Текст книги "Как соблазнить грешника"
Автор книги: Адриенна Бэссо (Бассо)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Алиса покачала головой:
– Нет, мне что-то совсем не хотелось есть.
– Ничего, ничего, думаю, скоро привыкнем. Надо немного потерпеть.
Гримаса на лице Алисы показала, насколько она сомневается в том, что это произойдет быстро. Что могла сказать ей Фиона? Больше ничего утешительного, ибо ей самой на новом месте было и неловко, и непривычно.
Фиона осталась одна, наедине со своими мыслями. Она сидела в кресле и смотрела прямо перед собой на двери. Сердце у нее билось быстро-быстро, а руки оставались холодными как лед.
Ей было не столько страшно, сколько тревожно. Мучительно тревожно. Нет, не потому что она не понимала, что должно вскоре произойти. Напротив, прекрасно понимала: еще немного, и на пороге ее спальни появится граф. Нет, Гэвин.
Глава 6
Гэвин пристально, не отрывая взгляда, смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду. Он с нетерпением ждал окончания ужина, когда можно будет пройти к ней. Его воображение распалилось и рисовало сладкие видения, от которых у него пересохло во рту.
Внутри его все изнывало от желания, ему казалось, будто он чувствует под своими пальцами ее нежную кожу, ее пышные формы. Он сидел, ничего не видя перед собой, целиком погрузившись в свои мечтания. А перед его мысленным взором возникали их тела, переплетенные в сладострастных объятиях.
Гэвин припоминал прошедший день, и ему казалось, будто каждый раз, когда он смотрел на нее, внутри его все сжималось от чувственного томления. Ему нравилось в Фионе все, даже то, как она ела. Это было невероятно.
Святые небеса, он точно потерял голову.
Гэвин любил немало красивых женщин на своем веку, но то, что он чувствовал сейчас, казалось необыкновенным. Да, его влекло к этой женщине, но он испытывал не только плотское желание, а нечто более глубокое, будившее в нем все хорошее – нежность, любовь, доброту.
Ему припомнилась та самая их первая встреча в лесу, поразительная красота Фионы и ее досада на него. Еще тогда он удивился тому, как сильно эта женщина подействовала на него. О, как тогда ему захотелось нарушить одну из Божьих заповедей – не пожелай жены ближнего своего, его союзника и друга Генри.
– Сколько, однако, в ней гордости, – заметил Дункан, подливая эль в чашку Гэвина.
– И она удивительно красива, – согласился Эйдан. – Пожалуй, в зале нет ни одного мужчины, кого бы не грызло чувство зависти.
Гэвин поморщился. К его удивлению, им овладело не самодовольное ощущение от того, что ему принадлежала такая женщина, а скорее нерешительность. Что ни говори, а в женщинах он знал толк. Он не гнушался заглядывать к жрицам любви, не говоря уже о том, что два раза был женат.
Однако он впервые завел любовницу, с которой намеревался спать под крышей своего замка. Как бы снисходительно ни смотрели шотландцы на такую связь, но у стен есть уши. Прислуга, как и его окружение, в любом случае начнет судачить и сплетничать. Что ни говори, а от этого дурно попахивало.
Но какими бы благоразумными ни выглядели подобные мысли, они нисколько не ослабляли ни его влечения к Фионе, ни его желания разделить с ней ложе. Он точно потерял голову от любви.
Гэвин в который раз взглянул на лестницу, ведущую наверх, и тут же поспешно перевел взгляд обратно, словно уличенный в чем-то неприличном. Сейчас ему меньше всего хотелось слушать насмешки Дункана или колкости Эйдана. Делая вид, будто он не замечает взглядов Дункана, Коннора и Эйдана и еще бог знает скольких человек в зале, Гэвин поднял вверх свою кружку.
– Почему бы нам что-нибудь не спеть как обычно?
