Текст книги "Кукла (СИ)"
Автор книги: Адам Мирах
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Кукла
Адам Мирах
Кукла
Дария собирает цветы.
Нежно-сиреневые шафраны, темно-фиолетовые ирисы, желтые, с распахнутыми лепестками, тюльпаны склоняют перед ней свои головки. Солнце греет тепло, мягко; пахнет прелой землей; ночью был проливной дождь – редкая благодать в наших краях.
Белое, легкое платье струится гладким шелком; из-под подола выглядывают изящные, в атласных шароварах, лодыжки. Упругая грудь чуть колышется в такт движениям; Дария нагибается, чтобы подобрать упавший цветок, и крепкие, налитые бедра оказываются прямо перед моим взором; тело жжёт нестерпимым жаром.
Не нужно.
Я стискиваю зубы.
Дария – самая прекрасная и самая недоступная для меня женщина в нашем маленьком королевстве.
Я – Хазрат ад-Дин, главный телохранитель её высочества принцессы аль-Раби.
Я – тень; я всегда рядом, куда бы она ни пошла. Если Дарии взбредает в голову ехать в горы на прогулку, я скачу следом; если она желает посетить купальню – я обязан глядеть, как ее высочество, выгнув гибкий стан, резвится в прозрачной воде; если хочет собирать цветы – собственно, я здесь...
Нет, не подумайте: принцесса вовсе не прихотлива, и не капризна, как можно было бы того ожидать от сиятельной особы. Просто каждый день, каждый час и каждое мгновение её жизни угрожает опасность.
Меня поили с раннего детства ядовитыми настоями, чтобы мой желудок был в состоянии вынести яд, добавленный в её блюда; Дария никогда не ест прежде, чем я отведаю предназначенную ей пищу. Мое тело закаляли, точно сталь, в горниле схваток с лучшими бойцами страны; я способен вынести боль, жажду, голод и перетерпеть желание сходить по нужде – однажды мне пришлось не отходить ни на шаг от принцессы в течение суток.
Я рос подле Дарии, точно сорняк возле дивной заморской розы; мой отец служил еще её матери. Я видел, как чудесная малышка превращается в рассудительного подростка; но даже в возрасте, которому свойственна неловкость и несдержанность, каждый жест юного высочества был пронизан величавостью.
Спокойные, темно-карие глаза, точно примериваясь, задумчиво глядят на россыпь трав, на яркие пятна цветов. Прозрачное покрывало прячет от ласково-душного ветра черные кудри до самого пояса; черные не цвета воронова крыла, но цвета глубокой, бархатной ночи.
Тихий шелест травы заставляет меня резко обернуться: я мгновенно встаю так, чтобы закрыть собой Дарию. В ту же секунду слегка, но не до конца, расслабляюсь: к нам идет эрбер.
Эрбер молод и суетлив; за десять шагов от нас я машу ему, чтобы остановился. Охранник вздрагивает и замирает.
Разрешающе киваю: мол, говори, что нужно.
– Эйтч просит её высочество присоединится к ним, – кричит он что есть сил. – Говорят, внезапное нападение.
– Принцесса придет, как только сможет, – отвечаю я согласно этикету.
Никто, кроме личного телохранителя и членов эйтча не имеет права заговаривать с Дарией после того, как одна из служанок плюнула принцессе в лицо отравленной стрелкой. Стрелка порядочно засела в моей ладони: шрам от нее саднит и по сей день, перед дождливой погодой – я усматриваю в этом признак божьего дара; мало отыщется людей, способных предсказывать столь нужный этим землям дождь.
Сиреневый цветок летит на землю, смятый тонкими пальцами; лёгкая ножка наступает прямо на хрупкий стебель, втаптывая и ломая его.
Дария поднимает голову.
– Передай, что я иду.
Эрбер и без моих слов понимает ответ; но он злится, что я едва не прогнал его, и дразнит, ждёт слов от меня.
Я сдержанно повторяю; не хватало ещё тратить силы на глупого новобранца.
***
У Дарии есть второе имя.
Чёрные балахоны, низко надвинутые на глаза, выжидающе глядят на нас темными дырами.
Дария проходит быстрым шагом в середину комнаты, к столу, на котором расчерчена карта: желтые поля и зелёные островки пересечены тонкой голубой линией, большая часть которой находится в границах нашего королевства, и только два коротеньких хвостика-истока выходят за пределы. Крошечное синее пятнышко на самом краю карты; несколько горных, обрывистых цепей вразброс, точно наудачу.
– Мы рады, что вы поспешили, принцесса Тория, – склоняется один из членов эйтча. – Положение хуже некуда: русло реки перекрыли ещё с утра.Отряд эрберов побывал уже там, но без особого результата.
