Текст книги "Тени забытых Веков (СИ)"
Автор книги: Аделина Орлеанская
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Продолжение следует....
Утренний шепот...
... Забывшись в глубинах сна, порхая, как птица сквозь пелену сновидений, Беатриче наслаждалась беззвучной лирой томной ночи... которая темными слоями густой энергии уже таяла в рассвете нового дня. Ощущая плавное приближение блеклых лучей зимнего солнца, Богиня медленно покидала Миры, в которых, утопая, скользила, как на волнах сапфирового океана. Она всегда чувствовала бесконечно меняющееся пространство вокруг Нее, чувствовала как Ночь, пропитанная туманной тьмой, исчезала при первых взглядах солнечного лика, чувствовала, как уходящий День покидает горизонт в лиловых сумерках... Она всегда ощущала, как хрупкая Весна, робко прикасается к спящей Земле...как жгучее Лето, раскатом сияющего смеха разливается в сочной зелени... как багровая Осень медленно поглощает яркие блики... как бездушная Зима обволакивает метелью, застывшие дни... Все это зиждилось в Ней, потому что Она и была этой таинственной Ночью и искрящимся Днем... Она была той легкой Весной, утреннего пробуждения, жарким Летом, дневного полудня, молчаливой Осенью, сумеречного мира и, леденящей душу Зимой ночного таинства Бездны... Все это жило в безграничности Беатриче... И вот уже наконец проникшись свежим веянием утреннего шепота, Богиня, поднимаясь из глубин своего естества, медленным едва трепещущим движением густых ресниц, открыла, отражающие бездну сновидений, глаза... Чувствуя сладостное состояние и вдыхая дурманящий аромат растворившейся ночи, разливающегося по Ее телу, Беатриче, поднеся руку к своим губам, коснулась их и ощутила, как вкус терпкого трюфеля легкой пеленой осел на Ее губах. Прикрыв снова на мгновение глаза, Она почувствовала, как волна бурлящего наслаждения разлилась по Ее телу, исполненного воспоминаний сладкой истомы долгой ночи... Не открывая своих глаз, Она слышала едва уловимое размеренное дыхание спящего Себастьяна... Fiera неизменно был подле своей Королевы, не покидая Ее никогда и оберегая драгоценный сон Богини в спальне цвета Бургунди... Насладившись зыбким и слабо ощутимым пребыванием между сном и явью, Беатриче вновь открыла свои сияющие глаза, цвета насыщенной корицы, в которых отражались Вселенные с их многочисленными созвездиями... Немного помедлив, но затем медленно и бесшумно, Она выпорхнула из постели, в которой провела эту ночь и струящийся покров ткани оттенка бургунди, соскользнув вслед за Беатриче слегка заструился волнами ткани, свисая с высокого ложе... Ступая своими грациозными и обнаженными ногами по мягкому ковру, который застилал весь холодный гранитный пол, Она ощущала лишь нежное и смиренное прикосновение ворсистого настила к Ее божественным стопам. Проходя мимо тлеющего камина, который погружался в сон при свете дня, Беатриче, скользя, провела по мраморному изваянию каминного портала пальцами тонкой руки, проследовала вглубь спальни... За таинственной ширмой, которая ажурной рамой из ленты резных роз, обрамляла вышитые картины роскошного гобелена, скрывалось раскидистое реколье, драпированное рубиновым цветом ткани лавабль. На нем уже бездыханно лежало платье, приготовленное для Богини, ожидающее Ее, когда же Она пожелает его примерить на себя. Немного помедлив подле безмолвной ширмы, Беатриче растворилась в раскрытых объятиях тяжелой гобеленовой завесы и, пробыв там несколько недолгих мгновений, уже вновь появилась из-за нее... в новом одеянии. В это утро с Ее плеч ниспадала развивающаяся волна антично-белого шелка, покрытого тонким вычурным кружевом ручной