Текст книги "Месть фараона"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Агата Кристи
Месть фараона

Я всегда считал и буду считать, что одним из самых волнующих и драматических приключений, которые я пережил вместе с Пуаро, было расследование странной серии смертей, которые последовали за открытием и раскопками гробницы египетского фараона Мен-Хен-Ра.

Вскоре после нашумевшего открытия, когда лорд Карнавон вдруг отыскал нетронутую гробницу фараона Тутанхамона, сэр Джон Уиллард и мистер Блайбнер из Нью-Йорка начали раскопки вблизи Каира, в окрестностях пирамид Гизы, и неожиданно наткнулись на нетронутые захоронения, до тех пор неизвестные науке. Это открытие вызвало неподдельный интерес во всем мире. Вскоре выяснилось, что это гробница фараона Мен-Хен-Ра, одного из тех правителей Восьмой династии, до сих пор почти неизвестных историкам, при которых начался закат Древнего царства. Об этом таинственном периоде и поныне никто почти ничего не знает, и весть о находке захоронения, попав в газеты, тотчас облетела весь мир.

А вслед за этим произошло еще одно событие, которое надолго привлекло внимание публики. Сэр Джон Уиллард неожиданно для всех вдруг умер от сердечного приступа.

Газеты, делающие громадные тиражи на такого рода зловещих сенсациях, немедленно воспользовались этим и вытащили на свет божий древние поверья о проклятиях фараонов, которые преследуют незадачливых искателей сокровищ пирамид. Даже всеми забытая мумия какого-то несчастного, давным-давно пылившаяся в Британском музее, вдруг, к полному изумлению администрации, стала чем-то вроде «гвоздя сезона», и толпы желающих валом валили, чтобы поглазеть на нее.

После столь печального события миновало всего две недели, и вдруг весть о новой трагедии поразила всех, словно удар грома, – мистер Блайбнер совершенно неожиданно умер от заражения крови. А спустя еще два дня его племянник, живший в Нью-Йорке, покончил с собой выстрелом из пистолета. «Проклятие Мен-Хен-Ра» снова было у всех на устах, а колдовская власть давным-давно исчезнувших с лица земли древних египетских царей стала казаться чем-то грозно-реальным.

В разгар этих событий Пуаро вдруг получил коротенькую записку от леди Уиллард, вдовы знаменитого египтолога, – она приглашала его навестить ее в доме на Кенсингтон-Гарден, где она проживала в последнее время. Само собой разумеется, я, как всегда, отправился вместе с ним.

Леди Уиллард оказалась высокой, изящной женщиной в глубоком трауре. Ее осунувшееся, печальное лицо носило на себе печать недавнего горя.

– Как это мило с вашей стороны – так быстро откликнуться на мою просьбу, мсье Пуаро!

– К вашим услугам, леди Уиллард. Вы хотели посоветоваться со мной о чем-то, не так ли?

– Насколько мне известно, вы детектив, притом знаменитый. Но сегодня я решила обратиться к вам за помощью не только как к профессионалу. Видите ли, мне известно, что вы – человек с весьма нетрадиционными взглядами. А кроме того, вы обладаете и воображением, и богатым жизненным опытом. Умоляю вас быть со мной откровенным, мсье Пуаро… Скажите, верите ли вы в… сверхъестественное?

На лице Пуаро отразилось некоторое замешательство. Казалось, он не знал, что ответить. Помедлив немного, он наконец решился:

– Давайте не будем ходить вокруг да около, леди Уиллард, хорошо? Ведь вы сегодня попросили меня прийти вовсе не для того, чтобы задать довольно абстрактный вопрос. Скорее всего, тут замешано нечто личное, не так ли? Вероятно, это нечто связано с неожиданной смертью вашего супруга. Или я ошибаюсь?

– Да, вы правы, – призналась она.

– Вы хотели бы, чтобы я расследовал обстоятельства его смерти?

