Текст книги "Адепт"

Автор книги: Адам Пшехшта

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Не обращая внимания на погибших россиян, Рудницкий перерезал артерию на шее чудища и подставил флягу.

– Что вы, к дьяволу, делаете? – процедил со злостью Самарин. Офицер уже поднимался с земли, порванный в клочья рукав мундира и гримаса боли на лице говорили, что он не вышел из боя невредимым. Покрытые кровью руки офицера приобретали сине-серый цвет.

– У меня есть раны на лице? – ответил вопросом алхимик.

– Легкие царапины и синяки.

– Это не синяки, это что-то типа гангрены. Молниеносно развивающейся гангрены. Так, как и на ваших руках.

– Сколько у нас времени? – спокойно спросил Самарин.

– Секунды, – так же равнодушно ответил алхимик. – У этой скотины под когтями какие-то токсины. Или что-то подобное. Псевдодемон и псевдотоксины, – невесело фыркнул он.

– Что де…

Самарин замолчал, словно пораженный громом: поляк сделал большой глоток из фляги и теперь протягивал ему.

– Ну, чего вы ждете? – гаркнул Рудницкий. – Это наш единственный шанс. И их. – Он кивнул в сторону солдат.

– Я…

– Пей, к чертовой матери!

Русский послушно сделал глоток, потом второй. Алхимик бесцеремонно отобрал у него флягу.

– Без преувеличения, это самое паршивое питье на свете.

– Не понял…

– И не надо. Помоги мне их поднять, не хочу, чтобы подавились.

Через минуту Матушкин открыл глаза. Батурин и дальше лежал беспомощный, но казалось, что дышит уже легче.

– Ну а этому уже ничто не поможет. – Рудницкий посмотрел на Ершова.

Жандарм был мертв. Его лицо приобрело синь неба.

– И на мече что-то было, – хмуро констатировал поляк.

– Это нас… вылечит? Эта кровь? – спросил Самарин.

– Без понятия. Теоретически… – Алхимик пожал плечами.

Офицер посмотрел на руку: кожа стала почти нормального цвета. Заражение отступило. Он сжал руку в кулак.

– Это работает! Ничего не болит.

– Понятно. Посмотрим, какие будут побочные эффекты. Кто знает, не пожалеем ли мы о том, что выжили…

– Идем?

– Секундочку, нам нужно тут еще кое-что сделать.

– Ну, конечно, – бросил Самарин. – Надеюсь, что сердце у этой скотины там же, где у всех, – добавил он, вытаскивая саблю.

Глава II

Рудницкий неспешно шел по чисто выметенному тротуару. Липовая – это не центр города, но достаточно близко к Краковскому предместью, чтобы дворники старались, махая метлой в такт его трости. Не было повода беспокоиться: ценные ингредиенты отдыхали в сейфе, а лицензию можно и выкупить. Даже если и переплатить. Но! Если бы только лицензия! Успех последней вылазки превзошел все ожидания. Однако это вызывало беспокойство. И этот лейтенант…

По приказу Самарина патруль проводил его до самого дома, хотя Рудницкий по собственному опыту знал, что русские не только не беспокоились о стервятниках, подстерегающих возвращающихся из анклава алхимиков, но даже наблюдали за этим действом с ироничным удовлетворением. Не раз и не два в канаве обнаруживали труп адепта «королевского искусства». Ну, – говорили власти, – Варшава – это небезопасный город… А тут гляди: охрана для Олафа Арнольдовича. Благодарность? Возможно, однако Рудницкий не мог избавиться от ощущения, что тут что-то большее.

Он остановился перед вмонтированным в витрину зеркалом, нервным жестом дотронулся до щеки: под левым глазом, там, где прошлись когти демона, было заметно меняющееся пятно. Вчера оно напоминало дракона, сегодня – розу. В оттенках старого серебра. Безумие…

Он бросил мрачный взгляд в зеркало, делая вид, что поправляет шляпу. Нечем было восхищаться: обычный тридцатилетний мужчина, с худым, волчьим лицом и редкой сединой на висках.