– Как можно думать о каких-то песнях в такую минуту? – ухмыльнулся Дункан. – Распевать песни и пить эль – это жалкая отговорка, она годится только для какого-то старикашки, которому незачем спешить наверх, где его ждет красавица, согревая ему ложе.
– Жалкий старикашка?! Да разве вы не знаете, что я мужчина в полном расцвете сил? – в тон ему подхватил Гэвин, сдерживая улыбку.
– Твои действия говорят об обратном, – поддел Эйдан.
Гэвин сделал большой глоток эля и громко стукнул дном кружки по столу.
– Интересно, а кто в таком случае сегодня был лучшим на тренировочной площадке? – с ехидной усмешкой спросил он. – Неужели вот эти трое неловких вояк?
Дункан протестующе заворчал себе под нос, а Эйдан что-то промямлил насчет везения: мол, он победил бы, если бы его не застали врасплох.
– Да неужели? – притворно удивился Гэвин. – Ну что ж, в таком случае это говорит о том, что вы еще не дозрели до некоторых вещей.
Осушив до дна кружку, Гэвин затянул песню. Все остальные дружно подхватили ее:
Эй, слушай да разумей,
Вари эль, пивовар.
Даже святой Андрей
Эль считал за Божий дар.
Веселье возрастало, кружки осушались быстрее, а песни становились все более непристойными. Именно этого добивался Гэвин – отвлечь от себя внимание.
Было довольно поздно, когда он взбежал по лестнице в свои покои, прыгая через ступеньку от нетерпения. Ему хотелось побыстрее заняться тем, ради чего он оставил Фиону у себя. О, наверное, она уже ждет его, горячая и полуобнаженная?!
Поднявшись, он замер между двумя дверями, одни вели в его покои, другие – в меньшую по размерам спальню Фионы. Повинуясь безошибочному инстинкту, он толкнул двери ее спальни и вошел. Внутри было темно, что невольно насторожило его.
Свеча не горела. Комнату освещал тусклый свет луны, однако даже при таком скудном освещении виднелось золотистое мерцание, исходившее от ее распущенных волос и окутывавшее мягким очарованием чудесные формы. Как настоящий мужчина, Гэвин ценил женскую красоту, и он сразу понял, какая редкая драгоценность попала ему в руки.
Судя по ее виду, Фиона ждала его распоряжений. На какой-то миг ему захотелось, как можно быстрее сделать то, ради чего он примчался сюда. Для этого надо было всего лишь повелеть: снимай сорочку, ложись и раздвинь ноги.
Посмела бы Фиона его ослушаться? Конечно, нет. Разве днем она не умоляла его, готовая на все, лишь бы добиться его согласия?! Почему же тогда он медлил? Надо сорвать с нее сорочку, повалить на постель и сделать свое дело. Разве она посмеет пикнуть?! Однако Гэвину претила такая грубая прямолинейность. Более того, такое поведение, как это ни странно, угнетало его страсть. Смешно сказать, ему не хотелось выглядеть в ее глазах отвратительным деспотом и грубым животным.
Все-таки он был правителем, главой клана. Гэвин стал вождем очень рано, в двадцать лет. Привыкнув повелевать, он вместе с тем никогда не забывал о своих обязанностях, а умение владеть собой, сдерживать свои чувства Гэвин как раз причислял как к обязанностям, так и добродетелям настоящего правителя.
За многие годы он хорошо усвоил один урок: если плотские наслаждения дают обоюдное наслаждение, то такое наслаждение намного богаче, насыщеннее и глубже. Кроме того, разве любовница вождя клана не заслуживает более почтительного отношения?
– Что ты тут делаешь в темноте? Я думал найти тебя в моей спальне.
– Ты не дал мне никаких указаний на этот счет. – Фиона зарделась, голос ее звучал хоть тихо, но ровно. – Мне показалось, будет лучше подождать тебя здесь, а не проникать без твоего разрешения на твою половину.
Она внимательно следила за каждым его движением, но зеленая глубина ее глаз была невозмутима и спокойна. Несмотря на ее внешнее спокойствие, Гэвин чувствовал, как тревожно бьется ее сердце.