работы. Легкий шлейф покорно плыл вслед за своей Королевой и слабым мерцанием переливался на мягком свету, который тонкими линиями пробивался сквозь закрытые тяжелыми портьерами шторы. Беатриче бесшумно двигаясь, приблизилась к своему любимому зеркалу, которое отражающим полотном в обрамлении ажурной кованой вязи, стояло в небольшом развороте, приветствуя свою Богиню. Отражая Ее всю, с прелестнейшего подола Ее кружевного платья до пронзительного взгляда, который сейчас уже всматривался в свое поистине божественное отражение в зеркале. Взмахнув рукой, воздушная ткань рукавов вихрем заструилась вверх, а затем опала вниз, развиваясь вокруг гладкой руки, когда Беатриче прикоснулась ею к складкам мягкого кружева. Ее волосы россыпью черных жемчужин, переливались на обнаженных плечах и, взглянув на их распустившуюся пелену, Она уже приглаживала их щеткой для волос, которая была украшена рубинами и топазами, сверкающими в Ее руках... Минутами позже Беатриче занесла руки назад и едва уловимыми движениями перебирала густые пряди черных волос. Она только лишь пристально смотрела на свои руки в отражении зеркала и пряди как-будто бы уже сами заплетались в изысканную прическу, выскальзывая из ее пальцев, Она лишь только видела уже появляющиеся идеальные завитки, рисующие неповторимые узоры. Подобрав последний локон, Она взглянула на завершенный образ, созданный Ею за то недолгое мгновение, которое Она провела, наслаждаясь собой... В спальне всегда сохранялся особый аромат, присущий только этой комнате, парящий здесь вечно, и даже окна всегда были закрыты плотной пеленой багровых штор, создавая впечатление, словно здесь всегда жила только лишь ночь...ничто не проникало вовнутрь этого источника сладостного Мира... Густые тени скрывали тайны, что таились за дверью, ведущей в спальню и только Беатриче знала удушающе терпкие таинства цвета Бургунди... Беатриче все еще стояла напротив зеркала, но взгляд Ее уже проникал в отражение мира зазеркалья, в котором Она читала скрытые переплетения судеб и таинственных историй, находя потерянные ключи, открывающие закрытые двери в неизвестность... Но вдруг тени всколыхнулись в отражении зеркала и Она увидела слабое очертание приближающегося к Ней из глубины спальни Себастьяна. Он, медля и наслаждаясь тонкой грацией Богини, все более четче виднелся в зеркале и вот он уже совсем приблизившись к Ней...обвил Ее изящную талию своими руками... и едва коснулся губами Ее обнаженной шеи... Беатриче слегка отклонила голову в сторону и, расслабившись в крепких руках Себастьяна, закрыла глаза. Fiera проскользив вдоль шеи Богини, тихо произнес: 'Ты так прекрасна, моя Королева...' и задержавшись всего лишь на мгновение, прильнул губами к атласной коже Беатриче. Медленно целуя Ее шею, утопая в каждом мгновении, вдыхая аромат Ее тела, он спускался ниже к Ее плечам, не оставляя ничто нетронутым его поцелуями... Упиваясь дурманящим состоянием, витающим вокруг них, Себастьян едва ослабив свои сильные руки и тотчас Беатриче, как вольная птица выпорхнула из его объятий. Безмолвно Она направилась к двери и Себастьян, последовав за Богиней, скрылся из многочисленных отражений зазеркалья. Приблизившись к двери, Они, вместе отворив ее, покинули спальню. Дикий зверь затворил дверь, а Беатриче запечатав ее временной завесой, растворила в пелене каменной стены, скрыв от непосвященных в таинства двоих. Не оставляя больше здесь своего взора, Беатриче проследовала вместе с Себастьяном к завтраку в обеденный зал, где их уже ожидали прекрасные мгновения вместе проведенного зимнего утра...
Продолжение следует...
...Роскошь королевского вкуса...
