Текст книги "Только не дворецкий"

Автор книги: Агата Кристи

Соавторы: Гилберт Кийт Честертон,Найо Марш,Алан Александр Милн,Дороти Ли Сэйерс,Эдвард Дансени,Сирил Хейр,Марджери (Марджори) Аллингем (Аллингхэм),Эдгар Джепсон,Джозеф Смит Флетчер,Джозефина Белл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 52 страниц)

– Нет.

– Неужели она…

– Ужели, сынок, – сказал Г. М. – Пойдемте посмотрим.

Они на секунду остановились в нерешительности на крыльце. После заката от земли поднимался теплый влажный дух. До полной темноты оставалось полчаса.

Билл Сейдж распахнул входную дверь и громко позвал Вики. Звук, казалось, раскатился повсюду, проникая во все комнаты. Их обдало сильным жаром и затхлостью дома, в котором окна не открывали месяцами. Но никто не ответил.

– Заходите внутрь, – отрывисто сказал Г. М. – И прекратите вопить. – Старый маэстро нервничал. – Я абсолютно уверен, что она не выходила из этой двери; но на всякий случай надо убедиться, что теперь отсюда никому не выскользнуть.

Спотыкаясь о столы и стулья, принесенные с террасы, он запер входную дверь. Они стояли в узком коридоре, когда-то красиво отделанном, с паркетным полом и обшитыми сосной стенами. В конце его находилась задняя дверь со стеклянной вставкой. Г. М., тяжело ступая, пошел осмотреть дверь и обнаружил, что она заперта на замок и на засов, как и сказал Билл.

Гоблинский лес становился все темнее.

Держась все вместе, они обыскали дом. Он был не очень большим: две комнаты порядочного размера по одну сторону коридора и две поменьше – по другую, так что оставалось место для ванны и кухоньки. Г. М., поднимая клубы пыли, обшарил каждый дюйм, где бы только мог спрятаться человек.

Все окна были заперты изнутри. Дымоход – слишком узок, чтоб в него пролезть.

Вики Адамс нигде не было.

– Мать моя родная! – выдохнул сэр Генри Мерривейл.

Они собрались у открытой двери в ванную, поддавшись дурацкому импульсу, который не мог объяснить даже Г. М. Кран монотонно капал. В последних лучах света в матовом стекле отражались три лица, словно отделенные от тел.

– Билл, – сказала Ева нетвердым голосом, – это все ее фокусы. Хоть бы ее уже разоблачили! Это все фокусы!

– Где же она тогда?

– Сэр Генри нам расскажет! Правда?

– Ну… ээ… – протянул великий человек.

На светлой шляпе Г. М. чернел отпечаток ладони, появившийся там, когда он поправил ее после осмотра камина.

Он сердито глядел из-под нее.

– Юноша, – сказал он Биллу. – Я хочу задать вам всего один вопрос про все эти чудеса. Можете поклясться, что, когда вы ушли собирать землянику, Вики Адамс не вышла с вами?

– Бог свидетель, она не выходила, – произнес Билл с жаром. – К тому же как, черт возьми, ей бы это удалось?

Вы видели этот засов на задней двери?

Г. М. взялся за шляпу и посадил на нее еще пару черных пятен.

Он сделал два-три тяжелых шага по узкому коридору. Ботинок скользнул по чему-то, лежащему на полу, и он нагнулся. Это был большой квадратный кусок тонкой непромокаемой клеенки, неровно оборванный с одного угла.

– Вы что-то нашли? – спросил Билл напряженным голосом.

– Да нет, это к делу не относится. Но погодите-ка минутку!

Сзади по коридору, по левую сторону, располагалась спальня, из которой Вики Адамс исчезла, будучи ребенком. Хотя Г. М. уже осматривал эту комнату, он вновь открыл дверь. За окном уже почти стемнело.

Словно сквозь туман он увидел эту комнату, какой она была двадцать лет назад. Кружевные занавески, бантики и рюшечки, полированное красное дерево, белые обои, мерцающие зеркала. Г. М. проявил особенный интерес к окнам.

Он осторожно провел руками по периметру каждой рамы, даже взобрался с трудом на стул, чтобы проверить верхушки. Он попросил у Билла коробок спичек, и крошечные вспышки света, сопровождавшие чирканье спички, будто чиркали по нервам.