– Я хотела попросить вас разобраться, есть ли хоть крупица правды в том, о чем сейчас все болтают и пишут газеты, и что именно из этой шумихи основано на подлинных фактах. Три смерти, мсье Пуаро, одна за другой. И каждая из них, взятая в отдельности, кажется вполне естественной. Но все три вместе составляют нечто совершенно невозможное. Таких совпадений не бывает. А главное – все случилось, когда не прошло еще и месяца с того дня, как нашли эту проклятую гробницу! Конечно, может быть, бурлящие слухи – обычное суеверие, не больше. А может, и какое-то таинственное проклятие прошлого, месть, посланная с того света в мир живых неизвестным до сих пор современной науке способом. Факты, согласитесь, упрямая вещь, мсье Пуаро, – трое уже умерли! И я боюсь, смертельно боюсь, мсье Пуаро… А вдруг это еще не конец?

– За кого вы боитесь?

– За сына. Когда в Англию пришла весть о смерти моего мужа, я болела. Поэтому вместо меня туда поехал мой сын, в то время как раз вернувшийся из Оксфорда. Он и привез домой… тело. А потом, несмотря на все мои просьбы, вновь вернулся в Египет. Эта страна околдовала его. Мой мальчик заявил, что хочет пойти по стопам отца и завершить его дело. И раскопки гробницы продолжаются. Может быть, вы сочтете меня глупой, истеричной женщиной, мсье Пуаро, но мне страшно. А что, если злобный дух мертвого фараона все еще витает там? Конечно, вы считаете, что я болтаю всякий вздор…

– Нет, нет, леди Уиллард, я так не думаю, – поспешно сказал Пуаро. – Если хотите знать, я тоже верю во власть сверхъестественного. Я даже уверен, что это одна из самых могущественных сил, которую знает наш мир.

Я в изумлении воззрился на него. «Что-то никогда раньше не замечал за ним страха перед чем-то сверхъестественным», – озадаченно подумал я. Но маленький бельгиец выглядел таким искренним, таким простодушным, что я промолчал.

– Вы хотите, чтобы я поехал туда и убедил вашего сына вернуться в Англию? Что ж, постараюсь сделать все возможное, чтобы оградить его от беды.

– Если бы это была обычная опасность, я бы так не боялась. А что, если все происходящее действительно связано с потусторонним миром?

– В средневековых книгах, мадам, вы найдете многочисленные описания самых разных способов, которыми в то время боролись с темными чарами, или, как это называлось, с черной магией. Вполне возможно, им было известно куда больше, чем нам, современным, о зловещей науке колдовства. А теперь давайте вернемся к фактам. Думаю, без этого не обойтись. Скажите, леди Уиллард, ваш муж всегда был увлеченным египтологом, не так ли?

– Да, с самой юности. И стал одним из крупнейших авторитетов в своей области.

– Но мистер Блайбнер, как я слышал, был всего лишь любителем?

– Да, совершенно верно. Однако он очень богат. Натура искренняя, увлекающаяся – он мог легко загореться любой идеей, и она полностью завладевала его воображением. Моему мужу удалось пробудить в нем жгучий интерес к египтологии. Именно на его средства и была организована экспедиция. И раскопки тоже оплачивал он.

– А его племянник? Вам что-нибудь известно о нем? Он тоже был участником экспедиции?

– Нет, я так не думаю. Честно говоря, мсье Пуаро, я вообще не подозревала о его существовании, пока не прочла в газетах о его смерти. По-моему, они с мистером Блайбнером были не очень-то близки в последнее время. Во всяком случае, он никогда не упоминал о том, что у него есть родственники.

– А кто еще участвовал в экспедиции?

– Ну… там были доктор Тоссвилл – это один из младших сотрудников Британского музея, потом мистер Шнейдер – представитель нью-йоркского музея «Метрополитен», еще один молодой человек – секретарь мистера Блайбнера, он американец. Кто же еще? Ах да, доктор Эймс, он участвует в экспедиции как врач. И конечно, Хасан – преданный слуга моего мужа. Он египтянин.

– А вы не помните случайно фамилию молодого американца, секретаря мистера Блайбнера?

– По-моему, Харпер. Впрочем, не уверена. Насколько я знаю, он прослужил у мистера Блайбнера совсем недолго. Очень милый молодой человек.

– Что ж… благодарю вас, леди Уиллард.

– Если я могу чем-нибудь помочь…

– В настоящее время нет. Теперь предоставьте все мне и успокойтесь, умоляю вас. Будьте совершенно уверены – я сделаю все, что в человеческих силах, чтобы защитить вашего сына.

