Текст книги "Жемчужный король (СИ)"
Автор книги: Ада Цинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Огромный дом теперь не казался Роману чудесным замком, полным роскоши. Это была лишь тюрьма с грудой безделушек, а когда-то он им всерьез гордился. Только некуда было бежать от дорогих диванов и золотых статуэток, от поклонов прислуги и дешевого блеска его жизнь. Не было на свете места, где Роман мог бы спасти свою душу, ведь она давно покрылась толстым слоем золотой пыли, и он стал частью мебели своего великолепного дома.
Роман прошелся по залам, выдержанным в безупречном классическом стиле, и ему стало смешно, что он привозил в этот склеп Марину, да еще лелеял несбыточные надежды, что ей понравится такая жизнь.
– Здравствуйте, Роман Аркадьевич! Что-нибудь желаете? – возникла из ниоткуда женщина в фартуке.
– Нина, принесите, пожалуйста, чашку кофе.
– Да-да, сейчас я все сделаю.
Она исчезла так же бесшумно, как и появилась. Роман опустился в песчано-золотистое кресло, вот только не суждено ему было пуститься в печальные размышления. Раздался стук каблуков о мрамор коридора, и показалась хозяйка дома в белоснежном брючном костюме. Ее волосы развивались при быстрой ходьбе, как паруса корабля, а в глазах бушевала темная буря. Вика торжественно приземлилась на кресло, которое стояло напротив и начала вертеть в руках большой золотой кулон в виде нескольких колец, внутри одного большого. Не успела она ничего сказать, как в комнату зашла Нина с подносом, она бесшумно оставила чашку на журнальном столике и развернулась.
– Спасибо, Нина, – сказал Роман и взял чашку.
– Принеси мне сок, вишневый, – крикнула ей вслед Вика и наклонилась к Роману. – Нам нужно поговорить, извини, конечно, что я отвлекаю тебя от любимого кофе, но может случиться и такое, что я тебя больше дома не застану, а поговорить нам нужно.
– Я тебя слушаю со всем вниманием.
Роман не хотел слушать ее бредни, он попивал горячую жидкость и только изредка бросал на Вику усталый взгляд. Она мяла ладони и как-то нервно кривила губы, обычно она выглядела куда лучше. Показалась Нина со стаканом.
– Уйди, принесешь потом, – прикрикнула на нее Вика и вернула себе непринуждённый вид. – В общем, Рома, я была сегодня у врача и узнала, что беременна.
Роман не почувствовал ровным счетом ничего от этой новости. Он видел, как Вика следила за его реакцией, и знал, что ей придется не по вкусу его безразличие.
– Без обид, Вика, но ты уверена, что это мой ребенок?
Ее подбородок смотрел в небеса, гордая осанка придавала грациозность каждому ее вдоху. Выглядела она уязвленной до глубины души, но заметив, что Роман не реагирует на ее старания, прислонилась к спинке кресла и вытянула ноги поудобнее.
– Да, это твой ребенок и только твой. Конечно, у нас не так часто в последнее время бывают бурные ночи, но одна была. Могу тебе напомнить, как ты тогда сбежал рано утром и больше не появлялся здесь. Если ты сомневаешься в отцовстве, можешь сделать тест ДНК, когда ребенок родится, я не против.
Роман верил ей. Вика не была дурой и не стала бы рожать, если бы ребенок был не его. Если бы она залетела от любовника, сделала бы аборт, не стала бы рисковать своим положением. Если такая самовлюбленная женщина, как Вика, решила рожать, значит ребенок был от богатого мужа, и этим она пыталась только укрепить свое положение. Обычно на этот шаг все они, сделанные куклы, решались, когда чувствовали, что находились в опасности.
– Разумеется, я сделаю тест ДНК, но вряд ли ты врешь. Женщина сама решает, когда ей ребенок нужнее всего, правда, Вика?
Она кусала пухлую губу и смотрела с гневным чувством безысходности. Конечно, она сама затащила его в постель, чтобы забеременеть, и все это понимали.