...Сверкающие лучи солнца пробивались сквозь высокие арочные своды и яркими бликами лежали на холодном габбро, который своим мощным и тяжеловесным настилом заглушал звуки идущих по коридору Себастьяна и Беатриче. В это утро, бесшумно развивавшееся переливами бежевых волн платье Богини, скользило по гладкой поверхности антрацитового камня габбро и тонкий шлейф, едва опадая на пол, снова вздымался вверх. Они двигались вместе, почти не существовало расстояния между ними, разделявшего их и, не спеша, оставляя позади себя исчезающие изгибы мало освещенного коридора, направлялись к уже приготовленному для них завтраку... Беатриче, идущая под руку с Себастьяном, ощущала пространство замка, колышущееся вокруг Нее, слышала легкий шепот стен и ,как неподвижные мраморные статуи тихо приветствовали свою Королеву. Она, взглянув на них, стоящих на высоких пьедесталах и приклонивших голову при Ее появлении, длинной лентой простирались в тени огромной северный стены, там, где солнца блеск не достигал их подножия. Тени густой пеленой покрывали каменные изваяния, лишь только рисуя нечеткие очертания неподвижных фигур и между ними вновь скользила она, Ombra... Мерцая в темноте, сгустками черного света, она извиваясь при свете томительных лучей, следовала за Беатриче и Себастьяном, зная, о том, что лишь только Беатриче видит ее в непроглядной Тьме... Богиня, наблюдая, как Ombra вуалью темной ночи скрывает свои следы от посторонних глаз, Беатриче слышала, как Тень тихо взывает к своему черному ворону, ведь рассвет уже совсем поглотил темную ночь, в которой Ombra всегда могла беззаветно блуждать там, где свет яркого дня губил ее... Пройдя еще немного вдоль таинственного коридора, Королева вместе с Диким Зверем, наконец, приблизившись к двери, ведущую в обеденную залу, отворили ее, и яркий свет волной солнечного блеска пролился в коридор. Немного помедлив, Беатриче увидела, как только распахнулись двери в зал, и свет озарил темное пространство, Ombra в одно едва уловимое мгновение, как сгусток серого дыма, рассеялась на ветру, исходившего из зала... Когда Беатриче и Себастьян вошли в зал, в котором уже все ожидало лишь только их двоих, они услышали, как двери тихо затворились позади них. Их взору открывался огромный зал с большими сводами, витражными окнами и высокими арками, которые овальными дугами повторяли очертание окон. Вся комната была насыщена роскошью и богатством, а цвет бежевых ,с легким оттенком слоновой кости, панелей придавали дорогой и изысканный тон. Бронзовая отделка, с элементами цветочной вязи, замысловатых узоров и объемной лепнины, а временами небольших горельефных скульптур, висящих между арочных проемов, придавали тяжеловесность и роскошность королевского вкуса. Высокий потолок обеденной залы был весь расписан античными фресками, от начала и до конца каждого угла были вырисованы глубокими оттенками бирюзы, смолистой охры и темно-бордового цветов сюжетные линии, рассказывающие историю богов и богинь, повествующих легенду судеб ангелов и божественных пантеонов. В центре расписанного фреской потолка весела люстра, пышущая раскидистыми завитками бронзы и с кружевными резными подсвечниками из темного металла, в которых стояли сотни белых свечей, тонкие и высокие стержни воска в ночи освещали ярким пламенем все пространство зала. Но днем достаточно было лишь солнечного света, чтобы осветить пространство. Льющийся рекой свет сквозь окна, которые вверху рисовали округлую дугу, обрамленную лентой бронзы, спускались к самому полу, где очерчивали строгой рамой свои стеклянные границы. Лишь только длинные и плотные портьеры немного сдерживали рвущийся вовнутрь яркий свет. Тяжелым пологом рисунчатой ткани, они свисали свысока и присобранные внизу плотными лентами с золотыми кистями, приоткрывали виднеющийся зимний пейзаж за окном.. А на светлом мраморном полу лежали легкие тени, отбрасываемые от большого камина, который как властитель источаемого тепла, укрывался под сводом высокой арки, углубляющейся в стену, на которой рисовалось продолжение фрески, спускающейся сверху. Камин, никогда не затухая, пылал огнем в это зимнее утро более ярко и языки пламени, облизывая тлеющие угли, согревали своим мягким теплом весь зал, – так изливающий свет и тепло камин приветствовал пришедших Себастьяна и Беатриче. Каменный и горячий портал, фигурно изгибал свои линии и вырезанные из камня барельефные цветы, каскадом спускались книзу. Повторяя изогнутые очертания камина, на нем стояли часы, обрамленные так же в мраморную подставку с миниатюрной бронзовой гравюрой, они недвижимо располагались в окружение нескольких грациозно выточенных канделябрах, заполненных белыми свечами, что так же высились на люстре. Прозрачная овальная призма оберегала небольшой циферблат, на котором медленно передвигались ажурные бронзовые стрелки. Но только часы, находящиеся в замке, не показывали времени, не говорили они о часах и минутах... Глядя на них, призма временных цифр преломлялась и словно раскалывалась на трехмерное