Текст книги "Интервью с раввином Адином Штайнзальц"

Автор книги: Адин Штайнзальц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Удостоиться создать семью

Беседу с раввином вела Зоя Копельман (опубликовано в журнале «Отцы и дети», выпуск 31).

Рав: В наше время семья как форма человеческого бытия переживает кризис. Это справедливо не только в отношении еврейской семьи, это глобальная проблема. И как таковая она имеет свои причины и свое положение дел.

Ситуация в России знакома мне не понаслышке. Если спросишь людей в России или на Украине или в Сибири – я бывал там во многих местах, – как создается семья, они ответят: по любви. Людям свойственно говорить о любви. Но с давних пор люди знали, что любовь недолговечна. И не важно, когда пропадает любовь – в день ли свадьбы, или через год, или через много лет совместной жизни... Важно, что любовь кончается. А если любовь кончается, то зачем же нужна семья? Возьмем для примера мужчину, который приятно проводит время с женщиной где-нибудь в гостинице. Ему хорошо, но вот он встречает женщину более красивую и думает, зачем же мне та, первая? Он оставляет первую и сближается со второй. Но какое-то время спустя обнаруживает, что есть третья, еще более привлекательная... Думает ли он о семье? И что думает? Предположим, женщина забеременела от него. Рад ли он? Но ведь он сблизился с ней по любви и знает, что любовь эта пройдет! Значит, ее беременность его не радует. Ребенок ему лишь обуза. А значит, и беременная женщина – обуза...

Давайте вспомним, какое место отводила семье идеология большевиков после революции. Семья как социальная ячейка казалась пережитком. Главное – любовь, свобода в выборе друга или подруги. Поэтому в первые годы советская власть поддерживала свободную любовь, не скованную рамками семьи.

В результате – что мы видим? Здесь привычно встретить семью, где у ребенка нет отца. Он, конечно, был! Но был ли он мужем? Этого мы не знаем. Может и был когда-то да исчез. И вот налицо семья нового типа:

женщина и дети. Два, а то и больше, поколения безотцовщины. Только проблема тут не в женщинах. Проблема в том, как общество относится к понятию "семья" и что оно в это понятие вкладывает.

З.К.: Мне это хорошо знакомо по рассказам покойной бабушки, которая вступила в партию еще в 1916 году. Даже если у пары молодых коммунистов рождался ребенок, они не спешили регистрировать свой брак, «как какие-нибудь буржуи!»

Рав: Если Советы осуждали семейные узы в их традиционном смысле, то на Западе дело обстояло иначе. Почему на Западе развод еще совсем недавно казался из ряда вон выходящим случаем? Да потому, что закон обращал бракоразводный процесс в канительное и дорогостоящее дело. Люди на Западе знали, что развод может поглотить все их сбережения, и после первой же размолвки – еда ли подгорела, жена ли не так глянула, муж ли резко ответил, даже дошло до потасовки – не бежали к судье с требованием развода. Что же они делали при таких законах? Они старались помириться, проявить терпение, снисходительность. И все благодаря закону, затруднявшему развод. Если развод требует больших расходов, значит, закон стоит на страже семьи. Это называется «общественной санкцией» против распадения семьи, и фактически, так.общество блюло интересы семьи как социальной ячейки.

З.К.: Насколько я знаю, общественное мнение тоже не одобряло развода?

Рав: И общественное мнение, и сама ситуация, при которой развод бил по человеку и материально, и морально, побуждали супругов к улучшению внутрисемейных отношений, потому что лучше жить в семье, где тебе приятно, чем в семье, где все тебе не нравится. Хотя многие социальные уклады разрешали развод, как например, русское православное право, однако из-за того, что реально это было сопряжено с большими расходами и многолетними неприятными хлопотами, прибегали к этому крайне редко.

З.К.: Но еврейская традиция признавала самые ничтожные причины достаточными для развода. Например, «увидел более красивую женщину – можешь разводиться с женой»! Разве не так?

