Текст книги "Место назначения неизвестно (др. перевод)"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Но здешние власти…

Джессоп улыбнулся:

– Насчет этого не беспокойтесь. Французы потеряли несколько весьма перспективных молодых ученых и охотно станут с нами сотрудничать. Факты будут выглядеть следующим образом. Миссис Беттертон доставлена в больницу с сотрясением мозга. Миссис Крейвен, другая пассажирка самолета, потерпевшего катастрофу, также доставлена в больницу. Через день или два миссис Крейвен скончается, а миссис Беттертон выпишут еще ощущающей последствия сотрясения мозга, но способной продолжать путешествие. Катастрофа была подлинной, а сотрясение мозга – отличное прикрытие для вас. Оно может объяснить и провалы в памяти, и странное поведение.

– Это чистое безумие! – заявила Хилари.

– Безусловно, – согласился Джессоп. – Ваша миссия очень опасна, и, если наши подозрения оправданны, вы рискуете попасть в беду. Я с вами вполне откровенен, так как вы сами сказали, что хотите умереть. Думаю, что такой способ покажется вам более интересным, чем прыжки из окна и гибель под колесами поезда.

Хилари неожиданно рассмеялась:

– Пожалуй, вы правы.

– Значит, вы согласны?

– Почему бы и нет?

– В таком случае, – сказал Джессоп, решительно поднимаясь, – вам нельзя терять времени.

Глава 4

Казалось, будто в больнице очень холодно, хотя это не соответствовало действительности. В воздухе ощущался запах антисептиков. Когда мимо палаты провозили тележку, из коридора доносилось звяканье стекла и металлических инструментов. Хилари Крейвен сидела на жестком железном стуле у кровати.

В постели под прикрытой плафоном лампой лежала Олив Беттертон с перевязанной головой. Она была без сознания. По одну сторону кровати стояла сестра, а по другую – врач. Джессоп сидел на стуле в углу палаты. Врач повернулся к нему и заговорил по-французски:

– Осталось недолго. Пульс совсем слабый.

– И она так и не придет в сознание?

Француз пожал плечами:

– Трудно сказать. Возможно, перед самым концом.

– И вы не можете ничего предпринять? Никаких стимулирующих средств?

Доктор покачал головой и вышел. Сестра последовала за ним. Ее сменила монахиня, которая встала у изголовья кровати, перебирая четки. Хилари посмотрела на Джессопа и, повинуясь его взгляду, подошла к нему.

– Вы слышали, что сказал доктор? – тихо спросил он.

– Да. А что вы хотите у нее узнать?

– Если она придет в сознание, мне нужна любая информация, которую вам удастся получить, – пароль, условный знак, сообщение, все, что угодно. Она скорее будет говорить с вами, чем со мной.

– Вы хотите, чтобы я обманом вытянула сведения из умирающей? – сердито осведомилась Хилари.

Джессоп привычным движением по-птичьи склонил голову набок:

– Значит, вот как вы к этому относитесь?

– Именно так.

Он задумчиво посмотрел на нее:

– Хорошо. Тогда говорите и делайте что хотите. Что касается меня, то я не испытываю угрызений совести.

– Разумеется, это ваша обязанность. Спрашивайте что пожелаете, но не заставляйте это делать меня.

– Вы свободны в своем выборе.

– Нужно решить один вопрос. Должны мы говорить ей, что она умирает?

– Не знаю. Мне надо об этом подумать.

Хилари кивнула и вернулась на свое место у кровати. Она испытывала глубокое сочувствие к умирающей. Эта женщина ехала к мужчине, которого она любит. Или они ошибаются? Быть может, она приехала в Марокко искать одиночества и скоротать время, покуда выяснится, жив ее муж или нет?

Прошло почти два часа, когда монахиня перестала щелкать четками.

– Думаю, мадам, конец близок, – бесстрастным тоном произнесла она. – Пойду за доктором.