пространство, переливами искрящихся границ разделяла на тонкие временные течения. Посмотрев на стрелки часов, слева играли тающие фрагменты прошлого, взглянув на них справа, туманной белой дымкой рисовались вариации будущего и, только глядя в центр часов, мерцало всегда настоящее мгновение. Этот циферблат раскрывал в себе все временные реалии, показывая не цифру определения мгновения, а параллельности происходящих событий в трех постоянно существующих измерениях. И сегодня, когда Себастьян бросил свой мимолетный взгляд на часы, они вновь, как и прежде преломляли время и легкая улыбка появилась на лице Дикого Зверя ... А в центре обеденного зала украшением всей комнаты, основательно стоял на массивно изогнутых ногах с резьбой из камня цвета слоновой кости стол, широкой квадратной формы, на котором расстилалась скатерть из багрового жаккарда и широкий кант, вышитых золотыми нитями узора, тяжелым слоем порчи обрамлял покатые края стола. К нему были приставлены лишь только два высоких кресла-бержер, стоящих друг напротив друга, с таким же резным сечением по камню, а багровые в тон жаккарда округлые сидения кресел матовыми переливами бархата скрывались за высокими спинками, которые были обтянуты тканью, сочетающейся с рисунком оконных портьер... Подойдя к одному из этих кресел, Fiera отодвинул немного от стола бержер и, пригласив Беатриче присесть на мягкое сидение, легким движением руки посадил Ее и, придвинув кресло снова к столу, сел напротив Богини. Он смотрел в Ее глаза, наблюдая за тем, как мягкий цвет Ее глаз, источал теплое и нежное свечение, заполняющее все пространство, покрывая каждое мгновение, растворяющееся как мимолетное видение... наслаждался плавным изгибом улыбающихся ему губ... Каждая комната замка Беатриче была пропитана особым ароматом, который тонким шлейфом разносился по воздуху зала, навивая особые состояния, присущие только Ей одной... И в этом зале так же обитал особенный запах-аромат аниса, витая, пронизывал теплое пространство, привнося легкую свежесть, что так подчеркивало настроение зимнего утра. С запахом аниса гармонично сливался тонкий аромат жасминового масла, который исходил от белых салфеток, пропитанных этим сладким и в тоже время сухим запахом. Они были аккуратно сложены и завязаны тонкой лентой золотой ткани и закреплены небольшой блестящей брошью, вылитой из серебра в форме герба замка Беатриче. Жасминовые салфетки лежали возле серебряных приборов и посуды, которая уже была наполнена для Беатриче и Себастьяна холодным хамоном и тонко нарезанным сыром манчего. Небольшой россыпью черных жемчужин, лежали маслины и ароматный свежевыпеченный хлеб маленькими ломтиками лежал в отдельной чаше. В бокалах из тонкого серебра, отражающих искрящееся утреннее солнце, был разлит терпкий херес, – белое вино с миндально-ореховым ароматом так гармонично сочетающееся с холодным вяленым мясом... Себастьян, уже вкушая хамон, наслаждался приготовленным блюдом, которое Беатриче неизменно наполняла собой, своей энергией, изливающейся через Нее... Тонкие веточки розмарина, с присущими ему тонкими колючими иголочками, украшал хамон в дополнении с пряным тимьяном. Беатриче вначале трапезы лишь откусив маленький кусочек сухого, но в тоже время сливочного сыра, пригубила глоток хереса и только затем отведала холодный хамон... Еще некоторое мгновение они вместе наслаждались утренней трапезой и, глядя друг другу в глаза, испивали из бокалов херес, который согревающим теплом разливался по телу. Солнца лучи все больше и больше поглощали оставшиеся тени в глубине зала, напоминая о том, что день уже в полной мере завладел отведенным ему временем...Себастьян, не отрывая глаз от Беатриче, вышел из-за стола и подойдя к Ней, нежно поцеловал Ее руку, а затем направился к роялю, который стоял возле одного из многочисленных окон. Подойдя к источнику инструментальной лиры антрацитового цвета, Fiera присел на край мягкого пуфа и, открыв крышку, скрывающую белые клавиши, возложил на них свои кисти рук и первый аккорд, взятый его пальцами, разлился вступлением к любимой мелодии Беатриче... Музыка плавными минорными переходами лилась из рояля, наполняя блаженным состоянием Богиню... Она, наслаждаясь необычно виртуозной инструментальной игрой Себастьяна, наблюдала за ним, сидящего в пол-оборота к Ней так, чтобы Она могла видеть его играющим за роялем. Она, скользя своим пронизывающим взглядом, провела по крыловидному вырезу фортепиано и, опустивши взор, созерцала порхающие над клавишами руки Себастьяна. Смуглые, цвета приятной охры, как скульптурное изваяния воска, отсвечивали лики солнца. Мягкие и в тоже время сильные, длинные пальцы быстро перебирали вдоль струнного фортепиано. Запястья скрывали кружевные манжеты белой рубахи, волнами светлой ткани, струящейся из обрамленных рукавов камзола темно изумрудного цвета. Несколько золотых пуговиц вышитых прямой линией на манжетах, добавляли изысканности его рукам, которые все еще продолжали рождать музыку, исходящую из рояля...
Продолжение следует...