Последняя искра надежды погасла в его глазах, и его спутники увидели это.

– Сэр Генри, – произнес Билл в сотый раз, – где же она?

– Не знаю, юноша, – уныло ответил Г. М.

– Давайте выйдем отсюда, – неожиданно сказала Ева. В ее голосе были слышны пронзительные нотки. – Я знаю, это все ее фокусы! Вики обманщица! Но давайте выйдем отсюда. Ради бога, давайте выйдем отсюда!

– Честно говоря, – Билл прокашлялся, – я согласен. Вряд ли она даст о себе знать до завтра.

– Ну отчего же, – прошептал голос Вики из темноты. Ева закричала.

Они зажгли лампу. Но в комнате никого не было.

Их отступление, надо отметить, не отличалось особым достоинством.

О том, как они спотыкались на неровной лужайке в темноте, как запихивали в машину пледы и корзины для пикника, как с трудом отыскали дорогу, лучше умолчать.

Сэр Генри Мерривейл позже посмеивался над этим – «не то чтобы струхнули, так, мурашечки», и действительно, напугать сэра Генри не так просто. Но его можно встревожить, сильно встревожить, а то, что он был встревожен, видно из дальнейшего.

Зайдя в «Кларидж» [148]148
  «Кларидж» (Claridge’s) – одна из самых известных лондонских гостиниц высшего класса, расположенная на Брук-стрит.


[Закрыть]на скромный поздний ужин – омар и «персик Мельба», – Г. М. вернулся домой на Брук-стрит и заснул беспокойным сном.

Было три часа ночи, еще не рассвело, когда его поднял телефонный звонок.

От того, что он услышал, кровь застыла у него в жилах.

– Дорогой сэр Генри! – пропел знакомый голосок лесной феи.

Г. М. снова был самим собой: воплощенная желчность. Он включил лампу возле кровати и аккуратно надел очки, чтобы быть во всеоружии.

– Я имею честь говорить с мисс Вики Адамс? – угрожающе вежливо сказал он.

– О да!

– Смею надеяться, что вы прекрасно проводите время, – сказал Г. М. – Вы уже материализовались?

– О да!

– Где же вы сейчас?

– Боюсь, – в голосе слышалась кокетливая усмешка, – это останется секретом еще на день-другой. Мне хочется преподать вам хорошенький урок. Счастливо оставаться!

И она повесила трубку.

Г. М. ничего не сказал. Он поднялся с постели. И принялся расхаживать по комнате. Его брюхо величественно колыхалось под старомодной ночной рубашкой до пят. Раз уж его разбудили в три часа ночи, сам бог велел разбудить какого-то еще, посему он набрал домашний номер старшего инспектора Мастерса.

– Нет, сэр, – решительно возразил Мастерс, хорошенько прокашлявшись, – ничего, ничего, даже хорошо, что вы мне позвонили, – сказал он не без удовольствия. – У меня тоже есть для вас новости.

Г. М. подозрительно посмотрел на телефон:

– Мастерс, вы снова меня за нос водите?

– Это скорее по вашей части.

– Хорошо, хорошо, – прорычал Г. М. – Что за новости?

– Помните, вчера вы упоминали дело Вики Адамс?

– Припоминаю, да.

– Так вот. Я переговорил тут с людьми. Мне намекнули, что неплохо бы встретиться с неким адвокатом. Он вел дела старого мистера Фреда Адамса до самой его смерти. Тот умер лет шесть-семь назад.

Тут Мастерс заговорил вкрадчиво, с ликованием в голосе:

– Я всегда говорил, сэр Генри, что Чак Бэндалл должен был соорудить в доме какой-то потайной выход. И это оказалось…

– Это оказалось окно с секретом.

Телефон, если так можно выразиться, подпрыгнул.

– Что?!

– Окно с секретом, – терпеливо продолжал Г. М. – Нажимаешь на пружину. И вся рама целиком, с закрытыми створками, съезжает вниз, так что можно незаметно выбраться. А потом ты снова ее поднимаешь.

– Но как вы, черт побери, узнали об этом?

– О, юноша! Еще во времена гонений на католических священников окна в деревенских домах строили таким образом. Догадаться нетрудно. Только вот окно-то не работает!

Мастерс был явно разочарован.