– Рома, не имеет значения рад ты этому или нет. Ребенок уже есть. Он мог бы спасти нашу семью, если, конечно, еще есть, что спасать… Я ни к чему тебя не обязываю, хочешь жить с другими женщинами – живи, не хочешь появляться дома и меня видеть – пожалуйста. Я просто хотела, чтобы ты знал, что я ношу твоего ребенка, можешь хоть сейчас уехать и больше не появляться, я это переживу…
– Я никуда не уеду, – выдавил Роман.
Вика засияла, как хрустальный светильник. Ее улыбка, пусть и надменная, мигом раскрасила ее лицо, на щеках появился живой румянец, и она стала куда привлекательней. Вика почувствовала победу, решив, что ее безрадостный план с ребенком сработал.
– Рома… Я так рада, теперь у нас все будет иначе. У нас будет наш ребенок и мы снова будем счастливы, теперь все будет куда лучше. А знаешь, я уверенна, что это мальчик, что у нас будет сын.
«Просто с сыном у тебя будет куда большие гарантии не остаться с разбитым корытом, если вдруг мне что-то не понравится, и я тебя брошу. Ты нашла новый способ поиметь с меня деньги, вот и все», – думал Роман, но ничего не говорил Вике.
– Знаешь, – продолжала она, – это нужно отпраздновать, я сейчас же скажу прислуге, чтобы приготовили праздничный ужин. Или лучше поедем в ресторан? Что скажешь?
– Я не голоден, но лучше уж здесь, если на то пошло
Прошло всего два дня с момента, как Марина уехала. Роман решил искать спасение в работе. Роман был готов работать днями напролет, только бы не оставаться без дела и не терзать себя мыслями о том, что она исчезла из его жизни, прихватив с собой все лучшее. В тот момент он изучал отчеты по продажам и анализировал ситуацию. В принципе, как и всегда: в некоторых точках результаты лучше нормы, в некоторых прибыль упала. Если высчитывать среднее значение, то показатели значительно ниже, чем за прошлые полгода. Теперь нужно выделить особенно затратные места и работать с ними. Придется подключить отдел рекламы, возможно, проверить качество продукции и обслуживания. В общем, Роман занимался этими серьезнейшими вопросами, когда зазвенел его рабочий телефон. Поднял он трубку не без раздражения.
– Оксана, вы же знаете, что я сегодня занят. Надеюсь это что-то срочное, иначе я уволю вас к чертовой матери.
– Извините, пожалуйста, Роман Аркадьевич, что я вас отвлекаю. Просто я не знаю, что с этим делать…
– Вы издеваетесь надо мной? Что у вас случилось? – его терпение заканчивалось.
– Пришел мужчина из агентства по доставке, он утверждает, что у него для вас посылка.
– Это еще что такое? Я ничего не заказывал, скажите ему, что он ошибся и больше не беспокойте меня по таким пустякам.
Он уже собирался положить трубку, но секретарша вскрикнула:
– Но у него, действительно наш адрес вплоть до вашего кабинета и ваше имя в документах…
– Понятия не имею, что это значит. Ладно, пусть зайдет, я сам со всем разберусь, раз вы не в состоянии.
Роман откинулся на спинку кресла и с нетерпением уставился на дверь. Вот почему он должен смотреть на двери, когда столько финансовых отчетов еще не проверено? Почему он должен исправлять ошибки всяких агентств, когда своей работы по горло? Вскоре к нему зашел парнишка в желтой футболке и с такой же цыплячей кепкой.
– Здравствуйте, можно заносить? – спросил он.
– Здравствуйте, конечно. Только расскажите, будьте любезны, что вы хотите сюда занести?
– Как что? Взгляните сюда, здесь ваше имя, верно?
Парнишка подал ему бумаги, по которым, без сомнений, ничего не напутали и посылка предназначалась именно ему.
– Я ничего не понимаю, – пожал плечами Роман. – Я ничего у вас не заказывал, что вы собираетесь сюда принести, могу я узнать?