...Вдохновение Fiera...
...Беатриче, поглощенная звуками музыки, доносившейся к Ней из рояля, созерцала прямую линию спины Себастьяна, которая как натянутая струна, возвышалась над клавишами. Изумрудного цвета камзол плотно облегал его плечи, рисуя очертания сильных рук и спускаясь к низу, свисал удлиненным разрезом аксамитовой плотной ткани. Незамысловатый узор золотыми шелковыми нитями был вышит по краю и легким переливом подчеркивал завершение камзола. Длинные темные волосы лежали на плечах и только иногда соскальзывали вниз, когда руки Себастьяна с новой силой ударяли по клавишам, издавая более громкие звуки мелодии, которые эхом разносились по залу. На шее, поверх рубахи был завязан белый фокалес, мягким бантом шейный галстук виднелся из-под брокатового жилета. Fiera все глубже проникался в плавное течение мелодии, которая своей мягкой и живой поэзией музыки заполнила утреннее настроение залы... Беатриче сидела в кресле, повернувшись к Себастьяну и опираясь на мягкую спинку бержера, молчаливо наблюдала за ним. Не спеша, Она пила белое вино, которое никогда не убывало из Ее бокала до тех пор, пока Богиня не насытиться своим чарующим напитком. Держа в одной руке бокал с хересом, другой Она слегка опиралась на мягкий подлокотник сидения и, приподняв кисть руки к губам, пальцем касалась их... Увлеченная мелодией, посвященной Ей Себастьяном, Она растворялась в своем бесконечном наслаждении, которое лавинами изливалось из Нее и наполняло все вокруг... Вино в серебряной чаше стало понемногу таять и, почувствовав это, Беатриче поставила бокал на стол, покрытый багровой скатертью, и вновь обратила свой взор к Дикому Зверю. Чувствуя его в Бесконечности Себя, Она мысленно произнесла его имя 'Себастьян'... Fiera, ощутив, что Беатриче взывает к нему, плавно, не прерывая скольжения все еще звучащей мелодии, опустил с клавиш свои руки. Музыка еще долго тонким эхом продолжала звучать в зале, напоминая о недавнем оживлении спящего рояля. Себастьян медленно повернулся к Беатриче и их взгляды тот час встретились, не касаясь ничего более другого. Сквозь Ее глаза, он снова взирал в глубину Ее чувств и ощущений и, найдя в них себя, озарился мягкой улыбкой. Королева, ощутив прикосновение Себастьяна, ответила его улыбке, подарив красивый и чувственный изгиб смеющихся ему губ... Между ними не существовало пространства, их не разделяло расстояние, Себастьян и Беатриче были Целое Единого, которое не делилось на земные частицы бытия... Fiera безмолвно взирая на Богиню, скользил взглядом по Ее облаченному в шелковое платье телу, которое умиротворенно таяло в объятиях солнечных лучей. Это платье было сшито из редкого французского шелка и соткано из полотна тонкого кружева, которое прозрачной пеленой антично-белого плетения, покрывало струящуюся шелковую ткань. Дикий зверь следовал взглядом за легкими складками, облегающими изящную ногу Богини, свисающими с бержера и волной опадающими к полу. Беатриче, заметив движение взгляда Себастьяна, ощутила, как платье стало обжигающе горячим – это Fiera прикасался к Ней, не дотрагиваясь Ее... Этот шлейфовый блеск шелка и мягкого кружева был подарен Себастьяном, преподнесен Ей в один из вечеров, когда Дикий Зверь осыпал Богиню своими ласками... Упиваясь красотой Богини, Себастьян, более не сдерживая себя, поднялся с сидения, стоящего возле рояля, и в одно мгновение, приблизившись к Беатриче, высвободил Ее из объятий бархатного бержера. Подхватив Ее одной рукой за изящную талию, притянул к себе, а другой коснулся Ее лица, по которому нежно рисовал пальцами струящиеся линии. Сладкий аромат мускуса исходил от тела Беатриче и Себастьян, вдыхая его, все ближе наклонялся к своей Королеве... Fiera коснулся губ Беатриче своими и, поцеловав Ее в легком вальсирующем кружении по залу, вновь заглянул Ей в глаза. Беатриче ощущая его взгляд, читала в нем ноты вдохновленного сердца, пульсирующей страсти и звериной остроты чувств. Она, впитывая все его ощущения, проникала в глубины его души и, растворившись там, растекалась эфиром бесконечности своего