Текст книги "Судные дни"
Автор книги: Адам Нэвилл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Храп. Это всего лишь Дэн. Слава богу. Дэн напился и храпит».
Чуть не упав с кровати, он встал на ноги и уставился в темноту. Вытянул руки, пошевелил пальцами и нащупал оштукатуренную стену. «Почему так темно? Храм. Воздух храма в твоих глазах». Он почти закричал. Шторы. Вспомнил, что вечером задернул шторы. Вот почему так темно.
Стало легче. Сон, кошмар исчез, как мутная старая фотография. Просто сон. Фигуры на стене храма, ужасный случай с Гавриилом, полбутылки рома, усталость, незнакомая кровать в темной комнате, храп Дэна, другая страна, другой мир… слишком много всего. Ему приснился кошмар. Но как он мог упасть на кровать прямо из воздуха? Раньше Кайл никогда такого не испытавал.
«Это тоже часть сна. Как будто сходишь с тротуара».
Он потер ладони. Это совершенно точно были его ладони. Его руки. Его ноги – широкие ступни с костлявыми пальцами. Волосы перепутались, но это были его волосы, прямые, а не вьющиеся и не странные, как парик на манекене.
Рот пересох, как будто Кайл не закрывал его несколько часов, и ужасно хотелось пить.
В ванной, когда над головой вспыхнул ласковый ванильный свет, Кайл посмотрел на себя в безупречно чистое зеркало. Это точно был он. Сине-зеленые глаза, которые так нравились всем его девушкам. Тряхнул головой, прогоняя воспоминания об изменении конечностей, смещении костей, дизморфии плоти. Выпил холодной чистой воды из-под крана. Поднял от раковины мокрое лицо и посмотрел на темную комнату, где стояла кровать, на которой он больше не хотел спать. Но уже повернувшись к двери, краем глаза заметил в зеркале мутное отражение отметины на стене, прямо напротив раковины.
Кайл подошел поближе к грязным полосам над полотенцесущителем. Он дрожал – убеждая себя, что это из-за холодной плитки под ногами, от которой дрожь расходилась по всему телу, а не из-за того, что из стены торчали кости какого-то существа с четырьмя ногами.
Вблизи это оказалось больше похоже на отпечаток руки. Четыре тонких пальца с загнутыми кончиками. Как будто вцепившиеся в стену изнутри.
Внезапно Кайл почувствовал запах старого мяса – так пахнет кровь, скопившаяся под свиной отбивной, слишком долго пролежавшей в холодильнике. Он посмотрел на полотенца, ища предательское пятно. Те оказались чистыми, свежими и сухими. И в желтом свете ванной он вдруг понял, где уже видел такие вещи и чувствовал этот запах.
Одиннадцать
Мэнсфилд-стрит, Мэрилебон, Лондон.
16 июня 2011 года. 16.00
– Доброе утро, дорогой Кайл, – Макс, должно быть, прилип к дверному глазку, потому что, стоило Кайлу прикоснуться к кнопке звонка, он тут же распахнул дверь и предстал перед режиссером во всей красе: алый бархатный халат, строгие брюки, белая рубашка с галстуком и рубиновыми запонками.
Макс провел Кайла в длинный холл. Старомодная роскошь стен, обитых безукоризненно чистым кремовым шелком, пугала: так изображали прихожую рая в голливудских фильмах пятидесятых годов. В воздухе стоял запах роз и полироли: эксклюзивный коктейль, разлитый в другую эпоху. Длинные стеклянные панели, вделанные в потолок, давали интенсивный, почти флуоресцентный свет, в котором тяжелые ботинки Кайла выглядели крайне неуместно на фоне сверкающего бело-голубого мраморного пола. Время от времени попадались темные статуэтки и каменные фигурки на белых подставках. Что-то древнеперсидское. И огромное зеркало в позолоченной раме, отразившее каждую пору и морщинку на его помятом лице.
– Симпатичная квартира.
– Спасибо.
Кайл бежал на Мэнсфилд-стрит от самой станции метро «Риджент-стрит» и остановился, только когда увидел здание, где обитал Макс. Холл, в котором он ждал, когда его впустят внутрь, был раз в шесть больше его собственной квартиры, а коричневый ковер, густотой напоминавший медвежью шкуру, простирался от одной мраморной стены до другой. Швейцар в серебряной ливрее позвонил Максу на домашний телефон, чтобы доложить о госте. Кайлу пришлось записать свое имя в журнал в кожаной обложке размером примерно с альбом для марок, пока его не проводили к стальным дверям лифта, отполированным, как зеркало.
