли попрощаться.

Я знала, что позже поплачусь за дерзость, но сердечный смех Дитера стоил того.

Дом, обычно такой холодный и молчаливый, внезапно превратился в пчелиный улей. Стучали плотники, маляры красили, и самые разные люди рассматривали разные части вестибюля сквозь импровизированные рамки из соприкасающихся пальцев.

Установили поразительное количество осветительных приборов, некоторые прикрепили зажимами к скелетоподобным лесам, другие водрузили на длинные и тонкие напольные подставки. Повсюду извивались черные провода и кабеля.

Размахивая вытянутыми руками для сохранения равновесия, я осторожно прокладывала себе путь по вестибюлю, притворяясь, что иду над ямой со спящими змеями, ядовитыми змеями, которые могут проснуться в любой момент и…

– Эгей, Флавия!

Я посмотрела вверх и увидела румяное лицо Гила Кроуфорда, деревенского электрика, широко улыбавшегося мне сквозь переплетение высоких лесов, охватывающих большую парадную дверь. Гил очень помог мне в возвращении к жизни некоторых франкенштейновских электроприборов из лаборатории дядюшки Тара и даже взял на себя труд научить меня безопасному обращению с кое-какими высоковольтными инструментами.

«Всегда помни, – он научил меня повторять: – Коричневый провод – напряжение, голубой – нейтраль, зелено-желтый – заземление, чтоб не отправиться на небеса».

Когда дело касается проволоки и небес, Гил, говорят, эксперт.

«Он служил десантником во время войны, – однажды прошептала миссис Мюллет, потроша кролика на кухонном столе. – Их учили гавотинировать [24]24
  Миссис Мюллет, видимо, имеет в виду «гильотинировать».


[Закрыть]людей струной от пианино. Вжик!»

Она изобразила ужасную гримасу, закатив глаза и вывалив язык набок для наглядности.

«В мгновение ока, как говорит Альф. В следующую минуту жертва обнаруживала себя на облаке с арфой в руках и удивлялась, куда, во имя всех святых, подевался мир».

– Мистер Кроуфорд! – крикнула я Гилу. – Что вы тут делаете?

– Помогаю потихоньку! – прокричал он в ответ, перекрывая перестук молотков.

Я поставила ногу на перекладину сбоку лесов и начала постепенно подтягивать себя наверх.

Там я ступила на широкие планки, образующие импровизированный пол.

– Я часто работал с этими киношными штуковинами, когда был подмастерьем. – Он улыбнулся с гордым видом. – Продолжаю платить взносы на всякий случай. Никогда не знаешь, что тебе пригодится, верно?

– Как миссис Кроуфорд? – поинтересовалась я.

Его жена Марта недавно пригласила меня на чай и во время визита выудила из ящика с ненужными электронными лампами устаревший выпрямитель электрического тока для радиочастотной флуоресцентной лампы и не захотела взять с меня ни пенни. Теперь я в неоплатном долгу.

– Прекрасно, – ответил он, – просто прекрасно. Она присматривает за магазином, пока я тут.

Параллельно он работал, с помощью пары зажимов прикрепляя очередной вытянутый прожектор к трубчатому поперечному элементу конструкции.

– Самое горячее время года к тому же. Только на этой неделе продали шесть радиоприемников и три граммофона, это все она, тостер на четыре тоста и электрическое одеялко для яиц. Подумать только!

– Должно быть, у вас отсюда прекрасный вид, – заметила я.

– Это да, – согласился он, затягивая последний болт. – Забавно, что ты это говоришь. То же самое сказал мне тот парень с фермы «Голубятня», немец, перед уходом. «Вдали от обезумевшей толпы», – сказал он. Слишком заумный, но все равно он хороший парень.

– Да, его зовут Дитер, – произнесла я. – Он имел в виду Томаса Харди. [25]25
  «Вдали от обезумевшей толпы» – роман, принесший Томасу Харди (1840–1928) писательскую известность.


[Закрыть]

Гил почесал голову.

– Харди? Не знаю такого. Он из здешних краев?

– Он писатель.

Как любая сестра книжного червя, я знала названия миллионов книг, которых не читала.

– А! – воскликнул он с таким видом, будто это все объясняло. – Тебе лучше спуститься вниз. Если начальник поймает тебя тут, то нам достанется на орех.

– На орехи, – поправила я. – Вы имеете в виду Латшоу?

– Да, верно, – тихо произнес он, – на орехи.

И занялся коробкой с цветными фильтрами.

Я уже почти достигла последней ступеньки лестницы, когда поняла, что рядом со мной находится лицо, слишком близко, чтобы я чувствовала себя комфортно. Я спрыгнула на пол и резко обернулась, обнаружив, что чуть не наступила на носки туфель Латшоу.

– Кто тебе разрешил туда подниматься? – спросил он, и его рыжеватые усы встопорщились.

– Никто, – ответила я. – Я обменялась парой слов с мистером Кроуфордом.

– Мистер Кроуфорд – временный рабочий, нанятый на период праздников, – сказал Латшоу. – У него нет времени на бездельную болтовню, не так ли, мистер Кроуфорд?

Последние слова он прокричал достаточно громко, чтобы все в вестибюле услышали. Я сделала шаг назад и взглянула на Гила, возившегося с прожектором. Наверняка он тоже слышал.

