Текст книги "Записки гастарбайтера"

Автор книги: Абдуфатто Абдусалямов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Абдуфатто Абдуманнонович Абдусалямов
Записки гастарбайтера

© Абдуфатто Абдусалямов, 2020

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2020

* * *

Любые совпадения являются случайными. Если вдруг кто-нибудь да и узнает себя, это не будет означать, что перед ним его портрет, слишком много чести, но, говорят, на воре шапка горит. Совпадения всего лишь будут доказывать, что проблема существует и имеет не единичный характер.

Глава первая. Последний подход

Бери не силой, а увещеванием.

Биант (590–530 до Р.Х.)

Самаркандский медицинский институт. В кабинете декана факультета постоянно много народу. Обстановка деловая. Сколько людей, столько и проблем, как минимум. На деле оказывается, что проблем больше, чем посетителей. Это из-за того, что беда не приходит одна и над каждым посетителем деканата висит неудачное стечение обстоятельств. Раз пропустил студент занятия, значит, на то была серьезная причина. Вот уже две проблемы. Пока не отработает пропуски, нельзя рассчитывать ни на завершение цикла, ни на стипендию. Поэтому по каждому эпизоду пропуска студент посещает деканат. На самом деле, думал в это время декан, решение проблемы пропусков занятий элементарное: нужно всего лишь сделать отработки платными, как в одном из Российских экспериментов, например.

Вот в такой оживленный и насыщенный гениальной идеей момент в кабинет декана зашла, протискиваясь боком в дверной проем, одетая как челюскинцы родительница. Родителей студентов приходится иногда приглашать в деканат, потому что студенты, даже если у них самих уже есть дети, продолжают оставаться детьми. Иногородние студенты в абсолютном большинстве не приспособлены к условиям, резко отличающимся от домашних, по крайней мере, первые год-два после зачисления. Студенты, просыпающие занятия по утрам из-за того, что на съемной квартире рано никто не разбудит, завтрак не приготовит, нуждались в серьезной социальной поддержке со стороны тех, кто воспитал их такими неприспособленными к самостоятельности. Показалось декану, что это очередная (хотя из-за того, что протискивается без стука и разрешения, скорее «внеочередная») родительница одного из его студентов.

Но перед ним предстала его однокурсница, Сонька Жабатулина. Встреча была весьма неожиданной и радостной. Основная причина такой неожиданности – с тех пор, когда они виделись в последний раз, прошло уже лет пятнадцать. Тогда она, поссорившись с многими в родном городе, рванула в Россию. Прошло столько лет. В голове декана промелькнул ее поступок, совершенный много лет назад перед самым отъездом. Вела она тогда как инфекционист амбулаторную карту его сына, перенесшего гепатит. Внезапно Жабатулина исчезла, и амбулаторная карточка его сына пропала вместе с нею. Восстановление дубликата карточки было долгим, пришлось ходить по кабинетам. Поликлиническим врачам понадобилось изрядно покопаться в регистрационных журналах, чтобы восстановить все сведения о прививках и результатах обследования.

Время стирает из памяти все отрицательные моменты жизни. Так было и с переживаниями декана по поводу небрежного отношения Соньки Жабатулиной к карточке его ребенка и, что намного серьезнее, к его здоровью.

Однокурсница отыгралась, вероятно, за то, что с ней не расплатились за ее так называемые услуги. Хотя на самом деле это было ее прямой обязанностью, за которую она вовремя и аккуратно получала зарплату. Привыкла она не только к неотработанной зарплате, но и к мздоимству. Это был «механизм» ее собственного изобретения.

Как же можно представить себе, чтобы один врач совал в карман другому врачу, тем более своей однокурснице, деньги за оформление выписки из истории болезни? Выписку, которую она должна была в окончательном варианте со всеми рекомендациями выдать на руки родителям. Декан быстро переключил внимание на уважаемую гостью, отогнав промелькнувшие мимолетно воспоминания, как назойливую муху. Попытались обняться, как это принято после долгой разлуки, но обхватить ее было невозможно. Раздобрела, заматерела, да и пальто, застегнутое на все пуговицы, предательски выдавало ее крупный живот, хотя по резкости ее движений и нельзя было сказать, что это живот беременной женщины. Время поработало над ней. С хрупкой и нежной Сонькой произошли страшные метаморфозы. Секретарша без слов поняла, что пора заваривать чай или готовить кофе; ожидались бурные восторженные экскурсы в прошлое со сравнениями и умилениями, разговоры о внуках.