Прозвучало это, как мне показалось, не слишком обнадеживающе, и я успел заметить, как вздрогнула, отшатнувшись в сторону, леди Уиллард, когда эти слова слетели с уст Пуаро. И в то же время одно лишь сознание того, что нашелся человек, который не стал смеяться над ее суеверными страхами, казалось, послужило ей большим утешением.

Со своей стороны, я в жизни бы никогда не подумал, что Пуаро с такой серьезностью относится ко всему сверхъестественному – совершенно, насколько я его знаю, это не увязывалось с его натурой. И по дороге домой я как бы нечаянно завел разговор на эту тему, стараясь осторожно прощупать его. К величайшему моему удивлению, Пуаро был серьезен и мрачен, как никогда.

– Боже мой, Гастингс, ну конечно же, я верю в подобные вещи! Ни в коем случае не стоит недооценивать власть, которую имеет над нами сверхъестественное.

– И что же вы собираетесь предпринять?

– Милый Гастингс, вы всегда такой toujours pratique! Ну что ж, начнем с того, что отправим телеграмму в Нью-Йорк, пусть пришлют подробную информацию по поводу самоубийства молодого мистера Блайбнера.

Мы так и сделали. Ответ был получен немедленно. Информация была точной и исчерпывающей. Молодой Руперт Блайбнер, как выяснилось, в последние годы был на мели. Он уехал куда-то на южные острова, жил на то, что присылал ему дядя, а порой перебивался случайными заработками. Потом вернулся в Нью-Йорк, но так и не взялся за ум, продолжая катиться по наклонной плоскости. Наиболее интересным, с моей точки зрения, было то, что ему недавно удалось занять довольно крупную сумму, достаточную для поездки в Египет. «У меня там есть друг, который не в силах мне отказать», – хвастался он направо и налево. Как бы там ни было, планы его, однако, пошли прахом. Вскоре он вернулся обратно в Нью-Йорк, в ярости проклиная на чем свет стоит собственного дядю, который, по его словам, куда больше заботится об истлевших костях давным-давно умерших фараонов, чем о родственной плоти и крови. Он как раз был в Египте, когда скоропостижно скончался сэр Джон Уиллард. Вернувшись в Нью-Йорк, молодой Руперт продолжал вести прежнюю жизнь, постепенно опускаясь на самое дно, пока, неожиданно для всех, не покончил жизнь самоубийством, оставив весьма странную записку. В ней было всего несколько фраз, и создавалось впечатление, что писал он ее в приступе раскаяния. В ней он почему-то называл себя «изгоем» и «прокаженным», а посему якобы он не имеет больше права оставаться в живых.

Мрачные мысли заскреблись у меня в голове. Честно говоря, я никогда не верил во всю эту чушь насчет проклятия давным-давно умершего египетского фараона. Мне всегда казалось, что нити преступления тянутся в настоящее. Предположим, что молодой неудачник решил так или иначе избавиться от своего дяди – скорее всего с помощью яда. И вдруг произошла ошибка – по жестокой случайности жертвой пал несчастный сэр Джон Уиллард. И вот, терзаемый угрызениями совести и преследуемый мыслями о совершенном им преступлении, молодой человек возвращается в Нью-Йорк. Тут приходит весть о смерти дяди. Осознавая, насколько бессмысленным было совершенное им убийство, и мучимый раскаянием, он принимает решение покончить с собой.

Я тут же выложил свою версию Пуаро, и мне показалось, что она его заинтересовала.

– Что ж, ход ваших мыслей мне понятен, дорогой Гастингс. Только ведь это просто… очень просто. Хотя не исключено, что все так и было. И еще вы, по-моему, забываете о роковом влиянии гробницы.

Я пожал плечами:

– Вы по-прежнему уверены, что в этом что-то есть?

– Настолько, что мы с вами, друг мой, отправляемся в Египет немедленно.

– Что?! – совершенно потрясенный, воскликнул я.

– Нет, нет, я не шучу. – Выражение бесконечной жертвенности разлилось по лицу Пуаро. И тут же тихий, жалобный стон вырвался у него из груди: – О боже! Море! Это ужасное море!