– Да, не работает, – согласился он. – А знаете почему?

– Могу догадаться. Расскажите.

– Потому что как раз перед самой смертью мистер Адамс обнаружил, как именно дражайшая дочка одурачила его. Он никому не рассказывал об этом, кроме своего поверенного, – взял пригоршню четырехдюймовых гвоздей и приколотил раму вверху так крепко, что даже орангутан не смог бы ее сдвинуть, а чтоб было незаметно, покрасил их сверху.

– Ага. Сейчас их можно заметить.

– Сомневаюсь, что юная леди знает об этом. Но, честное слово! – воскликнул Мастерс разгневанно. – Хотел бы я посмотреть на того, кто снова решит поиграть в эту игру.

– Правда? Тогда вам будет небезынтересно узнать, что та же девица снова исчезла из того же дома.

Г. М. начал подробно излагать факты, но ему пришлось прерваться, потому что телефон разбушевался.

– Честное слово, Мастерс, – сказал Г. М. серьезно. – Я не шучу. Она выбралась не через окно. Но как-то же она выбралась. Давайте встретимся завтра утром. – Он объяснил, как добраться. – А пока, юноша, приятных снов.

Неудивительно, что у Мастерса было помятое лицо, когда он на следующий день вошел в гостиную в «Старейших консерваторах».

Гостиная «Старейших консерваторов» – мрачная, траурная комната, выходящая окнами на узкий внутренний двор, вся обвешанная портретами бородатых джентльменов с такими лицами, будто они страдают несварением желудка. В ней царит затхлый запах дерева и кожи.

Хотя виски и содовая стояли на столе, Г. М. сидел поодаль в кожаном кресле, почесывая свою лысую голову.

– Вот что, Мастерс, спокойствие! – предупредил он. – Дельце, конечно, то еще. Но пока не уголовное. Пока.

– Знаю, что пока не уголовное, – сказал Мастерс мрачно. – Я все-таки переговорил с суперинтендантом в Эйлсбери.

– С Фаулером?

– Вы его знаете?

– Конечно. Я всех тут знаю. Надеюсь, он будет смотреть в оба?

– Он собирается взглянуть на этот проклятый дом. Я договорился, чтобы все телефонные звонки перенаправлялись сюда. А пока, сэр…

Именно в этот момент, как по дьявольскому замыслу, зазвонил телефон. Г. М. успел дотянуться до него раньше Мастерса.

– Я тут за старшего, – сказал он, неосознанно принимая величественную позу. – Да, да, Мастерс здесь, только он пьян. Расскажите-ка мне сперва, в чем дело?

В трубке едва слышно забубнили.

– Конечно, я посмотрел на кухне в буфете, – промычал Г. М. – Хотя я, честно говоря, не ожидал найти там Вики Адамс. Что-что? Можно еще раз? Тарелки? Чашки?

Выражение лица Г. М. пугающе переменилось. Он замер на месте. Все его позерство как рукой сняло. Он даже больше не слушал голос, который продолжал бубнить в трубке, он пытался сопоставить в голове факты.

Наконец он повесил трубку (хотя голос все еще бубнил).

Он нетвердой походкой добрел до стола и тяжело опустился на стул.

– Мастерс, – сказал он очень тихо. – Я чуть не сделал глупейшую ошибку в своей жизни.

Он прокашлялся.

– Я свалял дурака, юноша, свалял дурака. Не надо кричать на меня за то, что я бросил трубку. Теперь я могу рассказать вам, как исчезла Вики Адамс. Раз в жизни она сказала правду: она действительно отправилась в неведомую страну.

– Что вы имеете в виду?

– Она мертва.

Слова тяжело повисли в тусклой комнате, где со стен глядели бородатые лица.

– Видите ли, многие справедливо подозревали, что Вики Адамс – обманщица, – продолжал Г. М. безучастно. – Так и было. Чтобы привлечь к себе внимание, она разыграла родственников, провернув этот трюк с окном. И с тех пор она ловко этим пользовалась. Вот я и пошел по ложному следу. Я был начеку, ждал, что Вики Адамс выкинет что-нибудь эдакое. Потому мне и в голову не пришло, что опасность угрожает ей: эта элегантная пара красавчиков – мисс Ева Дрейтон и мистер Уильям Сейдж – задумала убить ее.