Небольшой, шустрый, словно искра, парень с проникновенным дискантом оглашал последние сенсации в прессе, поддерживая сумку с газетами, что висела на плече. Рудницкий кинул ему пять копеек и взял еще пахнущий печатной краской экземпляр «Варшавского курьера». Посреди анонсированных на первой странице статей выделялась одна, информирующая про несчастный случай в комендатуре. Полковник Круглов застрелился во время чистки своего оружия. Значит, можно будет сэкономить на взятках…

С соседней улочки неслись литургийные песнопения, переплетающиеся с зазывающими криками торговца «единственными эффективными амулетами». С начала проникновения много людей вспомнили про религиозные обязанности, костелы и церкви трещали по швам. Не то чтобы это помогало. В свое время, еще до возведения стены, экзарх Тихон возглавил торжественную процессию к центру анклава. Со стягами, иконами, кадилами и святой водой. Не вернулся ни один из нескольких сотен участников шествия.

Стоящая на углу улицы проститутка распахнула дорогое, скорее всего ворованное пальто, демонстрируя белые бедра и поношенное, но чудо, чистое белье. Рудницкий энергично отогнал ее тростью, пытаясь игнорировать импульс, приказывающий присмотреться к девушке повнимательней. «Самое время найти какую-нибудь милую панночку, – подумал он с грустью. – Ваша жизнь утекает между пальцев, Олаф Арнольдович, вот так-то!»

Его размышления прервал стук дрожек, нет, не дрожек, а украшенной гербом кареты, которая остановилась рядом с ним, заехав на тротуар. Рудницкий с проклятиями отскочил.

– Нехорошо начинать день с брани, – заметил Самарин, открыв двери. – Прошу. Надо поговорить.

Алхимик подозрительно прищурился: офицер был без жандармского плаща, а сияющие от золота эполеты идентифицировали его как полковника. Сейчас понятно, почему солдаты называли его высокоблагородие…

– Откуда карета? – спросил поляк.

– У тетки одолжил, а честно говоря, у теткиной бабки. Старушка отдала ее в мое распоряжение, поскольку у нее несколько таких.

– Но это не ястшембец, – заметил Рудницкий, показывая на герб.

– Садись давай, – нетерпеливо произнес Самарин. – Тетка из рода Квашинина-Самарина, это другая ветвь. От ястшембца тут осталась только подкова на груди орла. Тетка вышла за генерала Волконского, но после его смерти использует свой герб.

Алхимик влез в карету и, ободренный жестом офицера, уселся на мягкую, оббитую кожей кушетку.

– Слушаюсь, господин полковник, – сказал равнодушным тоном алхимик.

Самарин вытащил из переносного бара бутылку коньяка и, разложив дорожный столик, разлил алкоголь в хрустальные бокалы.

– Выпьем, – предложил он. – И без церемоний… кузен. Этикет меня утомляет.

Рудницкий расхохотался, но не запротестовал, хотя идея о родственных связях с русским была полным абсурдом. Самарин оказался не только благородным, а еще и аристократом.

– Кем вы… кто ты? – исправился он, пробуя выпивку.

Запахло ягодами и ванилью, а в нёбо ударила волна огня со вкусом шоколада.

– Офицер Личного Конвоя Его Императорского Величества.

Рудницкий нервно сглотнул слюну: солдаты элитной царской гвардии последний раз посещали Варшаву вместе с императором в тысяча восемьсот девяносто седьмом году. Только сейчас алхимик увидел на груди Самарина медаль с инициалами Николая II.

– Нет, нет, о приезде Его Величества речь не идет, – ответил русский на незаданный вопрос. – Проблема – это анклав.

– Куда мы едем?

– К тебе, нам надо спокойно поговорить.

– Я, собственно, шел в канцелярию генерал-губернатора. Как ты знаешь, моя лицензия закончилась, и я хотел бы…

– Без проблем, – оборвал его на полуслове Самарин. – Вот твоя лицензия.

Рудницкий молча изучал официальный документ, с недоверием качая головой.

– Действительна год, – сказал он наконец. – В то время как в законе говорится, что такого типа сертификаты можно выдавать на срок не больше недели. И подпись! Вместо генерала Скалона тут подписал какой-то… граф Самарин, – закончил он тихо.

– Это важно? – буркнул россиянин. – Так или иначе, лицензия была выдана согласно с законом.

– И что ты хочешь взамен? – открыто спросил алхимик.