– Ну если вы не заказывали, значит это заказали для вас. У меня доставка оплачена, вот внизу стоит грузовик и оттуда уже выгрузили вашу картину. Так можно сказать, чтобы заносили?
– Вы сказали картину?
– Именно так. Картина размером три с половиной метра на два.
Роман разрешил заносить, и парнишка принялся давать указания по телефону своим коллегам. Роман наконец-то понял, что происходило. Месяц назад, когда Марина пришла в его кабинет, так неожиданно, что он чуть не потерял сознания от радости, она сказала, что ему нужна другая картина. Роман и представить не мог, что она помнила об этом, он и сам, по правде говоря, забыл. Видимо, она нарисовала для него картину и заказала доставку, когда уже ехала. Роман с трепетом в груди ждал, когда на его стене появится работа Марины. Это был словно привет от нее, когда Роман утратил всякую надежду на счастье.
Мужчины в желтом притащили картину таких же размеров, как и его черно-белая. Роман распорядился, чтобы ее сняли и повесили новую. Роман расписался в договоре за доставку, а когда парнишка в кепке спросил, что делать со старой картиной, Роман дал ему денег и сказал, что ее нужно убрать, а куда именно непринципиально. И вот они все разошлись, оставив его наедине с творчеством девушки, которую он любил всем сердцем. Это была поистине великолепная работа. На огромном белоснежном холсте исключительно красной краской было изображено следующее: наискось шла большая волнообразная линия, возможно, Марина рисовала ее прямо руками, настолько она была впечатляюще красной, с двух боков ее окружали брызги, совершенно беспорядочные, чем дальше от линии они находились, тем меньше их было, у самых краев лишь крошечные точки. В целом картина была не просто яркой, она была особенной. Казалось бы, очередные брызги, подобных картин бесчестное множество, но у Марины брызги приобретали магические свойства, они завораживали, пробуждали фантазию. В первые секунды тебя охватывал ужас: красные пятна походили на капли крови, которые пугающе стекали вниз. Дальше завораживало их количество, и уже представлял себя среди алых роз, словно их лепестки витали в воздухе и даже появлялся призрачный запах. От картины глаза было отвести слишком сложно, она притягивала, как магнит. В ней находилась частичка души Марины, ее особенность, ее странность, ее редкостная грация. И Роману красные пята стали куда дороже черно-белых полос, что находились здесь до них. Для него картина стала спасительным кругом, который поддержал, когда он уже захлебывался в океане своей боли.
Несколько часов он просидел перед картиной, позабыв о своих отчетах, обо всем мире. В его голове рождались воспоминания, которые одновременно сжигали и излечивали его душу. Глядя на стену, он чувствовал, что Марина вернулась, пусть и на мгновенье, пусть и воспоминанием. И ее присутствие давало силы жить дальше.
Глава 18
Все оказалось гораздо хуже, чем Роман мог представить. Он, разумеется, давно догадывался о том, что когда Марина исчезнет из его жизни, жить станет почти невозможно. Сразу было понятно, что она должна исчезнуть. Только такого «невозможно» он себе и представить не мог. Можно долго говорить о том, что из его жизни вместе с ней исчез весь свет, все чудесное. Вот только все было куда более прозаично.
Отвращение к миру. Роман стал презирать все, что его окружало, он перестал видеть роскошь своего богатства, перестал получать удовольствие от работы. Отстранение от всех людей. Ему теперь был никто не нужен, не хотелось говорить ни с одним человеком и вообще видеть их. Жена раздражала его все сильнее. Чем больше становился срок ее беременности, тем хуже она чувствовала себя и начинала выпрашивать всякую чушь, она хотела проводить с ним время, спать в одной постели и вместе пить кофе на террасе. Роман откупался от нее внушительными суммами. Всем остальным Роман пренебрегал, и совесть его не мучила. Они жили в отдельных комнатах, и Роман точно знал, что никогда не захочет лечь в постель с этой женщиной. Но не только Вика бесила его, все эти секретарши, которые крутят задницами, вся прислуга и работники его офиса. Они все были полными дурами и постоянно, постоянно, как попугаи кричали: «Роман Аркадьевич, вы чудесно выглядите сегодня!», «Роман Аркадьевич, желаете кофе?», «Роман Аркадьевич, а не желаете со мной переспать?» Он не желал. Искусственные лица, искусственные слова, искусственный образ мысли. Дешевки, одни дешевки окружали его, всякие мужчины с высоким статусом в обществе, которые были полными идиотами и ничего не смыслили в жизни, женщины в бриллиантах и мехах, которые строили из себя невесть что, а на самом деле ничего из себя не представляли.