Едва открыв дверь, Макс принялся сообщать новости:
– Гавриила перевезут в Англию через пару дней и поместят в больницу. Операция прошла успешно, но он страдает от инфекции.
Кайл вздрогнул и пообещал себе навестить Гавриила, хотя эта идея его совершенно не радовала. Кайла донимало слабое чувство вины из-за происшедшего: он слишком увлекся съемкой и злился на старика и поэтому не стал за ним следить. А еще он хотел спросить Гавриила о том, что там говорил врач о птицах и собаках, и от этого чувство вины только усиливалось. Сцена со стариком на больничной койке после встречи с одним из капканов сестры Катерины была бы ненормальной, безвкусной и абсолютно недопустимой, но все же упускать такой материал не стоило. Вот только Кайл все не мог забыть костлявую руку на стене ванной, он не говорил о ней Дэну до самого рассвета, и с первыми лучами солнца она почти исчезла, выцвела. Они засняли, что осталось, и убежали. Дэн хранил тревожное молчание всю обратную дорогу. И это было плохо. Он должен остаться в деле.
Макс позвонил в нормандский отель чуть свет – ему не терпелось увидеть отснятый материал. Его отношение к случившемуся со Сьюзан и Гавриилом неприятно поразило Кайла – не столько своим легкомыслием, сколько тем, что оно стояло явно на втором месте после съемки.
Соломон согласился обсудить ситуацию только после того, как увидит материал с фермы. У Кайла была с собой пленка, которую он собирался отдать Маусу после встречи: тот собирался работать всю ночь.
– Надо было взять с собой солнечные очки, – сказал Кайл и проследовал за Максом, обутым в лоферы из бычьей кожи, дальше в пентхаус. В этой квартире совершенно не было теней. Яркий белый свет заливал каждый угол, и Кайлу казалось, что даже его тело просвечивает насквозь, – впрочем, из-за этого он странным образом расслабился. Лампы и светильники горели во всех роскошных комнатах, мимо которых они шли.
– Простите?
– Свет, Макс.
– Ах да. Ярковато, если вы к такому не привычны. Но свет, мой мальчик, так же важен для жизни, как вода. Он очищает душу. Открывает сердце. Прочищает мозги. Чувствуешь себя счастливым, правда.
– А по мне, тут как в метро. Вы весь день свет жжете?
Макс кивнул и провел его в комнату – то ли кабинет, то ли домашнюю студию: кожаные кресла перед цифровым экраном.
– Я страдал из-за сезонных расстройств. Депрессия, знаете ли. Это продолжалось много лет, пока я не открыл для себя свет полного спектра. Он изменил мою жизнь. Световые коробы стоят в каждой комнате. На заказ делали. Потолочные светильники имитируют лучи рассветного солнца. Четыре тысячи свечей днем, десять тысяч – ночью и зимой. И еще настольные лампы.
Макс кивнул в сторону залитого солнцем окна:
– Отличная погода же.
Макс посмотрел на Кайла с такой серьезностью, что тому стало неудобно: как будто поспорил со случайным чуваком в пабе, фанатично верящим в полную ерунду.
– Я не искушаю судьбу, Кайл. Я хочу, чтобы моя жизнь была залита светом. Вот поэтому мое скромное убежище таково.
– Понятно. – Если бы тут был Дэн, он бы устроил истерику.
– Вы знаете, что у нашей компании есть определенные интересы в области исследования сезонных аффективных расстройств? В основном, за границей. Но и здесь это приобретает популярность. Мир просыпается для нового света. Могу дать вам несколько ламп домой.
– Нет, спасибо. Люблю полумрак.
– Я настаиваю. Вечером вам доставят пару настольных ламп. Торшер. Может быть, световые коробы для ванной и кухни, для этих жутких лондонских вечеров. И Дэну тоже.
– Правда не стоит…
– Чепуха. Пусть это будет подарок за тяжелую работу. Работа должна быть оценена по достоинству, мой друг. Вы уже довольно глубоко проникли в тайну Последнего Собора. Попробуйте лампы прямо сегодня. Вы сразу заметите разницу, – Макс втянул воздух и задрал подбородок, как будто пришел к какому-то решению, отогнав лишние мысли, и ему стало легче.