– За лицензию? Ничего. Она твоя без каких-либо условий. Скажем, что это компенсация за все те взятки, что ты вынужден был платить Круглову. Тем не менее есть несколько вопросов, которые мы должны обсудить. Важных вопросов.

– Важных для кого? – с раздражением буркнул Рудницкий. – Знаешь, до этого времени я не вмешивался в политику и не хочу это менять. Я не из тех, кто кидает бомбу в полицмейстера, но и с лоялистами мне не по пути.

– Важных для всех, – с нажимом ответил Самарин. – Для меня, для тебя, для русских и поляков. И если речь о тех же политических разногласиях, то я подозреваю, что скоро они утратят какое-либо значение.

– С чего бы?

Карета дернулась и остановилась, полковник выругался, вытирая с рукава алкоголь.

– Держу пари, он сделал это специально, – пробубнил он.

– Кто?

– Кучер. Никогда меня не любил. Когда я был маленький, он постоянно дергал меня за уши.

– Может, ты был непослушным? – предположил Рудницкий, пытаясь сдержать улыбку.

– Очень смешно, – сухо бросил офицер. – Давно бы вышвырнул его на улицу, но тетка не позволяет. Создается впечатление, что это ее забавляет.

Они вышли на улицу, Самарин держал бутылку коньяка. Карета остановилась точно напротив аптеки Рудницкого.

– Возвращайся к княгине, – велел кучеру офицер. – Холодно сегодня.

В его голосе не было гнева, только осторожная просьба.

– Как прикажете, барин, – рявкнул кучер, резко трогая.

Самарин беспомощно покачал головой: отъезжая, кучер обляпал его грязью.

– Я не негостеприимен, но должен зайти первым, – заявил Рудницкий.

– Естественно, мне отвернуться?

– Не нужно, – ответил алхимик.

Рудницкий открыл двери, вместе с поворотом ключа выполняя левой рукой какие-то сложные пасы.

– Voilà!

Самарин зашел следом и внимательно огляделся: помещение было заставлено стеллажами под самый потолок, за аптечным прилавком располагались застекленные шкафчики, заполненные таинственными препаратами. Стоял аромат трав, карболки и влажной земли.

– Идем наверх, – пригласил алхимик. – Что правда, мое жилище не напоминает комнаты, к которым вы привыкли, господин граф, однако…

– Тут есть еще какая-то защита? – прервал его Самарин. – Знаешь, магические ловушки и тому подобное?

– Зачем тебе знать? – осторожно спросил Рудницкий.

– Не хотелось бы поджариться, когда пну тебя под зад, – объяснил офицер. – У меня был тяжелый день, утро провел в комендатуре, имея дело с дураками типа почившего Круглова, потом меня терроризировал восьмидесятилетний кучер моей тетки, а сейчас пытается оскорбить польский алхимик. Лицензированный, – с сарказмом добавил он. – Самое время что-то с этим сделать…

Рудницкий пытался удержать серьезное выражение лица, но расхохотался.

– Я покажу дорогу пану графу, – сказал он, поднимаясь по ступеням.

Самарин выругался и последовал за ним.

* * *

Алхимик посмотрел на свет бутылку из темного стекла и, не обнаружив там алкоголя, со вздохом потянулся за следующей. Принесенный Самариным коньяк давно уже закончился.

– Что ты обо всем этом думаешь? – спросил россиянин.

Офицер говорил слегка невнятно, однако четкие движения говорили о том, что он все еще себя контролировал.

– То, что у нас будет похмелье, хотя все мои продукты многократно дистиллировались и…

– Я про анклав, придурок! Думаешь, вся эта теория мультивселенной чего-то стоит?

– А я знаю? Многие религии утверждают, что рядом с нами есть и другие вселенные. Индуизм, буддизм… Наверное, их больше, я не очень в этом разбираюсь.

– Ну, хорошо, пусть будут, но что с анклавами? Почему они появились именно сейчас?

– Черт знает, только ли сейчас. Мир полон мифов и легенд о магах, чудотворцах, контактах с потусторонним. Многие из них рассказывают о временах, когда по миру ходили боги и демоны. Может, это не первое проникновение?

– Сбрендил? Магия ведь не работает! Не работает, – возмутился офицер.