Рав: Так-то оно так, да не совсем. Есть этому положению объяснение, которое, правда, несколько уведет нас в сторону. Кто сказал, что увидел более красивую женщину? Муж сказал. В тот момент, как он это сказал, его семейная жизнь кончилась. Ведь что такое семейная жизнь? Это когда мужчина говорит сам себе и любому другому, что его жена – самая красивая. Он сам так решил, и пока он так считает, его семья крепка. То же, когда речь идет об испорченном обеде. Возьмем пересоленный суп. Разве не бывает в семейной жизни, что суп пересолен? Бывает, и не раз. Но когда из-за пересоленного супа муж требует развода, значит, связь между супругами исчерпана. И суп, и красивая женщина – только внешние признаки внутреннего разлада. Слова «есть женщина красивее тебя» означают конец любви. И тут опять встает вопрос, что будет веской причиной, чтобы заявить:

"Ты мне больше не нужна"? Если общество, если закон затрудняют развод, муж не поспешит с таким заявлением.

Однако вернемся к России. В России этот социальный механизм защиты семьи был сломан с изменением господствующей идеологии. С тех пор, как примером для подражания был объявлен... ох, имя его выскочило из головы!..

З.К.: ...Павлик Морозов?

Рав: Вот-вот, именно... мальчик, который донес властям на родителей и братьев... Семья утратила свою ценность в глазах русского общества. Конечно, были попытки противостоять этой насильственной переоценке ценностей. Я знаю. О происходившем в России мне известно не только из книг. Семья моей матери жила в российской глубинке, вблизи Тамбова. Да-да, языком общей культуры для моей матери был русский. Мои родители по-русски не говорили. Из принципа! Говорили по-еврейски, то есть на идише и на иврите. Да-да, и на иврите тоже. Но когда мама говорила по-русски, это был литературный русский язык...br>Советский режим вырвал еврейскую семью из почвы традиции. Семья, как и многие другие культурные образования прошлого, должна была пройти испытание. Семья моей жены, например, была из Белоруссии. И бежала в Азию. Все местечко, все евреи, которые не хотели менять свой уклад, снялись с насиженных дворов и потихоньку, окольными путями ушли в какую-то азиатскую республику. А после немецкой войны почти все они уехали из СССР вместе с поляками. По подложным документам, разумеется. В основном сюда, в Израиль. И моя жена тоже. Это был их ответ на испытание.

З.К.: Но было и еще что-то. Был принцип интернационализма. Он, вообще говоря, никак не касался общественной ценности семьи, однако весьма пагубно отразился на еврейской семье. В соответствии с этим принципом перестала существовать еврейская община, утратила смысл установка найти еврейского жениха или еврейскую невесту своему подрастающему чаду. При интернациональной идеологии национальная семья – нелепость. Смешанные браки стали обычным делом... А потом еще уничтожение евреев, и антисемитизм... и желание покончить с непонятным своим еврейством... Да и просто, где их искать, евреевто?

Рав: Тут перед нами встает новый вопрос. Вопрос о природе еврейского народа. Я не раз писал и говорил о том, что еврейский народ, по сути, – семья, и его образ жизни – семейный образ жизни. И все прошлое евреев показывает, что в решении вопросов, поставленных историей, они руководствуются принципами семейного бытия.

З.К.: Вот и я тоже пишу в этом номере о том, что историография еврейского народа это, в сущности, семейная летопись, а его традиция – это семейная традиция. Правда, пишу очень коротко.

Рав: Ломка еврейской семьи есть следствие исчезновения еврейской национальной жизни. С изменением жизненных условий в России были отвергнуты все нормы еврейского уклада, которые в основе своей – нормы семейные. Согласно этим нормам, смешанный брак не есть брак вообще. Что общего между семьей и национальностью? Мне уже не раз приходилось об этом говорить. Общее между ними то. что ни от семьи, ни от национальности человек убежать не может. Даже если, допустим, я ненавижу своего отца, не в моей власти поменять отца. Точно так же если я родился евреем – и даже если я ненавижу свое еврейство – я не могу сменить национальность. Я могу сменить религию, могу перестать соблюдать традицию, могу поменять страну или примкнуть к любой партии, но стать неевреем, как и получить других родителей, я не могу. Семейные и национальные узы человеку разорвать не дано.