Приехала, как выяснилось, Жабатулина в теперь уже не родной ей город почти три недели назад, на поминки матери в роли знатной иностранки, россиянки. Она решила совместить неприятное с полезным не только в общем смысле, но и в личном тоже. Во что бы то ни стало ей нужно было найти и уговорить любой ценой, всеми правдами и неправдами кого-нибудь из молодых специалистов поехать с ней или хотя бы приехать чуть позже к ней в Н-ск на работу, на должность неонатолога родильного дома. Вакансии были давнишние.

В Самарканде после серии безуспешных предложений с обещаниями заманчивых перспектив, после череды отказов, когда время уже поджимало и заканчивался отпуск за свой счет, Соня Жабатулина решила сыграть ва-банк. Открытым текстом ни один из тех многих коллег, кого она пыталась заманить, не говорил ей, что с кем угодно, на что угодно и куда угодно могут поехать, но только не с ней.

Никто не решался согласиться, как будто это не вакантные рабочие места, а амбразура дзота. В городе Н-ске и прилежащих к нему районах таких, как Александр Матросов, не находилось, никто не решался на такой подвиг. Все знали, что конец будет по известному сценарию и даже без посмертных наград.

Хотя и много лет прошло с тех пор, были еще в памяти сокурсников ее скандальные истории, в которых остались виноваты все, кроме нее. Все специалисты – неучи, и только она могла поставить правильный диагноз, только она могла установить подключичный катетер и сделать все как положено.

Соньке надо уговорить так, чтобы можно было припахать кого-нибудь, а самой пожить припеваючи, заведуя отделением и выгодно ведая теми позициями, которые служат источником нетрудовых доходов. К ним она шла долго и упорно, и через трупики новорожденных тоже. Ей нравилось быть единовластной хозяйкой, которую вызывают на работу в любое время дня и ночи, как девочку по вызову. Однако все тяжелее и тяжелее с каждым годом становилось вставать по ночам и приезжать в роддом на роды с осложнениями или кесарево сечение, особенно после продолжительных вечерних застолий. За это она ненавидела акушеров-гинекологов: их много, а она одна на всех. Эмоциональное вырождение, как коррозия, разъедало ее, однако заметить это можно было только со стороны и только человеку новому. Не желая терпеть выпады с ее стороны за «необоснованные» вызовы из дому, дежурные акушеры-гинекологи старались обходиться без нее. Положение у них незавидное, как между молотом и наковальней. Может нагрубить за то, что вызвали, но может выговорить и за то, что не вызвали.

А сейчас про игру ва-банк…

Из уст Жабатулиной речь шла о хорошей зарплате, ключах от четырехкомнатной квартиры в новом доме, как только будет оформлен прием на работу. Четыре комнаты будут у тебя, уверенно соврала она декану факультета, ссылаясь на то, что дети разнополые, и тебе, как доктору наук, положена расширенная жилплощадь. Пришлось ее поправить, сказав, что еще до защиты докторской надо поработать и необязательно всем быть докторами наук. Было тут же отпарировано, что в России защититься тебе будет легче. Лишь бы диссертация была на русском. Пропустят любые шизобредни. От шизобредней стало декану не по себе, потому что тема, над которой он увлеченно работал, очень актуальная и настолько новая, что еще даже не решился вопрос с дисциплиной, по которой предстоит эта защита. Работа посвящена защите прав пациентов. Таких исследований еще не было, а если и были, то не так уж и много. «Шизобредни» применительно к его работе переносятся им тяжелее, чем, например, публичная пощечина. Однако, сделав скидку на отдаленность Жабатулиной от научной деятельности как во времени, так и в пространстве, декан снисходительно отнесся к пренебрежительному и дилетантскому отношению к медицинской науке.