Монахиня вышла из палаты. Джессоп подошел к противоположной стороне кровати и прислонился к стене, находясь вне поля зрения умирающей. Веки женщины дрогнули. Безразличный взгляд светлых глаз устремился на лицо Хилари. Глаза закрылись и открылись вновь. В них появилось озадаченное выражение.

– Где?..

Слово слетело с почти неподвижных губ в тот момент, когда врач вошел в палату. Остановившись у кровати, он взял женщину за руку и пощупал пульс.

– Вы в больнице, мадам, – сказал доктор. – Самолет потерпел катастрофу.

– Самолет? – еле слышно переспросила женщина.

– Вы хотите повидать кого-нибудь в Касабланке, мадам? Мы могли бы передать сообщение.

В глазах женщины появилось выражение боли.

– Нет, – сказала она и снова посмотрела на Хилари. – Кто…

Хилари склонилась к кровати и заговорила медленно и четко:

– Я тоже прилетела из Англии, и, если я могу чем-нибудь вам помочь, пожалуйста, скажите.

– Нет-нет… Только…

– Да?

– Нет, ничего…

Глаза снова закрылись. Обернувшись, Хилари встретила повелительный взгляд Джессопа и решительно покачала головой.

Джессоп подошел к кровати и остановился рядом с доктором. Глаза умирающей открылись вновь. В них мелькнуло осмысленное выражение.

– Я знаю вас.

– Да, миссис Беттертон, вы меня знаете. Теперь вы сообщите мне что-нибудь о вашем муже?

– Нет.

Веки опустились опять. Джессоп повернулся и вышел из палаты. Доктор посмотрел и тихо произнес:

– C’est la fin. [3]3
  Это конец ( фр.).


[Закрыть]

Но женщина снова открыла глаза. Ее полный муки взгляд задержался на Хилари. Олив Беттертон шевельнула рукой, и Хилари инстинктивно взяла ее холодную белую руку в свою. Врач пожал плечами и вышел. Две женщины остались одни. Олив Беттертон пыталась заговорить:

– Скажите мне… я…

Хилари знала, о чем она спрашивает, и внезапно приняла решение.

– Да, – ответила она. – Вы умираете. Вы это хотите знать, не так ли? Теперь слушайте меня. Я собираюсь попытаться найти вашего мужа. Что мне передать ему, если я добьюсь успеха?

– Скажите… чтобы был осторожен. Борис… Борис… он опасен…

Хилари склонилась ближе к лежащей фигуре:

– Вы не в состоянии помочь мне связаться с вашим мужем?

– Снег…

Слово прозвучало так тихо, что Хилари не поверила своим ушам. Снег? С губ Олив Беттертон сорвался чуть слышный призрачный смешок. Она с трудом произнесла:

 
Все покрыли снег и лед.
Поскользнулся – и вперед!
 

Женщина повторила последнее слово.

– Вперед… Найдите его и расскажите ему о Борисе… Я не поверила этому… Но, может быть, это правда… Если так… – Полный муки взгляд встретился со взглядом Хилари. – Если так… берегитесь.

Из ее горла вырвалось странное бульканье. Губы дрогнули и сжались.

Олив Беттертон умерла.

Следующие пять дней были весьма напряженными, хотя и не требовали активной физической нагрузки. Заточенная в одиночную больничную палату, Хилари принялась за работу. Каждый вечер ей приходилось сдавать экзамен по тому, что она изучила за день. Все подробности биографии Олив Беттертон, какие только удалось выяснить, были изложены письменно, и Хилари должна была заучивать их наизусть. Дом, где жила Олив, прислуга, которую она нанимала, ее родственники, клички ее собаки и канарейки, каждую деталь шести месяцев замужней жизни с Томасом Беттертоном… Свадьба, имена подружек невесты, их платья… Повседневная деятельность Олив, ее вкусы в еде и напитках… Хилари поражалась количеству собранной информации, кажущейся абсолютно незначительной.

