Текст книги "О царствовании Юстиниана"

Автор книги: Агафий Миринейский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

12. «Тем, кто внезапно и необычно для себя добился счастья, естественно впадать в излишества и быть потрясенным непривычным, в особенности когда оно выпало неожиданно и мало заслуженно, но вы, о мужи, какое представите извинение, если кто-либо будет обвинять нас в этой перемене? Разве вы не приучены издавна к победе, которой теперь наслаждаетесь? Вы ведь уничтожили и Тотилу и Тейю и весь готский народ. Да вы получили даже большее счастье, чем то, которое обычно присуще вам. Какое счастье может быть сравниваемо с римской славой! Ведь вами унаследовано от предков всегда побеждать врагов. Итак, вы победили и достигли счастья, равного вашему достоинству и вашей заслуге. Достигли же вы этого не праздностью и изнеженной жизнью, но постоянным трудами, а потом и действиями в сражениях. И теперь подобает оставаться при этом и не только радоваться настоящему, но заботиться о будущем, чтобы оно было подобно настоящему. У тех, кто не мыслит так, счастье неустойчиво и в большинстве случаев обращается в свою противоположность. Ясным доказательством этого пусть будет этот разгром франков, которым вы справедливо похваляетесь. Когда их дела до настоящего времени находились в благополучном состоянии, они прониклись заносчивостью, подняли войну против нас, не предвидя крушения своей надежды. Поэтому так и погибли они почти все вследствие скорее собственного безрассудства, чем от нашего оружия. Позорно для вас, мужи римляне, страдать тем же, что и варвары, а не превосходить их умом, так же как и силой. И пусть никто не думает из вас, что нет уже никакого врага, так как все враги истреблены.

Даже если бы это действительно было так, даже и тогда вам не следует отказываться от ваших правил и оставлять свои обязанности. Но каждый поймет, что положение дел не соответствует вашим надеждам. Многочисленнейший и величайший народ франков весьма опытен в военном деле, побеждена нами только незначительная его часть, а это не может внушить противнику страх, а может скорее возбудить гнев его. Вполне правдоподобно поэтому, что они не успокоятся и не перенесут безропотно обиду, но пойдут против нас с большим войском и в короткое время возобновят против нас войну.

Поэтому вы должны отбросить, если признаете это нужным, бездеятельность, восстановить нашу готовность переносить опасности в большем объеме, чем раньше, потому что и опасности нужно ожидать большие, чем раньше. Если вы так будете держать себя, то если даже они и появятся весьма быстро, то нападут на вас, уже приготовившихся и не нуждающихся в промедлении. Если же они совершенно не появятся (нужно сказать и то и другое), ваши дела все же будут в безопасности, и вы покажете, что наилучшим образом позаботились о своих интересах».

При таком увещании Нарзеса стыд и раскаяние в прежнем легкомыслии охватили все войско. Отбросив беззаботность и распущенность, оно перестроило свою жизнь по отечественным нравам.

13. Часть готов в количестве семи тысяч вооруженных людей, которые во многих местах оказывали помощь франкам, полагая, что римляне не успокоятся, но немного спустя нападут на них, тотчас отступила в укрепление Калепсы.[33]33
  Ср. Прокопий. Указ. соч. IV, 34.


[Закрыть] Место было сильнейшим и укрепленнейшим, так как было расположено на высокой горе, а у самой вершины со всех сторон поднимались и протягивались обрывистые скалы, так что врагам не было легкого доступа туда. Собравшиеся здесь готы считали, что они будут в безопасности и отнюдь не хотели сдаваться римлянам, но решили всеми силами сопротивляться, если кто нападет на них. Подстрекал их и побуждал к этому варвар, по имени Рагнарис, хотя и не одного с ними рода и племени; он был из так называемых витторов (витторы – гуннское племя), но так как он был ловок, и во всем хитер, и способен любым образом захватить себе власть, то он управлял массой и думал возобновить войну, чтобы благодаря этому стать еще более известным. Итак, Нарзес тотчас со всем войском двинулся на него и затем, так как не мог сразу приблизиться к укреплению и рисковать в трудно доступном месте, то начал осаду и окружил [крепость] со всех сторон, чтобы ничего не было подвезено находящимся внутри, и чтобы они не могли выходить безопасно куда желают. Но от этого варвары мало терпели вреда. Они были полностью обеспечены, так как все необходимое продовольствие и наиболее ценное имущество уже было свезено в эту неприступную крепость. Однако они были недовольны римской осадой и считали позором быть заключенными и стесненными надолго в тесном пространстве, поэтому часто совершали нападения на врагов, чтобы прогнать их оттуда, если смогут, но ничего не сделали достойного упоминания.