Миновала неделя. Под нашими ногами шуршал золотой песок пустыни. Прямо над головой ослепительно сияло жаркое солнце. Пуаро – живое олицетворение отчаяния – вяло тащился за мной следом. Маленький бельгиец терпеть не мог путешествовать. Наше плавание из Марселя, длившееся всего четыре дня, превратилось для него в настоящую пытку. Когда мы пришвартовались в Александрии, он был похож на тень самого себя, даже обычная для него аккуратность и чуть ли не кошачья страсть к чистоте были забыты. Вскоре мы прибыли в Каир и прямиком направились в отель «Мена-Хаус», расположившийся у самого подножия пирамид.

Колдовское очарование древнего Египта вскоре завладело мной. Но не Пуаро. Одетый точь-в-точь так же, как если бы он находился в Лондоне, он постоянно таскал с собой в кармане маленькую одежную щетку и вел нескончаемую войну с пылью, которая то и дело оседала на его костюме.

– А мои ботинки, – стонал он, – нет, вы только взгляните, Гастингс! Мои ботинки, из тончайшей натуральной кожи, всегда такие опрятные и сверкающие на солнце! Боже милостивый, внутри песок, который причиняет нестерпимые мучения, и снаружи тоже – так что глядеть больно! А жара… постоянно эта ужасная жара! От нее мои усы превратились в настоящую мочалку… да, да, мочалку!

– Лучше поглядите-ка на сфинкса, – перебил его я. – Даже я чувствую исходящее от него очарование древней тайны.

Пуаро недовольно покосился на меня.

– Не очень-то у него счастливое выражение лица, – пробурчал он. – Да и чего еще ожидать, когда бедняга только что не тонет в этом чертовом песке! Будь он проклят!

– Да не ворчите, Пуаро. В вашей родной Бельгии тоже песка хватает, – ехидно напомнил я ему, еще не забыв наш отдых в Ноксюр-Мер, в самом сердце «изумительных дюн», как было написано в путеводителе.

– Только не в Брюсселе, – заявил Пуаро, задумчиво глядя на пирамиды. – Что ж, хоть тут не обманули. Все они правильной геометрической формы… но вот эта их шероховатая поверхность! Она просто отвратительна! А пальмы! Терпеть их не могу! Хоть бы посадили их рядами, что ли!

Я безжалостно прервал его жалобы, предложив немедленно отправиться в лагерь археологов. Добираться туда мы должны были на верблюдах. Эти огромные животные, покорно опустившись на колени, ждали, пока мы вскарабкаемся на спину. Верховодила нашим караваном целая ватага одетых в живописные лохмотья мальчишек, возглавляемая словоохотливым переводчиком.

Избавлю читателя от описания того печального зрелища, которое представлял собой Пуаро, с грехом пополам взгромоздившийся на верблюда. Начав со стонов и вздохов, кончил он пронзительными воплями и жалобами в адрес Пресвятой Девы Марии и всех известных ему мучеников. В конце концов он позорно капитулировал – потребовал, чтобы ему позволили спешиться, и продолжил путешествие верхом на крохотном ослике. Впрочем, должен честно признать, что поездка на огромном верблюде – нешуточное испытание для любого новичка. Сам я несколько дней кряхтел от мучительной боли во всем теле.

Но вот трудное путешествие подошло к концу, и мы добрались до того места, где велись раскопки. Дочерна обгоревший на солнце седобородый мужчина в тропическом шлеме и легком белом костюме подошел к нам и поздоровался.

– Мсье Пуаро и капитан Гастингс? Мы получили вашу телеграмму. Прошу прощения, что не смогли встретить вас в Каире. Случилось нечто непредвиденное, и это совершенно расстроило наши планы.

Пуаро побледнел как смерть. Рука его, украдкой потянувшаяся в карман за щеткой, повисла в воздухе.

– Неужели еще одна смерть?! – прохрипел он.

– Увы, да.

– Господи, кто?! Сэр Гай Уиллард?

– Нет, нет, капитан Гастингс. Скончался мой американский коллега мистер Шнейдер.

– А причина смерти? – вмешался Пуаро.

– Столбняк.

Я почувствовал, как липкие пальцы страха стиснули мне горло. Казалось, даже воздух вокруг меня был пропитан миазмами зла, невидимыми, но оттого еще более опасными. Вдруг ужасная мысль пришла мне в голову. А что, если следующей жертвой окажусь я сам?