Вначале было все корректно, коллегиально и дружелюбно. Вежливо, учтиво. Дело в том, что кроме не очень престижных видов работ, есть еще профессии, в которых в России не хватает специалистов. В глубинку никто ехать не хочет. Даже если жилплощадь предоставляется. Да какая там глубинка? Город ведь цивилизованный, промышленный. Врачей не хватает. Работать некому. Дежурить некому. Вот и вышла из этой ситуации наша предприимчивая особа…

Глава вторая. Проводы и Сонька-облигация

В Самаркандском аэропорту собралось много друзей и знакомых, как на похоронах знатного человека. Соответственно ситуации, все были расстроены. Сестры трудового мигранта не могли сдерживать слезы. Братья пребывали в задумчивости и умело скрывали эмоции. Один из друзей, самых близких, надеялся заглушить горечь расставания сотней-другой граммов водки. Бутылка с подходящим для случая названием «Строгая» ждала в служебной машине. Для врачебной работы это все равно что аптечка в машине. Редко кто из водителей приходит к мысли об использовании при необходимости этой самой аптечки. Основная доминанта, из-за которой аптечка всегда хранится в машине и остается неисчерпаемой, – возможная придирка со стороны дотошного инспектора ГАИ с радаром, направленным на тебя как автомат Калашникова. Попробуй не остановись. Дороже будет. Лучше уж сразу заплатить ему что-нибудь, второй раз, как правило, гаишники не останавливают: город-то не такой уж большой, приходится встречаться лицом к лицу на свадьбах и похоронах.

Некоторые из провожающих были убеждены в том, что наш друг просто устал, давно не был в отпуске, отдохнет и вернется. Они находились, как показало время, ближе всех к истине. Все-таки не зря же наши доблестные профсоюзы придумали защищать право трудящихся на ежегодный трудовой отпуск фиксированной продолжительности, а некоторые профсоюзы и всякие там лиги защиты прав потребителей, пошли еще дальше. Один из друзей даже точно спрогнозировал сроки возвращения блудного сына. Прогноз подтвердился. Все, что было до этого возвращения, изложено здесь. Почти все. Мелкие подробности и повторы читателя раздражают, да и предметом излишних расспросов могут стать, что явно к добру не приведет, но что поделаешь…

Обещания, подкрепленные гарантиями насчет трудоустройства супруги, определения дочери в школу, перевода сына в университет на тот же курс сработали. Клиент (декан, значит) дрогнул. Главное, считала наша вербовщица, ввязаться в бой, а там будет видно. Сработало. Не возникло у него при этом подозрений насчет той легкости, с которой можно будет защитить в России диссертацию. А что же Жабатулина сама тогда не защитилась, если это так легко делается? Но такой вопрос тогда не возник. Манили перспективы. Холодное, трезвое, взвешенное обдумывание всех «за» и «против» Соньке мастерски удалось отодвинуть на задний план, на потом. Из нее мог бы получиться талантливый делец по торговле людьми. Видимо, Жабатулина и не подозревала, к счастью потенциальных жертв, о своих гипнотических и мошеннических талантах. А декан оказался не умен и не осмотрителен, не смог даже заподозрить беду, пока она не пришла. Он даже не догадывался, что когда-то ему придется стать храбрым из-за отсутствия способностей к прогнозированию и героически преодолевать проблемы, созданные им самим. Такой малости не хватило (ума!), но эта малость на самом деле – самое великое, заключающееся в самом малом – здравый ум в теле человека. Другое дело, если бы принятие такого заманчивого предложения было бы неизбежностью, с которой и Боги не спорят, сыр-то ведь бесплатным бывает только в мышеловке, но об этом каждая мышка узнает на личном, а не на чужом опыте.