– Если хочешь, можно остаться здесь, – предложил он.
Фиона кивнула в знак согласия. Гэвин подошел к ней поближе, и от пряного аромата ее кожи у него закружилась голова, причем намного сильнее и намного приятнее, чем от выпитого эля. Сердце у него сжалось от сладостного предвкушения. Ему стало жарко. Мягкость и нежность овладели его душой.
Гэвин колебался, не зная, что ему делать, чтобы не напугать ее. Он улыбнулся, но, судя по ее виду, улыбка никак не подействовала на нее.
О, черт!
Он так долго грезил ее прелестями, и теперь, когда они были рядом, пора было приступать к удовлетворению своих желаний.
Гэвин обхватил ее пониже талии и прижал к себе. От ощущения ее мягкого тела он тихо застонал. Но Фиона выглядела по-прежнему невозмутимой и словно застыла в его объятиях. Она его не хотела. Это было очевидно. Гэвин опешил. Такое безразличие в тот самый момент, когда он буквально сгорал от страсти, не могло не раздражать. В чем причина такого поведения? Или ему не хочется верить в то, что какая-то женщина может быть равнодушна к нему?
В таком случае был один способ проверить, так ли это на самом деле.
– Ты дрожишь. Неужели ты боишься меня, Фиона?
Она отвернулась в сторону, и ему сразу стало больно и грустно. Неужели он прав?!
– Я боюсь не вас, милорд. Я боюсь вам не понравиться.
Она лукавила, так как избегала смотреть ему в глаза. Ну с какой стати ей было его бояться?!
– Интересно, где та смелая женщина, которая решительно предлагала себя не далее как сегодня днем?
Фиона вскинула голову. На щеках вспыхнули два алых пятна.
– Она здесь, милорд. Я помню о нашей договоренности.
– Гэвин. Я же говорил, зови меня Гэвин. Хорошо, не буду торопить тебя, но не знаю, надолго ли у меня хватит сил.
Обняв ее одной рукой за талию, он склонился над ней. Глаза Фионы широко раскрылись, когда он приблизил к ней свое лицо. Он нагнулся еще ниже и поцеловал ее. Гэвину нравилось ее удивление, и на миг ему показалось, что она недооценивает своей женской привлекательности. Губы у нее были чудесными, мягкими и возбуждающими.
Она тихо застонала. Ее рот приоткрылся, и он просунул язык дальше внутрь, где столкнулся с ее языком, от которого восхитительно пахло вином и мятой – ошеломляющее сексуальное сочетание.
Гэвин поцеловал ее опять, уже увлекаемый растущей в нем страстью. Большего, ему хотелось большего.
Оторвавшись от ее рта, он нежно провел губами по мочке уха и припал ртом к удивительно нежной коже в небольшой впадине за ухом. И там тоже витал сладостный аромат. Чудесный аромат обволакивал ее всю.
Гэвин опять припал к ее губам, целуя их и не в силах ими насытиться. На миг он совсем забыл, где находится. Все, что было вокруг него, перестало существовать. Вкус ее губ казался волшебно-опьяняющим. Никакое, даже самое тонкое французское вино не шло с ним ни в какое сравнение. Его губы скользнули ниже, в уютную ложбинку между двумя полукружиями.
Ждать было мучительно тяжело, но Гэвин сумел преодолеть ненужную сейчас торопливость. Немного погодя, он обхватил губами ее отвердевший сосок и принялся ласкать его.
Фиона застонала и, откинувшись назад, обхватила его голову руками. Воодушевленный Гэвин быстро скинул с нее сорочку, поднял ее и положил на постель. Внутри его пылал огонь страсти, и, когда она, обнаженная, оказалась на постели под ним, жар от этого огня стал еще сильнее. Однако самообладание еще не покинуло его.
