Текст книги "Женщина на лестнице"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Агата Кристи
Женщина на лестнице

Это было все, что мы смогли вытянуть из миссис Холлидей. Мы поспешили обратно в Лондон, сделали необходимые приготовления и на следующий день выехали на континент. С довольно мрачной улыбкой Пуаро заметил:

– Большая Четверка все время опережает меня. Я бегаю за ними, совсем как один старый французский фокстерьер.

– Возможно, вы встретитесь с ним в Париже, – сказал я, сразу поняв, что речь идет об одном из самых знаменитых сыщиков Сюртэ,[1]1
  Сюртэ – традиционное название французской уголовной полиции.


[Закрыть] с которым Пуаро случалось иметь дело раньше.

Пуаро скорчил гримасу.

– Надеюсь, что нет. Мы с ним никогда не могли найти общий язык.

– Разве трудно, – спросил я, – узнать, что делал такой-то англичанин такого-то числа два месяца назад?

– Очень трудно. Но, как вы знаете, встреча с трудностями радует Эркюля Пуаро.

– Вы думаете, что его похитила Большая Четверка?

Пуаро кивнул.

Наши дальнейшие поиски ничего существенного не добавили к тому, что мы уже знали от миссис Холлидей. Пуаро долго расспрашивал профессора Бургоне, надеясь выяснить, рассказывал ли ему Холлидей о своих планах на тот вечер, но профессор ничего не помнил.

Нашим следующим источником информации была знаменитая мадам Оливье. Я был слегка взволнован, когда мы поднимались по ступенькам ее виллы в Пасси. Мне всегда казалось невероятным – что женщина может достигать таких высот в науке. Я считал, что на это способны только мужчины.

Дверь открыл юноша лет семнадцати, манерами напоминавший церковного послушника. Пуаро заранее условился о встрече. Он знал, что мадам Оливье никого не принимает без предварительной договоренности, так как большую часть времени занята работой.

Нас провели в салон, и вскоре к нам вышла хозяйка. Мадам Оливье была высокой женщиной. Ее рост подчеркивали белый халат и высокая шапочка, напоминавшая головной убор монахинь. У нее было продолговатое бледное лицо и удивительно черные глаза, в которых светился какой-то неистовый свет. Она была больше похожа на настоятельницу средневекового женского монастыря, чем на современную француженку. Одна ее щека была обезображена шрамом, и я вспомнил, что три года назад ее муж и его ассистент погибли во время взрыва в лаборатории, и с тех пор она всю свою энергию направила на научные исследования. Она встретила нас вежливо, но холодно.

– Меня так много раз расспрашивала полиция, мосье… Едва ли я смогу помочь вам, раз уж не смогла помочь им.

– Мадам, возможно, я задам вам совсем другие вопросы. Скажите, пожалуйста, о чем вы беседовали с мистером Холлидеем?

– Как о чем? – удивилась она. – Конечно же о работе. О его и моей.

– Говорил ли он о своей теории, которую изложил в докладе, прочитанном Британскому научному обществу?

– Конечно. Эта и было главной темой нашей беседы.

– Его идея скорее из области фантастики? – небрежно спросил Пуаро.

– Некоторые так думают. Я – нет.

– Вы считаете, что это можно осуществить практически?

– Конечно. У меня практически такое же направление, только конечная цель другая. Я изучаю гамма-лучи, излучаемые веществом, известным как радий-С продукт распада радия, – и во время одного из экспериментов я натолкнулась на весьма интересные свойства магнитных полей. У меня есть своя теория, относительно магнитных полей, но публиковать результаты пока еще преждевременно. Опыты Холлидея и его идеи меня очень заинтересовали.

Пуаро кивнул, потом задал ей вопрос, который очень меня удивил:

– Простите, мадам, а где вы беседовали? В этой комнате?

– Нет, мосье, в лаборатории.

– Я могу осмотреть ее?

– Конечно.

Мы вышли следом за ней в небольшой коридор. Пройдя мимо двух дверей, мы оказались в большой лаборатории, в которой было полно колб, мензурок и различного рода приспособлений, названий которых я даже не знал. Двое сотрудников проводили какой-то опыт. Мадам Оливье представила их нам:

– Мадемуазель Клод. (Высокая с серьезным лицом девушка поздоровалась.) Мосье Генри – мой старый и преданный друг.

Темноволосый молодой человек небольшого роста неловко поклонился.

Пуаро осмотрелся. Кроме той двери, через которую мы вошли, в лаборатории были еще две. Одна, как объяснила хозяйка, вела в сад, другая – в небольшую комнату, где также проводятся эксперименты.

Пуаро внимательно все выслушал и заявил, что теперь можно вернуться в салон.

– Мадам, во время беседы с мистером Холлидеем вы были одни?

– Да, конечно. Оба моих сотрудника находились в маленькой комнате.

– А не могли ли они или кто другой подслушать, о чем вы говорили?

Хозяйка задумалась, потом покачала головой.

– Вряд ли. Все двери были плотно закрыты.

– А в комнате никто не мог спрятаться?