14. Когда зима пришла таким образом, с наступлением весны Рагнарис решил вступить в переговоры относительно создавшегося положения и, когда это было разрешено ему, он пришел с немногими к Нарзесу в установленное место. Оба они встретились и о многом говорили. Но как только Нарзес увидел, что Рагнарис охвачен гордыней, произносит множество кичливых речей, требует большего, чем должно, чрезмерно хвастает, тотчас прервал свидание, отказался от соглашения и отослал его назад, ничего не добившегося. Тот же, поднявшись на холм и находясь уже вблизи стены, обиженный, что ничего не добился из того, что надеялся получить, незаметно и тайно натянул лук, а затем внезапно повернулся и пустил стрелу прямо в Нарзеса, но не попал в цель. Стрела упала, отнесенная в другое место, никого не задев. Но тотчас же за преступлением варвара последовало воздаяние. Оруженосцы Нарзеса, разгневанные его дерзостью, начали стрелять в него, и несчастный получает смертельную рану. И разве он не заслужил ее, совершив низкое и вероломное покушение! Слуги на носилках едва втащили его в крепость. Он умер бесславно, прожив после этого только два дня, и имел такой печальный конец своего вероломства и безрассудства.

Когда он умер, готы, считая, что они не в состоянии дальше выдержать осаду, просили Нарзеса дать гарантию, что их жизнь будет пощажена. Когда он немедленно дал клятву в этом, они тотчас же сдались сами и сдали укрепление. Нарзес не убил никого, так как дал клятву и, кроме того, считал бесчестным и-жестоким убивать побежденных. А чтобы они в дальнейшем не затевали каких-нибудь перемен, отослал всех к императору в Византию. Когда происходили эти события, юноша Теодибальд, правивший соседними с Италией франками, как выше мною сказано, умер мучительной смертью от болезни, которой он страдал издавна. Так как Хильдиберт и Хлотар, как ближайшие родственники, по местным законам являлись наследниками юноши, то между ними возникли острые разногласия, они чуть было не погубили весь народ. Однако Хильдиберт был уже стар, и кроме того, что был преклонного возраста, он был ослаблен тяжелой болезнью, так что все его тело высохло. У него не было детей мужского пола, чтобы передать им власть. Он состарился, имея только дочерей. Хлотар же был здоров, еще не очень стар и имел только первые морщины; к тому же у него было четыре сына, еще юноши, смелые и стремящиеся к деятельности. Поэтому он сказал брату, что тот не должен иметь доли в наследстве Теодибальда, так как спустя малое время и само королевство Хильдиберта перейдет к нему и его собственным детям. И он не обманулся в надежде. Старший добровольно отказался от наследства, боясь, как я думаю, могущества брата и опасаясь его вражды. Спустя немного времени он сам умер, и вся держава франков попала к одному Хлотару.[34]34
  Это неверно: бездетный Хильдиберт умер уже в 534 г., усыновив гвоего племянника Теодиберта. Верно то, что Хлотар наследовал его сыну, Теодибальду, и таким образом объединил под своей властью все франкское государство.


[Закрыть] В таком положении находились итальянские и франкские дела.