– Боже мой, – едва слышно прошептал Пуаро, – ничего не понимаю. Господи, как все это ужасно! Скажите, мсье, нет никаких сомнений в том, что причина его смерти действительно столбняк?

– Насколько я понимаю, ни малейших. Однако, думаю, будет лучше, если вы поговорите с доктором Эймсом. В таких вещах он разбирается лучше меня.

– Ах да, конечно, ведь вы же не врач!

– Моя фамилия Тоссвилл.

Стало быть, это и есть представитель Британского музея, подумал я, один из младших научных сотрудников, как сказала леди Уиллард. Во всем его облике сквозило какое-то мрачное упорство. Он был печален и в то же время спокоен и собран, что особенно понравилось мне.

– Пойдемте со мной, – предложил он, – я отведу вас к сэру Гаю Уилларду. Он горит нетерпением познакомиться с вами, поэтому строго-настрого приказал привести вас к нему, как только вы появитесь.

Пройдя через лагерь, мы оказались у входа в большую палатку. Отодвинув полог, доктор Тоссвилл проскользнул внутрь. Мы последовали за ним. Внутри палатки я увидел троих мужчин.

– Прибыли мсье Пуаро и капитан Гастингс, сэр Гай, – объявил Тоссвилл.

Самый младший из троих вскочил на ноги и поспешно двинулся нам навстречу. Во всем его облике была какая-то нервная порывистость, которая вдруг напомнила мне его мать. Он еще не успел обгореть до черноты, как остальные двое, и эта бледность, особенно заметная из-за темных кругов под глазами, делала его гораздо старше его двадцати двух лет. С первого взгляда было очевидно – юноша мужественно пытается нести тяжкий груз забот и тревог, что лег на его плечи.

Он представил нам двоих своих коллег – доктора Эймса, с виду весьма компетентного и уверенного в себе человека лет за тридцать, в темных волосах которого уже начинала кое-где пробиваться ранняя седина, и мистера Харпера, секретаря, довольно приятного долговязого молодого человека, на носу которого, выдавая его национальную принадлежность, красовались неизменные роговые очки.

Обменявшись с нами ничего не значащими фразами, он распрощался и вышел. Доктор Тоссвилл последовал за ним. Мы остались наедине с сэром Гаем и доктором Эймсом.

– Прошу вас, не стесняйтесь, мсье Пуаро, – сказал сэр Гай, – задавайте любые вопросы, какие сочтете нужными. Конечно, все мы тут несколько выбиты из колеи цепью этих страшных смертей, но, поверьте, ничуть не сомневаемся, что все – не более чем совпадение. Хотя и дьявольски странное. Ничем другим это просто не может… не должно быть.

Беспокойство, сквозившее во всем его облике, заметно противоречило его словам. Я видел, что Пуаро внимательно изучает молодого Уилларда.

– Скажите, сэр Гай, эти раскопки много для вас значат?

– Невероятно много, мсье Пуаро! И что бы ни случилось, как бы все ни обернулось, раскопки будут продолжаться, несмотря ни на что. Я прошу вас учитывать это. Что бы ни случилось!

Пуаро, отвернувшись от него, обратился к доктору Эймсу:

– А что вы думаете об этом, доктор?

– Что ж, – неуверенно протянул он, – мне, знаете, тоже как-то не по душе мысль о том, чтобы все бросить и уехать.

Пуаро скорчил одну из своих знаменитых гримас:

– Понятно. Стало быть, выхода нет – придется так или иначе докопаться до правды и выяснить, что же произошло. Тогда к делу. Для начала скажите: когда умер мсье Шнейдер?

– Три дня назад.

– И вы уверены, что причина его смерти – столбняк?

– Абсолютно уверен.

– А не мог он случайно отравиться… стрихнином, например?

– Нет, мсье Пуаро. Догадываюсь, к чему вы клоните. Но, уверяю вас, это был столбняк. Можно сказать, классический случай.

– А вы вводили ему противостолбнячную сыворотку?

– А как вы думаете? – сухо ответил доктор. – Мы сделали все, что в человеческих силах, чтобы спасти его. Увы, это не удалось.