Рудницкий скривился, покатал стакан: они уже несколько часов как отказались от бокалов.

– Возможно, все те явления имеют такой же характер, как приливы и отливы. Понимаешь, наступает проникновение, и появляются у нас существа из других вселенных, вместе с магией, алхимией и черт еще знает чем. Вместе с ними появляются гримуары, алхимические трактаты, возможно, новые религии… Потом проникновение заканчивается, исчезает коридор, что соединяет нас с другими вселенными, и ученые констатируют, что никакой магии нет, а алхимия – это обман.

– Это можно использовать для нападения? Все эти алхимические ингредиенты и магию? По отношению к людям, ведь в фауне, что живет в анклаве, у меня нет ни малейших сомнений.

– Откуда мне знать? Анклав появился только в прошлом году, не проводилось никаких исследований, а я всего лишь аптекарь.

– Олаф, ради бога! Я спрашиваю тебя как друг, а не как царский чиновник! Как ты думаешь, почему я позволил тебе оставить все те твои… трофеи? Не говоря уже про меч. Тебе показалось, что я не заметил, как ты его прятал? Я хочу только…

– Я тоже хочу получить ответ на несколько вопросов, – бесцеремонно прервал его Рудницкий. – До того, как отвечу на твои.

Лицо Самарина побагровело, было видно, что он не привык, что ему выдвигают условия, но в конце концов он гигантским усилием воли взял себя в руки.

– Спрашивай, – процедил он.

– Круглов – твоя работа?

– Моя.

Алхимик кивнул, как человек, подозрения которого подтвердились.

– Что происходит? Откуда такая паника? Ты же не случайно тут оказался…

– Тебе о чем-то говорит фамилия Блиох?

– Ты про Ивана Блиоха[3]3
  Иван Станиславович Блиох – (на польском Jan Bloch) – (1836–1902) русский банкир, концессионер железных дорог в Российской империи, меценат, деятель международного движения за мир.


[Закрыть], того банкира и предпринимателя? Короля железных дорог? – Рудницкий поморщился.

– Именно.

– Так он же умер, кажется, в тысяча девятьсот втором.

– Конечно, однако перед смертью он издал книжку «Будущая война», – сухо проинформировал офицер. – В нескольких томах.

– Не слышал.

– Не ты один, – буркнул Самарин. – Хотя в свое время она наделала шума. Ваша Академия наук выдвинула его на Нобелевскую премию.

– Ну хорошо, и в чем дело?

– Приближается война, – устало произнес офицер. – Не какая-то банальная авантюра, а большой мировой конфликт. Не хватает только одного: предлога. Учитывая международную ситуацию, это вопрос месяцев, самое большее – года.

– Но…

Самарин остановил его, поднимая руку.

– Позволь мне закончить, – попросил он. – Все высшие чины, все эти старые пердуны верят в блицкриг, прирожденное превосходство собственной нации и не сомневаются, что Бог на их стороне. Книга Блиоха – это единственный разумный анализ проблем будущей войны. К сожалению, малооптимистический. Массовые, насчитывающие миллионы солдат армии, огромные потери, возникающие в результате неспособности устаревшей военной доктрины адаптироваться к условиям современного поля боя, экономический упадок вследствие ведения длительных, изнурительных битв и возникающие из-за этого волнения в низших слоях общества… Волнения, угрожающие революцией. Это только некоторые проблемы, ожидающие нас. И если бы только это!

– Я не особенно интересуюсь политикой, но думаю, что проникновение уменьшило споры между мировыми державами, – отозвался с беспокойством в голосе Рудницкий. – Анклав – это проблема для всех…

Самарин выпил одним махом полстакана, вытер губы нетерпеливым жестом.

– Так это выглядело, – признал он. – Вначале… Некоторое время назад немцы и японцы начали эксперименты в своих анклавах. Это секретные проекты, хотя известно одно: они связаны с будущей войной. К тому же некоторые существа оказались на свободе, а в Москве убит начальник охраны. Не от пули или бомбы, а предположительно… – Офицер стиснул зубы, не закончив предложение.

Рудницкий проинформировал собеседника, что думает на тему смерти московского сановника, используя термины, обычно считающиеся оскорбительными. Спокойно и не повышая голоса, но с вызывающим блеском в глазах.