15. В это же время произошло сильное землетрясение в Византии и повсюду в Римской империи, так что многие города, островные и материковые, были целиком разрушены, а их жители погибли поголовно все. Так, прекрасный Берит, гордость Финикии, был лишен тогда всех своих украшений; рушились его замечательные, знаменитые, отмеченные высоким художественным мастерством здания, так что почти ничего не осталось, за исключением основания сооружений. Погибло великое множество людей – местных уроженцев и пришлых, придавленных рушащимися постройками, в том числе много юношей-пришельцев знатных и очень образованных, которые приехали сюда для изучения римских законов. Предназначенные для этого училища были для города как бы отечественным установлением и высшей гордостью. После этого толкователи законов переселились в соседний город и туда же перенесены были училища, пока снова не обстроился Берит, отнюдь не такой, каким он был раньше, но и не так непохожий, чтобы по его виду нельзя было узнать его прежней формы. Но это восстановление города и перенесение в него училищ произошло уже позднее. В то же время и в великой Александрии, расположенной у реки Нила (в этой местности землетрясения не обычны) тоже ощущалось сотрясение, незначительное, конечно, и кратковременное, не очень явственное, но все-таки оно имело место. У местных жителей и особенно у глубоких стариков оно вызвало сильное удивление, как никогда раньше не случавшееся. И никто не оставался дома; толпа сбежалась на площади, чрезмерно потрясенная неожиданностью и новизною явления. На меня самого (я в то время жил в Александрии, чтобы получить образование, необходимое для изучения законов) напал страх и при этом очень слабом сотрясении, когда я думал, что сами по себе постройки не прочны и не в состоянии выдерживать толчков даже ничтожное время: слишком они тонки (стены кладутся только в один кирпич). Но находящиеся в городе образованные люди опасались не того, думаю, толчка, который прошел, а повторения его, которое казалось вероятным. Говорят, что причиной этого бедствия являются испарения сухие и дымные, накапливающиеся в пустотах под землей, и так как они не могут легко вырваться наружу, то начинают сильнее крутиться внутри и сотрясать то, что над ними нависает сверх) пока насильственно потоком, разрывая кору, не прорываются наружу. Изучающие это говорят, что Египет – страна, в которой землетрясения никогда не может быть, так как страна эта очень низменная, плоская и отнюдь не пещеристая. Поэтому она не заполняется испарениями, а если где и накапливает их, то они очень быстро проходят через рыхлую почву. Когда эта теория, хорошо разработанная, в то время подверглась нареканиям, как недостаточно обоснованная, то, естественно, эти знаменитые мужи испугались, как бы на будущее время не осуществилась в обратном смысле известная эпиграмма и как бы не возникла опасность испытать воздействие со стороны не только держателя земли, но и потрясающего землю Нептуна. Но, если бы какая-нибудь часть Египта и испытала толчки, у знатоков этих дел найдутся и другие аргументы, посредством которых будет поддержана и в дальнейшем будет укреплена теория испарений. Мне же кажется, насколько можно пользоваться солидными аргументами для понимания неизвестного, они не вполне отходят от правдоподобия и вероятности, но от действительной истины они далеки. Каким образом можно в совершенстве понять неизвестное и превышающее наше понимание? Пусть будет достаточно для нас знать только то, что все создано божественным разумом и высшей волею. Наблюдение и изучение разумом начала и движения природы и причины отдельных явлений нельзя считать бесполезным и лишенным удовольствия. Думать же и уверять себя, что можно постигнуть сущность вещей, было бы самоуверенностью и невежеством, вдвое превышающим незнание. Но об этом достаточно. Снова возвращаемся к делу.

16. В это время остров Кос, расположенный на краю Эгейского моря, также подвергся землетрясению, и лишь самая незначительная часть его сохранилась, большая же часть рушилась; произошли различные и неслыханные бедствия. Море, поднявшись на огромную высоту, обрушилось на приморские дома и уничтожило их вместе с имуществом и людьми. Толчок огромной силы, так как не мог прорваться через морские волны, все сокрушил и ниспроверг. Погибли без исключения почти все горожане, укрывались ли они в храмах, оставались ли дома, или собрались в каком-нибудь другом месте. Так как я в это время возвращался из Александрии в Византию и был занесен случайно на этот остров (он был расположен на пути), то мне открылось жалкое зрелище, которое нельзя даже верно описать словами. Почти весь город был грудой развалин, раскинутых на большое пространство. Всюду были разбросаны камни и остатки поломанных бревен и колонн; такая густая пыль поднималась вверх, затемняя воздух, что нелегко было различить площади, за исключением известных. Насколько можно разглядеть, только очень немногие дома оставались невредимыми, и то не те, что построены из извести и камня или какого-нибудь прочного и твердого материала, как это обычно бывает, но те, которые были сооружены деревенским способом из необожженного кирпича и глины. Изредка появлялись люди с печальным и поникшим взором, как бы совершенно отчаявшиеся в своем спасении. К довершению всех бедствий и городская вода совершенно потеряла качество чистой питьевой воды и постепенно превратилась в соленую и непригодную для питья. Все исчезло и было ниспровергнуто, так что ничего не осталось для украшения города, за исключением славного имени Асклепиада и известности Гиппократа.[35]35
  Асклепиад – потомок Эскулапа, врач. Гиппократ – знаменитый греческий врач с острова Коса, умер в Лариссе в Фессалии около 360 г. до н. э.


[Закрыть] Сострадать в этих делах свойственно человеческой природе; неумеренно же удивляться и поражаться свойственно людям, не знающим прошлого, не знающим, что этой части земной коры издавна свойственны подобные сотрясения. Ибо часто и раньше целые города погибали от землетрясений, так что лишенные старых жителей населялись сызнова новыми обитателями.