– А сыворотка от столбняка… она была у вас с собой?

– Нет. Нам ее прислали из Каира.

– А были еще случаи столбняка в лагере?

– Нет. Ни единого.

– Скажите, у вас нет никаких сомнений в причине смерти мистера Блайбнера? Не мог он тоже умереть от столбняка?

– Совершенная чушь! Блайбнер поранил большой палец. Скорее всего, в рану попала инфекция, и началось заражение крови. Я понимаю, дилетанту… хм… неспециалисту оба эти случая могут показаться достаточно схожими, но, поверьте мне на слово, это не так.

– Стало быть, у нас на руках четыре смерти: один инфаркт, одно заражение крови, одно самоубийство и столбняк. Ничего общего!

– Совершенно с вами согласен, мсье Пуаро!

– То есть вы уверены, что во всех этих случаях нет ничего, что могло бы хоть как-то связать их между собой?

– Простите, я не совсем вас понимаю. К чему вы клоните?

– Что ж, постараюсь вам объяснить. Эти четверо, которых уже нет в живых, – не могли ли они совершить нечто такое, что оскорбило и потревожило бы дух фараона Мен-Хен-Ра?

Доктор ошарашенно уставился на маленького бельгийца:

– Послушайте, что за чушь вы несете, мсье Пуаро?! Не можете же вы на полном серьезе верить во всю эту ерунду, что болтают в газетах о проклятии фараона?

– Абсолютная чепуха! – гневно вмешался сэр Гай. Пуаро, казалось, и ухом не повел. Только в глазах его загорелся так хорошо мне знакомый зеленый огонь, отчего он сразу стал похож на огромного кота.

– Стало быть, вы в это не верите, да, доктор?

– Нет, сэр, нисколько, – с горячностью объявил тот. – Я, видите ли, человек науки, ученый и верю только в то, что можно объяснить законами природы. А предрассудки, невежество – нет, увольте!

– Ну а разве в Древнем Египте не было науки? – вкрадчиво спросил Пуаро. Скорее всего, он и не ждал ответа. И в самом деле, мне показалось, что от неожиданности доктор Эймс на мгновение лишился дара речи. Пуаро замахал руками: – Нет, нет, не надо, не возражайте. Скажите мне только, а что думают о случившемся ваши рабочие из местных?

– Что ж, – задумчиво произнес доктор Эймс, – если уж мы, белые, в таких обстоятельствах теряем голову, что тут говорить о цветных? Признаюсь, мсье Пуаро, наши рабочие перепуганы до смерти. В лагере потихоньку начинается паника, хотя, видит бог, для этого нет ни малейших оснований.

– Интересно, – ни к кому не обращаясь, протянул Пуаро, но мне показалось, что в голосе его не чувствовалось особой уверенности.

Сэр Гай подался вперед.

– В самом деле, – недоверчиво проговорил он, – не можете же вы и впрямь верить… да что я говорю? Это же полная ахинея! Мсье Пуаро, допускать на секунду, что такое возможно, – значит не знать абсолютно ничего ни о Древнем Египте, ни о египтянах вообще.

Вместо ответа Пуаро вытащил из кармана маленькую потрепанную книжицу – с первого взгляда было понятно, что перед нами старинный манускрипт. Он продемонстрировал ее нам, и я успел прочесть заглавие – «Магия древних египтян и халдеев». Потом, круто повернувшись на каблуках, Пуаро отбросил в сторону полог и вышел из палатки. Доктор в растерянности уставился на меня.

– Господи, что за странная идея?!

Услышав из его уст фразу, которую так часто повторял Пуаро, я чуть было не расхохотался, настолько это было комично.

– Понятия не имею, – признался я. – Держу пари, что Пуаро задумал изгнание бесов, не иначе.

Пришлось идти разыскивать Пуаро. Я обнаружил его беседующим с тем самым худощавым узколицым юношей, который в последнее время служил у Блайбнера секретарем.

– Нет, – говорил между тем мистер Харпер, – я в экспедиции недолго, каких-то шесть месяцев или чуть больше. Да, разумеется, мне известно состояние дел мистера Блайбнера.

– Скажите, а не могли бы вы рассказать мне поподробнее о том времени, когда сюда приезжал его племянник?

