Текст книги "Московское подворье рязанских архиереев"

Автор книги: А. Левитский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Левитский А.
Московское подворье рязанских архиереев

Московское подворье или «дому рязанских владык Московский двор» находилось в той части каменного Белого города, где теперь Лубянка, между церквами Гребенской Божией Матери и Иоанна Предтечи, слывшего, «что на Новой улице». Подворье имело свой каменный храм, с каменным же подвалом, во имя Живоначальной Троицы, который сгорел в 1634 году.

Любопытно, что во время пожара, уничтожившего вместе с храмом и «всякое церковное строение», и даже "святительский сан в ризнице", сгорели также все крепостные документы на недвижимые владеиия рязанских владык: жалованные грамоты, отписи, выписи и проч., которые, однако, благодаря похвальной предусмотрительности держателей их, оказалось возможным восстановить вновь, потому что «на Рязани, в дому Пречистыя Богородицы», т. е. в канцелярии архиерейского дома, нашлись копии с сгоревших бумаг, на основании которых были составлены и утверждены царем новые грамоты[1]1
  Рязанские Достопамятности, стр. 48, 54, изд. Ряз. Учен. Арх. Ком. 1889 г.


[Закрыть].

Сведений о времени и способе приобретения рязанскими apxиepeями своего дворового места в Москве не сохранилось. В выписях (документах, подобных тем, которые были уничтожены вышеупомянутым пожаром в 1624 году) из писцовых и строельных книг, из дел и грамот, касавшихся подворья, и выдававшихся по указам государей Земским Приказом рязанским митрополитом, во время с 1672 по 1792 г., хотя на подворье постоянно указывается, что оно было "изстари" с рязанскими владыками, но о том, кто из них и когда обосновал свое подворье в Москве, ранее архиепископа Феодорита, которому грамотой Михаила Феодоровича, от 8 июля 1613, указывалось владеть старым его московским дворовым местом так же, "как владел до Московского разоренья, по старым межам»[2]2
  Там же.


[Закрыть], – об этом в выписях ничего не говорится. Очевидно, таких сведений не было и в самом Приказе в противном случае, они несомненно были бы помещены в названных выписях.

Что же касается до тех дел, которые возникали по поводу подворья в московском Земском приказе за указанный, пятидесятилетний, промежуток времени, то, согласно вышеупомянутых выписей, они были следующего рода.

Челобитной на имя царя Алексея Михайловича, от 8 мая 1672 года, митрополит рязанский и муромский Иларион просил "приверстить к исстари бывшему за ними домовому московскому двору" купленное им в 1667 году у стольника Аврама Свиязова дворовое его место, для того, по словам челобитной, "чтобы ему, митрополиту, мосты мостить не с двух поперечников, а с одного, и решотные[3]3
  Дворовое мости Свиязова описывается: «в приходе у церкви Пречистыя Богородицы Гребневские, на мостовой улице, от решотки на левой стороне».


[Закрыть] деньги платить не с двух ворот, а с одних". Несколько же ранее, другой челобитной, от 20 апреля того же года, митрополит просил государя разрешить ему «пригородить» к его домовому двору усадебное место из земли, находившейся при церкви Иоанна Предтечи, в виду того, что усадьба эта входила неудобным и некрасивым клином между старой и вновь купленной усадьбами, а также и по той, по словам челобитной, причине, что: «на той де церковной земле живет просвирня Акилина с сыном, безместным попом Иваном, да у нее же де во дворе живут вдовы из оброку, и по вся де дни избы свои топят и дымом палаты его курят, а у него де в том же месте стоят всякие конские покои, и сено и солома кладется, того ради от огня опасение имеет», Митрополит предлагал в обмен за эту усадьбу такое же количество земли из своего дворового места, но только в другом его конце, более удаленном и от собственных его палат, и от покоев его лошадей, и входившем, повидимому, таким же клином в церковную землю.