– Неужели это может оказаться важным? – как-то спросила она у Джессопа.

– Возможно, нет, – спокойно ответил он. – Но вы должны вжиться в образ, Хилари. Допустим, вы писательница и пишете книгу об Олив. Вы описываете сцены из ее детства и юности, ее брак, дом, где она жила. Постепенно она становится для вас все более реальной. Тогда вы переписываете книгу заново – как автобиографию, от первого лица. Понимаете, что я имею в виду?

Хилари медленно кивнула.

– Вы не сможете думать о себе как об Олив Беттертон, покуда не узнаете о ней все. Конечно, лучше, если бы у вас было время заучить информацию как следует, но как раз времени нам и не хватает. Поэтому мне приходится заставлять вас зубрить материал, как студентку перед важным экзаменом. – Помолчав, он добавил: – Слава богу, у вас быстрый ум и хорошая память.

Паспортные описания Олив Беттертон и Хилари Крейвен были почти идентичными, но их лица не походили друг на друга. Лицо Олив Беттертон было довольно хорошеньким, но ничем не примечательным. Она выглядела упрямой, но не слишком умной. Зато лицо Хилари сразу приковывало к себе внимание. Глубоко посаженные голубовато-зеленые глаза под темными ровными бровями светились умом, уголки рта выразительно приподнимались, даже линии челюсти были необычными, – короче говоря, скульптор нашел бы ее черты весьма интересными.

«В этой женщине есть мужество, страстность и еще не вполне истощившаяся бодрость духа, – думал Джессоп. – Такие люди наслаждаются жизнью и стремятся к приключениям».

– Вы справитесь, – сказал он ей. – Вы способная ученица.

Вызов, брошенный ее интеллекту и памяти, стимулировал Хилари. Она стала проявлять интерес, стала стремиться к успеху. Конечно, ей на ум приходили возможные препятствия, и она говорила о них Джессопу:

– Вы утверждаете, что меня не разоблачат – что они лишь в общих чертах знают, как выглядит Олив Беттертон. Но как вы можете быть в этом уверены?

Джессоп пожал плечами:

– Точно мы ни в чем не можем быть уверены. Но нам известен образец, по которому строятся подобные международные организации. Их отделения в разных странах очень мало связаны друг с другом. Для них это создает преимущества. Если мы нащупаем слабое звено в Англии (уверяю вас, слабое звено имеется в каждой организации), это никак не отразится на происходящем во Франции, Италии, Германии или где-нибудь еще, так что мы вскоре опять окажемся в тупике. Каждое звено знает свой собственный маленький круг обязанностей – не более. Готов поклясться, что группе, действующей здесь, известно, что Олив Беттертон прибудет таким-то самолетом и что ей следует дать такие-то инструкции. Понимаете, сама по себе она не представляет интереса. Если они намерены доставить ее к мужу, то потому, что этого требует муж и что им кажется, будто ее присутствие улучшит его работу. Сама Олив всего лишь пешка в игре. Не забывайте, что идея заменить настоящую Олив Беттертон фальшивой была сиюминутной импровизацией, возникшей вследствие крушения самолета и цвета ваших волос. Наш план операции заключался в том, чтобы вести слежку за Олив, узнать, куда она едет, с кем встречается и так далее. Именно этого будет ожидать противник.

– Вы уже пробовали нечто подобное раньше? – спросила Хилари.

– Да, в Швейцарии. Мы наблюдали за Олив очень незаметно и именно потому потерпели неудачу. Если кто-то и вступал там с ней в контакт, то мы этого не знаем. Значит, контакт был очень кратким. Естественно, они ожидают, что за Олив Беттертон будут наблюдать, и готовятся к этому. Нам придется работать тщательнее, чем в прошлый раз, чтобы перехитрить противников.

– Выходит, вы будете наблюдать за мной?

– Разумеется.

– Каким образом?

Джессоп покачал головой:

– Этого я не могу вам сказать. Для вас же лучше пребывать в неведении. Вы не сможете выдать того, чего не знаете сами.