Жабатулина была приглашена деканом домой на ужин. Такие серьезные вопросы надо решать с супругой, тещей, дедом, сыном, дочерью, братьями, сестрами и не забыть при этом про мнение собаки тоже. Домашнее животное – это как член семьи. Сколько проблем возникает у людей только вокруг того, что во время отпуска или командировки нужно кому-то доверить любимую кошку или собаку, кому-то оставить ключи от квартиры, чтобы с собакой погуляли и цветы полили. Красавица стройная немецкая овчарка по кличке Моника, разве она перенесет разлуку?

Стол был накрыт в честь иностранной гостьи шикарный, по её оценкам. На самом деле это был обычный ужин в этом доме. Просто теща у декана – настоящий повар, кулинар и кудесница.

Нахваливая плов, новоиспеченная россиянка среднеазиатского розлива подчеркнула, что у них, в городе Н-ске, на рынке можно купить все, что здесь имеется на базаре. Будет работа, будут хорошие деньги – все можно купить. И Москва близко. Рукой подать, сказала она, засучив над столом рукава. Кушала она с аппетитом, по-азиатски, как мужчины у нас едят. Только вот чуть слышно было, как вставные челюсти клацали. Наверное, самой не слышно, а может, и привыкла уже. Помянули за столом и матушку Соньки Жабатулиной. До погребенья никого нельзя считать счастливым. Сонька ударилась в воспоминания о матери, из которых чувствовалось, что внимания при жизни ей не было. Но весь этот дефицит внимания был отнесен на тяжелые годы перестройки, переселения и перепрофилирования. Незаметно так и мама ушла из жизни. Жила мама у сестры Жабатулиной в Булунгуре. Судя по тому, что Жабатулина остановилась не в районе, у сестры дома, а в городе, у золовки, можно было догадываться, что что-то они не поделили. Дело это житейское – раздел имущества после смерти родителей. Жабатулина претендовала на мамино кольцо с бриллиантиком и сережки в комплекте с браслетами, хранившимися в ее сундучке. А сестра, стерва, все спрятала и сказала, что все это было давно продано на лекарства для мамы. Поездка Сонькина не окупалась, но ничего не поделаешь. Родственники как сговорились, объединившись, талдонили об одном и том же, что последние годы мама тяжело болела, за ней нужен был уход, нужны были дорогостоящие лекарства и химиотерапия. Химия-то ведь дорогая, потому как привозная. А без химии и лучевая терапия не сбережет считанные оставшиеся месяцы. А сколько проблем было с обезболивающими препаратами. Наркотические обезболивающие лимитированы. Чтобы доказать целесообразность их применения нужны знакомства среди врачей. А Жабатулину никто из врачей и не мог вспомнить добрым словом, чтобы по старой памяти хотя бы помочь чем-нибудь. После погребенья о матушке Жабатулиной нельзя было сказать, что она прожила счастливую жизнь. Про таких усопших принято говорить: «Отмучилась бедняжка…»

Декану, мастерски владеющему методами дедукции, тогда и в голову не пришло спросить: если все так хорошо у вас там, в городе Н-ске, то почему столько вакансий и так долго они не закрываются? Сработал отточенный психологический расчет, и на этот раз Жабатулиной удалось запудрить ему мозги, декан уже не смог все обдумать со свойственной ему обстоятельностью и логикой, он находился примерно в таком состоянии, которое наступает от воздействия нервно-паралитического яда. Продолжение разговора состоялось в семейном кругу – оно было долгим. Речь шла об одном и том же, но заверения уже звучали так, что в них потихоньку стала верить и сама Жабатулина. Зря что ли она мужу своему говорит каждый раз, что ей от бабки, которая в Булунгуре, достался дар экстрасенса. Муж, правда, отшучивался всегда тем, что бабка у нее не экстрасенс, а обыкновенная аферистка, но тоже постепенно начинал свыкаться с этой мыслью.