– Видите ли, он и был-то здесь всего лишь один день. Симпатичный парень. Я раньше никогда его не встречал, но кое-кто из наших коллег знал его прежде. Эймс, по-моему. И, кажется, Шнейдер. А старик нисколько не обрадовался, когда парень заявился сюда. И минуты не прошло, как они уже поцапались. Кричали на весь лагерь. «Ни цента не получишь! – Это, конечно, вопил старик. – Ни единого цента, пока я жив! Все мои деньги до последнего цента будут завещаны науке. Мое состояние поможет завершить труд всей моей жизни. Я уже сегодня сказал об этом Шнейдеру». Ну и так далее в том же духе. Сразу после этой ссоры молодой Блайбнер укатил обратно в Каир.

– Скажите, в то время он был здоров?

– Кто, старик?

– Нет, я имею в виду молодого человека.

– Знаете, кажется, он действительно раз-другой упоминал о том, что с ним не все в порядке. Но, по-моему, это было не слишком серьезно, иначе бы я запомнил.

– Понятно. Тогда, если позволите, еще один маленький вопрос. А мистер Блайбнер оставил после себя завещание?

– Насколько мне известно, нет.

– Каковы теперь ваши планы, мистер Харпер? Останетесь с экспедицией?

– Нет, сэр. Ни за что. Вот только приведу в порядок дела и тут же укачу обратно в Нью-Йорк. Конечно, можете смеяться надо мной, если хотите, но у меня живот сводит при мысли об этих проклятых фараонах! Стать следующей жертвой этого… как его?.. Мен-Хен-Ра? Бр-р! Держу пари, если только я останусь здесь, он и до меня доберется!

Я заметил, что молодой человек утер со лба пот.

Пуаро уже повернулся, чтобы уходить. Потом вдруг обернулся и со странной улыбкой бросил через плечо:

– У Мен-Хен-Ра длинные руки! Помните, одну из своих жертв он настиг и в Нью-Йорке!

– Дьявольщина! – рявкнул юноша.

– Н-да, похоже, молодой человек нервничает, – задумчиво протянул Пуаро. – Он на пределе. Да-да, Гастингс, поверьте мне – на пределе.

Я удивленно покосился на него, но непроницаемое выражение, застывшее на лице Пуаро, и загадочная улыбка, игравшая на губах моего друга, ничего мне не сказали. Дождавшись, пока к нам присоединятся сэр Гай Уиллард и доктор Тоссвилл, мы попросили показать нам раскопки. Они с радостью согласились сопровождать нас туда. По словам наших хозяев, основные находки уже отослали в Каир, но найденных древних предметов искусства, мебели оставалось еще достаточно, чтобы пробудить в нас живейший интерес. Было очевидно, что молодой баронет чрезвычайно увлечен всем этим, однако в том, как он себя вел, сквозила некоторая тревога, будто бы он явственно ощущал нависшую над ним смертельную угрозу. Наконец мы распрощались и направились в отведенную нам палатку. Здесь нас уже ожидала заранее приготовленная ванна, после чего мы намеревались присоединиться ко всем за ужином. Высокая темная фигура во всем белом легко скользнула в сторону, пропуская нас в палатку. Нас приветствовали изящное движение руки и произнесенное вполголоса мелодичное приглашение на арабском.

Пуаро остановился:

– Вы ведь Хасан, не так ли? Слуга покойного сэра Джона Уилларда?

– Я служил покойному сэру Джону. Теперь я слуга его сына. – Неожиданно шагнув к нам, он, понизив голос до едва слышного шепота, вдруг взволнованно проговорил: – Они сказали, вы очень мудрый и умеете ладить со злыми духами. Уговорите молодого хозяина уехать отсюда. Тут повсюду зло! – И, не дожидаясь ответа, резко повернулся и ушел.

– Зло… зло повсюду, – пробормотал вполголоса Пуаро. – Да, думаю, он прав. Я тоже это чувствую.