– Думаете, я бы это выдала?

Лицо Джессопа вновь обрело совиное выражение.

– Не знаю, насколько вы хорошая актриса – и хорошая лгунья. Дело ведь не в том, чтобы не сболтнуть лишнее. Иногда достаточно резкого вздоха, паузы в каком-то действии – например, закуривании сигареты, чтобы узнать чье-то лицо или имя. Вы можете быстро скрыть оплошность, но ее будет вполне достаточно.

– Понятно. Это означает, что придется быть настороже каждую долю секунды.

– Вот именно. А пока учите уроки! Считайте, что вы снова поступили в школу. Олив Беттертон вы уже досконально изучили – переходите к следующим заданиям.

Коды, сигнализация, разные приспособления… Экзамены, попытки сбить ее с толку, гипотетические схемы и ее реакция на них… В итоге Джессоп кивнул и заявил, что полностью удовлетворен.

– Я же говорил, что вы способная ученица. – Он похлопал ее по плечу, словно добрый дядюшка. – Запомните: какой бы одинокой вы себя ни чувствовали, возможно, это окажется не соответствующим действительности. Я говорю «возможно», так как не могу сказать больше. Мы имеем дело с умными дьяволами.

– А что произойдет, – спросила Хилари, – если я достигну конца путешествия?

– То есть?

– Когда я наконец окажусь лицом к лицу с Томом Беттертоном.

Джессоп мрачно кивнул:

– Вы правы – это опасный момент. Могу лишь сказать, что, если все пройдет хорошо, у вас должна быть защита. Я имею в виду, если события будут развиваться так, как мы надеемся, но не забывайте, что у этой операции очень мало шансов на успех.

– Кажется, вы говорили, один из ста? – сухо осведомилась Хилари.

– Боюсь, что меньше. Тогда я еще не знал, что вы собой представляете.

– Да, – задумчиво промолвила Хилари. – Для вас я, очевидно, была просто…

Джессоп закончил фразу за нее:

– Женщиной с великолепными рыжими волосами, у которой не осталось стимулов к жизни.

Она покраснела:

– Суровое суждение.

– Но справедливое, не так ли? Я не испытываю жалости к людям. Прежде всего, это оскорбительно. Обычно жалеют тех, кто жалеет самих себя. А жалость к себе – один из самых больших камней преткновения в современном мире.

– Возможно, вы правы, – подумав, согласилась Хилари. – Интересно, вы опуститесь до жалости ко мне, когда меня ликвидируют, или как это называется на вашем профессиональном жаргоне?

– Жалости к вам? Вот еще! Я буду ругаться последними словами, потому что мы потеряем человека, который кое-чего стоит.

– Наконец-то комплимент. – Сама того не желая, Хилари была довольна. – Мне пришло в голову еще кое-что, – деловито продолжила она. – Вы говорите, что они точно не знают, как выглядела Олив Беттертон, но что, если кто-нибудь узнает меня? У меня нет знакомых в Касабланке, но ведь со мной сюда летели другие пассажиры. К тому же я могу случайно встретить знакомого среди туристов.

– О пассажирах самолета можете не беспокоиться. Из Парижа с вами летели бизнесмены, отправлявшиеся в Дакар, – в Касабланке, кроме вас, сошел только один человек, но он уже улетел назад в Париж. Выйдя из больницы, вы пойдете в другой отель – где заказала номер миссис Беттертон. Вы будете носить ее одежду, делать прическу в ее стиле, а пара полосок пластыря на лице изменит вашу внешность. Кстати, с вами будет работать врач. Все сделают под местным наркозом, так что боли вы не почувствуете, но вам придется обзавестись подлинными следами недавней катастрофы.

– Вы подумали обо всем, – заметила Хилари.

– Приходится.

– Вы ни разу не спросили меня, – вспомнила Хилари, – сказала ли мне что-нибудь перед смертью Олив Беттертон.