Глава третья. Взгляды на жизнь

Для хорошего врача нет праздников и нет гарантированного отдыха. Жабатулина считала себя хорошим врачом, поэтому запланировала и в это лето поездку в Абхазию. Там хорошо отдыхать. Гостеприимный народ, люди вежливые и добрые. Но наслаждаться добротой и вежливостью можно будет только в одном случае, если будет, кого оставить на время отпуска вместо себя, но только на время. Был случай, когда Хрущев отдыхал, и отдых этот ему пролонгировали навеки. Истинно велик тот человек, который сумел овладеть своим временем. Жабатулиной осталось совсем мало до достижения истинного величия. Подмяла под себя специалиста с ученой степенью и ответственными должностями, с государственными наградами. Вот что значит умный организатор и руководитель, думала о себе Жабатулина и уже представляла, как она утрет носы этим рукоблудам – так она называла акушеров-гинекологов.

Прошлым летом её отдых чуть было не прервали. Работать некому. Четыре ставки в родильном доме и ни одного, кроме нее, врача-неонатолога. Не идут люди к ней на работу из-за ее неуживчивого характера. Одна числится, правда, но с нее как с гуся вода. Ходит на работу как на праздник. Не часто ходит. Чаще бывает на больничном. Как только Жабатулина нагрубит ей, она и пускает в ход отработанный защитный механизм в виде ухода по болезни. В тот отпуск так и произошло, как только Жабатулина уехала, та взяла и ушла на больничный.

С Жабатулиной они пришли в роддом почти вместе. Эта с юга, та с севера. Заработав себе на севере хорошую пенсию, будучи обеспеченной и не нуждавшейся ни в чем, но при этом, не пользуясь связями своего браталетчика-космонавта, она не имела целью заработать все деньги в городе Н-ск. Ей всего, что у нее есть, хватает. Работать она хотела для души, тяжело же без общения. Южанка стала душить. Душить медленно, методично, со стороны не заметишь. Вот так и «уживаются» Сонька – жена летчика и сестра летчика-космонавта. Сестра ценила покой больше, чем все остальное, знала, что опрометчивость опасна, а корысть мерзостна. Этому научилась она еще в раннем детстве от своей прабабушки, которая нянчила их, рассказывала сказки.

Подставляя по поводу и особенно без повода, Жабатулина со временем дискредитовала ее перед администрацией до такой степени, что и у тогдашнего главного врача появились сомнения в подлинности диплома северянки. Главному врачу, Майоровой, доблестно прошедшей путь от санитарки до пенсионерки, не могла и в голову прийти мысль о том, что где-то на севере ректор медицинского института скатится до такой мелочи, как торговля дипломами. С северным коэффициентом, премиями и надбавками любой северянин мог позволить себе домик на южном курорте. Свою репутацию фальсификацией документов северяне не будут пачкать. Не могли у нее возникнуть сомнения и по поводу такой странной метаморфозы с врачом, которая на юге была инфекционистом, а в городе Н-ск вдруг стала неонатологом. На юге, Майорова была уверена, тоже нет места фальсификации удостоверений о присвоении квалификаций и категорий. Ошибалась Майорова и, так и не поведав истины из-за своей доверчивости, достойно ушла на пенсию.

Со сменой руководства Жабатулиной не стоило уже особого труда сместить свою предшественницу и заступить на должность заведующей отделением. На этой должности она реализовала все то, что было наработано по крупицам на старом месте. Там все было по мелочам, подумаешь, мертвые души завелись в поликлинике. А здесь можно и ключи от квартиры получить, тогда все деньги от проданного дома останутся у нее на сберегательной книжечке. Как она любит эту книжечку свою, как ей приятно ее перечитывать или даже просто перелистывать! В этой маленькой книжечке отражен весь ее большой путь от худенькой и щупленькой абитуриентки до солидной, почти всему городу Н-ску известной дамы за рулем «Шевроле». В городе родильный дом единственный. И поэтому, хотят того или нет жители, рано или поздно оказываются в ситуации, когда знакомство с Жабатулиной неизбежно.