Услышав своё второе имя, Дария вздрагивает. Немного, совсем незаметно для посторонних глаз – но не для меня, знающего все привычки прекраснейшей женщины в мире наизусть.
Её высочество, на мгновение замерев, спрашивает уже твердым, решительным голосом:
– Где именно?
Мягкая, пухлая рука показывает место, где наш вечный враг снова пошёл на приступ.
Узкий подбородок дрожит.
– Отойдите, – велит она.
Весь эйтч поспешно удаляется на безопасное расстояние. Я тоже отодвигаюсь, но так, чтобы видеть каждую мелочь. Мой порыв на этот раз бессмысленен: опасность, грозящая принцессе Дарии, Тории нипочем.
Карие глаза стремительно темнеют; волосы, и без того кудрявые, скручиваются в тугие локоны. По рукам пробегают маленькие, смешные, золотистые искры.
Прекрасное тело – уже Тории – вспыхивает алым огнём.
На моих глазах покрывается волдырями золотистая кожа; пузыри лопаются и красные ожоги чернеют, обугливаясь до кости. Над рвущимися во все стороны волосами, над головой крутится бешеная воронка смерча. Тория смотрит на неё, запрокинув голову, и мне кажется, что я слышу, как она кричит.
Тория простирает почерневшие руки к вихрю; он спускается все ниже и ниже, и принцесса скрывается с наших глаз за бушующей стеной из ветра и пыли.
Воет, стучит в комнате; забытые на краю стола листки бумаги срываются в последний путь. Рвет, полощет ураганом чёрные балахоны; я прячу глаза за широкой ладонью, всматриваясь в синюю бездну. Представляю, каково оно там, за границей: как мечется противник, запертый между ревущим пламенем и пыльной бурей, как тщетно взывает к своим богам, вопя о спасении; как падают от отчаяния на колени один за другим наши враги; как неумолим алый огонь.
А затем все заканчивается.
Я кидаюсь к лежащей на полу, разбросившей руки, Дарии: на её нежной коже ни единого следа от ожогов.
***
Никто не помнит, с чего началась эта война; но все знают, за что мы воюем сейчас.
Мы за каменной, высокой стеной; у нас есть река, утоляющая нашу жажду и наши нужды.
Другие, по ту сторону, вынуждены питаться тем, что есть; скудные, редкие родники и мелкое озеро не в силах удовлетворить их растущее с каждым днём племя. Но зато у них более плодотворные земли, чем в королевстве.
Мы за хрупкими плечами Дарии, точнее, Тории, способной во мгновение ока уничтожить сотни наших врагов, измысливших очередную пакость. Жаль, что эта способность требует времени на восстановление; иначе мы давно бы уже перебили всех этих ничтожных, надоедливых насекомых.
Они подсылают регулярно шпионов; подсыпают яд, подкупают юных эрберов; они следят за Дарией ежесекундно, ожидая, пока я отвернусь, чтобы нанести роковой удар. Старейшины отправляют простых людей на верную смерть; мы называем их куклами – марионетками в руках опытных кукловодов, идущими навстречу собственной гибели только потому, что так кто-то решил. В моем народе не принято рисковать жизнью; все мы знаем, за что вступаем в бой; никто из нас не будет умирать по чужому слову – только по личному желанию. Мы свободные люди,которых нельзя принудить – и тем острее ненависть к этим, выполняющим чужие приказы.
Дария родит девочку, и её сила перейдёт к ней; сын моего брата будет расти с наследницей и готовиться стать её защитником. Я буду охранять детей, как когда-то мой отец охранял маленькую Дарию и меня, и в день, когда на девочку возложат острую, зубчатую корону, кончится моя служба.
Кончится на плахе, ибо я лучше всех буду знать, как подобраться к юной принцессе.
Дария уже на сносях; роды ожидаются через пару недель. В последние дни её высочество почти никуда не выходит, но сегодня ей захотелось на луг: сплести венок, собрать молодых трав.
Я неотлучно рядом, готовый всегда прийти на помощь.
Тихо шелестит ветер, перебирая редкие колоски, обрывая слабые лепестки. Земля суха; уже дней пять нет дождя. Ноет шрам на ладони: будет непременно, не позже, чем завтра, прольётся, спасёт будущий урожай.
Движение за плечом.
Я прыгаю с места.
Рывком бью по шее, роняя чужака на иссохшую почву. Прижимаю горло коленом к земле, одновременно крутя головой, пристально разглядывая окрестности. Подношу висящий на шее свисток к губам: через пару минут за напавшим явится десяток эрберов. Как знать, не соберется ли и кто-то из них нанести смертельный удар?..