Когда идеология и правящий режим разрушают такие основополагающие плоды культуры – не обязательно еврейской, – как национальность или семья, общество заболевает.

В последнее время во многих странах, где семья не выдержала испытания, в которое поставил ее правящий закон, появились явления, противоположные семейному началу. Это, в первую очередь, гомосексуализм.

З.К.: И об этом я собиралась Вас спросить! Откуда вдруг такая напасть? Всегда ли гомосексуализм был так распространен или это новое явление? Может, мы просто не знали о нем в силу отрицательного отношения со стороны общества, а теперь тайное стало явным, благодаря средствам массовой информации? А насилие в семье? А сексуальные издевательства над собственными детьми?

Рав: По просьбе одного исследователя я недавно как раз изучал большое количество еврейских текстов на предмет гомосексуализма. Материал, который проливает свет на жизнь евреев на протяжении многих поколений. И вывод мой таков: у евреев всегда были нарушения семейных норм. То тут, то там мы находим рассказ о том, как чей-то муж сблизился с чьей-то женой, или как такая-то женщина изменила мужу. Наши источники не замалчивали эти реалии. Но гомосексуальные отношения, похоже, были случаем экстраординарным. Крайне редким!.. И не только потому, что в Торе говорится... что Тора осуждает такие отношения, а потому, что это противно природе. Да, гомосексуализма у евреев, можно сказать, не было.

Но я повторюсь: общество подобно телу, и на теле общества живут свои паразиты. Они множатся необычайно быстро и в конце концов им не хватает пищи, и они начинают пожирать сами себя. Так видятся мне гомосексуалисты на теле человечества в целом. Ведь они не дают потомства. Сейчас, когда общество перестало охранять семью законодательно, их ряды пополняются. Но когда люди объединятся в семьи с намерением создать потомство, что тогда?..

З.К.: Мы подошли к очень важной теме – теме рождаемости. Я в последние годы несколько раз бывала в России и на Украине, и всякий раз меня удивляло, как мало на улицах детей и беременных женщин.

Рав: Знаете ли вы, что в России отрицательный прирост населения? Вы знаете, что это такое? Это значит, что люди не хотят рожать детей. А почему?

З.К.: Этот же вопрос я задавала молодым евреям, которые, кстати говоря, не стремились и вступать в брак. Они отвечали мне почти не задумываясь: Разве здесь можно рожать детей? Разве здесь могут жить дети?

Рав: Если общество не видит для себя будущего, оно не производит потомства. Это общество утраченных надежд.

Что можно посоветовать человеку, утратившему всякую надежду? Прыгнуть из окна высокого этажа? Можно предложить что-нибудь подороже, цианистый калий, например. Я кажусь вам циником? Но мы лишь рассуждаем. Мы спрашиваем, почему в самых страшных обстоятельствах, когда будущее ничего не сулит, люди не кончают собой? Почему они продолжают жить? Я вам отвечу:

в глубине души у человека всегда остается надежда. Даже если он горестно спрашивает себя: что же будет? – и ему кажется, что не будет уже ничего.

В истории России был недолгий период нэпа. Мне кажется, в чем-то нэп похож на перестройку. Насколько мне известно, в годы нэпа, наряду с экономическим подъемом, наблюдался расцвет творчества – поэзия, литература, музыка, живопись. А сейчас? Насколько я могу судить, ничего подобного сейчас в России не происходит. Вы говорите, наука... Может быть. Но о великой литературе или живописи я пока не слышал... Впрочем, как знать.

Я хочу сказать, что во времена нэпа жизненные условия были гораздо тяжелее, чем при перестройке, 20-е годы – это красный и белый террор, это "чистки", потоки крови, а голод – его не сравнишь с нынешним кризисом. И все-таки, все-таки люди рожали детей и творили! Это значит, что где-то подспудно русский человек верил, что у него есть будущее.