Роман чувствовал, как изменился. Он стал угрюм и неразговорчив, он раньше не позволял себе грубить всем подряд, даже если не было настроения. Теперь же он стал строгим начальником, злобным хозяином дома и бессердечным мужем. Ему не хотелось никого видеть, и он в открытую говорил людям об этом. Роман всегда был печален и погружен в свои мысли, он запирался там на сотню замков и никого не впускал в свои страдания. Его жизнь превратилась в один день, который стоял на повторе, и от него уже тошнило. Утро. Как только он открывал глаза, понимал, что рядом нет ее, что он снова проснулся один в кровати. Он закрывал глаза снова и видел ее лицо, черты которого намертво вбились в память. Роман уезжал на работу и сидел там до поздней ночи, возвращался и ложился спать. Каждый день одно и то же, и не становилось легче, ни на каплю.
Работал он без выходных, без перерывов. Работа не стала спасением, но порой отвлекала. Только это Роман и умел: работать до беспамятства, не жалея своего здоровья и сил. Теперь ему это было не нужно, ему была не нужна вся его жизни, то в чем он нуждался, как в воздухе, исчезло, а ему не осталось ничего, как проживать день за днем в сером безликом мире. Еще и картина давала пощечины, когда глаза отрывались от бумаг. Роман смотрел на картину Марины и вновь переживал все, что приносило ему радость. Рядом с ней он чувствовал себя другим, намного лучше.
Роман все еще любил ее, все так же, самоотверженно и отрешенно. Больше всего на свете ему хотелось бросить все, бросить чертову работу, жену, деньги и уехать к ней. Быть нищим, но рядом с Мариной, это была его заветная мечта, которой не суждено было сбыться. А все потому что Марина уехала от него именно для того, чтобы побыть наедине с собой. Ему хотелось застрелиться, когда он вспоминал, как хорошо им было вместе, как пахли ее волосы, как блестели глаза… Марина забралась прямиком в его душу, а когда решила выскочить, разодрала ее на куски. И теперь Роман саморучно раздирал все, что осталось, он убивал себя каждый день, а потом заставлял жить, и хуже издевательства было сложно придумать.
Так называемые приятели говорили, что он плохо выглядит, что Роман очень устал и ему нужно взять отпуск и рвануть на острова. Он посылал их всех. Все вокруг заметили перемены в нем, он стал холоден и нелюдим, особенно хмурым и любая мелочь могла так раздражать его, что получали все подряд. Теперь люди смотрели на него с осторожностью и тщательно продумывали все свои движения и слова, чтобы ненароком не нарваться на крики. Все перестало иметь значение для Романа, абсолютно все. Он не понимал, для чего жил, ведь без Марины все стало бесполезным. Его работа лишь утомляла его, в ней ничто не приносило прежнюю уверенность и удовлетворение. Машина стала бесполезной игрушкой. Шикарный дом – тюрьмой в отменном стиле. А главное деньги. Роман ненавидел свои сбережения, у него было столько денег, что любой человек бы сошел с ума от радости в тот же миг, когда бы посчитал нули в этом числе. Только Роману стало это все ненужно. У него было все, а он стал несчастным человеком, зачем ему все сокровища мира, зачем эти миллионы. Зачем он вообще прожил свою жизни? В один миг рухнули все его идеалы, все стремления, убеждения и прочая чепуха, которая стимулирует людей работать на свое будущее. Роман понял, что деньги – мусор, который можно выбросить, и ничего это не изменит слишком поздно. Сейчас он бы запросто отдал все, что у него есть, чтобы снова быть с ней. Вот так через боль и полное разрушение своего сознания Роман понял, в чем заключается счастье. Любовь. Больше ничего и не нужно. Вся его жизнь была скучным сном, пока не появилась Марина, только с ней он понял, что значит быть живым.