– Спасибо.
– Пустое. Я могу просить вас об одном одолжении?
– Да.
– Пожалуйста, больше не называйте меня идиотом.
– Это было очень грубо с моей стороны.
– О, я тоже совсем забыл о хороших манерах. Может быть, кофе? Перекусить? Или поужинаете потом?
Кайл так спешил к Максу, что не ел ничего с самого парома. И больше не спал после той ночи. Иногда он зевал прямо посреди слова.
– Я бы съел что-нибудь. Встал очень рано.
Макс подошел к двери и крикнул:
– Айрис!
– Сэр? – донеслось откуда-то издали.
– Кофе на двоих. Пирожные.
После глуховатого «Да, сэр» Макс вернулся к Кайлу.
– Отличная техника, Макс.
– Да. Я часто смотрю тут срочные заказы и монтажные сборки. Работа не ждет.
Письменный стол выглядел так, как будто на его кожаную столешницу когда-то клал карты Африки сам Сесиль Родс [7]7
Сесиль Джон Родс (5 июля 1853 – 26 марта 1902) – английский и южноафриканский политический деятель, бизнесмен, инициатор английской колониальной экспансии в Южной Африке.
[Закрыть]. Макс устроился в одном из двух кожаных кресел, едва не утонув в нем. Над ними нависал плазменный экран диагональю минимум дюймов пятьдесят. Кайл сел в соседнее кресло и полез в сумку за шестью флешками с материалом из Нормандии.
Айрис оказалась маленькой круглой ирландкой с седыми волосами на голове и подбородке. Она внесла кофейник и стеклянное блюдо. Пышный фруктовый кекс с бумажной оборкой казался слишком красивым, чтобы резать его серебряным ножом, который принесла женщина вместе с двумя тарелками, тонкими, как морские раковины, маленькими серебряными вилочками и красными льняными салфетками в серебряных кольцах с монограммой.
– Отличный кекс, – сказал Кайл с набитым ртом.
Айрис ушла, слегка шаркая ногами в тапочках, и закрыла за собой звуконепроницаемую дверь.
Макс смотрел на флешки, и его тонкие губы кривились, как будто от отвращения. К кексу он даже не прикоснулся. Кайл жевал уже третий кусок – нервничал он так, что жрал как в последний раз.
– Это все?
– Да. Маус сегодня сделает монтаж.
– Загрузите все на сайт, как только будет готово. А где Дэн?
– На другой работе.
– Хорошо.
– Я увижусь с ним завтра и обсужу американские съемки.
Макс, казалось, не слушал. Он смотрел на флешки, как будто это были пробирки с культурой бубонной чумы.
– Макс? Макс?!
– Да?
– Как умерла Сьюзан Уайт?
Соломон закрыл глаза:
– Инсульт, – снова открыл, – дома. В мансарде, в Брайтоне. Ее дочь не дождалась ее в Борнмуте и не дозвонилась. Это случилось вчера. Она приехала и нашла мать. Та лежала в куче подушек. Все еще живая. Умерла позже, в больнице, не сказав ни слова. Я звонил днем, чтобы обсудить интервью. Трубку взяла ее дочь, она-то мне и сообщила.
– Вы дружили?
– Недолго. Но недавно снова нашли друг друга.
– Грустно. И странно.
Макс посмотрел на Кайла так, как будто опасался, что тот все поймет.
– Эти флешки… – Кайл не знал, как начать и как объяснить, что там записано, – как и со съемками из Холланд-парк… тут что-то не так.
Макс бесшумно повернулся на кресле. Тронул наманикюренной ручкой слегка дрожащее запястье Кайла. Кожа у него была мягкая, как у младенца, и пахла дорогим кремом для рук:
– Это нелегко для нас всех, Кайл. Гавриил, бедный Гавриил… – Соломон снова закрыл глаза и покачал головой, – вечером я еду в Брайтон. Завтра хоронят Сьюзан.
– Это ужасно. Меня это по-настоящему потрясло, Макс. И Дэна.