Обе эти просьбы были удовлетворены государем, при чем, однако, по поводу обмена усадебных мест митрополиту пришлось вторично обращаться к государю с челобитной, так как при общем обмере усадебных мест обнаружилось, что тот клин, который митрополит желал обменять на такой же из церковной земли, превышал размерами площадь усадьбы просвирни, но в то же время был менее всей площади клина, на котором находилась эта усадьба. Митрополиту же, для того, чтобы выровнять свою усадьбу, необходима была именно вся площадь этого клина, и поэтому он обратился к государю с просьбой о продаже ему этой сверх усадебной части клина.

Непосредственно же к государю приходилось обращаться в данном случае потому, что земля, находившаяся при церкви Иоанна Предтечи, принадлежала казне. Церковь эта была кладбищенская, обращенная из приходской во время бывшего в Москве, морового поветрия (по всей вероятности, того самого, которым сопровождались голодные 1601 и 1602 годы), когда народ умирал в таком количестве, что существовавших кладбищ оказалось недостаточно для создавшейся в них потребности, вследствие чего, по словам выписи: "по указу Великого Государя, на Москве: в Кремле, в Китае и в Белом городе у разных у чинов у людей иманы и покупаны из Государевой казны дворовыя земли и отважены к разным церквам под новыя кладбища". При чем, однако, отведенной площади под кладбище при церкви Иоанна Предтечи, имевшей в длину в одном конце 26 и в другом 21 1/2 саж., и в ширину – в одном конце 13 ¼ и в другом 12 саж., оказалось недостаточно и умиравших приходилось погребать на соседнем пустопорожнем дворовом месте, принадлежавшем подъячему Федору Парскому. А в 1655 году, когда никакого мора не было, эту усадьбу, имевшую в длину 15, в ширину – в одном конце 10 ½ и в другом 8 саж., правительству пришлось уже покупать для кладбища, которое оказалось столь же тесным, как и при моровом поветрии. В такой мере, следовательно, возростало народонаселение города, и поэтому только тому особому вниманию, которым пользовался Иларион митрополит у царя Алексея Михайловича, помнившего, может быть, "гласное" его чтение на соборе 1667 года постановления о низложении патриарха Никона, должно приписать то обстоятельство, что царь согласился удовлетворить вторую его челобитную об отчуждении, столь необходимой для нужд заметно растущего населения столичного города кладбищенской земли.

Но, однако, не смотря на разрешение царя, дело об отчуждении кладбищенской земли обстояло, повидимому, не совсем так просто, как это казалось бы. И самая челобитная митрополита, и выпись из дела о проданной земле носят на себе следы такой, не свойственной другим, подобного же рода документам, неопределенности в подробностях и тавой неясности в изложении, отличающимся, к тому же, настолько затруднительным для понимания излагаемого оборотами речи, что только после значительных усилий удается добраться до действительных размеров тех бесчисленных «длинников» и «поперечников» которые фигурируют чуть не чрез каждых пять–шесть строк в довольно пространной выписи и от которых, буквально, очень скоро начинает рябить в глазах.

Челобитную о продаже земли митрополит основывает на факте излишка в кладбищенской земле, обнаружившегося в усадьбе просвирни, и начинает ее так: "по строельным книгам того просвирнического дворового места и нового кладбища из земского Приказу осматривано и мерено, а по осмотру де и по нынешней мере сверх строельных книг в купленном подъячего Федоровым месте, что куплено в новое кладбище, и из того де места отведено просвирне, объявилась лишняя земля". Вот этот–то "объявившийся излишек", не обозначая его размеров, а неопределенно выражаясь: "а что де затем обмером объявится лишней примерной земли", и просил митрополит продать ему "из казны по оценке": хотя при этом казалось бы, что количественное содержание этого излишка, на основании того же, упоминаемого в челобитной, обмера усадеб, ему должно было бы быть с точностью известно. Возможно, что отмеченная неточность в челобитной находилась в связи с результатами того же самого усадебного измерения. Общий излишек в кладбищенской земле был отнесен за счет усадьбы, бывшей подъячего Феодора Парского, площадь которой при измерении оказалась на несколько саженей более, чем она значилась по писцовым книгам, при покупке ее в 1655 году казною, причем, неумышленно или умышленно, это уже осталось на, совести тогдашних приказных дельцов, совершенно не была принята во внимание та земля, которая находилась при церкви Иоанна Предтечи, до обращения ее в кладбищенскуго, и совершенно неправильно включена в усадьбу Парского. Излишка в земле, следовательно, никакого не было.