– Насколько я понял, вас мучили угрызения совести.

– Простите.

– Не за что. Я уважаю вас за эти чувства. Мне бы самому хотелось позволить их себе, но их нет в служебных правилах.

– Она сказала кое-что, о чем, возможно, вам следует знать. «Скажите ему (то есть Беттертону), чтобы он был осторожен. Борис… опасен».

– Борис? – Джессоп с интересом повторил имя. – Ага! Наш вежливый иностранный майор Борис Глидр.

– Вы его знаете? Кто он?

– Поляк. Приходил ко мне в Лондоне. Вроде бы родственник Тома Беттертона по первому браку.

– Вроде бы?

– Ну, если этот человек тот, за кого себя выдает, то он кузен покойной миссис Беттертон. Но мы знаем об этом только с его слов.

– Олив Беттертон явно боялась его, – нахмурилась Хилари. – Вы могли бы описать этого человека, чтобы в случае чего мне удалось его узнать?

– Да. Рост – шесть футов, вес – около ста шестидесяти фунтов, блондин, довольно деревянное, бесстрастное лицо, светлые глаза, подчеркнуто иностранные манеры, грамотный английский, но с акцентом, военная выправка. – После паузы Джессоп добавил: – Я велел проследить за ним, когда он вышел из моего кабинета, но это ничего не дало. Он отправился прямиком в американское посольство, откуда принес мне рекомендательное письмо, – они всегда их посылают, когда хотят соблюсти вежливость и ничего при этом не сообщить. Очевидно, он покинул посольство в чьей-то машине или через черный ход, переодетый слугой или посыльным. Думаю, Олив Беттертон была права, говоря, что Борис Глидр опасен.

Глава 5

В маленьком салоне отеля «Сен-Луи» сидели три леди, каждая из которых была поглощена своим делом. Миссис Келвин Бейкер, низенькая, пухлая, с подсиненными волосами, писала письма с той же неутомимой энергией, какую она вкладывала в любое занятие. В ней безошибочно можно было узнать хорошо обеспеченную путешествующую американку с неиссякаемой жаждой точной информации буквально обо всем.

Сидя на неудобном стуле в стиле ампир, мисс Хезерингтон, в которой столь же безошибочно можно было узнать путешествующую англичанку, вязала один из тех бесформенных на вид предметов одежды, какие всегда вяжут английские леди средних лет. Мисс Хезерингтон была высокой, худощавой, с тощей шеей, скверной прической и лицом, выражающим глубочайшее неодобрение всей Вселенной.

Мадемуазель Жанна Марико грациозно восседала на стуле, глядя в окно и зевая. Мадемуазель Марико была модно одетой брюнеткой, перекрашенной в блондинку, с некрасивым, но искусно загримированным лицом. Она не проявляла никакого интереса к двум другим женщинам, быстро определив, что они являются именно теми, кем кажутся, а подобные личности не вызывали у нее ничего, кроме презрения. Мадемуазель обдумывала важные изменения в своей сексуальной жизни и не собиралась тратить время на столь жалкие особи из племени туристов.

Мисс Хезерингтон и миссис Келвин Бейкер, проведя пару ночей под крышей отеля «Сен-Луи», успели познакомиться. Миссис Келвин Бейкер с чисто американским дружелюбием заговаривала абсолютно со всеми. Мисс Хезерингтон, тоже жаждущая общения, тем не менее вступала в разговоры только с англичанами или американцами, занимавшими, по ее мнению, достойное социальное положение. Французов она избегала, если только не убеждалась, что они ведут респектабельную семейную жизнь, о чем свидетельствовали дети, сидящие в столовой вместе с родителями.

Похожий на преуспевающего бизнесмена француз заглянул в салон, но, обескураженный атмосферой женской солидарности, удалился, бросив полный сожаления взгляд на мадемуазель Жанну Марико.