– У вас чувствительная и нежная душа, Кайл. Я понял это при первой же встрече, – Макс смотрел Кайлу в глаза, пытаясь понимающе наморщить лоб, – вы увлечены своим делом. Вы художник. Убежденный. Я смотрел ваши прошлые фильмы. Поэтому для этих съемок я выбрал вас. Нашу работу нельзя, просто нельзя бросить из-за этих кошмарных ударов судьбы. Несчастных случаев. Мы этого не позволим. Работа выше нас самих, мы лишь интерпретаторы.
– Но…
Макс покачал тщательно причесанной головой:
– Мой дорогой Кайл. Мы раскапываем ужасные и болезненные тайны. Мы тревожим то, что так долго было погребено. Мы расследуем самые жуткие преступления против людей. Заключение, лишение свободы, манипуляция, контроль, жестокость, убийство. Но мы должны оставаться мужественными, как бы это нас ни пугало. Мы должны стойко вынести все, что увидим и услышим. Мы должны быть начеку, Кайл. Всегда. Именно поэтому я настаиваю на лампах. Мы должны постоянно напоминать себе, что мы на стороне света.
– Но… есть кое-что еще. Я… не знаю, как это объяснить, – Макс напряженно смотрел на него, – там, на ферме. Все очень странно. Сама атмосфера. И дом Катерины. То, что я там почувствовал и услышал. Эти штуки на стенах. Существо на Кларендон-роуд. Вы смотрели лондонские съемки?
– Да. – Макс сглотнул. – Собор изучал жуткие вещи, забирался в самые неожиданные области. Книга Левина – не вымысел.
– Нет. Я говорю не о том, как они поступали друг с другом. Я хочу сказать… как будто там что-то еще осталось. – Кайл вздохнул и потер лоб, пытаясь подобрать адекватное объяснение: – На стенах. Эти чертовы стены… сами посмотрите. Во Франции я их тоже снимал. Я не думаю… Это не нарисовано. В смысле, Собор не мог этого сделать, потому что фигуры есть и на новой штукатурке на Кларендон-роуд. Я пытался рассказать вам по телефону и в письме. Но вы мне не отвечали. Посмотрите на файлы из Нормандии, там этого много, – Кайл вложил флешки в маленькую ладонь Макса, – мы были там не одни. Я знаю, это звучит по-идиотски. Но я уверен, что действительно столкнулся с чем-то потусторонним. Четыре раза. Один раз в Лондоне, один в храме, один в домике Катерины. И еще отпечаток ладони на стене нашего номера. Вы знали, Макс? Что эта дрянь будет на пленке?
Кадык Макса ходил вверх и вниз. Губы он сжал в тонкую полоску.
– Эти пятна, Макс. То, что мы слышали. В Холланд-парк. На аудиотреках. Маус тоже слышал. Птицы. Собаки. Наверное. И другие звуки. Ветер. Это было жутко. А пока Дэн пытался освободить Гавриила из капкана, я был не один в домике сестры Катерины. Внизу был кто-то… что-то. И в храме то же самое. Я уверен. Скажите, вы видели его на Кларендон-роуд?
Макс кивнул.
– Мы были не одни в этом доме. И на ферме. Совершенно точно. Как это объяснить?
– Мой дорогой Кайл, – улыбнулся Макс.
– Послушайте меня. Вас там не было. Это как будто… ну… что-то оттуда вылезло. Мне снились всякие сны. Во Франции. А потом на стене в ванной появилась какая-то фигня, Макс. Я обнаружил ее после самого странного сна в моей жизни. Я знаю, вы хотели паранормального, но, мать твою…
Макс закрыл глаза: Кайл предположил что дело в выражениях, которые он выбирает:
– Прошу прощения. Привык ругаться. Но я серьезно, Макс. Первый раз я предположил, что это наркоман, второй и третий разы объяснил усталостью. Но ванная? Я это снял. А еще и Сьюзан, не говоря уж о Гаврииле. Что тут происходит?
Макс открыл глаза и посмотрел на флешки:
– Не знаю. Кто знает, на что была способна эта дура Катерина? Не могу сказать. Но я долго думал, что она… прорвалась к чему-то, с чем не следует контактировать. Именно поэтому этот фильм так важен, пока время еще есть. – Макс стиснул собственное запястье. – Теперь вы понимаеете, что побудило меня снять этот фильм? Я был прав…
– Время? Что вы имеете в виду?