Никому нельзя доверять, даже себе – а себе и подавно. Глаза могут не увидеть, а нос не почует опасность вовремя – и Дария умрёт, а вместе с ней умрёт и все наше королевство.
Я наконец поворачиваюсь к пленнику.
Русые, короткие, до плеч, волосы; выразительное, чётко очерченное лицо; тёмные глаза-вишни.
Взгляд – но не затравленной, испуганной добычи, а смертельно уставшего человека.
Пленник оказывается пленницей.
***
Роды затянулись надолго. Белая, как мел, Дария то и дело вскрикивала от боли; краснела, как весенний тюльпан, и вновь бледнела, как пасмурное небо.
Пока три опытные повитухи крутились вокруг принцессы, я внимательно разглядывал каждую деталь их одежды. Конечно, всех троих женщин тщательно обыскали, но кто знает?..
Наконец, свершилось; красный, точно ошпаренный, младенец явил на свет свое недовольное личико и угрожающе завопил.
Дария, откинувшись на подушки, лежала, прикрыв глаза; женщина заботливо вытирала со лба пот. Другая заканчивала пеленать малышку; третья приглашающим жестом указала на дверь.
В соседней комнате уже ждали; мать Дарии приняла внучку. Ближайшие несколько часов она в безопасности; к новорожденной никто не сможет прикоснуться, кроме родной крови, никто не сможет нанести ей вред.
Впервые за много лет Хазрат ад-Дин почувствовал себя лишним.
***
У меня было время, и, вместо того, чтобы предаться отдыху, я решил навестить пленницу.
Она сидела в глубине клетки, уставившись перед собой, и ломала пальцами сухую соломинку. Я подошёл; “кукла” заметила меня, но даже не повернула голову.
– Завтра тебя казнят, – сообщаю я пленнице. – Зачем тебе это понадобилось? Неужели нравится рисковать жизнью ради ваших вонючих старейшин?
Соломинка обрывается, и пальцы подхватывают следующую.
– Ведь ты молода и хороша собой, – продолжаю громче. – Могла бы жить и жить, если б не чужие приказы.
– Пошёл вон.
Ослышался?
– Что...
– Пошёл вон, скотина, – она говорит, не разжимая губ. – Чего притащился? Нравится унижать других? Млеешь от чувства собственной власти? Цепной пёс, а все туда же – учишь других жизни.
Я смеюсь над её очевидной глупостью.
– Цепной пёс?.. По крайней мере, я пёс по своей воле, а не по чужой.
Девчонка прыгнула к решетке так внезапно, что мне пришлось отшатнуться.
– Что ты знаешь о воле, жрущий с руки хозяина? Вы отобрали у нас земли и воду, отобрали жизнь, и гордитесь этим, вы, сидящие за каменной стеной, точно в вечном рабстве? Вы сжигаете наших детей сотнями, не желая уступать ни одной капли, пока мы умираем от жажды!
– У вас ведь есть озеро, – уверенно возразил я. – Кто мешает вам меньше рожать, чтобы воды хватало на всех? У вас есть земли!
Горький смех вырывается из её губ.
– Озеро? Ты о той пересохшей ещё прошлым летом луже?
Меньше рожать, говоришь. Вы убиваете наших малышей, а мы должны меньше рожать?.. Чтобы вымереть полностью?
– Не держи меня за дурака, – насмешливо возражаю я. – Принцесса насылает огонь только на тех, кто сам нападает на нас! Не хочешь же ты сказать, что ваши старейшины отправляют в бой младенцев?
Она отворачивается от меня и забивается снова в свой угол. Вдруг замечаю на её груди холщовый мешочек: в такой обычно кладут свои дурные вещицы ведьмы... Я протягиваю руку и срываю эту дрянь с шеи пленницы. Надо будет сделать внушение эрберу, запиравшему девчонку: даже не удосужился обыскать толком...
– Отдай! – вопит девчонка, и я с удовольствием замечаю в глазах ужас, смешанный с паникой. – Отдай, псина!
Конечно: ни одна ведьма по доброй воле не расстанется со своими штучками.
Развязываю мешочек и вытряхиваю содержимое. К моему удивлению, вместо косточек летучей мыши и змеиной шкурки на землю падает прядь тонких, русых волосенок.
Порыв ветра подхватывает и уносит её.
– Ну ты и скот...
Во взгляде нечеловеческая, животная боль. Она вдруг усмехается.
– Не веришь мне. А ты проверь... принеси мне хоть одну вашу карту, и я покажу тебе.
***
Остался ровно час до того момента, как юная принцесса перейдёт под мою опеку.