Нельзя сказать, что обед прошел весело. В основном все молчали, охотно уступив инициативу доктору Тоссвиллу, а он, воспользовавшись предоставленной ему возможностью, болтал без умолку, рассуждая о Древнем Египте. Когда мы уже собирались отправиться спать, сэр Гай вдруг судорожно вцепился Пуаро в руку, глядя вытаращенными глазами куда-то между палатками. Там, призрачная в свете луны, бесшумно скользила какая-то фигура. Но это был не человек! Мурашки пробежали у меня по спине – я ясно видел собачью голову! Точно такая же фигура уже не раз встречалась мне в рисунках на стенах гробницы.

При виде этого кровь буквально застыла у меня в жилах.

– Боже мой! – пробормотал Пуаро, осеняя себя крестом. – Анубис, бог умерших! Его всегда изображали с головой шакала!

– Кто-то решил нас разыграть, – вскочив на ноги, гневно воскликнул доктор Тоссвилл.

– Послушайте, Харпер, оно вошло в вашу палатку! – едва слышно пролепетал сэр Гай. Лицо его покрылось свинцовой бледностью.

– Нет, – покачав головой, перебил Пуаро, – это палатка доктора Эймса.

Доктор удивленно уставился на него, потом, недоверчиво покачав головой, повторил только что сказанное доктором Тоссвиллом:

– Кто-то нас дурачит… Пошли! Сейчас мы его поймаем!

И с этими словами Эймс ринулся вслед за таинственной фигурой. Я, конечно, поспешил за ним, но, сколько мы ни искали, сколько ни заглядывали во все углы, не обнаружили ни единой живой души. Совершенно сбитые с толку, растерянные, мы в конце концов были вынуждены вернуться. И тут же обнаружили, что за время нашего отсутствия Пуаро принял весьма энергичные меры – правда, на свой лад, для обеспечения собственной безопасности. Не обращая ни на кого внимания, он лихорадочно разрисовывал песок вокруг нашей палатки какими-то загадочными иероглифами и значками. Среди этих рисунков я тут же узнал пятиугольник, или пентаграмму, которая повторялась много раз. При этом, следуя своей привычке, Пуаро читал толпившимся вокруг него слушателям нечто вроде импровизированной лекции о ведьмовстве и вообще о магии. Белая магия, по его словам, противостояла черной. При этом он то и дело с загадочным видом ссылался на таинственное Ка и «Книгу мертвых».

Похоже, поведение Пуаро вызвало нескрываемое презрение доктора Тоссвилла. Он отвел меня в сторону, буквально кипя от возмущения.

– Чушь собачья! – гаркнул он. – Полнейший бред! Этот человек – мошенник и шарлатан! Он не знает даже элементарной разницы между верованиями, существовавшими в Древнем Египте, и суевериями, которые пришли к нам из Средних веков. Никогда в жизни мне еще не доводилось слышать такой невероятной смеси невежества и легковерия.

Кое-как успокоив взбудораженного знатока древности, я присоединился к Пуаро в палатке. Мой маленький друг весело посмеивался.

– Теперь мы можем спать спокойно, – радостно объявил он, – хочется хоть немного отдохнуть. Моя голова просто раскалывается от боли. О мой травяной настой, где ты?

И, словно в ответ на его молитвы, полог палатки вдруг распахнулся, и на пороге появился Хасан. В руках у него была чашка с дымящимся настоем, которую он протянул Пуаро. Это оказался отвар ромашки, которую маленький бельгиец просто обожал. Поблагодарив услужливого Хасана и отказавшись от второй чашки, которую он предложил мне (не хватало пить такую бурду), мы отослали его и снова остались одни. Переодевшись ко сну, я какое-то время еще постоял у входа в палатку, наслаждаясь видом бескрайней пустыни.

– Необыкновенные места, – громко заявил я, – и необыкновенная работа. Знаете, я чувствую, что очарование ее захватило и меня. Эта жизнь в пустыне, эта возможность проникнуть в самое сердце древней цивилизации, приподнять завесу тайны… как это восхитительно! Послушайте, Пуаро, неужели вы не чувствуете?..

Ответа не последовало. Немного раздосадованный, я обернулся. И моя тревога тут же сменилась уверенностью в том, что случилось непоправимое, – Пуаро, лежа навзничь поперек тюфяка, корчился в судорогах. Лицо его было страшно искажено гримасой нестерпимой боли. Я бросился к нему, потом вскочил на ноги, выбежал в ночь и стрелой помчался через лагерь к палатке доктора Эймса.