– А сейчас спроси меня, зачем тебе об этом волноваться? – произнес с каменным лицом Самарин.

Алхимик бросил на него гневный взгляд и вместо того чтобы продолжать дискуссию, занялся разливанием водки.

– Ну? – буркнул он через минуту. – Зачем?

– Потому что, если можно таким образом убить человека, у которого действительно хорошая охрана, тогда можно убить любого, – процедил россиянин. – И никто не может гарантировать, что магию будут использовать только террористы, нет, пардон, борцы за свободу. А что, если ее попробуют обычные преступники? Может, и на тебя когда-нибудь… – Самарин замолчал, заметив выражение лица поляка. – Они уже пробовали, правда?

– Месяц назад, – признался Рудницкий. – Вскоре после смерти дяди. Только это не бандиты.

– Как это не бандиты? Ты говорил, что не лезешь в политику. И что случилось с твоим дядей? Поскольку, я так понимаю, он не умер естественной смертью?

– Нет. Что случилось? Полковник Круглов, вот что случилось! Дядя наткнулся в анклаве на что-то, за что убил бы каждый алхимик. Он хотел оставить его как депозит в сторожевой башне, но Круглов отказался. Потребовал взятку. Проблема в том, что дядя не имел при себе такой суммы, а тот из чистой вредности захотел оплату наперед. Ну и убили его «не идентифицированные преступники». По дороге домой.

– Олаф Арнольдович… – Самарин поднялся. – Мне очень…

Рудницкий остановил его вялым жестом.

– Успокойся, ты ни в чем не виноват, тебя тут не было. Вернемся к делу: я не знаю, кто конкретно пытался меня убить, однако это должен быть кто-то из моей сферы.

– Алхимик?

– Или маг.

– Почему?

– Дядя был библиофилом, владел несколькими редкими гримуарами. Тогда, перед проникновением, это не имело большого значения, сейчас совсем наоборот. Понимаешь, эти все магические учебники и алхимические трактаты содержат много ерунды. Лишь в немногих что-то существенное. Те, кто убил его, не только забрали… трофей, но и поняли, что дядя располагал некоторыми подсказками. Информацией, не доступной для других. Они хотели меня убрать, чтобы наложить лапу на собрания дяди.

– Каким образом?

– Каждый алхимик переписывает имущество на гильдию. Такое правило. И гильдия вступает в наследство, если у покойника не осталось наследников. А я единственный кровный родственник дяди.

– И что это за гильдия?

– «Серебряный замок».

– Это филиал «Северного ветра»?

Рудницкий кивнул.

– Что такого нашел твой дядя?

Поляк прикрыл глаза, казалось, что он задремал. Самарин терпеливо ждал, не нарушая тишины.

– Первичную материю, – наконец ответил он. – Любой алхимик отдал бы душу, чтобы ее добыть. Реализация извечных мечтаний человечества, таких как трансмутация или создание панацеи, возможны только с ее помощью. Это Святой Грааль алхимии.

– И что такое эта материя?

– На протяжении веков ее искали в воде, в завязях растений или животном мире. Но реальность оказалась менее сложной. Но одновременно очень сложной… Почти все в анклаве содержит первичную материю. Однако преимущественно в небольшом количестве, это что-то, что позволяет нарушать действующие законы физики, но не отменяет их. Отсюда успех алхимии, отсюда магия. Но в анклаве есть материя и в наичистейшем виде. Вот! Может, это даже больше, чем материя. Эта субстанция позволяет создавать настоящие чудеса. Одна из книг утверждает, что это из нее Бог создал первого человека.

– Из «земной пыли»? – удивился Самарин.

– Возможно, я же не теолог, – ответил Рудницкий. – Однако совпадения заставляют задуматься: некий Олимпиодор соединил что-то, что назвал «черная земля», с созданиями, прозванными как «theokatáratos», что переводится как «проклятые Богом». А в одном из текстов из собрания дяди говорится, что Бог создал не только Адама и Еву, но и… других существ. Тем не менее они выбрали зло и были прокляты. Только у них не забрали бессмертие, как у первых людей, а только изгнали.