17. Так, Траллы – город, расположенный теперь в провинции Азии, недалеко от реки Меандра, который некогда был колонией пеласгов, – во времена кесаря Августа подвергся землетрясению и был так разрушен, что в нем ничего не сохранилось. Когда город был превращен в груду развалин, говорят, некий деревенский житель, по имени Херимон, охваченный сильной душевной скорбью и не будучи в состоянии пережить ее, совершил великое и удивительное дело. Неустрашенный ни длиной пути, ни величиной просьбы, не посчитавшись с тем, что, как казалось, он шел навстречу величайшей опасности, не приняв во внимание ни сомнительности задуманного, ни позаботившись о тех, кого он оставлял дома, ни о чем другом, что часто вынуждает людей переменять решения, он пришел не только в Рим, но и в страну Кантабров, расположенную где-то у берегов океана (там в это время находился кесарь, сражаясь с чужеземными народами), возвестил ему обо всем случившемся и так тронул императора, что он тотчас, выбрав семь консуляров среди наиболее знатных и богатых в Риме, с большой свитой послал [их] в колонию. И они, придя туда весьма быстро, захватив с собою большие средства и приложив величайшее старание, восстановили город сызнова и придали ему такой вид, какой он имеет теперь. Поэтому жители этого города теперь уже никак не могут называться пеласгами, а скорее римлянами, хотя язык их стал греческим и аттическим. Да и как они могли не сделать этого, проживая в Ионии? О том, что события произошли именно так, свидетельствует и местная история города, а еще больше надпись, которую я прочел, когда прибыл туда. На одном из окружавших город полей (Сидирус, или Железный, было название этой местности), откуда происходил Херимон, я увидел древнейший алтарь, на котором некогда, как кажется, стояла статуя Херимона. Теперь на нем ничего не осталось, но и до настоящего времени сохранилась вырезанная на жертвеннике стихотворная надпись, имеющая следующее содержание: «Херимон, когда отечество было разрушено землетрясением, помчался к берегам отдаленной Кантабрии и бросился к ногам великого кесаря; поэтому он снова отстроил разрушенные Траллы. За это соотечественники воздали благодарность, воздвигли эту статую, чтобы она стояла позади жертвенника, как восстановитель дорогого отечества». И дела Траллов, несомненно, обстояли таким образом. В это время многие ионические и эолийские города в Азии претерпевали подобные же бедствия.

18. Возвращаюсь к прерванному повествованию. Мне теперь нужно обратиться к стране лазов и персидским войнам, как они совершались в те времена.

Между римлянами и персами уже с давнего времени велась великая война, и часто они опустошали земли друг друга, то без какого-либо объявлении войны совершая набеги, то сталкиваясь многочисленными войсками в открытых сражениях. Незадолго до этого было заключено перемирие не с тем, однако, чтобы иметь полный мир и совершенно предотвратить опасность войны, но только на востоке, в пределах Армении, каждому народу был гарантирован мир. В пределах же Колхиды война продолжалась.[36]36
  В связи с ослаблением в V в. Римской империи, раздираемой классовыми противоречиями, персидское влияние в Закавказье стало сильнее восточноримского. Утвердившись в Армении, персы решили прибрать к рукам также Албанию и Картли. Вскоре населению этих стран пришлось платить персам дань. Тяжело было грузинскому народу сносить персидское господство и платить непомерную дань. Со знатью же, азнаурами, персы быстро нашли общий язык. Полагая, что единая религия – залог единства государства и верности подданных, персидские шахи стремились обратить покоренные народы в персидскую веру – маздеизм – и отвратить их от христианства, а когда это не удалось, они начали поддерживать враждебных империи монофизитов. Попытки восстания в Картли против персидского владычества в V – начале VI в. потерпели неудачу, а царская власть после восстания Гургена в Картли была отменена. Полное подчинение персами восточной Грузии заставило призадуматься правителей Восточной Римском империи, которые понимали, что персы попытаются проникнуть и в Лазику.
  Среди плененных княжеств Колхиды самым могущественным было княжество лазов. Важнейшей частью этого княжества бьиа Рионская низменность, носившая название Мухуриси. Это был самый богатый и плодородный район во всей Колхиде. Среди многих городов здесь пользовался известностью город Родополис (Вардцихе). С Мухуриси был связан также Фазис (Поти), значительный торговый город на Черном море, у устья реки Фазиса [Риона].
  В IV в. владетельный князь лазов подчинил себе абазгов, апсилов и другие более мелкие племена, а к концу IV в. и сванов. Так возникло новое царство, которое римляне называли Лазикой, тогда как коренное население продолжало называть его по-старому – Эгриси. От Эгриси происходит название мегрели. Царство Лазики начиналось от кавказского хребта и Бзыбского ущелья (в Абхазии) и простиралось до Аджары. Восточная граница проходила по линии Сканда – Шорапани; это были по граничные укрепления Лазики. Столицей Лазики был город Цихе-Годжи (на берегу реки Техури), который греко-римляне называли Археополисом.
  Лазика была государством, давно связанным с Восточной Римской империей. Лазский царь но отношению к восточноримскому императору был обязан лишь военной службой. В то же время лазы вели с римлянами выгодную для себя торговлю. В 523 г. царь Лазики Цафий (Цатэ) принял христианство в Константинополе, а в Колхиде еще раньше появились восточноримские гарнизоны. В 523 г. персы вторглись в Лазику, но царь Цата с помощью византийцев изгнал их из своей страны, в 532 г. был заключен «вечный» мир между Ираном и Византией. Юстиниан увеличил византийские гарнизоны в Лазике и построил укрепленный город Петру (Цихисдзири, между Кобулети и Батуми). Торговая монополия, введенная страгигом Цивом, и другие притеснения византийцев побудили царя лазов, Губаза II, изгнать их из Лазики при помощи персов. В 542 г. Хосров с многочисленной персидской армией появился в Лазике и взял крепость Петру. Но персы вели себя в Лазике не лучше византийцев, и Хосров приказал одному из своих полководцев убить Губаза. Уведомленный об этом, Губаз обратился к Юстиниану, обещал перейти на его сторону, если он поможет изгнать персов из Лазики.
  Юстиниан отправил в Лазику новые войска. Военное счастье стало изменять персам. Этими успехами византийцы были обязаны сражавшимся за свою родину лазским войскам. Персы потерпели жестокое поражение в 549 и 550 гг.
  Персидские войска теперь оставались лишь в крепости Петра. После этого персы нашли для себя более выгодным укрепиться в северной Лазике, т. е. в нынешней Абхазии.
  В 550 г. Петра была взята византийцами. Чтобы восстановить свое пошатнувшееся положение в Лазике, Хосров послал из Картли новые войска, которые укрепили древнюю крепость Кутаиси и обосновались здесь, отрезав тем самым дорогу, соединявшую Лазику с ее провинциями – Лечхуми и Сванети, а также с крепостью Ухимериони, имевшей важное стратегическое значение. Хотя царь Губаз оставался сторонником римлян, среди некоторых лазских азнауров усилилось тяготение к персам. Один из лазских азнауров, сторонник персов, передал им крепость Ухимериони, господствовавшую над дорогой в Сванети.
  Такова была обстановка в Лазике в то время, к которому относится рассказ Агафия.