Ничто не помогало. Роман пробовал напиваться, но ему не понравилось. Когда он был слишком пьян, чувствовал себя еще более жалким, чем обычно. Любовницу заводить он категорически не хотел, еще одних игрушечных подарко-денежных отношений он бы не выдержал. Но было одно место, которое он порой посещал. Бывают такие места, где продается любовь на одну ночь. А есть места для особо состоятельных клиентов, где обеспечивают полную конфиденциальность и там работают девицы, непохожие на обычных шлюх. Они выглядят достаточно дорого, да и держаться так же. Отношения на ночь подходили Роману больше, чем завести любовницу или спать с женой, к которой он питал все отрицательные чувства, что только возможны.
Раз в две недели, по пятницам Роман, как по расписанию, приходил сюда и поднимался наверх с новой девочкой. Он и сам не замечал, что выбирал только шатенок с карими глазами. Они все безмерно любили его, потому что он оставлял толстые денежные стопочки на столике и больше половины уходило в их личные бескрайние карманы. Сначала Роман чувствовал к ним легкое отвращение, но потом все пошло, как должно быть. Он приходил сюда не от лучшей жизни, не для разнообразия. Ему было плохо, Роман не знал, как забыть о боли хоть на пару минут иначе. Было что-то необычайно тоскливое в том, что на пике так называемого удовольствия у него вырывалось: «Марина». Потом он уходил на балкон со стаканом виски и ждал, пока девчонки оденутся и выйдут из комнаты.
Роман решил, что его сможет спасти ребенок. Какой бы неприятной женщиной не была Вика, это был не только ее ребенок. Роман начинал задумываться о детях еще до того, как Вика забеременела. Он хотел ребенка, да и не одного, но все с Викой было не так, как должно было быть. Тем не менее, он решил, что ребенок сможет стать чем-то вроде нового смысла жизни.
Когда Вика ходила беременная и каждый божий день жаловалась ему на боль в спине, токсикоз и то, что ее живот растет как на дрожжах, Роман не чувствовал к ней ничего, кроме раздражения. Она сама решила рожать, а теперь рассказывала о своих муках, чтобы вызвать жалость и придать цену своим страданиям. Для нее беременность была именно страданиями. Вряд ли она вообще хотела ребенка, просто ситуация вынуждала действовать решительным образом. Пока не было видно живота, она хотя бы не ныла круглосуточно, но потом… Это были не просто жалобы, это были крики о помощи всем подряд. Она искала пути возвращения тонкой талии, а еще главное, чтобы не осталось растяжек на животе, как же она будет носить бикини!
Роман старался уходить в те моменты, когда она обращалась к небесам и осыпала их вопросами, за что женщина заслужила такие муки. По собственной инициативе Роман сходил с ней на УЗИ, он надеялся почувствовать к ребенку хоть что-то, только не вышло. Подумаешь черный комок внутри живота Вики… Роман решил, что ему нужно увидеть ребенка вживую, а не на экранах, может тогда что-то вздрогнет в его душе.
Вика была похожа на смертельно больную в последние месяцы своей беременности. Она почти постоянно лежала в постели с видом умирающей, к ней приезжали врачи чуть ли не каждый день, и она жаловалась на боли в спине. Она ужасалась размером своего живота, и ей казалось, что это ненормально, что он так сильно вырос, ведь она ожидала животик размером с маленькую подушечку.