Но, тем не менее, благодаря удовлетворению государем обоих челобитных, митрополит "пригородил" к усадьбе своего дворового места 50 кв. саж. из кладбищенской земли, и из своей усадьбы отдал под кладбище 30 кв. саж., уплатив казне за излишек в 20 кв. саж. 4 руб., а с пошлиною – по 3 деньги с каждого рубля, 4 руб. 2 алтына, – по оценке, произведенной присяжными «лесными» целовальниками, Фирской Феодоровым да Афонькой Панфиловым, побожившимися в данной ими заручной "ценовной памяти", что они ценили "по Христовой непорочной Евангельской заповеди Господней, еже: ей–ей".

За чей счет и чьими средствами должны были быть перенесены избы просвирни и ее сожительниц на новую усадьбу, об этом в выписи ничего не говорится.

За дворовое место Свиязова, имевшее в длину 25, в ширину в одном конце 13 и в другом 9 ½ саж., со всеми постройками и огородом, имевшим в длину 18 и в ширину 6 ½ саж. в каждом конце, митрополит заплатил 800 руб.

Собственное же "дому рязанских владык дворовое московское место", в старых межах архиопископа Феодорита, имело в длину 361/2, в ширину в одном конце 22 и в другом 232/з саж., "сверстанное" же, согласно челобитья митрополита Илариона, с прикупленной и выменянной землями, оно описывается в выписе и от 13 октября 1673 года, за печатью думного дворянина Ивана Ивановича Ржевского, следующим образом: "Преосвященного Илариона митрополита Рязанского и Муромского подворье: от площади, что ездят от Сретенской мостовой улицы мимо церкви преподобного отца Феодосия и мимо митрополья подворья, вдоль, подле мостовой Мясницкой улицы, до Петрова двора Потемкина – 60 саж, с получетью по другую сторону, длиннику–же, подле Даниловского двора Строганова, до Петрова–же двора Потемкина 57 ¼ саж.; поперек, в переднем конце, от проезжей мостовой Мясницкой улицы по тупик, что ездят на Даниловский двор Строганова – 23 сажени; в заднем конце, поперек, от той же проезжей Мясницкой улицы, подле Петрова двора Потемкина, до дворовой земли церкви Иоанна Предтечи, что в Новой улице просвирни Акилиницы – 25 саж.; а в оба конца имеется: поперек 24 сажени".

Указано: "Преосвященному Илариону, митрополиту Рязанскому и Муромскому, и кто по нем будет иные митрополиты с старинного и прикупных и выменных дворовых мест мост мостить с одного поперечника, с 24 саж., а решетные деньги платить с одних ворот, по три алтына по две деньги на год".

Еще раз московское подворье рязанских архиереев изменило очертание своих усадебных границ, спустя 50 лет после описанной сверстки, когда в 1722 году митрополит Стефан, "Святейшего Правительствующего Синода Президент", присоединил к нему соседнее дворовое место, принадлежавшее окольничему Петру Ивановичу Потемкину и имевшее в длину – спереди 28 ½ и сзади 10 ½ саж., и в ширину – в одном конце 13 ½ и в другом 12 /2 саж. Усадьба имела каменные постройки, и митрополит заплатил за нее 200 руб., при чем было взято пошлин: в крепостной конторе – "и от письма, и от записки, и на расход" – 12 р. 40 ¼ коп., в канцелярии Московского Надворного Суда – по 3 коп. с сажени по длине общего поперечника усадьбы, с 11 ½ саж., 34 коп., из которых ½ отчислялась на расход, ¼ в канцелярию, а про назначение остальной ¼ не сказано.