Мастерс медленно встал:

– Вы сказали… убить?

– Да.

Г. М. снова прокашлялся.

– Мне заранее отвели роль свидетеля. Они знали, что Вики Адамс не упустит шанса исчезнуть, – ведь Вики всегда полагала, что сможет выбраться через окно с секретом. Вики должна была сказать, что она исчезнет. Они ничего не знали про окно с секретом, Мастерс. Но они отлично знали свой план.

Ева Дрейтон даже раскрыла мне мотив. Она, конечно же, ненавидела Вики. Но это было не главное. Она была единственной родственницей Вики Адамс и унаследовала бы чертову уйму денег. Ева говорила, что может быть очень терпеливой. (И черт побери, с какой страстью в глазах она это говорила!) Чтобы избежать малейших подозрений в убийстве, она готова была ждать семь лет, пока пропавший без вести человек не будет признан мертвым.

Думается мне, наша Ева была движущей силой этого сговора. Ей было страшно только иногда, а Сейджу было страшно все время. Но именно Сейдж и проделал всю грязную работу. Он завлек Вики Адамс в дом, пока Ева отвлекала меня задушевными разговорами на лужайке…

Г. М. остановился.

В голове старшего инспектора Мастерса возникло невыносимо отчетливое воспоминание: домик из дикого камня на фоне темнеющего леса.

– Мастерс, – сказал Г. М., – откуда возьмется капающий кран в доме, в котором не жили месяцами?

– Ну и откуда?

– Видите ли, Сейдж – хирург. Он у меня на глазах забирал из машины свой черный чемоданчик с инструментами. Он отвел Вики Адамс в дом. В ванной он ее заколол, раздел и расчленил тело. – Так-то, юноша!

– Продолжайте, – сказал Мастерс, не двигаясь.

– Голова, туловище, сложенные руки и ноги были завернуты в три больших куска тонкой прозрачной клеенки. Каждый был зашит суровой ниткой так, чтобы кровь не капала. Прошлой ночью я нашел один из кусков клеенки, который он порвал с угла, когда возился с иголкой. Затем он вышел из дома, оставив дверь с черного хода открытой, чтобы обеспечить себе то самое земляничное алиби.

– Сейдж вышел оттуда, – воскликнул Мастерс, – оставив тело в доме?

– Да, – кивнул Г. М.

– Но где же он его оставил?

Этот вопрос Г. М. проигнорировал.

– А что тем временем делала Ева Дрейтон? По истечении условленных сорока пяти минут она заявила, что ее жених и Вики Адамс крутят там шуры-муры. Она влетела в дом. Но чем она там занималась? Она прошла по коридору до конца. Я слышал ее шаги. Там она попросту заперла дверь и задвинула засов. Затем она вышла ко мне со слезами на глазах. И эти красавчики были готовы к осмотру дома.

– К осмотру дома? – спросил Мастерс. – Пока тело еще лежало внутри?

– Да.

Мастерс крепко сжал кулаки.

– Должно быть, Сейдж порядком перепугался, – сказал Г. М., – когда я нашел этот кусок клеенки, который он успел помыть, но обронил. Как бы там ни было, у этих двоих в планах была еще пара фокусов. «Исчезнувшая» девица должна была заговорить – чтобы доказать, что она еще жива. Если б вы там были, сынок мой, вы бы заметили, что голоса Евы Дрейтон и Вики Адамс очень похожи. И если Ева заговорит в темноте, тщательно имитируя жеманность, которая ей самой несвойственна, иллюзия будет полной. То же и с телефоном. Дело было сделано, Мастерс. Оставалось только убрать тело из дома и увезти его подальше…

– Ноя как раз об этом вас и спрашивал, сэр! Где лежало тело все это время? И кто, черт возьми, вынес его из дома?

– Мы все, – ответил Г. М.

– Как так?

– Мастерс, – сказал Г. М. – вы не забыли о корзинах для пикника?

И тут старший инспектор заметил, что Г. М. бледен как полотно. Его следующие слова сразили Мастерса наповал.

– Три плетеные корзины приличного размера, с крышками. После нашего пиршества на террасе эти корзины занесли в дом, так что они были у Сейджа под рукой. Ему пришлось оставить большую часть грязной посуды в буфете. Три плетеные корзины для пикника и три подарочка от мясника внутри них… Одну из них я собственноручно донес до машины. Что-то с ней было не так…

Г. М. нетвердой рукой потянулся к виски.