Мисс Хезерингтон начала вполголоса считать петли:

– Двадцать восемь, двадцать девять…

Высокая женщина с рыжими волосами тоже заглянула в комнату и, поколебавшись, двинулась по коридору к столовой.

Миссис Келвин Бейкер и мисс Хезерингтон тут же встрепенулись. Миссис Бейкер отвернулась от письменного стола и возбужденно прошептала:

– Вы случайно не заметили рыжеволосую женщину, которая только что заглянула, мисс Хезерингтон? Говорят, она единственная пережила эту ужасную авиационную катастрофу на прошлой неделе.

– Я видела, как она прибыла сегодня, – отозвалась мисс Хезерингтон, уронив петлю от волнения. – В машине «Скорой помощи»!

– Прямо из больницы – так сказал администратор. Разумно ли она поступила, выписавшись так скоро? Кажется, у нее было сотрясение мозга.

– У нее пластырь на лице – возможно, порезалась стеклом. Хорошо, что нет ожогов. Кажется, после авиакатастроф остаются ужасные следы от ожогов.

– Об этом и думать страшно. Бедняжка! Интересно, летел ли вместе с ней муж и остался ли он в живых?

– Вряд ли. – Мисс Хезерингтон покачала головой, покрытой желтыми с проседью волосами. – В газетах писали, что выжила одна пассажирка.

– Да, верно. Там указывалась и ее фамилия. Миссис Беверли… нет, Беттертон.

– Беттертон… – задумчиво повторила мисс Хезерингтон. – Напоминает что-то знакомое… Тоже в газетах… Я уверена, что видела там эту фамилию.

«Tant pis pour Pierre, – думала мадемуазель Марико. – Il est vraiment insupportable! Mais le petit Jules, lui il est bien gentil. Et son pure est tres bien place dans les affaires. Enfin, je me decide». [4]4
  Тем хуже для бедного Пьера. Он совершенно невыносим! А вот малыш Жюль так мил. И у его отца дела идут хорошо. В конце концов, мне решать ( фр.).


[Закрыть]

Изящной походкой мадемуазель Марико удалилась из салона и из нашей истории.

Миссис Томас Беттертон вышла из больницы спустя пять дней после катастрофы. Машина «Скорой помощи» доставила ее в отель «Сен– Луи».

Преисполненный сочувствия администратор проводил женщину с полосками пластыря на бледном, измученном лице в зарезервированный для нее номер.

– Что вам только пришлось перенести, мадам! – воскликнул он, осведомившись, подходит ли ей комната, и включив свет, в чем не было никакой необходимости. – Но какое чудесное спасение! Насколько я понял, переживших катастрофу всего трое и один из них все еще в критическом состоянии.

Хилари устало опустилась на стул.

– В самом деле, – промолвила она. – Я сама едва могу в это поверить. Даже теперь я почти ничего не помню. Последние сутки перед катастрофой для меня как в тумане.

Администратор сочувственно кивнул:

– Это результат контузии. Такое однажды случилось с моей сестрой. Во время войны она была в Лондоне и потеряла сознание при взрыве бомбы. Вскоре сестра пришла в себя, встала, отправилась на Юстонский вокзал, села на поезд, прибыла в Ливерпуль и, figurez-vous [5]5
  Представляете себе ( фр.).


[Закрыть], не могла вспомнить ни бомбежку, ни как она потом шла по Лондону и садилась в поезд! Последнее, что она помнила, – это как вешала юбку в шкаф. Любопытно, не так ли?

Хилари согласилась, что это и впрямь любопытно. Администратор с поклоном удалился. Хилари встала и посмотрела на себя в зеркало. Она настолько вжилась в свой новый образ, что действительно ощущала слабость в ногах, естественную для человека, только что вышедшего из больницы после тяжелой передряги.