Если надежды иссякли, нет у человека творческого зуда. Нет и творчества. Нет и детей. Все взаимосвязано. Иврит здесь весьма нагляден: йецер – и половое влечение, и позыв к творчеству; йецира – творчество; йицур – человек,создание.

З.К.: Вы все время повторяете слова:человек, муж. Но ведь начали мы с того, что в России уже несколько поколений воспитано женщинами, часто безмужними. Что делать женщине, которую никто не берет замуж? Ведь общество, хоть и декларирует равноправие, не поощряет женщину к активности в матримониальных вопросах. Вот и раби Меир говорил, что не следует женщине обхаживать мужчину, ибо где же видано, что потерянная вещь сама ищет хозяина. Как быть одинокой женщине? Можно ли ей родить ребенка без мужа?

Рав: Мужчина, пока у него нет семьи, о ребенке, как правило, не думает. В самом деле, зачем ему ребенок? Но у евреев издавна существовал по крайней мере один ответ на этот вопрос. Не хотелось бы, чтоб он показался вам циничным. Еврею нужен сын, чтобы читал по нему кадиш.

У женщины это иначе. Женщина хочет быть матерью. Если еврейская девушка хочет ребенка, она может родить его и без мужа. И ребенок этот, как известно, будет евреем. Но если еврейская девушка хочет создать еврейскую семью и воспитывать ребенка в семье, она должна чем-то поступиться. Семья – это такая ценность, что за нее стоит заплатить. У меня была одна знакомая девушка из Хабаровска. А может, из Красноярска. Эта девушка очень любила свой город, и с соседями у нее были прекрасные отношения. Она – еврейка, они – нет, но все замечательно ладили друг с другом. Одно плохо: эта девушка не могла подыскать себе еврейского жениха. Что же она сделала? Собрала вещи, попрощалась с соседями, кинула последний взгляд на родной город и – уехала далеко, в другой город, где, как ей сказали, довольно много евреев, в том числе неженатых. С болью в сердце покинула свой дом, чтобы на новом месте среди незнакомых людей найти того, с кем она создаст еврейскую семью. И нашла. И стала женой, и матерью.

Что ж такого поучительного в этой истории? А то, что если тебе важно иметь еврейскую семью, ты должен приложить усилия для осуществления своей мечты. И девушка может удостоиться семьи, если готова чем-то пожертвовать. Когда я говорю – "семья", я не имею в виду идиллическую картинку, где супруги смотрят друг на друга влюбленными глазами, а часы, под которыми они сидят, отсчитывают время не для них. Я говорю о том, чтобы отказаться от некоторых притязаний ради чести создать еврейскую семью. Я хочу жениться на красивой женщине. Но где она? Что ж, если у меня нет такой возможности, я не стану обзаводиться семьей? Откажусь от отцовства? Нет! Я смотрю на женщину, которая готова стать моей женой, и говорю: "Эта женщина – самая красивая". И я получаю в жены самую красивую, и у меня есть семья и растут дети. Потому что я так решил. Это мой вклад в контракт, которым и является настоящая семья.

И еще одна деталь. Что сделала та девушка из Красноярска? Она не искала легкой дороги, потому что легкая дорога всегда уводит тебя прочь. Она это поняла. И она решила приблизиться, войти в еврейскую общину. Хотя бы самую маленькую – семью. Она заплатила за свой выбор, и кто скажет, что дешево? А кто не готов заплатить, тот и не удостоится. Не удостоится жить в еврейской семье. Поэтому, если там, где ты живешь не найти еврейского жениха или еврейской невесты, оставь это место и иди туда, где ты сумеешь их найти. И тогда ты найдешь еврейскую семью, и еврейское окружение, и еврейский образ жизни.