В общем говоря, когда она попала в больницу и с горем пополам родила, это был счастливейший день для многих, кого она замучила своими жалобами. Роман сразу же приехал к ней в больницу в лучшую отдельную палату, где вокруг нее вращались десятки медсестер. Вика лежала там, как будто чуть не погибла ради него. Она описала свои роды, как самую страшную пытку и поклялась, что больше никогда не будет рожать. Принесли новорожденного. Врач сказала, что это здоровый мальчик, вес и рост в норме и он крайне похож на Романа. Только Роману так не показалось. Ему дали в руки красный живой ком со сморщенной кожей и ненормально маленькими руками. Он запищал и закрутился, Роман отдал его медсестре. В нем все еще не пробудились отцовские чувства.
Тест ДНК сделали сразу. Сын оказался его, Вика не врала. Теперь она чувствовала свою власть, свою победу и не выглядела бледной и убитой горем беременности. Прошла пара недель, и ребенок стал выглядеть получше, его назвали Димой. Все родственники и друзья приходили на него посмотреть и приносили подарки. Новоиспеченная мамаша не собиралась кормить ребенка или ухаживать за ним, для этого были наняты обученные няньки. Некоторое время Роман часто находился в детской. Он стоял у колыбели и смотрел на своего сына, иногда брал его на руки и прислушивался к себе, ожидая чувство родства, отцовскую любовь и привязанность. Он даже кормил его из бутылочки пару дней подряд, но ничего не изменилось. Сколько бы он не рассматривал его, сколько бы не качал на руках, ничего в душе не шевелилось. Единственное, о чем он думал, когда смотрел на сына: как бы все было иначе, если бы его родила не Вика. Если бы это был ребенок Марины, все было бы совсем не так…
Короче говоря, к Диме он не испытывал ничего. Он не хотел этого ребенка и не любил его. Тот факт, что его произвела на свет Вика, которую он терпеть не мог с недавних пор, только добавлял безразличия к ребенку. Окончательно убедившись в том, что ему не стать хорошим отцом, Роман почти и забыл, что у него есть ребенок. С ним возились няньки, они зачем-то отчитывались ему сколько он съел и что у него поднялась температура, а Роман лишь кивал головой и уходил.
Совсем не удивительным было и то, что Вика полностью отстранилась от своего сына. Она побаивалась его и испытывала прилив плохих воспоминаний, глядя на него. Он напоминал ей о худшей поре в ее жизни, которую ей хотелось забыть. Ребенок стал чем-то вроде игрушки для нее. Эту игрушку она показывала подружкам или родителям, когда они приезжали. Тогда Вика притворялась заботливой мамочкой и рассказывала, как плохо ребенок спит по ночам и что она не высыпается, хотя это все было ложью. Ребенок понадобился и для того, чтобы любопытные журналисты написали статейку о счастливой семье и жемчужном принце. На самом деле ребенок был не нужен обоим родителям, и каждый продолжал заниматься своими делами, словно ничего и не изменилось.
Глава 19
Любовь. Как можно уместить всю бурю противоречивых чувств, полное самоотречение, одержимость человеком и жуткую привязанность в одно слово из шести букв? Разве два чертовых слога могут выразить все, что оно значит? Лю-бовь. Звучит вполне неплохо, увы, не видно в этих буквах бездны, в которую проваливаешься в погоне за счастьем, не видно и ослепляющей страсти, и огромных воздушных замков, которые строишь в надежде на лучшее будущее. Весьма символичным является тот факт, что внутри слова любовь, находится еще одно, в принципе, без него любовь представить сложно, это неотъемлемая ее часть. Это слово «боль». Что может болеть сильнее разбитого сердца? Кто может пытать себя похлеще, чем человек, потерявший свою любовь? Боль приходит почти всегда, она пожирает тебя изнутри до того момента, пока ты в состоянии дышать. Эту боль ничем не унять, эту боль не остановить.