Фиона лежала с полуопущенными веками, из-под которых пробивались страсть и любопытство. Глаза Гэвина привыкли к темноте в спальне и теперь хорошо различали и ее высокую грудь, и тонкую талию, и широкие бедра с длинными ногами. Он замер над ней в немом восхищении, но его плоть, напрягшаяся от возбуждения, подстегивала его к более быстрым действиям.
– Я больше не могу ждать, – хрипло прошептал он.
Ее нежные руки, которыми она ласково обхватила его голову, ее пальцы, просунутые сквозь его волосы, дали тот ответ, который ему хотелось услышать больше всего на свете. Прерывисто дыша, он провел ладонями по внутренней стороне ее бедер. Блестевшие, как изумруды, глаза Фионы призывно смотрели на Гэвина. В его возбужденном сознании промелькнула череда эротических сцен, и от их глубины и яркости у него перехватило дыхание.
– Как ты прекрасна, – пробормотал он.
Фиона чуть слышно фыркнула.
– Зачем льстить. Мы заключили договор, и я по своей воле отдаю то, чем владею.
Гэвин вопросительно взглянул на нее.
– Ты до сих пор не веришь моим словам?
– Мне… – Фиона запнулась и отвела глаза в сторону. – Мне непривычно слушать такие нежные слова. Генри единственный, кто называл меня красивой.
– Ты с грустью вспоминаешь о нем?
– Иногда. Но большей частью мои воспоминания о нем окутаны радостью и теплом. Я ему благодарна. Ведь я тогда была такой счастливой. – Она запнулась. – А ты часто вспоминаешь свою жену?
– Жен, – поправил Фиону Гэвин и слегка смутился под пристальным взглядом ее широко раскрытых глаз. Он показался самому себе каким-то стариком, пережившим двух молодых женщин. – Они обе были прекрасны. Увы, мой первый и второй брак оказались очень короткими, поэтому от них у меня осталось мало воспоминаний, как хороших, так и плохих.
Фиона нахмурилась:
– Как спокойно мы вспоминаем о нашей прежней любви. Даже с некоторым равнодушием, не правда ли?
– Жизнь продолжается, – ответил он, убирая с ее лба золотистую прядь.
– Что верно, то верно, – грустно сказала Фиона.
Но предаваться грустным воспоминаниям о прошлом в постели с прекрасной женщиной – это было что-то из ряда вон выходящее. Гэвин нагнулся и поцеловал Фиону, она что-то попыталась пробормотать, но он не позволил ей это сделать, закрыв ее рот продолжительным поцелуем.
Фиона осторожно провела рукой по его груди. Ее движения были медленными и даже уверенными, она словно ощупывала его, впрочем, как и он ее. Любовь действует по законам, которым невозможно не подчиняться.
Он принялся с жадностью осыпать ее тело поцелуями, а чуть погодя ласково поглаживать ее шелковую кожу подбородком, на котором отросла небольшая щетина. Мурашки побежали по коже Фионы, ее пальцы вцепились в него, и она невольно раздвинула ноги. Гэвин с удовольствием улыбнулся. Дело продвигалось. Это была уже любовь, а не ее призрак. Оказывается, внутри этой английской кошечки есть огонек. Надо было только дать ему возможность разгореться, а потом, в чем он не сомневался, пламя страсти поглотит их обоих.
Гэвин быстро стащил с себя одежду и нетерпеливо отбросил ее в сторону.
– Дотронься до меня своими руками, как ты это сделала только что, – прошептал он.
Ее руки послушно легли ему на грудь и на плечо, одна из них поднялась выше, ласково касаясь подбородка, щеки, носа. Он застонал от предвкушения надвигающегося наслаждения, кровь сильно забилась, застучала маленькими молоточками в его ушах.
«Что за необычный стук? Да ведь это стучит у меня в ушах», – вертелось у него в голове.
Но стук продолжался, становясь все громче и громче. Вне всякого сомнения, кто-то барабанил в дверь.
– Милорд, – послышался глухой голос из-за дверей.
– Проваливай! – крикнул Гэвин.