Хилари уже осведомлялась в столе справок, но для нее не было ни сообщений, ни писем. Первые шаги в новой роли предстояло делать в полном мраке. Возможно, Олив Беттертон велели позвонить по определенному номеру или связаться с определенным лицом в Касабланке. На это не было никаких указаний. Хилари располагала только паспортом Олив Беттертон, ее аккредитивом, билетами и сделанными ею заказами. Олив должна была провести два дня в Касабланке, шесть дней в Фесе и пять дней в Марракеше. Конечно, все брони устарели со всеми вытекающими последствиями. Над паспортом и аккредитивом уже должным образом поработали. В паспорте теперь была фотография Хилари, а имя Олив Беттертон в аккредитиве также было написано почерком Хилари. Все ее удостоверения были в полном порядке. Теперь задача Хилари заключалась в том, чтобы хорошо играть роль и ждать. Ее оружием были авиакатастрофа и вызванная ею частичная потеря памяти.

Катастрофа была подлинной, и Олив Беттертон действительно находилась на борту самолета. Сотрясение мозга должно объяснить неспособность Олив Беттертон следовать полученным инструкциям. Ей оставалось только ожидать новых распоряжений.

Сейчас самым естественным был бы отдых. Поэтому Хилари легла на кровать и два часа перебирала в уме все, чему ее учили. Багаж Олив был уничтожен во время катастрофы. У Хилари было несколько вещей, которыми ее снабдили в больнице. Она причесала волосы, подкрасила губы и спустилась в столовую.

Хилари заметила, что на нее смотрят с интересом. Впрочем, бизнесмены едва удостаивали ее взглядом. Зато у столиков, занятых туристами, слышалось оживленное бормотание:

– Вот эта женщина, с рыжими волосами, выжила после авиакатастрофы… Да, я сама видела, как она прибыла из больницы в машине «Скорой помощи»… Она все еще выглядит больной… Не знаю, стоило ли ее выписывать так рано… Какое ужасное испытание! Какое чудесное спасение!

После обеда Хилари немного посидела в маленьком салоне. Ее интересовало, не попытается ли кто-нибудь с ней заговорить. В комнате находились еще две женщины, и вскоре одна из них – низенькая, пухлая леди средних лет с подсиненными седыми волосами – села рядом с Хилари и быстро заговорила приятным, чисто американским голосом:

– Надеюсь, вы меня извините, но я чувствовала, что должна поговорить с вами. Ведь это вы чудесным образом спаслись во время авиакатастрофы?

Хилари отложила журнал.

– Да, – ответила она.

– Ну разве это не ужасно? Я имею в виду катастрофу. Говорят, что выжили только трое. Это правда?

– Двое, – поправила Хилари. – Одна из троих умерла в больнице.

– Господи! Вы не будете возражать, миссис…

– Беттертон.

– Вы не будете возражать, если я спрошу, где вы сидели в самолете – впереди или ближе к хвосту?

Хилари знала ответ.

– Ближе к хвосту.

– Говорят, это самое безопасное место, верно? Теперь всегда буду требовать место поближе к задним дверям. Слышали, мисс Хезерингтон? – Она повернулась к другой леди средних лет – явной англичанке с унылой лошадиной физиономией. – Я как раз недавно говорила: в самолете не позволяйте стюардессам сажать вас впереди.

– Полагаю, кто-то должен сидеть впереди, – заметила Хилари.

– Только не я, – быстро заявила американка. – Между прочим, моя фамилия Бейкер – миссис Келвин Бейкер.

Хилари кивнула, и миссис Бейкер продолжала, без труда завладев разговором:

– Я приехала сюда из Могадора, а мисс Хезерингтон – из Танжера. Мы познакомились здесь. Вы собираетесь посетить Марракеш, миссис Беттертон?

– Собиралась, – ответила Хилари. – Конечно, катастрофа нарушила весь мой график.

– Естественно. Но вы обязательно должны побывать в Марракеше, не так ли, мисс Хезерингтон?

– Марракеш – ужасно дорогое место, – сказала мисс Хезерингтон. – Маленькие суммы, которые разрешают вывозить за границу, все усложняют.