Макс поерзал в кресле:
– Нас осталось немного. Кроме меня, я нашел всего троих в Лондоне и Франции. А из тех, кто был с Катериной в Аризоне уже взрослым, выжило еще меньше. Я нашел двоих. А теперь остался только один. Вы, вообще, представляете, насколько важно теперь взять интервью у Марты Лейк? Хватит мешкать!
– Почему сейчас, Макс? Почему она решила заговорить сейчас? Марта Лейк сохраняла инкогнито тридцать лет. Я смотрел в сети. Гуглил. И недавно усопшая Бриджит Кловер тоже. Вы говорили, что Сьюзан Уайт никому ничего не рассказывала, пока не пришла с нами на Кларендон-роуд. И Гавриил – который, кстати, и нам почти ничего не рассказал. Я знаю, и Дэн спрашивал врача…
– Кайл, Кайл. Ты представляешь, каким позором покрыли себя члены Храма Судных дней в Америке? А что думали о нас, о Соборе? Никто из нас не хотел говорить. Долго. Это из-за детей. То, что мы сделали… что случилось с детьми. Как их отнимали от родителей. Изолировали. Как с ними обращались по приказу Катерины. Это недопустимо. Это насилие. Некоторые, может, даже… я не могу заставить себя об этом говорить. Кого-то так и не нашли. А мы живем в очень чувствительное время. Только на закате дней человек может решиться заговорить и признаться, что связан со всем этим, пытаясь разобраться со своим прошлым. Найти мир в своей душе. Ну и не стоит забывать, что я щедро им заплатил. Не всем так повезло после побега от Катерины, как мне. А то, что с нами случилось, никому не захочется вспоминать. Не забывайте об этом. С Гавриилом произошел несчастный случай. Смерть Сьюзан – просто совпадение. У нее было очень высокое давление.
– И еще один. Ваш друг, который умер на прошлой неделе.
– Брат Герон долго страдал от рака. Именно поэтому он и не захотел сниматься. Вы в безопасности. Неужели вы в этом сомневаетесь? – Макс улыбнулся половиной рта, как будто присел на край кроватки испуганного ребенка.
Кайл смотрел на Макса, ища хоть какие-нибудь признаки обмана. Ничего не видел.
Когда они еще раз посмотрели съемку из Холланд-парка, из храма и домика сестры Катерины, лицо Макса исказилось. Одна рука дрожала.
Он почти спрыгнул с кресла и включил свет – впрочем, Кайл тоже был этому рад.
– Мне кажется, пора выпить бренди. Что скажете?
– Ну, я обычно пью коктейли в другое время суток, но идея мне нравится. Я прикончил бутылку бурбона в субботу, когда это увидел.
– Это невероятно.
– Это был человек? Там, наверху, вместе с нами? А эти штуки на стенах? В храме? Что это?
Макс потер глаза и посмотрел на потолок. Когда он понял, что Кайл за ним наблюдает, то смутился, как будто кто-то стал свидетелем его физической немощи.
Он повернулся на каблуках и распахнул дверь:
– Айрис! Боже мой, где она? Айрис!
– Сэр?
– Принесите графин.
Он повернулся к Кайлу и поднял руки:
– Я никогда раньше такого не видел.
– Существо с Кларендон-роуд? И еще крик, Макс.
Эхо последнего крика, который он там услышал, все еще звучало у него в голове.
– Отчасти я бы хотел никогда этого не слышать. Но, с другой стороны, это же бесценно! Можете представить, как это будет смотреться в трейлере?
Макс снова сел в кресло.
– Тихо.
Он отказался пересмотреть файлы еще раз. И его реакция на съемку из храма немного озадачила Кайла: в тусклом свете фигуры на стенах различались плохо, но их омерзительность все равно была заметна тем не менее, Макс не стал изучать их внимательнее.
– Сьюзан Уайт рассказала нам о каких-то сущностях. Но это? Что это? Какая между ними связь?
– Я не думал, что вы увидите что-нибудь настолько жуткое. Этот ваш парень…
– Маус?
– Он… он не мог что-то сделать с файлом?
– Боже, конечно, нет. Ему бы времени не хватило. И, между прочим, мы слышали все своими ушами. Я и Дэн. Все то, что вы сейчас тоже услышали.
– Но на Кларендон-роуд вы этого… существа не видели?
– Нет. Слышали шаги, два раза. Внизу, а потом наверху, как будто все это время в доме кто-то был. Но мы никого не видели. Было темно. Мы хотели воспользоваться мраком, для эффектности.