Удивительно, что поэты, композиторы, художники и прочие творческие личности посвящали всепоглощающему чувству любви самые прекрасные свои творения. Лучшие романтические стихи о любви, музыкальные произведения, которые затрагивают в душе самые потайные струнки – тоже. Чудеснейшие картины, великолепные дворцы и церкви – все это создавалось в честь Любви, так она увековечена. Почему любви отдают все самое красивое и светлое? Ведь глубоким заблуждением является то, что любовь чистейшее чувство из всех тех, что испытывает человек, что любовь дарит крылья, освящает твою душу и дает возможность вершить великие дела. Про другую сторону любви все умалчивают. Про неописуемую боль, про страдания и разруху, которую она приносит. Было бы куда логичнее посвящать такому обманчивому чувству, как любовь, похоронные марши, склепы, выполненные по лучшим готическим традициям, возможно, кошмарные картины, погружающие в животный страх своими жуткими мотивами.
Роман понял, что это такое остаться одному во всем мире. Его одолевало глубокое чувство скорби по прекрасным дням, когда он был счастлив. Теперь он понимал, ЧТО он потерял. Ведь он потерял не просто девушку, которую любил, он потерял смысл жизни. Только теперь он понял, что значит любить, что это не проходит, как бы ты не старался, что воспоминания выползают в самые неудобные моменты и забирают тебя в прошлое, в дразнящее прошлое, где все кричит: так больше не будет, ты сам все испортил, идиот.
Роман сидел в кабинете за очередной стопкой бумаг. Дела шли у него очень даже неплохо. Он посвящал проблемам бизнеса все свое время и определенные успехи бросались в глаза. Если раньше Роман с пониманием относился к людям, старался входить в их положение, то теперь ему было глубоко плевать. Он давал приказы, и если их не выполняли в срок, увольнял или лишал зарплаты. Ему не было жаль ни одной живой души и никакие слезы не трогали его оледеневшее сердце. Оказывается, если ты – бесчувственный мерзавец, можно заработать больше, чем ты мог представить. Снова компания Романа была в списке ведущих по всему миру, он открыл еще несколько новых направлений, и весьма успешно вся продукция заполняла рынок. Правда, теперь все, дрожали от его имени, секретарши перестали вертеть задницами и реветь. Все шло вроде и не плохо, но Роман просто не выговорил бы слово «хорошо». Все хорошее в его жизни кончилось много месяцев назад.
Когда он увлекся очередным отчетом, в его дверь постучали. Роман хотел крикнуть, чтобы шли к черту, потому что сейчас он был занят. Но не успел. Зашла женщина лет тридцати в странных широких брюках в плиссировку цвета фисташек, белой блузой с одним рукавом и нежно-кремовой шляпке. В руках она держала тонкую папку с бумагами и айпад. Насыщенно фиолетовые губы женщины легли в коварную улыбку, и она самовольно плюхнулась в кресло рядом с креслом Романа.
– Привет, Роман Аркадьевич.
– Привет, Регина, – он даже убрал бумаги, которые внимательно изучал, – хочешь кофе?
– Не хочу я ничего, – она повернулась, оставив руку на спинке кресла, как ненужную вещицу, и уставилась на картину. – Роман Аркадьевич, давно я у тебя не была, ты тут разнообразил интерьер. Ничего так смотрится. Хорошо, что выкинул свои полоски, а я тебе говорила, что с ума сойдешь. Ты же днями здесь сидишь, наверно, считал, что живешь в черно-белом фильме, а когда выходил на улицу удивлялся, что бывают и другие цвета. Так намного лучше!
Роман печально улыбнулся. Регина была не первой, кто заметил перемены в его кабинете. Вполне часто те, кто заходил сюда, говорили, что у него потрясающая картина, некоторые даже спрашивали автора, чтобы приобрести его работы. Роман отвечал им, что это эксклюзив и у них не выйдет. Раньше вместо картины Марины висели полосы знаменитого художника современности, за которые Роман отдал тысячи долларов. Удивительно, но прошлую картину никто не замечал, а теперь почти каждый замирал перед ней и говорил, что в этом что-то есть. В основном это говорили люди, которые были далеки от творчества, но однажды сюда зашла женщина в годах, она была искусствоведом из Лондона. Она долго смотрела на картину и в конце концов сказала: «Такие картины – редкость в наше время. В ней есть неподдельная, истинная страсть, а такое глубокое чувство передать на холсте чрезвычайно сложно».