– Знаете, – сказал он, – а ведь я так никогда и не узнаю, что же я нес – может, голову?

Джозефина Белл

Перевод и вступление Дарьи Горяниной

СВОЙпсевдоним Джозефина Белл взяла в честь шотландского хирурга сэра Джозефа Белла, который послужил прототипом самого известного сыщика в мире – Шерлока Холмса. Оба они по образованию были медиками, а своим хобби избрали детективы и раскрытие тайн – на бумаге или в реальной жизни.

Будущая Джозефина Белл, а тогда еще Дорис Кольер, родилась 8 декабря 1897 года в Манчестере. Ее отец, Джозеф Кольер, знаменитый хирург своего времени, не только побудил дочь выбрать профессию врача, но и предположительно стал прообразом героя ее будущих книг – Дэвида Уинтрингема. Их роднит наблюдательность, преданность своему делу и любовь к спорту.

С 1910 по 1916 год юная Дорис училась в Годольфин-скул – в те же годы там училась будущая королева детективного жанра Дороти Ли Сэйерс, которая была на три года старше. Затем Дорис училась в Кембридже и стажировалась в клинике Лондонского университета, где получила степень бакалавра хирургии. В 1923 году будущая писательница вышла замуж за доктора Нормана Болла – брак оказался счастливым, и за следующие 13 лет у них родилось четверо детей. В 1936 году ее супруг погиб в автомобильной катастрофе. В том же году Дорис Болл, не оставляя медицинской практики, начала писать детективные романы под псевдонимом Джозефина Белл. Преуспела она в обеих сферах.

В 1953 году Джозефина Белл вместе с Джоном Кризи основала Ассоциацию детективных авторов (процветающую и по сей день) и в 1959–1960 годах была ее председательницей. В 1954 году она ушла из медицины и до самой смерти в 1987 году писала детективы и ходила на яхте.

Всего Белл написала более сорока детективных рассказов и романов. Нет ничего удивительного в том, что действие большинства из них происходит в больницах или же так или иначе связано с медициной. Врачебная практика предоставляла ей постоянную возможность для наблюдения за людьми, особенностями их поведения в стрессовых ситуациях и тонкостями взаимоотношений в замкнутом коллективе. В своих книгах Джозефина Белл часто сравнивала искусство врача с искусством сыщика – для обеих профессий важно внимание к фактам и понимание причинно-следственных связей.

В первом же романе – «Убийство в больнице» (1937) – Белл выводит на сцену молодого врача Дэвида Уинтрингема. Впоследствии он появится еще в восемнадцати ее книгах. Несмотря на то что Уинтрингем был главным героем многих произведений Белл, читатели так ни разу и не получили подробного описания его внешности. Уинтрингема отличает проницательность и тонкая интуиция, поэтому больничное начальство порой просит его разобраться в том или ином запутанном происшествии, как в рассказе «Смерть в больничной палате». Здесь появляется еще один важный персонаж Белл – жена Уинтрингема, Джил, с которой он ежедневно обсуждает все, что случается на работе, в том числе и свои расследования. Зачастую именно она своими замечаниями наводит его на верную мысль.

© Д. Горянина, перевод на русский язык и вступление, 2011

ДЖОЗЕФИНА БЕЛЛ
Смерть в больничной палате

Дэвид Уинтрингем открыл дверь в детскую. Невообразимый гвалт, производимый двумя его младшими детьми, мигом стих. Они бросились к отцу с радостными возгласами. Жена подняла взгляд от своей работы: – Дэвид! Почему так рано?

Увидев выражение его лица, она быстро спросила:

– Что-то случилось?

– Давай спустимся, – сказал он. – Надо поговорить.

– Нам с папой нужно спуститься вниз, – сказала Джил, отцепляя детей от мужа. – Вы же прекрасно играли сами.

– А нам можно с вами? – спросила Бет, глядя в лицо отцу. – Спорим, ты снова что-то расследуешь?

– Нельзя, – твердо ответил Дэвид. – Оставайтесь здесь.

– Когда няня берет выходной, вечно что-то случается, – кротко заметила Джил, спускаясь за мужем по лестнице.