– Там есть чудесный отель – «Мамуния», – продолжала миссис Бейкер.

– Чудовищно дорогой, – покачала головой мисс Хезерингтон. – Мне это не по карману. Конечно, вы – другое дело, миссис Бейкер, я имею в виду доллары. Хотя кто-то сообщил мне название маленького отеля в Марракеше – приятного, чистого и с недурной пищей.

– Куда еще вы планируете поехать, миссис Беттертон? – спросила миссис Келвин Бейкер.

– Я бы хотела посмотреть Фес, – осторожно отозвалась Хилари. – Конечно, придется заново заказывать билеты и номер в гостинице.

– О да, вам обязательно нужно посмотреть Фес и Рабат.

– Вы были там?

– Еще нет. Собираюсь вскоре туда поехать – и мисс Хезерингтон тоже.

– Надеюсь, старый город не успели испортить, – заметила мисс Хезерингтон.

Они продолжали беседовать еще некоторое время, затем Хилари сослалась на усталость в первый день после больницы и поднялась в свой номер.

Вечер не принес никаких новостей. Две женщины, которые разговаривали с Хилари, принадлежали к хорошо ей знакомой категории путешественниц – трудно было предположить, что они не те, кем кажутся. Хилари решила, что если завтра утром не получит никаких сообщений, то отправится в бюро Кука и заново оформит поездки в Фес и Марракеш.

На следующее утро не было ни писем, ни телефонных звонков, ни других сообщений, и около одиннадцати Хилари отправилась в туристическое агентство. Там была очередь, но, когда она наконец заговорила с клерком, их прервали. Старший клерк в очках отодвинул в сторону молодого коллегу и улыбнулся Хилари:

– Мадам Беттертон, не так ли? Все ваши заказы сделаны.

– Боюсь, что они устарели, – сказала Хилари. – Я была в больнице и…

– Mais oui [6]6
  Ну да ( фр.).


[Закрыть], я все знаю. Позвольте поздравить вас с чудесным спасением, мадам. Но я получил телефонное сообщение от вас относительно новых заказов, и мы все подготовили.

Хилари почувствовала, как у нее зачастил пульс. Насколько она знала, никто не звонил в туристическое агентство. Следовательно, за обеспечением поездок Олив Беттертон внимательно наблюдали.

– Я просто не знала, звонили вам или нет, – сказала Хилари.

– Разумеется, звонили, мадам. Сейчас я все вам покажу.

Клерк предъявил железнодорожные билеты и талоны на проживание в отеле. Завтра Хилари должна была ехать в Фес.

Миссис Келвин Бейкер не было в ресторане ни за ленчем, ни за обедом. Мисс Хезерингтон кивнула Хилари, когда та шла к своему столику, но не попыталась завязать разговор. На следующий день, сделав необходимые покупки одежды и нижнего белья, Хилари выехала поездом в Фес.

В день отъезда Хилари миссис Келвин Бейкер, вошедшую в отель обычной быстрой походкой, остановила мисс Хезерингтон, чей тонкий длинный нос подрагивал от возбуждения.

– Я вспомнила, где я слышала фамилию Беттертон, – так звали исчезнувшего ученого. О нем писали газеты месяца два назад.

– Теперь я тоже что-то припоминаю. Британский ученый – он был на какой-то конференции в Париже.

– Да, верно. Интересно, не может ли это быть его жена? Я посмотрела ее адрес в регистрационной книге – она живет в Харуэлле, где атомный центр. По-моему, эти атомные бомбы – сущее варварство. А кобальтовые, о которых говорят, и того хуже. Кобальт такая приятная краска – помню, я рисовала ею в детстве, – а от этой бомбы, кажется, никто не может остаться в живых. Нам не следует заниматься подобными экспериментами. Моя знакомая недавно говорила мне, что ее кузен – очень толковый человек – сказал, будто весь мир может стать радиоактивным!

– Ну и ну, – сочувственно произнесла миссис Келвин Бейкер.