– Поэтому…

– Вижу, ты уже догадался: да, эти демоны, или как их там зовут, это, собственно, и есть «theokatáratos». Их тела содержат не только элемент бессмертия, но и силу, которую можно создавать словом. Скорее СЛОВОМ. Актом воли. Потому мы выжили, потому оправились от ран, которые должны были убить нас в течение нескольких ударов сердца…

– То есть магия работает и без использования ингредиентов из анклава. Я сам видел, как…

– Естественно, – перебил его Рудницкий. – Однако это лишь маленькие трюки. Возможно, анклав образует что-то типа магнитного поля. Поля, которое влияет на законы нашей Вселенной. Так или иначе, об этом можно не беспокоиться. Другое дело, если в ритуалах используют элементы из анклава. Лишь они дают настоящую силу.

– А предметы? Например, этот меч?

Алхимик подошел к солидному настенному сейфу и после пары минут манипуляций с замком вытащил черный меч.

– Держи! – Он кинул его Самарину.

Офицер отскочил с проклятиями.

– Чокнулся? Я мог пораниться! Или отравиться.

– Не мог, – заверил его Рудницкий. – Возьми его за лезвие, – приказал он. – Ну, смелей.

Самарин осторожно дотронулся до лезвия, рассматривая его под лампочкой, наконец провел вдоль него пальцем.

– Это оружие тупое! – воскликнул он.

– Конечно, – кивнул алхимик. – Однако не совсем…

– Не понял.

– Идем со мной.

Мужчины спустились на первый этаж, и Рудницкий открыл двери во двор.

– Видишь ту перекладину? – спросил он.

– И что?

– Попробуй отрубить часть трубы.

– Смеешься? Она же толстая, как запястье мужчины. А если лезвие разлетится…

– Боишься?

Самарин гневно фыркнул и замахнулся, прикрывая глаза рукой. Черное лезвие разрубило толстую трубу, словно та была из фанеры, а не железа.

– Это невозможно!

– Возможно, возможно. Я говорил, что в контакте с первичной материей принимается во внимание намерение. Ты не хотел отрезать себе пальцы, поэтому лезвие стало тупым. А потом ты захотел что-то уничтожить.

Офицер долго разглядывал меч, несколько раз перекидывал его из руки в руку и снова разрубал железную трубу. Металлическая конструкция стала напоминать произведение абстрактного искусства, а не прозаичный инструмент для выбивания ковров.

– Значит, в анклаве можно найти оружие, – сказал Самарин.

– В определенном смысле, хотя ты сам понимаешь, что это не вундерваффе[4]4
  Wunderwaffe – (с нем. чудо-оружие) – термин, обозначающий совокупное название масштабных исследований, направленных на создание новых видов вооружения.


[Закрыть]. Такой меч мог дать преимущество в Средневековье, а не сейчас.

– Возможно…

– Вернемся. – Рудницкий протянул руку за мечом.

Офицер отдал его с явной неохотой.

– Ты поможешь мне? – спросил он.

– В чем?

– В предотвращении экспансии анклава, в чем же еще? Поскольку я сомневаюсь, что мог бы убедить тебя работать на Его Величество. А может, все-таки?

– Правильно сомневаешься, – сухо ответил Рудницкий.

– Эта кровь, что мы выпили, не приведет к каким-то побочным эффектам? – поднял тему Самарин, когда они снова сели за стол.

– Откуда мне знать? Никто этого не исследовал. Мы будем первыми. Главное, что мы выжили.

Россиянин тяжело вздохнул. Выражение лица офицера говорило, что он не слишком доволен тем, что услышал.

– Ну что снова?

– Не знаю, обратил ли ты внимание, но у создания, что мы убили, кое-чего не хватало в анатомии…

– Чего, к чертям, не хватало? Что ты несешь?

– У него не было одной детали, очень важной для мужчины…

Рудницкий нахмурил брови, не понимая, в чем дело, а когда до него дошло, он расхохотался.

– Ваше благородие боится за свою мужественность!

– Очень смешно! – обиженно буркнул Самарин. – Некоторые из нас имеют личную жизнь.

– Изв… извини, – пробормотал алхимик.

– Вернемся к делу: как тебе мое предложение?

Рудницкий пожал плечами, болтая алкоголь в стакане.