[Закрыть]

Лазы в древности назывались колхами. Что это действительно так, никто в этом не будет сомневаться, если он знаком с территорией Фазиса, Кавказом и знает о долговременном их проживании в этих местах. Говорят, что страна колхов является колонной египтян. Ибо гораздо раньше прибытия героев, которые сопровождали Язона, и даже раньше владычества ассирийцев и времен Нина и Семирамиды, Сезострис, египетский царь, собрав многочисленное войско из своих подданных, не только прошел и покорил всю Азию, но даже дошел до этой страны и известную часть войска тут оставил, откуда и идет начало рода Колхиды.[37]37
  Лазы занимали плодородную и богатую долину Риона, где находилась лучшая область Колхиды – Мухириси. «Здесь и вино получается хорошее, и другие плоды произрастают хорошо» (Прокопий из Кесарии). В районе Мухириси было расположено большинство внутренних лазских городов – Родополис, Варцихе, Кутаиси и др., почему в древнегрузинской исторической литературе этот район обозначается как Самоколако (буквально – городской).


[Закрыть] Об этом свидетельствует Диодор Сицилийский и многие другие древние историки.[38]38
  Diod. Sic., 1, р. 63; Strab., 15, p. 687.


[Закрыть]

Итак, эти лазы, или колхи, или египтяне, переменившие свое местожительство, в наш век были тревожимы частыми войнами, и много сражений произошло в этих местностях. Ибо Хосров, царь персидский, вторгнувшись и уже захватив ряд очень выгодных позиций в этой стране, никак не хотел этим удовлетвориться, но считал необходимым подчинить своей власти и остальную часть страны. Юстиниан же, римский император, не считал ни правильным, ни справедливым оставить без помощи Губаза, бывшего в то время царем колхов, и весь народ, подчинившийся ему, дружественно настроенный, связанный единством религии. Мало того, он пытался как можно скорое и всеми силами изгнать оттуда врага. Ибо он испытывал и опасения, что если персы одержат верх в войне и овладеют всей страной, то у них уже не будет никаких препятствий к тому, чтобы, плавая без всяких опасений по Черному морю, вторгаться во внутренние области Римской империи. Поэтому он сосредоточил там величайшее и сильнейшее римское войско под начальством лучших своих полководцев. Ибо начальствовали над ним Бесса, Мартин и Буза, люди виднейшие и испытанные в многочисленных сражениях. Был послан даже Юстин, сын Германа, будучи еще очень юным, но уже опытным в военном деле.