Но стук не прекращался, кто-то настойчиво пытался войти.
– Ты что оглох? – прорычал Гэвин. – Проваливай, я кому сказал.
– Не могу. – Голос робко задрожал. – Дункан говорит, это очень важно.
– Ладно, но если это глупая шутка, тогда берегись, а лучше готовься к встрече с нашим Создателем. – Гэвин встал, накинул тунику и распахнул двери. – Ну, что случилось?
Молодой оруженосец от страха сделал два шага назад.
– Дункан послал меня попросить вас прийти на совет… Это опять Гилрой. Он разграбил запас хлеба в Килморе.
Гэвин тут же остыл и помрачнел, вовсю ругая про себя своего неугомонного братца. Этот негодяй и плут умел выбрать время и место, чтобы нанести коварный удар. Нет, пора с ним кончать.
– Люди знают, куда он направился после разграбления Килмора?
– Дункан полагает, он двинулся в сторону Данфилд-Кросс. Дункан велел сообщить все это вам, так как это очень важно.
– Ты сообщил, а значит, исполнил свою обязанность. А теперь ступай.
Гэвину очень хотелось послать все к черту, закрыть двери и опять очутиться в объятиях Фионы, но чувство долга возобладало.
– Постой! Если вовремя перекрыть перевал Стерлинга, то можно схватить негодяя.
– Да, да, – закивал головой оруженосец. – Дункан считает точно так же.
– Они уже выехали?
– Нет, пока еще собираются.
Гэвин на миг задумался. Остаться в замке? Нет, никакая женщина, какой бы красавицей она ни была, не встанет между ним и его долгом предводителя клана. Тем более женщина родом из Англии.
– Прикажи моему оруженосцу собираться. Я еду вместе со всеми.
Юноша улыбнулся, кивнул и бросился выполнять приказание. Гэвин повернулся к Фионе, которая, присев в постели, вопросительно смотрела на него.
– Это опасно?
– Не очень. Человек, поставивший себя вне закона, возомнил, будто может грабить мои владения и что это сойдет ему с рук. Но он жестоко поплатится за все зло, содеянное им.
– Тебе обязательно ехать? Может, там обойдутся без тебя?
– Будет лучше, если я поеду вместе со всеми.
Фиона все поняла – это чувствовалось, – что понравилось Гэвину. Довольно редко можно было встретить в женщине столь внимательное, чуткое отношение к обязанностям и долгу вождя клана.
«А может, ей просто понравилось, что сейчас я уеду и оставлю ее одну», – мелькнула неприятная мысль.
Однако одного взгляда на ее озабоченное и одновременно простодушное выражение лица было достаточно для того, чтобы отбросить подобные мысли. Гэвин пару раз глубоко вздохнул, приводя в порядок взволнованные чувства. Успокоившись, он нагнулся над ней.
– Постараюсь вернуться как можно быстрее. Жди меня. Наверное, будет лучше, если ты переберешься в мою спальню и согреешь к моему приезду мою постель. Она больше и удобнее.
Ласково ущипнув ее за бедро, Гэвин выпрямился и вышел из спальни.
Раскрасневшаяся Фиона долго смотрела на дверь, за которой скрылся Гэвин. Прямой намек, что он намерен как можно быстрее вернуться к ней, льстил ее женскому самолюбию. Тем не менее она обрадовалась его столь внезапному отъезду. То, что он сделал с ней, удивило, поразило и немного напугало ее. Она никак не могла привести в порядок свои растрепанные чувства.
Ни один мужчина до сих пор не вызывал в ней таких острых ощущений. Но самым шокирующим было то, что ей самой все это очень понравилось и ей самой хотелось продолжения. Когда Гэвин обнимал ее, осыпая поцелуями, у нее от наслаждения перехватывало дыхание, а сердце трепетало от восторга.
В его ласках скрывалось обещание сострадания, ласки и заботы, однако в это было очень опасно поверить. Ведь она приходилась ему обыкновенной любовницей, не более того.