– Кайл, забудьте об эффектности. Нам не нужны украшательства. В будущем, пожалуйста, освещайте площадку как следует, особенно ночью. Иначе такие недоразумения продолжатся. Представляете, какой тут простор для толкований. Нас могут обвинить в том, что мы подделали все сверхъестественные явления.
– Стоп-стоп, Макс. Хватит.
– Вас ничего не коснулось?
– Коснулось? – Кайл нахмурился. – В смысле?
Айрис открыла дверь, и оба подпрыгнули. Она внесла хрустальный графин и два бокала. И отбыла, с подозрением посмотрев на Кайла. Макс кивнул на бренди:
– Угощайтесь, – он посмотрел на часы, – только быстро, мне пора собираться. Костюм еще не готов. На похороны.
– Что? Нам надо поговорить. Вы не можете просто сбежать, – Кайл обеими руками ткнул в экран, – мы не придумали еще ни одного объяснения. Я вчера ночью видел самый худший кошмар в моей жизни! Мне страшно об этом даже говорить, а уж принять тем более, но это и правда было. Ощутимое. Материальное.
– Извините, Кайл, – Макс пошел к двери, – потом поговорим. Все равно, чтобы делать выводы, нужны материалы из Америки.
– Макс. Есть еще кое-что, и тут ждать нельзя. Нужно решать сейчас.
– Кайл, прошу вас.
– Это срочно. Я сомневаюсь в этом контракте.
Макс заколебался и подошел к графину. Кайл налил бренди. Макс заглянул в свой бокал:
– Что такое?
Кайл сделал глоток, сорт оказался с бархатным, дымным привкусом.
– Прежде чем мы продолжим, мне нужно… подтверждение. Я обещал сделать самый честный фильм, ничего не приукрашивая, и наш контракт базировался на взаимном доверии, – он поднял ладонь, заставляя Макса замолчать, – но мне интересно, что вы от меня скрываете. Вы входили в Последний Собор. Вы провели два года в этой чертовой секте. Стояли у ее истоков. Но почему-то забыли рассказать об этом мне. Вы правда думали, что я ничего не узнаю от других? Почему не могли сообщить сразу?
Макс раздраженно вздохнул. Глянул на часы:
– Машина приедет через двадцать минут, Кайл.
– Значит, у нас куча времени. Вы отлично выглядите. Просто накинете пиджак.
Соломон сердито сел обратно в кресло. Откинулся назад, так что маленькие ступни оторвались от пола, и резко выдохнул. Он показался Кайлу даже старше, чем раньше. Явно делал подтяжку лица – лоб, глаза, губы, кучу операций. В лучшие времена он выглядел свежим и элегантным, но теперь казалось, у него парализовало половину лица. Он потер глаза, скрывая напряжение.
«Я очень старался, но ты видел то, что видел».
Крошечные капсулы нарощенных волос, казалось, готовы были отвалиться. Когда Макс отвел руки от лица, его глаза блеснули:
– У меня были причины молчать.
– Это должны быть очень серьезные причины, Макс.
– Да.
– Вы очень старались, скрывая все от нас. Мне не понравилось, как вы накинулись на меня за разговор с жильцом с Кларендон-роуд. И после всего этого, – Кайл ткнул пальцем в экран, – я задаюсь вопросом, во что я, вообще, влез и впутал Дэна.
Макс говорил, не глядя на Кайла:
– Прошу прощения… Большинство моих близких друзей и то не знают о моем прошлом. И мои коллеги. Все, кого я встретил за это время, ничего не знают о Катерине. Я чувствую ответственность, Кайл. Я боюсь, что виноват во всем, что случилось с этой организацией и всеми ее членами… в том числе и в ужасном конце.
Кайл хлопнул себя ладонями по бедрам.
– И почему же?
– Кайл, я стоял у истоков Последнего Собора вместе с ныне покойным братом Героном. Я был настоящим основателем культа. А сестра Катерина узурпировала его в первый же год, быстро и безжалостно.
– Зачем скрывать это от меня? Не понимаю. Вы же знаете, что я думаю о цели нашего фильма, мы это обсуждали.