Много наслаждений ожидает праведных в раю, даже хорошая шутка

Беседу с раввином вела Зоя Копельман (опубликовано в журнале «Отцы и дети», выпуск 32).

На этот раз мы встретились, чтобы побеседовать о еврейском юморе. Как-то раз, на встрече с евреями Одессы, рав Штейнзальц назвал юмор оружием. Мне захотелось, чтобы Рав пояснил, что он вкладывает в это понятие.

Рав: Власти, особенно тоталитарные, боятся шуток. Почему? Анекдот подрывает почтение к власти и снижают страх перед властью, наносит урон самоотождествлению граждан с режимом и с обществом. Шутки разрушают неписанное и часто неосознанное соглашение между людьми и аппаратом власти. Если я решу, что суды и судопроизводство – смешны, они лишаются в моих глазах своего авторитета и им труднее привести меня в трепет... Но вернемся к евреям.

Евреям всегда было гораздо легче острить по поводу режима и общества. Они ведь всегда были вовне, взирали на это общество со стороны, а когда смотришь со стороны, то и видишь иначе. Прежде всего, еврей свободен. В любой ситуации, даже, если он беден, он чувствует, что все окружающее не имеет к нему прямого отношения, и отсюда – ощущение свободы. И критерии у него тоже другие, оттого он видит вещи в ином свете. Есть анекдот, который хорошо иллюстрирует эту мысль. Очень еврейский анекдот.

По улице маленького еврейского местечка идут отец и сын. Отец говорит ребенку: "Вот пойдешь в хедер, так старайся, учись, А то – кем ты вырастешь? Что из тебя выйдет? На кого ты будешь похож? На гоя ты будешь похож! Невежей и хамом будешь!.." – И отец озирается по сторонам в поисках наглядного примера. А в это время по улице проезжает карета, запряженная шестеркой лошадей, а в карете – генерал. И отец наконец-то нашел: "Ты будешь... вот как он ты будешь!"

А теперь представим себе, как выглядел бы этот рассказ для человека, отождествляющего себя с российским обществом. Я, отец, – внизу, генерал – наверху. Что я могу сказать ребенку? "Учись, старайся, трудись – авось станешь, как он. Генералом." Поэтому я и говорю, что еврейский юмор начинается с того, что еврей всегда вне той системы, в которую его поставили обстоятельства. И еврея поддерживает внутреннее чувство превосходства. Оно придает ему уверенности тогда, когда все вокруг оборачивается против него.

З.К.: Вопреки правилам хорошего тона, я не раз задавала израильтянам один и тот же вопрос: кем вы себя ощущаете – евреем или израильтянином? И почти всегда ответ был: «израильтянином». Есть ли и у израильтянина это «превосходство», о котором вы говорите? И, кстати, я что-то не слишком часто слышу, чтобы израильтяне рассказывали анекдоты.

Рав: Судите сами. Конечно, ассимилированные евреи прячут это чувство, которого они даже немного стыдятся, глубоко внутри. И от себя тоже прячут. Но и сегодня даже самый ассимилированный еврей, когда он говорит с другим евреем, воспринимает мир иначе. И себя тоже. Приведу пример. Это было в 1940-е годы, в Америке. Сидят себе в Принстоне, в университетском городке, два человека. По происхождению оба они евреи, однако никакой связи с еврейством у них не осталось. Одного звали Джон фон Нойман, а второго – Норберт Виннер. И вот они сидят вдвоем и обсуждают какую-то свою научную задачу, и один тихонько говорит другому: «Мы просто обязаны это решить. Мы просто обязаны показать гоям...» Да, еврей может быть гоем по всем статьям, ни малейшего представления не иметь о еврействе, и все-таки... И у израильтян в известной степени это ощущение сохранилось.

Когда я говорю, что евреи живут с ощущением превосходства, я не утверждаю, что это превосходство реальное, но оно нас характеризует. Это особое отношение к окружающему. Когда-то американцы жаловались на высокомерие израильтян. И в России жаловались. Теперь меньше. Существует множество анекдотов, которые евреи рассказывают о представителях других национальностей. Это, конечно, дурно. Это – шовинизм. Но ведь все рассказывают анекдоты про женщин. И про разные этнические группы... И кто такие анекдоты рассказывает, тому легче нажить врагов. Вообще, чем удачнее шутка, тем труднее простить ее автора.