19. Мермерой, вождь персов, дважды нападал на Археополь, но был отброшен. Обхожу молчанием некоторые другие действия, тем более, что Прокопий ритор об этом подробно говорит. Отсюда мне следует начинать изложение. Итак, тогда он [Мермерой] снова приходит к укреплениям Мухиризису и Котаисию с тем намерением, чтобы, обойдя трудно проходимые местности вокруг Телефиса, дойти до реки Фазиса, и когда римляне будут поражены его неожиданным приходом, попытаться каким-либо способом захватить укрепления, что было бы весьма трудно совершить, если бы он продвигался открытым и прямым путем.[39]39
  В 553 г. бои происходили у сильно укрепленного города Телефиса в Несосе (ныне Исула), у крепости Оногур.


[Закрыть]

Стратиг же Мартин, засев со своими войсками в Телефисе (это была сильная и весьма укрепленная преграда), тщательнейшим образом охранял проходы. И вообще это место было чрезвычайно трудно пройти. Ибо пропасти и обрывистые скалы, обращенные друг к другу, делали лежащую под ними тропинку весьма тесной, а другого подхода ни с какой стороны не было. Расположенные вокруг поля были чрезвычайно илисты и болотисты, покрыты густыми кустарниками и чащами, так что и одному легко вооруженному проход был весьма труден, тем более тяжело вооруженным массам. Сверх того, и римляне не жалели никакого труда и если находили какую-либо местность недостаточно безопасной, которую, казалось, можно было пройти, ее преграждали бревнами и камнями и постоянно над этим трудились. Когда Мермерой находился в затруднении в такой обстановке и много обдумывал положение, он пришел, наконец, к выводу, что, если он сможет каким-либо способом устранить охрану римлян и понемногу ослабить их бдительность, попытка пройти не будет совершенно безнадежной. Если враги будут беспрерывно караулить местность, то невозможно преодолеть обе трудности. Если же они ослабят свою бдительность, и останется только преодолеть бездорожье и непроходимые пути превратить каким-либо образом в проходимые, то это он не считал совершенно невозможным. Он надеялся без особого труда пройти, вырубив и прочистив множеством рук чащи, подкопав и устранив мешающие [проходу] скалы. Поэтому для осуществления задуманного он идет на следующую хитрость. Он притворился внезапно заболевшим тяжелой и неизлечимой болезнью и слег, показывая вид, что испытывает величайшие страдания и оплакивает свою судьбу. Внезапно все войско охватил слух, что полководец весьма тяжело заболел и проживет недолго. От тех, которые предпочитали за плату служить противнику, предавая своих и выдавая военные секреты, истина скрывалась. План сохранялся самым надежным способом и не сообщался даже ближайшим друзьям. Обманутые только одними слухами, которые распространялись среди толпы, они [шпионы] известили об этом римлян, которые легко этому поверили и не столько известию, сколько своему внутреннему желанию.

20. Они сейчас же ослабили свою ранее деятельную и постоянную заботу и небрежнее стали нести охрану. Спустя несколько дней было объявлено, что Мермерой умер. В действительности же он скрывался в одной хижине, притом так что и у самых близких его людей победило то же мнение. Тогда еще больше римлянам стало казаться излишним проводить бессонные ночи и чрезмерно трудиться. Вследствие этого, оставив заграждения и труды, которым для этой цели предавались, они стали вести распущенный образ жизни, спя целые ночи, проводя время в лагерях, не делая ничего нужного и прекратив даже высылать разведчиков. Они убедили себя, что персы, лишенные полководца, никоим образом против них не пойдут, мало того – убегут как можно дальше. Узнав об этом, Мермерой внезапно отбрасывает хитрость и появляется перед персами таким же, каким бы и раньше. Тотчас же, с величайшей быстротой подняв все войско, искусно преодолев трудности пути, описанные раньше, он приближается к укреплению и уже угрожает римлянам, которые не могли защищаться, пораженные неожиданным поворотом дела. Тогда Мартин решил очистить этот пункт, прежде чем Мермерой совершенно проникнет внутрь и причинит римлянам великое зло. Ибо каким образом им, будучи немногочисленными, было возможно удержать множество врагов и не быть при первом же натиске уничтоженными.

Таким образом обманутые варварами, совершая позорнейшее отступление, они спешили соединиться с прочими войсками. Войско, которым командовали Бесса и Юстин, разбило лагерь в местности, расположенной недалеко от Телефиса,[40]40
  Название Телефис сохранилось и поныне на левой стороне Чхарулы, ниже Сканды, лежащей между Чхарулой и Зузой (Brosset. Histoire de la Georgie. 1-11, p. 104).