– В углу стоит буфет… но это же смешно.

– Все может быть, мадам. Последний вопрос. Мистер Холлидей ничего не говорил вам о своих планах на вечер?

– Нет.

– Большое спасибо, мадам, и извините нас за то, что отняли у вас столько времени. Не беспокойтесь, мы сами найдем выход.

Мы вышли в холл. В этот момент в парадную дверь вошла какая-то женщина и быстро взбежала по ступенькам. Мне показалось, что она была одета в черное платье и черную шляпу с вуалью, какие обычно носят вдовы.

Когда мы вышли, Пуаро вдруг сказал:

– Какая странная женщина!

– Мадам Оливье? Да, она…

– Mais non,[2]2
  Да нет же (фр.).


[Закрыть] не мадам Оливье. О ней вообще нечего говорить, она гений, а гении – порода особая и редкая. Нет, я имел в виду другую, ту, что мы видели на лестнице.

– Но я не разглядел ее лица, – пробормотал я изумленно, – да и вы, я думаю, тоже. Она на вас даже не взглянула.

– Именно это я и имел в виду, когда сказал, странная женщина, – спокойно ответил Пуаро. – Женщина, которая входит в свой дом, а я предполагаю, что это ее дом, поскольку она вошла, открыв дверь ключом, и взбегает по лестнице, даже не взглянув на двух незнакомых посетителей в холле, – очень странная женщина. Осторожно!

Он потянул меня назад, и как раз вовремя. Едва не задев нас, на дорогу упало дерево. Пуаро остолбенело смотрел на него, бледный и испуганный.

– Грубая, топорная работа, – возмутился он, – но даже мне ничего не показалось подозрительным. Если бы не моя реакция, а она у меня не хуже, чем у кошки, Эркюля Пуаро уже не было бы в живых – большая утрата для человечества. Да и вас тоже, мой дорогой Гастингс, впрочем, это мир как-нибудь бы пережил.

– Благодарю вас, – холодно ответил я. – Но что мы будем делать дальше?

– Что делать? – вскричал Пуаро. – Думать. Думать, шевелить своими серыми клеточками. Этот мистер Холлидей – был ли он на самом деле в Париже? Я думаю, что был, так как он разговаривал с профессором Бургоне, который знал его лично.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил я.

– Это случилось в пятницу утром. Последний раз его видели в пятницу в одиннадцать вечера, но он ли это был?

– Но портье?..

– Ночной портье, который видел Холлидея в первый раз? Входит какой-то человек, весьма похожий на Холлидея – Номер Четыре умеет это делать прекрасно, – спрашивает письма, поднимается наверх, собирает небольшой чемодан и уходит на следующее утро. Весь вечер никто не видел Холлидея, потому что он уже был в руках врагов. Был ли тот человек, с которым беседовала мадам Оливье, Холлидеем? Я думаю, скорее всего да. Хотя Оливье и не знала его в лицо, но ее вряд ли кто мог обмануть, – они говорили о таких вещах, которые доступны только ученым. Он пробыл здесь какое-то время, затем ушел. А что случилось потом?

Схватив меня за руку, Пуаро вдруг потащил обратно к вилле.

– Теперь представьте, mon ami, что сегодня тот день, когда исчез Холлидей, и мы идем по его следу. Вы ведь любите искать следы, не правда ли? Смотрите, вот они – мужские следы, следы Холлидея. Он поворачивает направо, как это делали мы, а ходит он быстро, – и вдруг сзади слышны другие шаги, быстрые, женские. Она его перехватила, эта стройная молодая женщина в черной вдовьей вуали: «Извините, мосье, мадам Оливье хочет еще поговорить с вами». Он останавливается, поворачивает назад. Теперь куда она его поведет? Она не хочет, чтобы кто-либо видел ее вместе с ним. Не совпадение ли, что она перехватывает его в том самом месте, где начинается узкая аллея, отделяющая парк виллы от другого, соседнего. Она ведет его по ней. «Сюда, мосье, эта дорога короче». По правую сторону территория мадам Оливье, по левую – чужая территория, и, заметьте, дорогой друг, именно оттуда упало дерево, которое нас едва не убило. Вот одна, а вот другая калитка – обе выходят на аллею. Здесь могла быть засада. Какие-то люди хватают Холлидея и ведут на соседнюю виллу.

– Боже мой, Пуаро, – воскликнул я, – неужели вы все это себе так представляете?

– Да, мысленно я все это так вижу, мой дорогой Гастингс. Так, и только так, все и произошло. Пойдемте обратно в дом.

– Вы снова хотите видеть мадам Оливье?

Пуаро улыбнулся.

– Нет, Гастингс, я хочу увидеть лицо женщины, которая стояла на лестнице.

– Вы думаете, она родственница мадам Оливье?

– Нет, она скорее всего ее секретарь и поступила к ней недавно.

Дверь открыл тот же молодой человек.

– Не можете ли вы сказать нам имя той женщины в черной вуали, которая только что вошла в дом?

– Мадам Вероно? Секретарь мадам Оливье?