– Я вернулся так рано, потому что в больнице Святого Эдмунда сегодня произошла ужасная вещь, – начал Дэвид. – Старшую сестру Бэнкс оперировали в прошлый понедельник. Все прошло отлично, ее вернули обратно в палату, но…

– Какой ужас, – охнула Джил.

– Увы. Операция прошла успешно, но пациентка умерла. Но причиной ее смерти стал не хирург, а кто-то из медсестер.

– Дэвид! Какой ужас! Сегодня?

– Нет. Она умерла в понедельник, примерно через час после того, как ее привезли из операционной. Дежурная медсестра пошла проверить, пришла ли Бэнкс в себя после наркоза, и увидела, что у той очень слабое дыхание, а пульса почти нет, и послала за Джилли, ординатором хирургического отделения. Сестре Бэнкс стало плохо, когда она была на неотложном вызове, поэтому ей отвели одну из хирургических коек в ее же отделении, но оперировали не сразу.

– Да, ты говорил, что она внезапно заболела, – произнесла Джил. – Бедная старая ведьма. Ужасно обращалась с подчиненными – что поделаешь, так их учили, старая школа. Да и характер у нее был соответствующий. Но прекрасная медсестра.

– Первоклассная. Характер-то ее и сгубил.

– Я тебя перебила. И что, когда пришел доктор Джилли, она была уже мертва?

– Не совсем так. Он попытался ее реанимировать, но когда обследовал ее повнимательнее, понаблюдал рефлексы, то увидел признаки острого отравления морфием. Для него это было, конечно, крайне неприятное открытие. Противоядия не подействовали, и четверть часа спустя она умерла. Вскрытие подтвердило диагноз, а сегодня пришли результаты анализов. Ей дали смертельную дозу, сколько надо, ни граном более.

– Но кто? – в ужасе спросила Джил. – Кто мог это сделать во время операции?

– Пришлось, конечно, известить коронера, – продолжил Дэвид, не отвечая на ее вопрос. – Он приказал сделать анализ, и сегодня, как и мы, получил результаты. Теперь в любое время может нагрянуть полиция. Может, уже нагрянула после моего ухода. Предполагалось, что я начну расследование после вскрытия и к обеду, когда придут результаты анализов, уже во всем разберусь. По крайней мере, так себе это представляет главврач.

– Разобрался?

Дэвид в беспокойстве шагал по комнате.

– Все слишком просто, – сказал он. – Слишком просто и одновременно слишком сложно.

– Не говори загадками. Объясни.

– Дело обстоит так. Когда старшую сестру Бэнкс отправили в операционную, дежурила сестра по фамилии Эллис. Она вообще туго соображает, а в последние месяцы и вовсе работает спустя рукава. Сестра Бэнкс советовала главной медсестре предложить Эллис оставить медицину и попробовать себя где-нибудь еще. К сожалению, девушка просто без ума от своей профессии и вполне разумно говорит, что при нынешней нехватке медсестер каждые руки на счету, к тому же она хочет в будущем уехать с миссией за границу. Очень религиозная девушка. Но на самом деле она получила предупреждение, и все из-за сестры Бэнкс. Таким образом, налицо кое-какой мотив.

– Довольно сильный, учитывая, что она хочет стать миссионеркой.

– Вероятно.

– У нее была возможность дать сестре Бэнкс смертельную дозу морфия?

– Едва ли, но и никто другой не мог сделать этого беспрепятственно. Все сильнодействующие лекарства хранятся под замком, и их выдает старшая медсестра по назначению врача. Но когда проходят операции, морфий выписывают всем прооперированным, и уколы делают уже в палате. А перед операцией назначают атропин, так что в подобные дни шкаф с сильнодействующими лекарствами весьма востребован.

– Сестра Эллис могла получить доступ к ядам?

– Не напрямую. Старшая медсестра уверена, что в тот день ни у кого, кроме нее, не было доступа к ключу от шкафа. Я подумал сначала, что Эллис могла стащить морфий из шкафа, но это было бы невозможно. Собственно, доказано, что это не так. Все записи сходятся, их проверяли и в отделении, и по всей больнице. Нигде не обнаружено ни недостачи, ни излишков. Морфий, который вкололи сестре Бэнкс, был принесен откуда-то извне.

– Сестрой Эллис?