[Закрыть] отстоящей от него на расстоянии только 7 стадий.[41]41
  стадий – 184,97 м.


[Закрыть] Там нет ничего, кроме горшечного базара, откуда и название местности. По-римски эта местность называется Оллария – то же самое, что по-эллински – Хитрополия.[42]42
  Войска под командованием Бессы и Юстина стояли поблизости от Телефиса в местности, называвшейся «Горшечный рынок», Агафий передает это название по-латыни словом Ollaria и по-гречески – Hitropolia. (Brosset. Histoire de la Georgie. 1-11, p. 10).


[Закрыть] Когда уже многие, опередившие других вместе с Мартином находились в безопасности, все полководцы решили, ожидая неприятеля, выстроиться там и противостоять ему, мешая его дальнейшему продвижению. В числе виднейших военачальников был некто по имени Феодор, происходящий из племени цанов, но воспитанный у римлян, отказавшийся от варварских, хотя и отечественных нравов и приобщившийся к их более высокой культуре. Итак, этот Феодор со своей дружиной (за ним следовало не менее 500 его соотечественников) еще оставался у Телефиса, так как ему было приказано Мартином уходить оттуда не раньше, чем увидит всех наступающих неприятелей и разведает, насколько возможно, их численность, их настроение и намерения.

21. Он же, смелый и на все способный, выполнил поручение и затем, когда увидел множество персов, входящих в укрепление, и установил, что они не остановятся здесь, но одержимы желанием сражаться, тотчас начал отходить. Увидя на пути многих из римлян, не спешивших в Хитрополию, как это им было предписано, но врывающихся в жилища лазов, грабя там хлеб, полбу и прочее съедобное, пытался их отзывать, обвиняя в безрассудстве, как не сознающих, какой опасности они подвергаются. Те из них, кто был менее жаден и распущен, призванные к благоразумию, присоецинялись к нему и медленно отступали. Феодору, однако, не было возможности своевременно уведомить полководцев, что Мермерой угрожает им. Персы же внезапно напали на некоторых, продавшихся грабежу, не прекращающих его и находящихся вне лагеря. Некоторые из них были убиты. Другие же опрометью бежали и внезапно ворвались в лагерь с шумом и жалобными воплями, так что неожиданностью всех привели в замешательство. Безмерно напуганные воины оставили лагерь. Военачальники же (войско не было еще выстроено в боевой порядок), боясь, чтобы варвары не напали на неподготовленных, отказались от ранее принятых решений и не знали, как действовать. Не было времени для выяснения обстановки, да этого не допускало само смятение умов. Поэтому, снявшись с равнины и увлекая за собой все войско, начали постыдное и беспорядочное отступление; бегство прекратилось только тогда, когда добрались до Острова.[43]43
  Докон – северный приток Фазиса, в нижнем течении сближается с последним; римляне выкопали канал в узком месте и образовали остров (Brosset. Histoire de la Georgie, 1-11 p. 100).


[Закрыть] Отстоит же Остров от Телефиса приблизительно на 5 парасангов. Такой дневной переход совершили эти благородные воины в своем поспешном бегстве. Парасанг, по Геродоту и Ксенофонту, составляет 30 стадий, а у иверов и персов – только 21. Так считают и лазы, но отнюдь не пользуются этим термином, а употребляют термин «передышка» и, по моему мнению, правильно. Ибо у них носильщики тяжестей, пройдя один парасанг, снимают с себя ношу и немного отдыхают, причем другие их сменяют по очереди и сколько раз это делают, на столько путь измеряют и делят. Но как бы ни называть парасанг. Остров отстоит от укрепления на 150 стадий. Местность эта сильно укреплена и трудно доступна, будучи окружена речными потоками. Ибо Фазис и Докон, стекая с Кавказских гор по различным руслам и вначале очень далеко отстоя друг от друга, здесь вследствие изменения местности постепенно сближаются друг с другом, отделяясь небольшим пространством, так что римляне, прорыв новое русло и преградив реку Фазис плотиной, направили его течение в Докон. Таким образом, обе эти реки в восточной части Острова соединяются и окружают местность. Отсюда они делятся, производя разные повороты и изгибы, и охватывают большое пространство. Пройдя дальше на запад, сближаются и почти сливаются, так что все, ими охваченное, образует остров. Здесь-то и собрались римляне.