– Не знаю, – искренне ответил он. – Я должен подумать. Кроме того, переезд в Москву…

– Какой переезд?

– Ну, ты говорил, что граница московского анклава была разорвана?

– Я говорил про убийство московского начальника охраны, – поправил Самарин. – Границу анклава нарушили в Варшаве.

– Как в Варшаве?! Я читаю газеты, и там не было…

– Взрыв газа в каменице на Волчьей, – прервал его россиянин. – Трупы лежали в луже крови, но вскрытие не выявило никаких ран. Чтобы замести следы и не вызвать панику, здание взорвали. Поэтому меня вызвали из Петербурга.

– Что со стеной? – быстро спросил Рудницкий. – Все серебряные прутья соответствующей пробы и все на месте?

– Естественно, – хмуро ответил Самарин. – Даже такая гнида, как Круглов, не отважился их трогать.

– Невозможно! До этого времени серебро всегда было непреодолимым барьером!

– Ну да, невозможно, но случилось.

Алхимик вскочил на ноги, открыл окно и помассировал виски.

– Черт его побери! Не могу думать после выпивки! Если демоны вырвались на свободу, нужно предупредить людей!

Самарин скривился, услышав «демоны», но не стал протестовать.

– Не бойся, предупредим, – буркнул он. – Если в течение недели не уладим это дело, генерал-губернатор введет чрезвычайное положение.

– Вы исключили все естественные причины? То есть не естественные, но не связанные с анклавом? Газ, яд…

– А как же. Поверь, мы это проверили в первую очередь. Полиция обычно ищет преступников среди людей, а не демонов. Псевдодемонов, – исправился Самарин, игнорируя ироничную улыбку алхимика. – Ну что? Поможешь мне или нет?

Рудницкий сел на подоконник и подставил лицо холодному вечернему ветру. Они проговорили почти весь день.

– Ты же понимаешь, что это может плохо закончиться? – спросил он, глубоко вдыхая.

– Что конкретно?

– Это наше… сотрудничество. Как на это ни смотри, мы по разные стороны баррикады. Нет! – Он поднял руку. – Позволь мне закончить. Конечно, у нас общая цель: защитить границы анклава. Но что потом? Ты ступаешь по острию бритвы. Представь себе, что бы сказали твои подчиненные, если бы узнали, что ты позволил мне оставить меч. Ты же не заберешь его, правда?

– Не заберу, – признал Самарин, закусив губу. – Только знаешь что? Я доверяю тебе. Там, в анклаве, ты мог привести нас к чудищу и вмешаться только тогда, когда б мы его ранили. Тебе бы не понадобилось мое разрешение, поскольку трупы не могут протестовать. Потому я верю, что, если наши дороги разойдутся, ты просто скажешь мне. Я обещаю то же самое. Ну так что?

– Я же сказал: надо подумать, – после короткого замешательства ответил алхимик. – Дай мне немного времени.

– До послезавтра? Не хочу на тебя давить, но у меня нож у горла.

– Договорились, – пообещал Рудницкий. – А теперь, вашблагородие, принесите следующую бутылку, а то я немного не того… Да, из того шкафчика. Темное стекло. Те, слева не трогай. Это для потенции.

* * *

Рудницкий прислонился горящим лбом к большой банке с квашеными огурцами и тихо застонал. В это утро он все делал медленно и тихо, жизнь не подготовила его к последствиям такой мощной попойки. Горечь алхимика усиливало осознание того, что он страдает один: Самарин храпел в его кровати.

Еще одним тревожащим его вопросом было предложение россиянина. Рудницкий вздрогнул от мысли, что вынужден будет снова посетить анклав, и это не из-за нескольких алхимических ингредиентов. Если бы только это! Не было сомнений, что Самарин попросит помощи также и в деле рыскающих на свободе бестий. Между тем сама идея снова столкнуться с фауной анклава вызвала в нем дрожь. «Не все могут быть героями», – подумал алхимик со злостью.