Макс снова отвлекся. Он смотрел куда-то в пустоту, как будто сквозь роскошную стену своей цитадели света. В задумчивости покачал головой, а потом неприятно улыбнулся:
– Она была очень умна. Еще не чудовище, но близко к тому. Способная. Старше нас. Опытнее. Очень жесткая женщина, но очень обаятельная. Соблазнительная. Она многому научилась за решеткой, – он наконец посмотрел Кайлу в глаза, – мы были ей не ровня. Она уже была Чистой, по версии саентологов, когда мы познакомились на встрече Процесса в Мэйфэре. Процесс – еще одна секта. Гораздо более продвинутая, чем наша, мы многое у них позаимствовали. Они были даже… изящны. И мы хотели того же. Я был юным и глупым. Идеалистом. Таких, как я, называли хиппи. Последователь суфийского мистицизма, буддизма, задумывающийся об ордене францисканцев, экспериментирующий с жизнью в коммуне, анархист, пацифист… Невежа. Не представляющий, кто я и что я. Но мне не хотелось того, что мог предложить Лондон шестидесятых свежеиспеченному экономисту. Я хотел чего-то другого. И мы с друзьями – вы должны это понять – представляли собой идеальный материал для социопата-манипулятора вроде Катерины.
– Но почему вы не рассказали раньше?
– Сложно в таком признаться, Кайл. Я был идиотом. Я упустил такую реальную и прекрасную возможность. Позволил ей превратиться во что-то жуткое, гадкое. В полную противоположность того, о чем мы мечтали. Убежище от всего мира. Но мы были такими наивными и неопытными. Она забрала у нас все. Настроила нас друг против друга, очень быстро. Привела других. Образовала большинство. – Макс сжал кулаки. – Она забрала все. Все, Кайл. Я ни о чем так не жалею. Да я вообще в жизни ни о чем не жалею, кроме этого. Мне до сих пор стыдно, как легко она у меня все забрала.
– А я тут при чем? У вас все есть. Оборудование, деньги. Вы даже все исследования провели. Вы знаете всех, кто в этом участвовал.
– Да. И я думал о том, чтобы снять фильм самому. Стать режиссером или хотя бы написать сценарий. Но передумал по ряду причин. – Макс встал и подошел к книжному шкафу. Провел пальцем по корешкам первых изданий «Ревелейшн пресс». – Я не мог себе этого позволить. Моя компания, издательство, деловые интересы, благотворительность. Уникальность торгового предложения моей фирмы – это позитивная духовность. Я продаю новые варианты надежды. А Собор стал…
Этот фильм – огромный шаг для меня. Именно поэтому я запустил проект «Мистерии» – только для одного фильма. Я не могу позволить себе поставить на него бренд «Ревелейшн». – Макс потер худые щеки. – Представьте себе скандал и потенциальный крах, если «Дейли мейл» обнаружит, что я основал Последний Собор. Они ведь не делают различий между ранним Собором и Храмом Судных дней. Пустынным чудовищем, в которое превратилось мое творение. Я понял, что дела плохи, в Лондоне, в шестьдесят восьмом. Разглядел глубоко запрятанный яд. Но я не имею никакого отношения к этим… событиям в пустыне. Клянусь, Кайл. Я усвоил урок и ушел оттуда. Начал заново. Замел следы. Порвал все контакты с другими адептами. Я искренне верю, что с тех пор сделал немало хорошего. Загладил свои прошлые ошибки. Думаю, именно это и было основным мотиватором моей карьеры.
Если бы я снял фильм сам, это было бы ошибкой. Из него бы сочились моя горечь, гнев и возмущение. Ты прав в своей нелюбви к моим графикам. Мне нужен был независимый объективный взгляд. Кто-то, кто расскажет невероятную историю, о которой забыли на десятилетия. Я представлял себе фильм про «Настоящую суку из пустыни».
Макс умоляюще посмотрел в глаза Кайлу:
– Мне нужен был кто-то, кто не гнушается темы оккультизма. Кто уже собаку съел на таких историях. Кто показывает сверхъестественное как вполне реальное. Кто уже понял, что в естественном порядке вещей существуют разрывы. А я бы стал прекрасным исполнительным продюсером. Управлял бы ресурсами. Сводил людей друг с другом. Стал бы вашим проводником.