– Я бы себе такую тоже дома повесила, – повернулась к нему Регина, – Что-то выглядишь ты не очень, Роман Аркадьевич, совсем себя не жалеешь.
– Я уже похож на ходячий труп? – усмехнулся Роман, он давно ни с кем не разговаривал в таком тоне.
– Больше на сидячий, хотя все равно, я считаю тебя единственным нормальным мужиком. Если бы я и переспала с кем-нибудь противоположного пола, это был бы только ты.
Регина улыбнулась, поддернув брови, и Роман даже выдавил улыбку. Он не улыбался уже полгода, может больше.
– Не волнуйся, я к тебе не подкатываю. А вот секретарша твоя новая ничего.
– Ладно, Регина, как там у тебя дела?
– У меня потрясающе, вот кота завела. А у тебя так себе, – она возложила на стол документы и айпад.
– Что все так плохо?
– Да не то, чтобы так и плохо, но опять начали трясти твое имя. Смотри, у меня отчет за три месяца здесь, можешь не открывать, я расскажу в двух словах. Никак не обошлось с подделкой нашего бренда, с этим мы быстро дела замяли. Потом, разумеется, парочка желтых газет. В основном всякие сомнения, от кого беременна твоя жена, здесь вроде бы тоже все в порядке, потому что эти же издательства после рождения ребенка публикуют статейки с заголовками: «счастливая семья».
– В принципе, ничего нового, правда же? – Роман пролистал распечатки статей: ни одна его не привлекла, и он не собирался их читать.
– Вот и нет. Как раз есть новинка. Помнишь, когда твое имя мололи на телевидение в последний раз?
– Лет пять назад.
Регина активно закивала головой и, сложив руки на столе, уставилась на Романе.
– Именно, тогда ты еще был холост и завидный жених. Я тебя, наверно, удивлю, но ты опять звучишь на просторах телевидения.
– Да неужели? И что же там разбирают по косточкам? Беременность моей жены, осмелюсь предположить, – сказал Роман.
– Не-а, твоя жена уже особо никого не интересует, ажиотаж прошел. Пытаются поднять твои связи с другими женщинами, а мне это не нравится. Хотя удивляться нечему, когда дела идут лучше обычного, все так и норовят покопаться в грязном белье. Вот на одной из программок про успех засыпали весьма неудобными вопросами, – Регина взглянула в айпад, – Марину Ковалеву.
– Что ты сказала? – Роман перестал дышать в этот момент и слышал, лишь как кровь бушевали в черепной коробке.
– Марину Ковалеву, говорю. У нее вроде выставка была в Амстердаме, прошла успешнее, чем можно было ожидать.
– У тебя есть запись этой программы?
– Конечно, сейчас найду.
Роман не верил тому, что говорила Регина. Он настолько закопался в работе, что и не знал, что у Марины была выставка, что она снималась в какой-то программе, где почему-то всплыло его имя.
– Вообще это очередная телепередача, где сидит ведущая-сучка, к ней приходят разные люди, которые чего-то добились и рассказывают о том, как к ним пришел успех. Такой формат пользуется популярностью у зрителей, а неудобные вопросы добавляют тысячи просмотров. А вот и она, моя хорошая, – Регина включила нужный выпуск и принялась проматывать. – Здесь приходит два человека, интервью первого мы пропустим, вот тут.
Роман прильнул к экрану и увидел ее… Марина сидела в зеленом кресле в очаровательном голубом платье, которого он раньше на ней не видел, через журнальный столик от нее находилась женщина, крашенная блондинка, ей было под сорок, но, разумеется, пластические операции скрадывали пятерку лет. Эта ведущая держалась раскованно и немного вульгарно, хотя может вульгарности придавало только глубокое декольте. Роман не смотрел на эту тетку, его интересовала только Марина, которая совсем не изменилась за это время. Выглядела она просто и элегантно. Марина не тряслась от страха и не задирала голову, как делали многие, кто попадал на телевидение, она вновь оставалась сама собой.