Она позволила ему – а могла ли она не позволить? – такие вольности, какие никогда не разрешал себе ее погибший муж. Это должно было вызывать отвращение, но ей как раз все нравилось. Как спокойно и удобно было лежать в его объятиях. Она не могла передать те восхитительные ощущения, которые он пробудил в ней своими ласками, более того, ей страстно хотелось продолжения.
Как такое могло быть? До сих пор она вела добродетельную жизнь, не нарушая приличий. И что же она получила в награду за исполнение своего долга, за соблюдение всех правил, предписанных религией? Трагическую смерть мужа, изгнание из родного дома. От нее отвернулись родственники, ее постоянным спутником стал страх – вот что ей досталось от судьбы. Причем непонятно, за что Богу было угодно так наказывать ее?
С появлением Киркленда все изменилось. Пусть на время. Фиона не сомневалась в том, что однажды ей придется оставить его замок. Хотя что плохого в том, что она изведает хоть немного счастья в своей не слишком удачливой жизни?
Что в том грешного?
Впрочем, об этом следовало спросить отца Ниалла, ее духовника. Хотя священник обошел молчанием ее соглашение с графом, но Фиона понимала, что у него было свое мнение, и вряд ли лицеприятное.
Нужно ли ей знать его мнение?
Фиона присела на краю постели, надела сорочку и вспомнила, как граф спросил ее, боится ли она его. Она солгала ему, сказав нет. В глубине души она знала, что боится. Не столько его, сколько тех чувств, которые, пробудившись в ее сердце, уже пустили первые ростки. Она боялась, что граф станет ей небезразличен, а это не предвещало ничего хорошего.
Фиона вспомнила Генри, и ей стало стыдно и неловко. С погибшим мужем ее никогда не связывала любовная, полная страсти связь. Ее никогда так не тянуло безудержно к нему, как ее тянуло к графу. К Гэвину.
«Генри мертв». Теперь эта мысль не вызвала мучительной боли. Прежняя печаль прошла, что поделаешь. Такова жизнь, состоящая из утрат и приобретений, и острое осознание ее мимолетности охватило Фиону. Долой из памяти все тяжелое и неприятное! Теперь она старалась припоминать только хорошее, а его было немало в ее жизни с Генри.
Смерть Генри принесла Фионе много горя, многое отняла. Однако вместе с тем она дала ей возможность двигаться вперед, с надеждой, что когда-нибудь ей повстречается хороший добрый человек, с которым она свяжет свою дальнейшую жизнь. Это были приятные мысли, так как они создавали вокруг нее оборонительную стену, защищавшую ее… от Гэвина. Согласившись стать его любовницей, Фиона собиралась честно выполнить все условия их договоренности. Она будет с ним ласковой и нежной, она даст ему все, что может дать женщина, не только любезно, но и охотно.
Вместе с тем Фиона собиралась сохранить и благоразумие, и хладнокровие. Она не позволит себе увлечься, потерять голову от любви к графу. Зачем ей разбитое сердце и отчаяние?
Гэвин проснулся и беспокойно заворочался с одного бока на другой. Поудобнее устроившись на жесткой земле, натянул плащ до подбородка. Но как ни старался, уснуть снова ему никак не удавалось.
Чертыхнувшись себе под нос, он лег на спину и взглянул вверх, на стоявшие рядом деревья. Сквозь кроны деревьев виднелись месяц и редкие звезды. Повернув голову, он сквозь ночной сумрак разглядел часового. Остальные воины мерно похрапывали.
Вокруг было спокойно. Тихий шелест листвы навевал дремоту. Закрыв глаза, Гэвин погрузился в свои мысли. На рассвете они проснутся, а что дальше? Продолжать ли преследование или вернуться в замок? Без Гилроя. Опять потерпев неудачу.