И я верю, что истинная суть этой истории скрыта кровью Катерины и ее приспешников, пролившейся в Аризоне. Идея этой истории похоронена. Ее еще ни разу не рассказывали. И это совершенно невероятная история, Кайл, как мы уже поняли. Именно поэтому я посоветовал вам сосредоточиться на паранормальной стороне секты, – Макс вздохнул, выдержал паузу и доверительно произнес: – Я не был готов увидеть истинные результаты деятельности Катерины. Столкнуться с ними. Даже сейчас мне нужен какой-то посредник. Защита. Пойми, я хочу, чтобы ты раскрыл для меня эту тайну. Я боюсь, что у меня просто нет сил.
В дверях появилась Айрис:
– Сэр, ваш автомобиль прибыл.
Кайл забросил флешки Маусу, а домой шел как на автомате, не видя ничего вокруг. Он открыл пинтовую бутылку «Джека Дэниелса», сделал глоток, сунул ее в карман. После встречи с Максом он чувствовал себя польщенным, настроение у него неожиданно приподнялось, и даже силы появились. Но чары испарились. Макс умел говорить. Был искренним и эмоциональным, вот только у Кайла росло подозрение, что им опять манипулируют. Он хотел верить Соломону, так как очень хотел снять этот фильм. Но, может быть, Дэн прав и стоит все бросить?
– Твою мать! – громко сказал он в вагоне метро. Никто не обернулся.
Кайл не мог отказаться от фильма, хотя инстинктивно понимал, что на кону стоит гораздо большее, чем его карьера, деньги или психическое здоровье. Он ненавидел себя за слабость. Чувствовал, что ему грозят опасности, которые даже представить невозможно.
Прошла всего неделя, и теперь он задавался вопросом о том, насколько сильно оказался вовлечен в дело. После краткого, но насыщенного контакта с наследством сестры Катерины Кайл чувствовал лишь страх, неуверенность и подкатывающую к горлу тошноту. Два интервью, две съемки – и мир, который считал само собой разумеющимся, превратился в иллюзию, населенную маньяками и жуткими сущностями. Что-то приближалось к нему. Буквально лезло из стен. Выходило на свет – хотя как раз Кайл должен был сорвать покровы с этой истории.
Всю дорогу до дома он мысленно прощался с работой и одновременно мысленно летел в Аризону. Как будто бы загадал желание: снять по-настоящему оригинальную и революционную документалку в эпоху кризиса, когда вся индустрия кино– и теледокументалистики летела в пропасть, из которой могла уже и не выбраться. И вот фильм всей жизни был в кармане – вместе с чем? Не в первый раз Кайл подумал, что одержимость съемками его убьет. Правда, его измученные родители и друзья говорили скорее о финансовой яме, а не о том, с чем он сталкивался, залезая во всякие неподходящие места.
Но глупо отрицать, что сквозь него как будто снова пропустили ток высокого напряжения. Да, он боялся, сомневался и не понимал, с чем имеет дело, но у него появилась возможность добавить в свой послужной список самый лучший фильм. Вот этот. Главный труд жизни. Всю карьеру он ходил вокруг да около, но никак не мог толком отыскать тот самый, главный материал. А теперь он перед ним. «Судные дни». Даже без ста тысяч он бы снял этот фильм. Слишком уж много тот сулил. Путешествия, бессонница, бесконечное ожидание, недели монтажа и обработки, просмотр финального монтажа… все будущие хлопоты того стоили. И так было всегда. Съемки были для Кайла всем.
Дэн выживет и без этого. Он отличный специалист, у него куча денежных заказов. Но Дэн нужен ему. Это его лучший друг. А лучшие друзья помогают друг другу. «Пусть он ночь поспит в собственной постели, а потом поговорим». Дэн справится. Всегда справлялся.
Двенадцать
Вест-Хэмпстед, Лондон.
16 июня 2011 года. 22.00
Макс действительно прислал с курьером четыре ящика светильников. Они приехали раньше Кайла, и за них расписалась Джейн из квартиры ниже. Представив всю пыль, волосы, царапины и пятна в своей берлоге, которые выявит такое безжалостное освещение, он не стал вынимать их из коробок.
Смешав виски с бренди, заев их фруктовым кексом, Кайл, чтобы успокоиться, взял ноутбук, просмотрел график Макса и сделал несколько пометок в американской части сценария. Макс организовал два интервью с полицейскими, расследовавшими убийства в семьдесят пятом: патрульным, который первым увидел залитую кровью медную шахту, и детективом из убойного отдела, который расследовал это дело вплоть до смерти брата Белиала в тюрьме Флоренс.