– Простите, – сказала я, осознав, что в вестибюле внезапно воцарилось молчание.

– Послушайте моего совета, мисс, – сказал Латшоу, – и сидите в своей комнате. У нас нет времени на глупости.

В моем воображении Латшоу уже извивался на полу с налившимся кровью лицом, выкатившимися из орбит глазами, держась руками за живот и умоляя дать ему противоядие от цианистого калия.

«Помогите! Помогите! – кричал он. – Я сделаю что угодно! Что угодно!»

«Что ж, – отвечала я, неохотно протягивая ему мензурку, в которой смешала тщательно отмеренные пропорции сульфата железа, каустической соды и порошкового оксида магния, – но в будущем вам все-таки следует научиться выбирать правильный тон».

Возможно, Латшоу умел читать мысли, возможно, нет, но он отвернулся, неожиданно ушел и начал распекать плотника, который неправильно вбивал гвоздь.

В этот самый миг откуда-то из верхней части дома эхом донесся леденящий кровь вопль.

– Не-е-е-ет! Не-е-е-ет! Оставьте меня!

Я сразу же узнала его.

Все взгляды были направлены вверх, когда я пролетела мимо рабочих и понеслась по лестнице. На пролете одна из актрис попыталась остановить меня, но я оттолкнула ее и продолжила бежать вверх по ступенькам и потом по коридорам второго этажа, стук моих ног был единственным звуком в сверхъестественной тишине, внезапно упавшей на дом.

Незнакомцы отступали с моего пути, давая мне дорогу, прикрывая рты руками, их лица застыли от… Что это? Страх?

– Не-е-ет! Не-е-ет! Не трогайте меня! Пожалуйста! Пусть они меня не трогают!

Голос доносился из будуара Харриет. Я распахнула дверь.

Доггер скорчился в углу, стиснув дрожащие руки перед лицом.

– Пожалуйста, – всхлипнул он.

– Оставьте его! – заорала я на его призраков. – Убирайтесь отсюда и оставьте его в покое!

И я громко захлопнула дверь.

Я стояла совершенно неподвижно и ждала, пока хватало терпения, – секунд десять, полагаю, и потом сказала:

– Все хорошо, Доггер, они ушли. Я их прогнала. Все в порядке.

Доггер дрожал, прикрываясь ладонями и обратив ко мне пепельное лицо с невидящими глазами. Прошло несколько месяцев, может, полгода, с тех пор, когда он последний раз перенес такой сильный приступ ужаса, и я знала, что ему нужно время прийти в себя.

Я медленно подошла к окну и встала там, глядя сквозь морозные узоры. Слева, под непрекращающимся снегопадом, почти скрытые толстым белым одеялом, стояли грузовики «Илиум филмс», словно устраиваясь на зимнюю спячку на исходе угасающего дня.

За моей спиной Доггер тихо и жалобно всхлипнул.

– Опять идет снег, – сказала я. – Подумать только.

В тишине я почти слышала звук падающих снежинок.

– Разве не удивительно, что такое количество снега до сих пор никого не вдохновило написать книгу под названием «Химия снега»?

Позади меня царило молчание, но я не оборачивалась.

– Только подумай, Доггер, обо всех этих атомах водорода и кислорода, соединивших руки и танцующих в хороводе, формируя шестистороннюю снежинку. Иногда они собираются вокруг частички пыли – так написано в энциклопедии, – и тогда имеют неправильную форму. Горбатые снежинки. Представь себе!

Он слегка шевельнулся, и я продолжила:

– Подумай о миллиардах триллионов снежинок и о миллиардах триллионов молекул водорода и кислорода в каждой из них. Интересно, кто написал законы для ветра и дождя, снега и росы? Я пыталась понять, но от этого у меня голова идет кругом.

Я видела отражение Доггера в тройном зеркале трюмо Харриет, когда он медленно поднялся на ноги и выпрямился, безвольно уронив руки вдоль тела.

Я отвернулась от окна, взяла его за руку и подвела спотыкающегося Доггера к украшенной рюшами кровати Харриет под балдахином.

– Присядь, – сказала я. – На минутку.

Удивительно, но Доггер послушался и тяжело опустился на край кровати. Я думала, он воспротивится от одной мысли о том, чтобы сесть в отцовском храме Харриет, но, видимо, смятение в его мозгу было так велико, что он не стал возражать.

– Вытяни ноги, – сказала я ему, – пока я соберусь с мыслями.

Я подложила холм из белоснежных подушек под его спину.

С леденящей медлительностью Доггер откидывался назад, пока не принял то, что хотя бы на вид казалось удобным положением.

– «Стылая вода», так мы можем ее назвать, – сказала я. – Имею в виду книгу. Да, вероятно, это будет более привлекательно. «Стылая вода» – мне это нравится. Полагаю, некоторые люди купят ее, думая, что это детектив, но это хорошо. Какое нам дело, верно?

Но Доггер уже спал, его грудь тихо вздымалась и опускалась, и, если слабый изгиб уголка его рта не был признаком зарождающейся улыбки, возможно, он указывал на утихающее горе.

Я укрыла его до подбородка шерстяным одеялом и вернулась к окну, и простояла там целую вечность, глядя в сгущающийся мрак, в холодные ветреные вселенные водорода и кислорода.