Конечно, когда они прискакали в Данфилд-Кросс, Гилроя уже и след простыл. Они бросились в погоню. Десять миль гнались по следам грабителей, но так и не смогли их догнать. Лошади устали, и они решили сделать привал. Гэвин знал: чтобы поймать заметающего следы врага, нужны терпение и выдержка. Однако эта игра в кошки-мышки с Гилроем, давно стоявшим у него поперек горла, выводила его из себя.
Поняв, что заснуть ему не удастся, Гэвин встал. «Пожалуй, пора сменить часового. Надо дать ему отдохнуть хоть пару часов». Гэвин сделал несколько шагов и замер, прислушиваясь к странному гулу, доносившемуся издалека. Может, это отдаленные отзвуки грома? Но небо было чистым, звезды холодно мерцали, не предвещая никакой непогоды.
Но откуда тогда гром? Гэвин всмотрелся в ту сторону, откуда доносился гул. Из-за черной полосы густого подлеска вдруг вырвались всадники и с громким боевым криком устремились на лагерь, размахивая обнаженными мечами.
– Тревога! К оружию! – во всю силу легких закричал Гэвин. – Это Гилрой!
Лагерь, еще мгновение назад тихий и сонный, сразу преобразился. Воины вскакивали со своих мест и, не совсем проснувшись, привычно выхватывали мечи. И вовремя. Еще бы немного, и было бы поздно.
Один из вырвавшихся вперед всадников налетел на Гэвина, но тот быстро отскочил вправо, и меч грабителя просвистел мимо. В тот же миг Гэвин нанес боковой удар своим широким двуручным мечом, разрубив до костей ногу всадника. Издав истошный вопль, тот свалился на землю. Испуганная лошадь помчалась дальше и исчезла в темноте.
Воздух наполнился звоном мечей, хриплыми криками воинов, стонами раненых. Казалось, он вибрировал от энергии. Гэвин бился в самой гуще сражения, ведя своих воинов в атаку. Он был полон решимости уничтожить Гилроя, однако ночная темнота мешала ему лично расправиться со своим заклятым врагом.
Пора было кончать с Гилроем раз и навсегда!
Недалеко от Гэвина упал рослый воин. Он сделал два-три быстрых шага сквозь образовавшуюся брешь в линии сражавшихся. Мельком взглянув на поверженного воина, Гэвин с облегчением вздохнул: это был один из грабителей Гилроя.
Как раз в этот момент наступил перелом в ночном сражении. Поняв, что их внезапное нападение сорвалось, а противник превосходит их числом, разбойники бросились врассыпную, укрываясь в густом лесу.
Гэвин с бессильной яростью проводил взглядом убегавших противников. Отдышавшись, он обратился к подошедшему Эйдану:
– Сколько людей мы потеряли?
– Ни одного. Есть раненые, но не тяжело. А все мертвые – это люди Гилроя.
Носком сапога Гэвин перевернул какого-то мертвеца на спину. Ничего не видящие стеклянные глаза смотрели в темный небосвод. На груди убитого зияла ужасная рана, он был разрублен от шеи до сердца.
– Я его не знаю, – сказал Дункан, наклоняясь над убитым и разглядывая его лицо.
– Я тоже. Что ж тут удивительного? – заметил Эйдан. – Гилрою служат одни негодяи и преступники – сброд со всей границы между Англией и Шотландией.
– Надо отдать им должное, – заметил Коннор. – Какими бы негодяями они ни были, они умеют сражаться.
– А также умирать, – буркнул Гэвин. Он был зол на себя и на всех остальных: Гилрой опять убежал, и его опять приходилось ловить. Надо было успокоиться и взять себя в руки. На войне никогда нельзя терять голову, если не хочешь проиграть.
– Их было десятка два-три, – сказал Эйдан, вытер меч пучком травы и листьев, а затем спрятал его в ножны.
– Кто-нибудь заметил, в каком направлении они ускакали? – спросил Коннор.
– Они разлетелись кто куда, как сухие листья под порывом ветра, – усмехнулся Эйдан.
– На север. Они подались на север, – уверенно ответил Дункан.