Грустные размышления были прерваны звуком тяжелых шагов, похоже, его домработница пришла на работу. Писклявый мальчишеский голос свидетельствовал, что пришла с малолетним сыном. Рудницкий закусил губу, в этот момент он бы хотел, чтобы Оконёва забыла про свои обязанности. К сожалению, сорокалетняя крепкая баба из-под варшавской Зеленки была такой же неуклюжей, как и добросовестной. Ну и, в конце концов, он ее нанял не из-за интеллектуальных качеств…

– О, Иисусе милосердныя! – Женщина заламывала руки, остановившись на пороге. – Нажралися! – добавила она осуждающим тоном.

– Не могли бы вы говорить потише? – попросил Рудницкий.

Он не пытался оправдываться: колоннада пустых бутылок и царящий в квартире бардак говорили сами за себя.

– Алхоголикам всегда громко, – прокомментировала она хмуро. – И хужее тем, хто напивается один. И со стакана. Божья милость!

Рудницкий через силу сконцентрировал зрение – на столе стоял только один стакан. Похоже, россиянин свой забрал в кровать.

– Марек, – сказал он хриплым голосом сыну Оконёвой, – сбегай в книжный Шиллера в Новом Свете и купи мне книгу Ивана Блиоха «Будущая война». Все тома. Запомнил? Иван Блиох.

– А что там запоминать? – шмыгнул веснушчатым носом мальчик. – Блиох, «Будущая война». А на конфеты дадите? – спросил он хитро.

– Дам, но как вернешься. А сейчас держи, – алхимик протянул пять рублей.

Золотая монетка исчезла в не слишком чистой ладошке, и Марек побежал к дверям.

– Только бы покупать книги, – пробубнила женщина. – И пить. Чё такое?

– Я бы попросил вас потише, – застонал Рудницкий. – И не убирайте в спальне, чтобы не разбудить их благородие.

– Какое снова их благродие? – перепугалась домработница. – Это ж из господ? Тот, кто пьет кровушку из работников и девушек соблазняють?

Алхимик поднял банку и сделал несколько глотков кислого, освежающего рассола.

– Какое их благродие? Нормальное, русское. Вижу, вы снова читали социалистические листовки и дешевые романы, – заметил он. – Стыдно! А в костеле говорили, что нужно остерегаться красной чумы… И в кого же в этот раз влюбился прекрасный принц? Нет, не говорите! Я сам угадаю. В служанку!

– Не в служанку, а в дочь бедной вдовы, – с обидой в голосе ответила женщина. – А благородий я боюся. И моя нога не появится в этом доме, пока благородия тутай будут!

Рудницкий прикрыл глаза, пытаясь игнорировать грохот в висках. Несмотря на все недостатки Оконёвой, она была кристально честна, чего не скажешь об остальных, нанятых еще его дядей. А сейчас, больше чем когда-либо, он не мог себе позволить незнакомых людей в доме. Уборка предполагала слишком много возможностей для кражи.

– Он не из таких благородий.

– То есть не такой плохой? – неуверенно спросила женщина.

– Угу, – кивнул алхимик. – Да и немного в нем того благородия. Понимаете, благородия бывают разные, большие и маленькие. Он не из тех самых больших, что пьют кровь пролетариата.

– Это как с собаками? – спросила домработница. – У доктора Роттера борзая, а у пани Гуркевич карликовый пинчер.

– Именно так, – похвалил ее алхимик. – Это такой карликовый пинчер среди благородий…

– Ну тогда не большая он шишка, – с облегчением признала Оконёва. – Тогда я поубираю.

* * *

Рудницкий нетерпеливо перевернул следующую страницу, скользнул взглядом по графикам и таблицам. В отличие от других авторов, пишущих на военные темы, Блиох не подчеркивал своих знаний, не излучал уверенности в себе, подавал только данные. Сухие, точные, устрашающие…

«Постоянное соперничество держав в вооружении, благодаря которому война даже во время мира разрушает народы, чем дольше продолжается, тем больше становится обременительной, предоставляет материал для общественного брожения, способствует развитию революционных течений, которые продолжают действовать в Западной Европе».

«Не только в Западной», – подумал алхимик. «Революционных течений» хватает и в Восточной: эсеры, анархисты, большевики…

«Однако из всех этих орудий смерти всплывает мысль, утешающая человечество: может быть, когда-нибудь наука изобретет устройство настолько ужасное, настолько устрашающее, настолько шокирующее человеческое существо, что всякая битва станет тщетной».