Пришло время познакомить читателя с героиней поближе. Назовем пару раз ее не Сонькой, а Сонькой-облигацией. Потому что в ее обещания мог поверить только тот, кто верит в выигрыши денежно-вещевых облигаций. Пригласила в Россию жить и работать своего коллегу, однокурсника из-за границы. Штуку баксами пообещала в месяц на старте. А потом и до полутора можно рассчитывать. А прописка? Будет тебе и прописка! Сделаю, у меня там все схвачено. А жилье? Скажу главврачу, она у нас депутат, сделает, я пользуюсь у нее авторитетом! А для жены работа? И про неё скажу главврачу, она возьмет! А насчет дочери как, она школьница? Я с Райкой и Светкой поговорю, они в школе работают, быстренько организуют. И будет дочка твоя школу заканчивать, сдаст ЕГЭ и документы подаст в любой престижный вуз или сразу в несколько, чтобы потом после зачисления было из чего выбирать. Пройдет на автомате. А как же насчет сына? Он ведь студент медицинского. Здорово! Переведем в университет. Там есть медицинский факультет. На педфак? Там есть педфак (потом выяснится, что педиатрического факультета никогда там и не было). Ужин удался на славу. Все пожелания и планы были подкреплены признательными тостами разной продолжительности с каскадным нарастанием чувства умиления в адрес спасительницы Жабатулиной. Живут же люди. Водка была русская, правда изготовленная в местных подвалах.

– Местная русская, а там, – сказала Жабатулина, – и водка настоящая, российская. Кто не рискует, шампанского не пьет. Людям, решившимся действовать, обыкновенно выпадают удачи; напротив, они, эти удачи, редко удаются людям, которые только и занимаются тем, что взвешивают и медлят, так думал и потерявший чувство самосохранения декан, отличавшийся благоразумием и не подозревавший тогда, что мечты о приятном могут воплотиться в самую неприятную реальность.

Сонька была усидчивой и упорненькой в студенческие годы. Брала зубрежкой, логическим мышлением боженька одарить ее подзабыл, то ли торопился, то ли был в цейтноте из-за нарастающей в те годы волны рождаемости. Тогда сельчанки с гордостью носили на груди медали за материнство. Был даже случай, когда один борец за равноправие мужчин и женщин носил на груди вместо жены ее медаль за материнство. Наблюдательность помогла Жабатулиной найти способ не противозаконно и почти легально зарабатывать деньги уже будучи начинающим врачом. Умница такая, никому до этого и в голову, наверное, не могло прийти, что работу можно так поставить, что деньги, отовсюду, как ручейки, потекут сами. Вот и был в ее тогда небогатом арсенале один прием, благодаря которому она не упускала ни единого случая заработать. Все гениально просто. Она всего лишь чуть-чуть задерживала оформление выписки. Родители, счастливые от того, что ребенок поправился, забыв про все на свете, быстрее уходят домой, подальше от больницы, запаха лекарств, вида белых халатов и, самое страшное для ребенка, многочасовых капельниц. Тогда доказательной медицины ни в этих краях, ни в других не было и в помине. Потому и лечила всех больных врач Жабатулина совершенно одинаково. Как теперь сказали бы, в соответствие со стандартами тех времен. Это была одна и та же трафаретная по составу капельница, ставшая до автоматизма привычной для медсестер. Жабатулину это не волновало. Не волнует ее теперь и то, что гемодез, который она капала всем подряд, снят с арсенала врача. Ее волновал конечный результат. А результат был стабильный. Большинство детей выздоравливало. Главную роль здесь играла выписка. Для кого выписка – это просто бумажка, а для кого-то – кормушка.

После выписки из детской инфекционной больницы у родителей начинаются проблемы в детском саду или школе. Не допускают ребенка после перенесенного инфекционного заболевания в детский коллектив до тех пор, пока не будет представлена выписка для поликлинического врача, в которой черным по белому будет написано, что в группу детей допускается. Родители-то об этом вначале не знают. Чаще всего это бывает, когда ребенок болен впервые. Наивные претензии, не является ли это обязанностью выписывающего врача, не принимаются. Приходится возвращаться в больницу, ждать лечащего врача. Она занята. На робкие попытки медсестер намекнуть насчет того, что родители, приехавшие из района, ждут выписку, которую не забрали, следует назидательное: «Им надо, пусть и подождут!». У доктора оказывается в этот момент тысяча самых наипервостепеннейших, архиважных и неотложных дел, ей просто некогда заниматься какими-то там посетителями.