– Если это ее рук дело. Но в том-то и сложность. Где, кроме больницы, она его могла добыть? С этим, конечно, разберется полиция. С такими задачами они неплохо справляются.

– Ты, кажется, говорил, что она закончила дежурство после того, как сестру Бэнкс привезли обратно в палату?

– Да.

– Тогда, должно быть, она дала сестре Бэнкс морфий вместо атропина перед операцией?

– Нет. Тогда Бэнкс умерла бы в операционной. Она пробыла на столе час сорок пять минут.

– Эллис могла сделать это после операции, перед окончанием своего дежурства?

– В принципе, могла. Она помогала перекладывать Бэнкс в кровать. Та, конечно, еще не пришла в себя после наркоза.

– То есть она могла тихонько вернуться перед уходом с дежурства и вколоть лежащей без сознания женщине дозу морфия, которую принесла с собой?

– Да.

– Как это мерзко!

– Как я уже сказал, это проще простого: жертва без сознания, полностью в твоих руках. Но, повторяю, сложность с морфием.

– Однако же люди где-то добывают морфий. Наркоманы, например.

– Наркоманы – да. Но совершенно обычная замотанная медсестра в рядовой больнице? Маловероятно, чтобы она знала, где его взять, как ты думаешь?

– Я так полагаю, что старшая медсестра выдала правильную дозу морфия? Не слишком много? Я имею в виду тот морфий, который вколола Бэнкс вторая медсестра. Ах да, ты же говорил, что ей больше не делали уколов, потому что увидели, что ей стало плохо.

– Погоди-ка, – сказал Дэвид. – Ты меня натолкнула на мысль. Давай разберемся. Бэнкс не получила своей дозы морфия, он был в шприце – старшая медсестра приготовила его для сестры Прэтт. Я видел поднос, доктор Джилли забрал его в тот же момент, как у него возникли первые подозрения. После Прэтт к нему никто не прикасался. Там лежало четыре пустых шприца и один полный. Сестра наполняет шприцы в соответствии с распоряжениями хирурга и втыкает их иголками в проспиртованную вату.

– Четыре пустых шприца? – повторила Джил.

– Да. Погоди. Не торопи меня. Мы подумали, что это могла быть передозировка, и проверили полный шприц. С ним было все в порядке. Я поговорил с тремя другими пациентами.

– Ты же сказал, что их было четверо.

– Одна из них умерла в ночь после операции, бедняжка, общая слабость и шок. У нее была злокачественная опухоль, которую не смогли удалить, так что это и к лучшему. Еще одна оказалась на редкость стойкой старушкой. Я спросил, чувствует ли она сонливость после операции, и она ответила: «Это не ко мне, сынок. Я никогда ничего не упускала и не собираюсь упускать. Я знаю, что может быть больно. Роз без шипов не бывает, так ведь?»

– Прекрасно.

– Следующая была полной противоположностью. Настоящая истеричка. Дежурная сестра рассказала, что она подняла страшный шум перед операцией, а после вела себя еще хуже. Кричала на всю палату. Невозможно проверить, сколько ей дали морфия – подобную натуру лекарство скорее возбудит, чем успокоит.

– Как кошек, – предположила Джил.

– Кошечка ты моя.

– А кто был третий?

– Девушка, которой удалили аппендикс. Ее оперировали как раз перед старшей сестрой Бэнкс, но управились гораздо быстрее. Она начала приходить в себя, когда на дежурство заступила сестра Прэтт, иными словами – вскоре после того, как Бэнкс привезли обратно в палату. Прочие получили свой морфий незадолго до или после этой девушки.

– То есть Прэтт сделала все необходимые инъекции?

– Все, которые подготовила старшая медсестра. Пять пациентов – пять шприцев. Тот, который предназначался сестре Бэнкс, остался неиспользованным. Проверка показала, что там содержалась обычная доза морфия. Нет причин подозревать дежурную сестру.

– Да, похоже, что тот морфий пришел из какого-то внешнего источника. Ты не закончил – что сказала девочка с аппендицитом?

– Она пожаловалась, что после операции испытывала сильнейшие боли – гораздо тяжелее, чем ей описывали знакомые, которым уже вырезали аппендикс. Но на следующий день боль утихла. Она сказала, что ей было бы легче, если бы ее мать не устраивала скандала.