Во всякой шутке, как известно, должна быть доля правды. Как в хорошей карикатуре. Если у человека нос большой, то на карикатуре он должен быть втрое больше. Как у де-Голля...

З.К.: де-Голль меня разочаровал. Девочкой я видела только шаржи на него, и как же я была удивлена, когда потом, на фотографии, его нос оказался всего лишь обычным французским носом...

Рав: Хорошая шутка целит в то, что существует на самом деле. И еврейская тоже. Я убежден, что большинство еврейских шуток сложено не про гоев, а про евреев. Потому что евреи – народ, живущий обособленно. Потому что о себе они знают правду, как ни о ком другом.

Шутка подобна искусству. Нужна дистанция. Нет дистанции, нет искусства. Чтобы смеяться над собой, опять же нужно дистанцироваться, взглянуть на себя со стороны. Если расстояние слишком мало, шутка не получится. Выйдет чересчур серьезно, не смешно. Если же оно слишком велико, шутка не долетит до цели.

Понять, почему люди смеются, тоже не так-то просто. По Бергсону, смехом выражается удовлетворение искусством. В этом смысле смех – своего рода аплодисменты. Смехом мы словно говорим: хороший анекдот, удачная шутка. Но бывает ведь просто смех. Человеку приятно – и он рассмеялся. Не над шуткой. Над тем, что вовсе не смешно. Над чужой бедой, например. Кто-то поскользнулся, упал, а другой смеется. Собственно говоря, шутки – как лекарства. Есть ядовитые, а есть абсолютно безвредные.

З.К.: Вроде знаменитой аква дистиллята (вода чистая – лат.)?

Рав: Вот-вот. Мне один зоолог рассказывал. Бывают такие рыбы, которые время от времени выпрыгивают из воды. А глаза у этих рыб расположены спереди, как будто они вперед смотрят. И вот как-то раз этот зоолог видит, рыба из аквариума выглядывает, застыла и глаза во что-то уставила. И так ему это смешно показалось, что рыба над аквариумом комнату созерцает, что он начал хохотать. Ну, кому это обидно? Кого это критикует? Никого. Просто ситуация уж слишком необычная, вот и смешно. А так – аква дистиллята.

Но бывают очень злые шутки. В особенности шутки евреев над евреями. Есть такие, что если б я не знал, что их придумали евреи, то решил бы, что автор – махровый антисемит.

З.К.: А откуда вы знаете, кто автор?

Рав: Есть такие анекдоты, которые могут родиться только внутри. Чужому их не придумать. Правда, их и перевести обычно невозможно.

З.К.: Расскажите хоть один! Уж над переводом мне мучиться... Мне, главное, убедиться, что это и впрямь еврейская шутка.

Рав: Вот, например, такой анекдот. Начинается он с молитвы. Это как бы диалог. Бог говорит: «У меня – золото и серебро», а евреи в ответ: «У Тебя величие, красота, великолепие, сила...» и так далее (Хроники 1, гл.29:11). Злой анекдот. В тот момент, когда кто-то заявляет о своем праве на золото и серебро, евреи немедленно наделяют его всеми другими благами, лишь бы золото и серебро достались им самим. Кто, кроме евреев, до этого додумается?

З.К.: Для этого надо хорошо знать литургию. Есть, кстати, очень грубые шутки на основе литургии. Что понуждает еврея так шутить?