– Да. Передайте ей, пожалуйста, что мы хотели бы с ней переговорить.

Молодой человек удалился. Через минуту он вернулся.

– Извините, господа, но мадам Вероно нет. Вероятно, она ушла по делам.

– Не думаю, – невозмутимо сказал Пуаро. – Передайте ей, что ее желает видеть Эркюль Пуаро по весьма срочному делу и что он торопится в префектуру.

Посыльный снова удалился. На этот раз вместо него к нам спустилась женщина. Она вошла в салон и подняла вуаль. К моему изумлению, я узнал в ней нашу старую знакомую, графиню Росакову, которая совершенно блистательно ограбила тогда в Лондоне мистера Хардмана.

– Как только я вас заметила в холле, сразу же предположила худшее и не ошиблась, – призналась она.

– Моя дорогая графиня…

Она покачала головой и спешно его перебила:

– Сейчас меня зовут Инее Вероно. Испанка, вышедшая замуж за француза. Что вам от меня нужно, Пуаро? Вы страшный человек. Вы тогда выкурили меня из Лондона. Теперь вы все расскажете мадам Оливье и меня изгонят из Парижа? Мы, бедные русские, тоже должны где-то жить.

– Дело гораздо серьезнее, чем вы думаете, мадам, – сказал Пуаро, наблюдая за ней. – Я собираюсь посетить соседнюю виллу и освободить мистера Холлидея, если он, конечно, еще жив. Как видите, мадам, мне все известно.

Она побледнела и нервно закусила губу. Затем решительно произнесла:

– Он жив, но… он не на этой вилле. Послушайте, мосье, я предлагаю сделку. Мне – свобода, а вам Холлидей – живой и невредимый.

– Согласен, – сказал Пуаро. – Я только что сам хотел предложить вам это. Да, кстати, ваши хозяева – Большая Четверка?

И снова ее лицо побледнело, но на этот раз она ничего не ответила.

Вместо этого со словами «Вы позволите мне позвонить?» она подошла к телефону и набрала номер.

– Это номер телефона на вилле, где находится ваш друг. Вы можете назвать его полиции, но к тому времени, когда они туда доберутся, там уже никого не будет… А, наконец-то, это ты, Андре? Да, это я. Маленький бельгиец все знает. Отправь Холлидея в гостиницу, а сам уходи.

Она положила трубку и, улыбаясь, подошла к нам.

– Надеюсь, мадам, вы проводите нас до гостиницы?

– Разумеется. На другое я и не надеялась. Я остановил такси, и мы вместе отправились в гостиницу. Лицо Пуаро выражало недоумение. Слишком просто все было. Когда мы подъехали к гостинице, к нам подбежал портье.

– К вам прибыл какой-то господин. Он выглядит очень больным. Его привела медсестра, но она уже ушла.

– Все правильно, – сказал Пуаро. – Это мой друг. Мы втроем поднялись наверх. Возле окна в кресле сидел изможденный молодой человек. Пуаро подошел к нему.

– Вы мистер Холлидей? Мужчина молча кивнул.

– Покажите мне вашу левую руку. У Холлидея ниже локтя есть родимое пятно.

Мужчина протянул левую руку. На ней действительно было родимое пятно. Пуаро кивнул графине. Она повернулась и вышла из комнаты.

Стакан бренди привел Холлидея немного в чувство.

– Боже мой, – пробормотал он. – Я прошел через муки ада… Они сущие дьяволы. Моя жена, где она? Что она подумала? Они сказали мне, что она поверила… поверила…

– Она не поверила, – твердо сказал Пуаро. – В вас она ни разу не усомнилась. Она ждет вас, и ваша дочь тоже.

– Господи, мне не верится, что я снова на свободе.

– А теперь, когда вы немного пришли в себя, мосье, я хотел бы услышать вашу историю с самого начала. Лицо Холлидея вдруг окаменело.

– Я ничего не помню.

– Что так?

– Вы слышали что-нибудь о Большой Четверке?

– Кое-что слышали, – сухо ответил Пуаро.

– Вы не знаете того, что знаю я. Они обладают неограниченной властью. Если я буду молчать, то останусь жив, если скажу хоть слово, то не только я, но и мои близкие будут уничтожены. И не нужно меня убеждать. Я много знаю, но… ничего не помню.

И, вскочив с кресла, он вышел из комнаты.

Пуаро не скрывал своей досады.

– Значит, вот как обстоит дело, – пробормотал он. – Большая Четверка выиграла и этот раунд. Что это у вас в руке, Гастингс?

– Какой-то клочок бумаги. Графиня что-то написала, – перед тем как уйти, объяснил я. Пуаро внимательно прочитал:

– «Аи revoir[3]3
  До свидания (фр.).


[Закрыть] – I. V.»[4]4
  I.V. – Inez Veronedu. – В английском оригинале инициалы фамилии и имени графини.


[Закрыть] Подписалась своими инициалами. Это, возможно, совпадение, но они похожи на римскую цифру четыре. Любопытно, Гастингс, очень любопытно.