естества... Богиня, приподняв медленно руку, убрала с лица Дикого Зверя выбившеюся прядь его волос и, почувствовав, как Себастьян ослабляет свою хватку, услышала его внутри Себя. Тихо и нежно он безмолвно произносил 'Пойдем со мной...' и Беатриче опираясь на твердую и сильную руку Себастьяна, покинула обеденный зал вместе с ним... Выйдя вновь в темный коридор замка, они направили свой путь вниз, спускаясь по высокой лестнице, которая винтовой спиралью закручивала каменные ступени. Кованные из темного металла перила, по которым скользила, едва касаясь их рука Беатриче, черным ажуром завивались книзу. Сойдя с лестницы, они, повернув налево, вошли в мало освещенный тоннель коридора. Шаги глухим эхом рассеивались где-то в глубине, а висящие на стенах свечи в кованых подсвечниках, освещали колышущиеся тени. Подойдя к каменной двери, на которой были высечены мифические существа, охраняющие то, что скрывалась за этими вратами. Fiera немного выступив вперед, коснулся двери своей рукой и, очерчивая на ней пальцем знак, отворяющий этот магический замок, произнес шепотом несколько слов. В это же мгновение из дверей донесся глухой звук щелчка, в знак того, что замок был отворен и, толкнув каменные преграды вперед, Себастьян распахнул врата. Отойдя немного в сторону, Дикий зверь жестом пригласил Богиню войти в открывающийся их взору вид. Перед ними предстала просторная оранжерея, с высокими готическими сводами, через которые всегда проникал дневной свет. Двери тут же за ними закрылись, не позволяя больше никому войти, ведь здесь жило то, что оберегалось 'семью печатями' и к чему так трепетно относился Fiera – дикий зверь...В центре оранжереи красовался источник вечно цветущей жизни... Бархатные розы тицианового цвета, трепетали от легкого к ним прикосновения ладони Себастьяна, каждый бутон раскрывался перед ним, обнажая свою красоту. Как восхитительные узоры созвездий, они колыхались, ощущая его присутствие и Fiera, наслаждаясь девственной красотой еще не сорванных цветов, обводил их пристальным взглядом. Немного в стороне, ближе к источнику воды, который как маленькое озеро разливалось по всей оранжерее, росли розы королевско-розового оттенка. Они, как напоминание о сумерках лета нежного лилового цвета, недвижимо вглядывались в свое блеклое отражение в окружающей их воде. Почувствовав приближающихся к ним Себастьяна и Беатриче, они так же затрепетав, открыли сердцевины своих спящих бутонов и, коснувшись их своей рукой, дикий зверь проследовал вместе с Беатриче дальше... Подойдя к белым розам, которые уже почувствовав его появление, повиновались в своем безмолвии и склонились в едва уловимом реверансе. Источая аромат свежести нового дня, они легким мерцанием искрились в лучах солнца... Оставив розы позади себя, Себастьян подвел Богиню к диким лилиям, которые россыпью больших бутонов, как белые звезды, источали тонкий аромат сладкого нектара. Их высокие и упругие ветви практически не шевелились, только лишь покачивались из стороны в сторону, как белый парусник на ветру в океане. Наслаждаясь их ароматом, Беатриче повернув голову, увидела, что Fiera отошел на несколько шагов и в некой задумчивости устремил свой взгляд в глубину своего сада. Там, где за завесой тайны, за пологом древних секретов, скрывались... Редкие и мистические...Черные Орхидеи... Богиня по зову сердца прошла вглубь оранжереи и, подойдя к орхидеям, не отрывая от них своего взора, коснулась бархатных лепестков этих царственно красивых цветов. Они, как черный опал, манящей и изысканной красотой притягивали Ее к себе. Беатриче чувствовала, как тонкая и хрупкая жизнь, вязким соком струиться по стеблям и приливает к лепесткам, как черный пигмент окраса разливается по ним...ощущала каждое легкое покачивание на слабом ветру, чувствовала, как ветвь продолжает свое цветение и как новые бутоны уже готовы распустить свои прекрасные лепестки... Черные орхидеи были самой Богиней, они в точности отображали Ее и будучи древним тотемом Беатриче скрывали мистические тайны Ее души...
Продолжение следует...
...Царство ароматов Fiera...