Рав: Это может быть совсем детский импульс, своеобразное геройство: смотрите, какой подвиг я совершил! В местечках Украины, например, к Йом Кипуру относились так серьезно, что стоило кому-нибудь улыбнуться, от него уже все отворачивались. Но с началом Ѓаскалы (эпохи еврейского Просвещения) евреям хотелось поскрести позолоту традиции, и они отваживались на словесные кощунства. Вот вам типичный пример деланья наперекор:

Сидели как-то в парижском кафе трое. Все они служили в израильской разведке. Двух я хорошо знал, а имя третьего забыл. Сидят они, едят, и вдруг один говорит товарищам: "У всех у нас отцы – раввины, а мы сидим здесь, едим трефное, да еще вечером в Йом Кипур, ха-ха-ха!.." Один из этих троих стал впоследствии председателем Кнесета (парламента). А в нашем государстве есть закон, который предусматривает трем лицам, президенту, главе правительства и председателю Кнесета – если они умирают в должности – государственные похороны. Церемонию в национальном масштабе. Не подумайте, что я собираюсь говорить о черном юморе! Я рассказываю вам вполне реальную историю. Да, так есть даже особое подразделение резервистов, которое отвечает за проведение таких похорон. И толстая книга всяких правил и уложений на такие случаи. А чтобы все это организовать, чтобы похороны прошли гладко, требуется время, телефонные звонки, распоряжения всякие... Для этого надо заранее знать, по каким улицам пройдет траурный кортеж. Чтобы перекрыть движение, например. И вот этот мой знакомый, недели через две после введения в должность идет себе по коридору Кнесета и слышит обращенный к нему вопрос: "Господин Баркат, вы где хотите быть похоронены?" Кстати, Реувен Баркат, о котором я рассказываю, умер, будучи председателем Кнесета. Его похоронили там, где он хотел, на Масличной горе – рядом с могилой отца, знаменитого раввина, который покоится рядом со своим другом, равом Авраамом Куком.

Это не анекдот. Но в этой истории евреи отнеслись к смерти вполне анекдотично. Для нас это характерно: у нас существует множество шуток по поводу смерти. Однажды в местечковой синагоге повздорили два еврея. Один – богатый и знатный, другой – синагогальный служка, гол как сокол, который, чтоб прокормиться, занимался еще другими нуждами общины. Например, был могильщиком. Да... Так они стоят, препираются, и служка вдруг говорит: "Ты думаешь, я ничего не могу тебе сделать? Не на такого напал! Я еще тебе устрою!" – "Ну что ты можешь мне устроить?" – "Вот ты умрешь, и я закопаю тебя меж двух ученых раввинов. Они-то будут все время про Тору разговоривать, а ты будешь молчать себе, словно камень!" – Это я называю еврейским юмором, смехом над смертью. А вот еще. Это можно прочесть у Друянова.

Дело было в царской России. Один еврей приходит к раввину и говорит, что есть возможность заключить большую сделку, которая может принести баснословный доход. Только вот одно маленькое условие есть для участия в этом деле – надо креститься. "Ну, и ты?.. – спрашивает раввин. "Крещусь по необходимости." Раввин, конечно, возмутился, стал его стыдить и говорит: «Да ты об отце своем подумай! Да твой отец в могиле перевернется!» «Э-э, – отвечает ему, – об этом не беспокойтесь. У меня есть брат, он тоже собирается последовать моему примеру, так что отец перевернется обратно.» – Типичная еврейская шутка. Циничная, и снова о смерти.