Наконец, замученные посетители, дождавшись и выловив ее у ординаторской, просят отдать им выписку. Здесь она включает свой отточенный из-за многократных повторов коронный номер, по эффективности сравнимый с опасной бритвой в виртуозных руках старого парикмахера, который и ходит-то еле-еле, но как только в его руках оказывается инструмент, выражение лица становится серьезным до неузнаваемости.

Навскидку называет фамилию и имя бывшего пациента, дату выписки и еще какие-нибудь детали. Для окружающих это выглядит очень эффектно. Какая память! Какой внимательный доктор! После наносится окончательный удар: «А что же вы так торопились, что даже выписку не забрали? Или вы боялись, что надо будет отблагодарить доктора?» И, естественно, клиент созревает. Тут уже не идет в оправдание, что про выписку им медсестра сказала: «Потом заберете, у доктора». Доктор Жабатулина льет ушат грязи на медсестру, естественно, в ее отсутствии, ошарашенные родители убеждаются в том, что медсестра своими безответственными действиями и заявлениями роняет ее высокий врачебный авторитет, а выписка давно была готова.

С уходом посетителей в карманном блокнотике Жабатулиной аккуратно вычеркивалась фамилия очередной жертвы.

Из черного списка Жабатулиной приходилось вычеркивать не только фамилии тех, кто хоть и поздно, но пришел за выпиской. С досадой приходилось вымарывать бесперспективных пациентов, которые состоят в прямом или косвенном родстве к сотрудникам больницы, где она работает, а также всех тех, с кого опасно брать деньги за лечение. Самой Жабатулиной было все равно, за что брать деньги – за лечение или излечение. Природное, почти звериное интуитивное чутье позволяло ей вынюхивать родственную принадлежность пациента к работникам прокуратур, санэпидстанций, милиции, суда, налоговой инспекции. Развелось этих контролирующих и карающих инстанций, что работать нормально не дают хорошему врачу. С них купоны стригла Жабатулина другими, особенными методами, чтобы комар не смог и носа подточить. Методика по отношению к такому контингенту клиентов заключалась в чрезмерно повышенном внимании, что позволяло создать имидж чрезвычайно вдумчивого и очень внимательного, грамотного специалиста. В доверительной беседе с работником прокуратуры, например, «нечаянно» выдав блок информации о полной безграмотности того или иного специалиста, Жабатулина сравнивала имеющиеся традиционные и общепринятые методы лечения с «новыми», до которых она уже давно дошла, а остальным еще далековато. Вот только одна небольшая проблема: такого препарата нет пока в арсенале учреждения, но его уже можно достать в столице. Прокурор, пользуясь телефонным правом, максимум через два звена в цепочке звонков на следующий же день обеспечивает доставку «сверхценного и нового препарата» по назначению. Ему, опытному специалисту в криминалистических асследованиях, и в голову не приходит, что это одна из разновидностей Жабатулинского лохотрона, в результате которого она приобретает дешевый авторитет. Дешевый, потому как пациент в любом случае запрограммирован на излечение. Для доступности изложения и легкости восприятия уважаемым читателем возьмем такой пример, когда у больного респираторная вирусная инфекция. Известно, что, поболев недельку, больной поправляется. А если начать его лечить, то он поправляется за семь дней. Известно не так уж много неизлечимых болезней по сравнению со всем огромным количеством заболеваний человека, которые классифицируются, и периодически эти международные классификации пересматриваются. Сейчас уже вся страна работает по классификации X пересмотра. Злокачественные опухоли, например. Да и то современные возможности химиотерапии и лучевой терапии позволяют смягчить страх скорой смерти до такой степени, что больной успевает смириться с мыслью о предстоящей кончине. По этому поводу один из наших преподавателей детской хирургии, участник Великой отечественной войны, ныне покойный Дудоров Н. Е. говорил, что иногда не так важно, какая болезнь у ребенка, важнее, у чьего ребенка эта болезнь.