...Беатриче все еще наслаждалась изысканной и пьянящей красотой черных орхидей и, вдумчиво всматриваясь в раскрывшиеся лепестки бутонов, едва касалась их своей рукой. От Ее мягких прикосновений соцветия трепетали, ощущая поток сильной энергии, исходившей от ладоней. Орхидеи тянулись к Ее рукам, лаская, прикасались к ним, обвивая своим тонким стеблем Ее запястья и Беатриче ощутила, как некая часть Ее души отозвалась внутри Нее. Черные жемчужины, ожидая свою Королеву так долго, не отпускали Ее даже на мгновение и, ловя каждый взгляд Богини, отражали на бархатных лепестках Ее мягкую улыбку... Себастьян наблюдал за тем, как просыпаясь от зимнего сна орхидеи, оживали в присутствии своей Богини, будто летнее солнце озаряло их жгучими ликами, наполняя живильным соком. Он прикоснулся рукой к своей Возлюбленной и нежно приобняв Ее, прошептал: – 'Эти Черные Орхидеи для Тебя, Душа Моя...' – и вдыхая вязкий аромат орхидей, окутывающий Ее плечи, прикоснулся к ним губами... Не отпуская Беатриче из своих объятий, он, касаясь Ее правой руки, легкими движениями пальцев скользил вниз, к Ее тонкому грациозному запястью. Когда их пальцы переплелись, соединяя две чувственные ладони воедино, Себастьян еще некоторое время наслаждался этим мгновением, в то время как Беатриче созерцала красоту неповторимых Черных Орхидей... Fiera, нежно касаясь, обнимал Беатриче и ощущал, как Она уже в безмолвии своей души, приобретает очертание тонких и изящных ветвей цветущих орхидей, которые сливаясь, тянулись к Ней... к Ее рукам... и к Ее сердцу... Желая оставить наедине Богиню с этими прекрасными цветами, Себастьян медленно, не тревожа безмятежного состояния Беатриче, в которое Она погрузилась, не отпуская Ее рук, подвел к небольшой каменной скамье, стоявшей под невысоким кованым куполом. Прикоснувшись своей рукой к прохладной скамье, выточенной из гранитного камня, он мгновенно согрел ее легкой пеленой тепла, исходившей от Себастьяна и, пригласив легким движением присесть Беатриче, он отпустил Ее в неприкосновенные объятия сплетений цветов. Сотни цветущих ветвей орхидей потянулись в одном лишь только направление. Они, чуть слышно, шурша своими тонкими стеблями, скользили по кованым завиткам, что возвышались над гранитной скамьей, завиваясь плотной цветущей тканью, покрывая все воздушное пространство черного ажура. И только одна тонкая ветвь, беззвучно пробираясь сквозь другие ветви, как изогнутая стрела выскользнула из цветущей ограды и, приблизившись к Беатриче, медленно обвила Ее тонкое запястье, распуская свои маленькие черные бутоны, нарисовала очертанием цветов живой браслет из черных опалов-орхидей. В следующее мгновение, когда все ветви уже неподвижно лежали на кованом куполе подле своей Королевы, они тонкой магий скрыли Ее под своей хрупкой завесой... Fiera чувствовал, как плотный аромат гипнотического наслаждения сладкой дымкой антрацитового дурмана витал вокруг кованного купола и вдыхая сгусток вязкого эфира наслаждения Беатриче, он растворялся в царстве благоуханных ароматов... Вдыхая запах черных опалов, он ощущал, будто-бы они источают шлейф горького шоколада, и легкий привкус сладостной ванили смешивался с липким и маслянистым экстрактом шоколадной горечи, что так гармонично сливалось в единый аромат. Глубокий и едва уловимый запах исходил от гибких стеблей орхидей, который струился дымчатым шлейфом тяжелого маслянистого ветивера. Себастьян, вдыхая сотни тонких и едва различимых ароматов, ощущал, как сплетения благовонных запахов, сливающихся в единый неразделимый букет, пропитывают его изнутри и он, расщепляя каждый струящийся воздушной лентой дух экстрактов, узнавал его неповторимый и исключительный оттенок. Втягивая в себя пространство оранжереи, он отчетливо чувствовал, как глубокий шипровый аромат, пронизанный холодным мшистым веянием, придавал легкую землистость закрытому пространству всегда цветущего сада, но вбирающий в себя благородный фимиам амбры, поглощая землистый запах пространства, придавал ему теплое и мягкое веяние душистого розария. Упоительный аромат ночной туберозы, манящий и утонченный, как тонкая серебряная нить, рассеивающаяся в своеобразной тяжеловесности эфира пачули, который испускал плотный древесный аромат с редким отличительным штрихом камфорного лавра, так созвучно соприкасались вместе, что придавало им тайну и загадочность, заставляя отдаваться грезам и желаниям... Все это