К вопросу о юморе как оружии. В шутках о смерти есть много мужества. Отношение еврея к смерти совсем неоднозначное. Оно неотделимо от глубокой веры. У русского человека от прежней веры что осталось? Почтение к мертвым. Я заходил на кладбища. Какие ухоженные могилы, какие памятники! Я не имею в виду обязательно еврейские... Отношение еврея к смерти было интимным: при всех семейных радостях евреи отправлялись на могилы предков и приглашали их прийти. Я считаю это добрым обычаем. Я всегда беру с собой детей, иду с ними на кладбище, и мы оставляем на могиле приглашение, скажем, на свадьбу. Мне это кажется здоровым подходом. Однажды я видел, как с трудом поднимался по склону Масличной горы один рав, почтенный старец возрастом за девяносто лет. Он шел, опираясь на палку, и вел свою внучку, чтобы пригласить на ее свадьбу бабушку своей покойной жены. Это так по-еврейски! Или еще. Был один еврей в России. Сколько на его долю выпало страданий, поймет только советский еврей. Но после всех заключений и злоключений он оказался на Земле Израиля. Он стал здесь видным раввином, открыл йешиву и имел много учеников. Под старость он заболел раком и понял, что дни его сочтены. Тогда – а его уже перевели в госпиталь для безнадежных – он призвал к себе учеников и сказал им: "Вы думаете, вы так легко от меня отделаетесь? Нет! Почему, вы думете, я построил йешиву рядом с кладбищем? Потому что здесь земля была дешевле? Нет! Я и дальше вам спуску не дам: если кто из вас по дурной дорожке пойдет, я из могилы встану и собственноручно придушу его!"

Этот еврей острит в свой адрес. Юмор – его оружие против страха перед Ангелом Смерти. Вот он, стоит рядом и смотрит на меня всеми тысячью глазами, а я смеюсь ему в лицо. Я отношусь к его должностным обязанностям без особого уважения. И юмор побеждает страх. Это ли не мужество?

З.К.: Однако Моисей, давший нам Тору, и царь Давид боялись смерти, умоляли оттянуть ее приход – так сказано в Мидрашах.

Рав: Верно. У них просто не было чувства юмора. Моисей вообще особый случай. В Голливуде поставили фильм о Моисее. Все, как в Библии. Его долго делали, лет семь, может, дольше. Я его не видел. Но когда я был в Голливуде, один из группы меня попросил: «Дайте какую-нибудь идею». И я ему сказал: «Сделайте Моисея суперменом. Пришельцем с далекой звезды.» Да, Моисей – другой, ему наших шуток не понять. Он совсем другой.

Талмуд, кстати, тоже нередко вспоминает о смерти. Это, конечно, не вполне анекдоты, однако истории небезынтересные. Был один еврей, Иеѓошуа бен Леви. Великий праведник. И вот пробил его час. Пришел к нему Ангел Смерти. Ну, бен Леви говорит: "Погоди, я еще не готов. Приходи попозже, через неделю, например." А Ангел Смерти к праведникам относится весьма уважительно. Вот приходит он через неделю, а бен Леви ему говорит: "Прежде, чем ты приступишь к своим обязанностям, покажи мне мое место в раю." Ну, что делать? Большой человек, Ангел Смерти решил его уважить. Пошли они вместе, подходят к воротам рая... вдруг бен Леви выхватывает у Ангела Смерти нож и – прыг в рай. Что делать? Устраивают судебное разбирательство, и в конце Всевышний говорит: "Ладно, он не единственный, кто живым вошел в рай. Пусть остается. Только нож надо вернуть – люди умирать перестали." Ну, праведник, конечно, нож возвращать не хочет, людей жалеет. В конце концов Всевышний приходит к нему Сам и объясняет, что без смерти нельзя, что смерть – в определенном смысле полезна, и бен Леви возвращает нож Ангелу Смерти. (Трактат Кетубот, 97.)

Вы можете возразить, что это очень серьезная история, но по-моему в ней немало юмора, потому что Ангел Смерти предстает в ней в полном бессилии. А ведь он страшный! Както один раввин собрался помирать. Позвал он своего брата и говорит: "Когда придет Ангел Смерти, скажи ему, чтоб был со мной поласковей. Чтоб поскорее все закончил." Брат отвечает: "Это ты мне говоришь?! Да вы же с ним почти приятели! Сколько раз ты с ним вел умные разговоры!" – "Да, но теперь он придет с официальным визитом и вряд ли будет так уж ласков..."

И еще о том же. Как-то раз Ангел Смерти ошибся. Его послали за какой-то женщиной, а он взял другую. Приносит куда надо, обнаружилась ошибка, он спрашивает: "Что с ней теперь делать?" Ему отвечают: "Все равно уж принес, так пусть остается."