– А почему скандалила мать?

– Насколько я понял, ее возмутило, что сестра Прэтт не сделала укол в тот же момент, когда девочка начала приходить в себя после наркоза. Потом мать пожаловалась Прэтт, что дочери снова плохо, и заставила ту выдать обезболивающее – кодеин. После этого девушка заснула и на следующее утро чувствовала себя удивительно хорошо.

– Странно, что она в таких деталях запомнила все, что происходило после операции.

– Мне это тоже пришло в голову. Я спросил у нее, и она объяснила, что запомнила все потому, что очень стыдилась поведения своей матери. Она сказала, что Прэтт, естественно, была на них очень рассержена.

– Почему?

– Что – почему?

– Почему «естественно»? Если сестра Прэтт отличается вспыльчивым или деспотичным характером, то может беспричинно раздражаться при работе с оперированными больными. Но почему пациент считает это естественным?

– Да, – произнес Дэвид. – Я тебя понял.

Он в задумчивости походил по комнате, затем внезапно бросился ко входной двери.

– Опять уходишь? – спросила Джил.

– Хочу повидаться с матерью этой девушки. Я же говорю, ты навела меня на мысль.

– Ты что-то еще вспомнил или взглянул на дело с другой стороны?

– Я внезапно понял, как все могло произойти, если в больницу не приносили никакого морфия. Возможно, мать девушки поможет мне найти доказательства.

Прежде чем Джил успела ответить, Дэвид вышел. Она вернулась в детскую и не получала никаких известий от мужа до вечера. В девять он вошел в гостиную.

– Дэвид! – Она вскочила ему навстречу. – Дорогой, ты кошмарно выглядишь. Налью тебе выпить.

– Ты была права, – сказал он чуть позже. – Та девушка и ее мать обеспечили нас всеми необходимыми показаниями. Я встретился со Стивом Митчеллом из Скотленд-Ярда, и мы представили сестре Прэтт все улики. Она тут же впала в истерику и немедленно выдала себя, хотя мы предупредили ее, что все, что она скажет, может быть использовано против нее. Не хотелось бы мне еще раз увидеть, как арестовывают женщину.

– Какие были основные улики?

– Я тебе расскажу все, что мне поведала мать девушки. Она, как и дочь, сказала, что раздражение сестры Прэтт было вполне оправданно, так как до того они уже сталкивались. Мать пробралась в больницу со служебного входа – боялась, что у главного входа ее задержат и она не успеет повидать дочь перед операцией. В коридоре она наткнулась на сестру Прэтт, которая обнималась с мужчиной в белом халате. И это, как ты понимаешь, в разгар его рабочего дня. Позже, в палате, мать снова наткнулась на ту же сестру, и, по ее словам, они узнали друг друга.

– Но…

– Погоди. Я спросил у девушки, этот ли эпизод она имела в виду, и она ответила отрицательно. По ее мнению, сестра Прэтт рассердилась потому, что мать устроила скандал на пустом месте – сестра как раз делала уколы прооперированным больным. Мать стала требовать укола в тот момент, когда сестра Прэтт отходила от соседней койки. Сама девушка, разумеется, не могла этого видеть, так как постели в палатах разгорожены ширмами, а сама она была в сознании лишь наполовину, поэтому я спросил у матери, как было дело. Мать все подтвердила и добавила, что позднее она рассказала об этом эпизоде дочери, хотя и не упоминала про объятья в коридоре. А в тот момент сестра Прэтт отошла от постели старшей сестры Бэнкс и направилась прямиком к девушке, хотя и весьма неохотно.

– У нее в руках был поднос со шприцами?

– Да.

– Но ведь сестру Бэнкс к тому моменту только что привезли из операционной. Ей еще рано было делать укол.

– Именно. А сестра Бэнкс ранее угрожала, что донесет на Прэтт – она встречалась с одним из рентгенологов в его рабочее время. Ему уже делали нагоняй за отсутствие на рабочем месте, но он так и не объяснил причин своего отсутствия. Бэнкс знала об этом из других источников, но дожидалась прямых доказательств.

– Бедняга Бэнкс снова влезла не в свое дело?

– Именно так.

– И Прэтт убила ее?

– Да. И ей это чуть не сошло с рук.

– Я так и не поняла, как все произошло.