Слова пленницы никак не идут из моей головы; я брожу по длинным залам дворца, размышляя о том, что даже перед лицом смерти некоторые предпочитают ложь правде. И почему-то встаёт перед глазами одна и та же картина: прядь русых волосиков, упавшая на землю.
Сам того не замечая, я оказываюсь в зале эйтча. Здесь пусто; изредка в открытое окно заглядывает ветер, чтобы побаловаться тяжелыми, длинными шторами.
Останавливаюсь возле стола, смотрю на желто-зеленую карту: больше желтую внутри стены, зеленую снаружи, конечно же. Самые плодородные земли испокон венков принадлежали нашему врагу.
Интересно, и как она собиралась меня убеждать?.. Она, кукла, пляшущая под дудку врага...
“Глупости, да и только, – шепчу я себе. – Тебя хотели одурачить, как мальчишку, а ты и рад купиться”...
На краю стола лежит небрежно брошенный кем-то свиток. Я поднимаю его: непростительная вольность с чьей-то стороны, надо отнести кому-нибудь из эйтча. Обычно они не забывают своих вещей.
Это тоже карта, нарисованная тем же художником. Из любопытства разворачиваю: полюбоваться еще раз ровной, аккуратной рукой.
Что это?..
Она совсем другая: почти вся местность за стеной окрашена желтым, а внутри стены – намного больше зеленых островков.
В том месте, где на столешнице каменная стена пересекает оба истока-хвостика, на этой карте она делает странный, выпуклый поворот, захватывая один хвостик полностью, и освобождая другой, чуть длиннее. Вокруг того, что свободен и находится не под нашей властью, далеко от стены россыпь красных значков: такими обычно обозначают людские поселения...
Я протираю глаза – на всякий случай; но ничего не меняется.
Если то, что нарисовано здесь, правда...
Это означает только одно: наш враг не мог перекрыть воду, бегущую в королевство. Точнее, мог, но лишь один исток; а значит, река никак не могла иссякнуть, как толковал нам об этом эйтч.
Вот место, которое уничтожила Тория в прошлый раз: она краснеет от значков дома, краснеет от безвинно пролитой человеческой крови.
Легкая, невесомая прядка русых волос летит перед моими глазами на землю...
На плечо ложится мягкая, пухлая рука.
– Хазрат? Как вовремя вы нашли эту карту... Старый экземпляр: и как я только умудрился потерять его...
Несколько мгновений мы смотрим друг на друга: точнее, смотрит он; мне видна лишь тьма, сгустившаяся под черным балахоном...
– Вы, вероятно, устали, Хазрат... Идите: скоро вам нести службу рядом с маленькой принцессой...
Я выпускаю карту из рук.
***
Возвращаясь на оставленный пост, иду мимо покоев Дарии. На мгновение останавливаюсь; не удержавшись, заглядываю внутрь.
Она спит; спит, и во сне лицо принцессы очаровательно; даже роды не смогли навредить её красоте.
Миндалевидные глаза крепко закрыты; но как только они откроются, я знаю, я увижу там теплое, мягкое солнце...
Знала ли?
Кукла в руках эйтча. Вот кто ты, Дария – просто марионетка в руках опытных кукловодов...
Тихонько прикрываю дверь и иду в соседние покои.
Мне не нужно прикидываться: я просто сдержанно улыбаюсь опальной принцессе, матери Дарии. Осторожно беру тихо посапывающий сверток из белых рук, укрытый розовым, вытканным причудливым узором, одеялком.
– Берегите её, Хазрат, – щеки женщины блестят от радостных слез.
Непременно. Непременно сберегу...
Позволяю себе еще одну улыбку и тихо удаляюсь.
***
Возле клетки никого нет; тем лучше. Эрберы всегда надеются на крепкие засовы, и надо признаться, они их редко подводят.
Ключ, взятый мной в пустой караульне – вот за это, пожалуй, стоило бы сделать внушение – легко проворачивается в замке. Пленница удивленно вскидывает глаза – две темные вишни...
– Как тебя зовут?
– Анеста,– непонимающе бормочет она.
– Ты мне поможешь, Анес, – я протягиваю ей сверток. – Быстрее; очень скоро здесь будет вся стража дворца.
Она бережно берет малышку; глядит кругло – уже не от страха, больше от понятного потрясения...
– Мы вырастим девочку вне стен дворца... Больше никто не умрет из твоего народа от рук принцессы – даю тебе слово. Слово Хазрата.
Темно-русые волосы, местами выгоревшие на солнце, отброшены назад резким движением свободной руки. Упрямые ямочки неуверенно раздвигают рот в улыбке.
На меня глядит – кукла?...
Нет – прекраснейшая женщина в этом мире.