– Пусть здесь останется двое человек, чтобы позаботиться о наших раненых и похоронить убитых. Всем остальным седлать лошадей. Мы выступаем. Двигаемся на север.
Фиону разбудил неумолкаемый звон церковного колокола. Проснувшись, она не сразу вспомнила, где находится. Вокруг было темно, и она никак не могла понять: если еще не рассвело, то почему так рано бьет церковный колокол?
Окончательно проснувшись, Фиона отодвинула тяжелый полог, закрывавший кровать, и тут же ей в глаза полился яркий свет. Она зажмурилась, через миг открыла глаза и начала осматривать спальню Гэвина.
Она оказалась пуста. Гэвина нигде не было видно. Судя по всему, он так и не вернулся. Вчера она послушно выполнила его приказание и перебралась в его спальню, и, видимо, зря.
В коридоре послышались чьи-то шаги. Фиона напряглась, надеясь, что человек пройдет мимо, и напрасно. Даже не постучав в дверь, в спальню вошла служанка.
Трудно было сказать, кто больше удивился – сама Фиона или служанка, обнаружившая ее в кровати графа.
– Господи, что ты тут делаешь? – раздраженно спросила женщина, оглядывая полуголую Фиону.
Фиона лукаво улыбнулась. Она не собиралась объяснять прислуге, почему она оказалась в постели графа.
– Граф еще не вернулся?
Служанка уперлась руками в бока. Она буквально кипела от негодования.
– С какой стати я должна тебе что-то объяснять?
Раннее утро было не самым удобным временем для выяснения отношений, тем более для препирательств. Фиона, не говоря больше ни слова, спрыгнула с постели и проскользнула в свою собственную маленькую спальню, примыкавшую к покоям графа. Там ее уже поджидала Алиса.
– Сегодня на рассвете в замок вернулось несколько раненых воинов, – быстро зашептала Алиса. – Я слышала, как два оруженосца говорили о ночном сражении.
– А как граф? Он не ранен?
– Не думаю. Ночью на отряд графа напали разбойники Гилроя, это их главарь, но воины графа отразили нападение.
– А где теперь граф?
– Продолжает преследовать Гилроя. Оруженосцы спорили между собой: один говорил, если граф поймает Гилроя, то убьет его прямо на месте, а другой – что Гилроя будут держать в плену, а потом казнят.
Фиона невольно поежилась. Хотя она прекрасно понимала, что с врагами нельзя миндальничать, но жестокие расправы с побежденными всегда вызывали у нее неприятие.
– Как я поняла, Гилрой – заклятый враг графа.
– О, миледи, не все здесь так просто. – Алиса глубоко вздохнула. – Насколько я знаю, Гилрой приходится графу братом.
– Что?
– Да, да. – Алиса энергично закивала головой. – Ну, не родным, а единокровным по отцу.
– Это точно?
– Совершенно точно. У них один отец, поэтому у них такие схожие характеры. Оруженосцы говорили, что Гилрой только называет себя Гилроем, а на самом деле он самый настоящий Маклендон.
– От дружбы до вражды один шаг, – грустно промолвила Фиона. С помощью Алисы она надела зеленого цвета платье, отороченное кружевами и с небольшим шлейфом.
– Все это странно и непонятно, – обронила Алиса, разглаживая складки и ленты на платье. Наступила очередь прически. Горничная аккуратно расчесала и уложила волосы Фионы, украсив их сверху золотым ободком.
Чувствуя себя совершенно готовой к встрече с прислугой замка, Фиона обернулась к Алисе:
– Я тоже не совсем понимаю здешние нравы, но это не повод изменять как нашим привычкам, так и нашим привязанностям. Сейчас я отправляюсь на службу в церковь, чтобы помолиться за здоровье графа и его воинов.
Алиса вяло улыбнулась.
– Хорошее дело – молиться за здоровье близких нам людей. Однако было бы неплохо помолиться за наше благополучие, миледи. Боюсь, помощь Господа нам нужна даже больше, чем графу.