22. Мермерой же, придя в Хитрополию, сильно упрекал своих за трусость и неповиновение и решил дальше не двигаться и не нападать на Остров. Ибо он не мог ни доставить продовольствия такому войску во враждебной стране, ни быть готовым к осаде. Однако, не считая возможным возвращаться в Телефис при тамошнем бездорожье, он бревнами и специально для этого приготовленными лодками соединил берега Фазиса и, создав подобие моста, провел все войско без всякой помехи. Он разместил персов в укреплении Оногурис, которое раньше создал против римлян в окрестностях Археополя, воодушевил их, ввел туда другие силы, укрепил все, как мог, а затем возвратился в Котаисий и Мухиризис.[44]44
  Центром Лазики был город на р. Техури, развалины которого под названием Нокалахеви сохранились до наших дней; греко-римляне называли его Археополис, а коренное население – Цихе-Годжи. Археополис находился на расстоянии, одного дня пути от Мухирисия (Прокопий. Война с готами. IV, 14).


[Закрыть] Пораженный болезнью и находясь в тяжелом положении, большую и сильнейшую часть своего войска он оставил там для охраны территории; сам же удалился в страну, называемую Иверией. С трудом доставленный в город, называемый Месхита, Мермерой, не будучи в силах перенести тяжести болезни, здесь действительно умер. Это был человек величайшего ума, сделавшийся виднейшим среди персов, опытнейший в военном деле, мужественный духом. Будучи уже престарелым и издавна хромая на обе ноги, он не мог ездить верхом, но лишения переносил, как сильнейший юноша, и не отказывался ни от каких подвигов, появлялся часто в строю, носимый на носилках, и этим внушая страх врагам и поднимая дух своих. Распоряжаясь всем должным образом, одержал много побед. Таким образом, полководческий дар зиждется не на силе тела, а на благоразумии. Тогда бездыханное и обнаженное тело Мермероя его близкие вынесли за город и оставили, по отцовскому обычаю, на растерзание нечистым псам и птицам, которые питаются трупами.

23. Такой способ погребения соблюдают персы и в результате этого после исчезновения мяса остаются голые кости, беспорядочно разбросанные по полям. Класть же умерших в какой-нибудь гроб или урну или погребать в земле совершенно запрещается. А если птицы быстро не налетают на труп или набросившиеся собаки быстро не растерзают его, то считают, что такой человек был порочных нравов, несправедлив и обречен на гибель, почему находится во власти злого божества. Тогда родственники еще больше оплакивают умершего, как совершенно погибшего и не имеющего надежды на лучшую долю. Кого же пожрут быстрее всех, того величают как самого счастливого, а его душу восхваляют, как наилучшую, богоподобную и отправляющуюся в места блаженства. Что же касается рядовых и простых людей, то если случится кому заболеть тяжкой болезнью в лагере, они выносятся еще дышащие и находящиеся в сознании. И когда кто-нибудь таким образом будет вынесен, рядом с ним кладется кусок хлеба, вода и палка, и пока он в состоянии принимать пищу и остается у него сколько-нибудь силы, он защищается этой палкой от нападающих на него животных и прогоняет пожирателей. Если же еще он не умер совершенно, а болезнь овладела им настолько, что он уже не в состоянии рукой двинуть, то пожирают несчастного полумертвого и испускающего последний издох и отнимают последнюю надежду выжить. Многие же, уже выздоровевшие, возвращаются домой как бы на сцене или в трагедии из врат тьмы, исхудалые, обезображенные и пугающие встречных своим видом. Если же кто возвращается таким образом, то от него все отвращаются и избегают ка отлученного и еще находящегося под властью подземных богов, и вернуться к прежнему образу жизни ему разрешается не раньше, чем будет очищена магами скверна угрожавшей ему смерти и он не получит разрешения снова жить. Совершенно очевидно, что каждый народ считает лучшим и справедливейшим тот обычай, к которому привык за долгое время его существования, а поэтому избегает, осмеивает и не доверяет всему тому, что делается в его нарушение.

Изобретены равным образом у людей и объяснения и оправдания своих законов, разные у разных народов, иногда соответствующие истине, иногда приспособленные для легковерных. Поэтому, полагаю, нет ничего удивительного, что и пером, оправдывая существующие у них обычаи, пытаются доказать, что они наилучшие из всех существующих. Я же чрезвычайно удивляюсь тому, что древнейшие обитатели этой страны, будь это ассирияне, халдеи и мидяне, не придерживались этого. Ибо около города Ниневии и в Вавилонской стране и, наконец, в самой стране мидян существуют гробницы, могильные курганы некогда умерших, согласно нашему обычаю, а не какому-либо другому, и положены ли в них трупы или пепел, как это принято у эллинов, нигде во всяком случае нет ничего похожего на то, что сейчас там происходит.