Мастерски научилась Жабатулина пользоваться моментом во время доверительных и конфиденциальных бесед с влиятельными людьми, которым ничего не жалко ради близкого человека. Им не жалко было тратить и время свое драгоценное, тем более производственное, возможно, еще более драгоценное, на то, чтобы навестить родственника и, естественно, поговорить не с лечащим врачом, а с самим заведующим отделением. Заведующая умница, терпеливая, умеющая ждать, настоящий позиционный игрок, из нее гроссмейстер шахматный мог бы получиться, если бы не заплыли жиром мозги. Она хорошо усвоила, что на прием ни к одному из этих влиятельных фигур в обычной жизни она не попадет, но будет ситуация, и они сами к ней придут, будут готовы слушать ее столько, сколько ее душе угодно. Вот тогда и вила она из них веревки. Веревки получались разной длины. Это была идеальная возможность очернить своих коллег, неугодных и вошедших в ее черные списки, можно было, например, связать ухудшение состояния больного с тем, что дежурил именно этот негодный врач. Кому докажешь, что «после чьего-то дежурства» еще не означает «от этого дежурства». Но малюсенькое зерно недоверия посеяно, раз Жабатулина смогла заметить неграмотный подход дежурного врача к заслуживающему внимания больному, значит, она опытнее, клинически и логически мыслит, она более чуткая.

Чуткий врач Жабатулина могла и выписать иного больного досрочно, чтобы место драгоценное не занимал, можно и в амбулаторных условиях долечиться, тем более проблемы с платежеспособностью у них на лицо. Пусть лучше не тратятся на транспорт, приезжая из района каждый день, что же с них возьмешь? Вот народ! Еще жалуется на тяжелую жизнь, не продать ли ему корову, спрашивает, с надеждой так, а может, дескать, обойдется? Ну конечно обойдется, поезжайте ради бога к себе в кишлак и делайте там что хотите, тот, кто хотел бы вылечиться, не спрашивал бы, продать или не продать корову. На чувствах хотят сыграть, знаем мы таких, нас теперь не разжалобишь. Кому сейчас легко, все хотят хорошо жить. Раз вам корова ваша ближе, раз не хотите врача отблагодарить, то лечитесь у себя в районе. Даром захотели! В конце концов, у ваших районных врачей такие же дипломы, как и у меня, что я вам здесь, козел отпущения, что ли? Ой, как тяжело с этими кишлачными работать, они никак не поймут, что хороший врач, такой как Жабатулина, – штучный товар, интеллект ее не могут оценить, но в город к ней в стационар рвутся, как будто медом здесь намазано. Еще и про клятву Гиппократа могут напомнить, а в ней черным по белому, хоть и в самом конце клятвы, написано: «Обязуюсь лечить даром, т. е. тех, у кого нет страховки», – звучало бы теперь. Но Жабатулина об этом не знала, она спинным мозгом чувствовала, что это должно быть именно так, за мзду. Вместо клятвы Гиппократа она, как и все советские выпускники медицинских институтов, давала Присягу врача Советского Союза, штампик в ее дипломе есть об этом. Из текста Присяги сведения о платности медицинских услуг были исключены цензурой. В Конституции страны было написано о бесплатном доступе к квалифицированным медицинским услугам независимо от любых признаков индивида, в том числе и от места проживания. Дискриминации пациентов на бумаге не было, она была в отдельно взятых эпизодах, которые сливались между собой в сплошное пятно, как сливная крапивница, и подводили общество к отеку Квинке, анафилактическому шоку. О синдроме эмоционального вырождения на почве профессиональной деятельности среди врачей в те времена еще не знали, хотя и сейчас трудно представить, что врач, человек в белом халате, может равнодушно относиться к человеческим страданиям, может спокойно принимать пищу у себя в кабинете в рабочее время, зная, что в этот момент его ждут в родильном зале, где на свет появляется новый гражданин страны, имеющий право на жизнь. Подождут, зря что ли она дрессировала этих акушеров, чтобы правила безопасного материнства соблюдали. Случится что-нибудь с ребенком, Жабатулина сможет доказать, что виноваты они сами, зря что ли патологоанатом ее друг.