Любопытна оговорка в купчей от лица продавца усадьбы: "продал я преосвященному Стефану митрополиту Рязанскому и Муромскому для совершенной своей нужды и расплаты долгов своих, а не для какого неправдивого укрепления безденежно детям своим меньшим и жене, и тайного подлогу, и всякого переводу и вымыслу, но сущею правдою, дворовое свое место с каменными постройками, старинное деда своего, окольничего Петра Ивановича Потемкина, которое досталось мне по наследию".

Купчую, по уполномочию интенданта Ивана Степана (?) Потемкина, подписал Государственной Камерц–Коллегии Президент и капитан–лейтенант гвардии Иван Фодоров сын Бутурлин.

Подворью принадлежал еще также и отдельный огород, «домовое загородное огородное место», находившееся за деревянным городом, за рекою Яузою, которым в 1613 году "поступился" архиепископу Феодориту прежний владелец его, дьяк Дорога Хвицкий, и которое, по смерти Феодорита, было отдано почему–то, в 1618 году, дьяку же Михаилу Ордынцеву, но через год, в следующем же 1619 году, по ходатайству архиепископа Иосифа вновь отдано подворью, при чем в грамоте на имя Иосифа про данную грамоту на имя дьяка Ордынцева сказано: «и та его данная не в данную». При переходе из одних рук в другие размеры огорода не указывались и в грамотах он значился размерами "по старым межам, как владели прежние владельцы, до Московского разорения". Поэтому митрополит Иосиф, челобитной от 11 января 1679 года, на имя царя Феодора Алексеевича, просил прикззать измерить его «домовое загородное огородное место», при чем местонахождение его было обозначено несколько иначе, чем при упомянутых прежних владельцах, а именно сказано, что оно находилось «за Семеновскими вороты, за земляным городом, за Яузою рекою, у зеленныи мельницы». Отсюда видно, что за Семеновскими воротами в указанное время действовал пороховой завод, а также можно заключить, что старинная деревянная стена не существовала уже, а от прежних укреплений оставался лишь земляной вал. В выданной митрополиту Иосифу, согласно его челобитной, выписи местоположение и города и его размеры обозначены следующим образом: "по мере нынешнего 1679 году того загородного огородного места: от дороги, мимо двора стольника и полковника и головы московских стрельцов Федора Абрамовича Лопухина, вдоль 62 ½ саж.; поперек, в переднем конце – 14 саж., в заднем конце – поперек 23 сажени.

Дальнейшая судьба «домового загородного огородного места» была следующая.

1‑го июня 1702 года митрополит Стефан подал Государю Петру Алексеевичу такого содержания челобитную: «Дому де моего дворовое загородное место на Яузе, у порохового двора, а за близостью пороховыя мельницы хоромаго строения никакого строить не велено. А мера того двора: длиннику 55 саж., поперечнику – в одном конце 13, в другои конце 24 сажени. И чтобы тот огород взять к тому пороховому двору, а вместо его дать в Мартемьянове полку Сухарева, в приходе у церкви Всемидостивого Спаса, что в Чигасех". В указанной митрополитом местности Москвы находились пустовавшие стрелецкие дворовые места, потому что владельцы их, стрельцы Мартемьяна Сухарева полка по указу государя были "в Москве и с его Великого Государя службы из Азова роспущены в разные города в посады", т. е. были, в связи с стрелецким бунтом, удалены Петром из Москвы. "Порозжия земли их" продавались казною, и для удовлетворения просьбы митрополита Стефана оказалось непроданною только одна усадьба, имевшая в длину 38 саж. в обоих концах, и в ширину – в одном конце тоже 38, и в другом – 28 ½ саж., и бывшая по размерам более, предложенной в обмен за нее усадьбы, на 14 саж. в длиннике и на 10 саж. в поперечнике. Любопытно при этом, что оказавшийся излишек в земле обмениваемых усадьб был не продан, как это было при митрополите Иларионе, с кладбищенскою землею а отдан казною митрополиту Стефану "из оброку", с платою по 3 алтына и по 2 деньги с сажени, а всего по 1 рублю и до 3 алтына в год.

По какой причине размеры огородной земли оказались при митрополите Стефане менее тех, которые были показаны при митрополите Иocифе, об этом в выписях ничего не сказано.