слияние воздушных ароматов густой волной переливалось спиралью запахов из одного в другой, всегда меняя своеобразный и индивидуальный оттенок, не повторяющий более своего проникновения в пространство оранжереи. Насытившись столь изобилующим простором дивных ароматов, Fiera испытывал преисполняющее его состояние вдохновения от столь долгого пребывания в саду, который он когда-то сотворил в этой части замка, скрывая за тяжелыми каменными дверьми, Fiera самоотверженно оберегал взращиваемые им цветы для своей Богини. Благоуханный розарий, повинуясь лишь только своему создателю – Дикому Зверю, хранил в себе много его загадочных тайн и одна из них жила в глубине оранжереи за высокой неподвижной стеной, что каменным щитом укрывала ее. Дикий плющ струился хаотичным плетением вдоль этой стены, малахитовым полотном спрятав небольшую дверь, ведущую в царство ароматов. Себастьян, коснувшись закрытой двери, отворил ее и, войдя в небольшую комнату, оказался в парфюмерной мастерской, где несколько восковых свечей загорелись тусклым пламенем и, едва осветив простор, придали еще больше загадочности этому месту. Fiera, остановившись посреди своей мастерской, закрыл глаза и глубоко вдохнув, втянул в себя все благовония, что царили здесь, и пропитывали насквозь даже гранитные стены. Горячим потоком глоток воздуха скользил внутри него, обжигающим пламенем ароматных экстрактов откликались в нем бушующим вихрем. Каждый необычный и оригинальный запах соответствовал одному из его самобытных и неповторимых чувств, они определяли и благоуханно описывали ощущения, переполняющие его изнутри. Сотни чувств всколыхнулись в нем и Себастьян, ловко отделяя одно от другого искал именно то ощущение, которое безупречно передавало состояние, которым он был поглощен и снова сделав вдох, наконец, уловил тонкий и зыбкий струящийся аромат. Острое обоняние, которое никогда не покидало его, направило Дикого Зверя к одной из многочисленных полок, что были заставлены сотнями различных форм флаконов и наполненных диковинными эссенциями, переполнены сотнями различных трав, специй и эфирных масел. Глядя на каждый из флакончиков, содержимое в них будто-бы пульсировало в такт с сердцем Себастьяна, эссенции налитые в пробирки словно светились собственным пламенем, а запахи без огня сжигали его дотла. Проведя рукой вдоль заставленного эфирами шкафа, Fiera не глядя, остановил ее возле одного миниатюрного флакона с рукописной надписью на нем 'Placer'. Этот фимиам был создан им, когда он, переполненный вдохновением, исходившим от его вечной и неизменной музы Беатриче, творил и создавал его и, доведя до непревзойдённого аромата, посвятил Богине, назвав его 'Наслаждением'... Ведь Она была для него истинным и бесконечным наслаждением... Ювелирной работы флакон, был фигурным изваянием тонкого сапфирового стекла и маленький утонченный колпачок, сдерживал изливающийся ароматный эликсир. Небольшая часть пергамента была закреплена несколькими темными камнями, похожими на искрящуюся алмазную крошку и искусным почерком Себастьяна было выведено чернилами название эликсира. Взяв этот флакон в руку, Себастьян, более не раздумывая вышел из мастерской и, затворив дверь, проследовал к Беатриче... Она все еще умиротворенно сидела на скамье и, прикрыв глаза, наслаждалась единством со своим цветущим тотемом – Черной Орхидеей. Fiera медленно присев подле своей Королевы, нежно коснулся Ее неподвижного запястья и почувствовав, как Беатриче ощутив его присутствие, уже возвратилась из потайных глубин своего естества. Когда Она взмахнула густой лентой черных ресниц, Ее взор упал на мягко улыбающиеся губы Себастьяна, теплая улыбка озаряла его лицо. Он, незаметно сняв колпачок, излил на свои пальцы несколько капель эликсира, что заполняли этот флакон и, приложив их к запястью Беатриче, упиваясь витающим ароматом, плавно втирал в бархатную кожу маслянистую эссенцию. Легкий дурман гипнотическим удовольствием прокатился волной по телу Богини, и Она вновь закрыла свои глаза, утопая в океане блаженства. Через некоторое мгновение, Она уже почувствовала нежное прикосновение пальцев Себастьяна на Ее пульсирующей шее, маслянистый аромат совсем окружил Ее и опьянил своим сладостным веянием. Приоткрыв снова глаза, Она увидела его приблизившегося к Ее лицу и улыбающегося столь яркой улыбкой, что Беатриче не сдержав своих чувств, оживила притихший розарий мелодичным звучанием смеха...