Текст книги "Марксистская анатомия октября и современность"

Власть рабоче-крестьянских Советов или власть рабочих фабзавкомов?

Россия, как известно, страна «с непредсказуемым прошлым». Возможно, поэтому сейчас нет единого мнения о том, когда же в России погибла диктатура пролетариата и была ли она вообще в нашей стране. На наш взгляд, диктатура пролетариата в России существовала. Но, во-первых, это была не диктатура пролетариата в «чистом виде», т. е. не одноклассовая социалистическая диктатура пролетариата, а «демократическая диктатура пролетариата», т. е. союз меньшинства рабочих и большинства бедных крестьян. Во-вторых, срок ее жизни ограничивается лишь несколькими месяцами.

Дело было так. 13(26) января 1918 года III Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов слился с III-м съездом Советов рабочих и солдатских депутатов. К марту слияние произошло на местах. Таким образом, пролетариат, политическое господство которого, по идее, и должно обеспечить социалистические преобразования, под нажимом партии большевиков поделился властью с крестьянством.

Само же российское крестьянство к 1917 году не было, как известно, социально однородным. Значительная часть его – кулаки и середняки – все более ориентировали свои хозяйства на потребности рынка. Середняки, таким образом, омелкобуржуазивались; кулаки же зачастую прямо вели затратное хозяйство, нанимали рабочую силу – батраков – и ее эксплуатировали, то есть они представляли собой уже сельскую буржуазию. Институт традиционной крестьянской общины в большинстве местностей формально сохранялся, но выгоден он был больше не середнякам и, тем более, не кулакам – «мироедам», а бедняцкой массе, которая составляла свыше 60 % всех крестьян. Законы развития капитализма, однако, превращали при этом многих бедняков в полупролетариев. Были на селе и настоящие пролетарии – сельхозрабочие, которые в общину не входили и батрачили на помещиков и кулаков вместе с бедняками.

Таким образом, слияние Советов рабочих и солдатских депутатов с общекрестьянскими советами уже означало отступление от «чистой» диктатуры пролетариата. Впрочем, ее «чистота» и до этого была весьма условной. Советы рабочих и солдатских депутатов состояли не только из рабочих. Ведь солдаты в основной своей массе – на 60 % – были вчерашними крестьянами: бедняками и середняками, одетыми в шинели и вооруженными царским правительством; фабрично-заводских рабочих среди солдат было менее 10 %.

Всеобщее вооружение народа, а не одного только передового класса – пролетариата, слияние двух типов Советов, а также двухпартийная коалиция большевиков и левых эсеров означали фактически переход к так называемой «старобольшевистской формуле» – революционно-демократической диктатуре пролетариата и крестьянства. А эта форма власти была шагом назад по сравнению с той, которая возникла после свершения Октябрьской революции. Тогда, как известно, власть перешла ко II-му съезду Советов рабочих и солдатских депутатов, т. е. на деле была введена «демократическая диктатура пролетариата», хотя вождь большевиков В. И. Ленин говорил при этом о «рабочей и крестьянской революции» (ПСС, т.35, стр. 2) и «переходе власти на местах к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов» (там же, стр. 11).

Итак, первая попытка утверждения «демократической диктатуры пролетариата» ограничилась периодом с октября 1917 года по январь-февраль 1918 года, причем происходил неуклонный откат от позиций, завоеванных рабочим классом в октябре-ноябре. За это время, названное советскими историками «триумфальным шествием Советской власти», произошло не только слияние рабочих и солдатских Советов с общекрестьянскими Советами. Еще более важным обстоятельством явился тот факт, что вместо того, чтобы укреплять и развивать систему подлинно рабочих организаций – фабрично-заводских комитетов, большевики, напротив, способствовали ее свертыванию. А ведь именно фабзавкомы могли стать подлинной основой Советской власти, если понимать под ней в перспективе настоящую, социалистическую диктатуру пролетариата. Иными словами, страной должны были бы управлять Советы фабзавкомов. Вместо этого уже в январе-феврале 1918 года на 1-м всероссийском съезде профсоюзов и 6-й конференции ФЗК Петрограда по инициативе большевиков было предпринято решение о слиянии фабзавкомов с профсоюзами, профсоюзы же переводились под контроль складывавшегося партийно-государственного аппарата, членство в них становилось обязательным для всех работающих не только на предприятиях, но и в учреждениях. Рабочий класс, однако, сопротивлялся такой государственной политике, и покончить с автономными фабзавкомами Советской власти удалось только к началу 1919 года.

Слияние рабочих и солдатских Советов с крестьянскими Советами, а фабзавкомов с огосударствляемыми профсоюзами было не единственным, что размывало пролетарскую составляющую Советского строя. Так, в ходе гражданской войны большевики отказались от своей же дооктябрьской идеи создать отдельно от крестьянских Советов Советы сельскохозяйственных рабочих – властные органы сельского пролетариата. Совхозы в бывших помещичьих имениях создавали, а Советы сельхозрабочих – нет. Правда, в марте 1919 года организуются профсоюзы.

Эти и многие другие факты говорят о том, что Великий Октябрь явился на самом деле не социалистической революцией, как предполагали большевики, а лишь вторым, кульминационным этапом буржуазно-демократической революции в России, одной из основных целей которой было решение земельного вопроса в пользу крестьянства. Несмотря на всю активность рабочего класса и пролетарскую политическую революцию в столицах, социалистической революции в октябре (ноябре) 1917 года в капиталистически отсталой России не произошло. Карл Маркс предвидел возможность такой ситуации еще 1847 году он писал:

«Поэтому, если пролетариат и свергнет политическое господство буржуазии, его победа будет лишь кратковременной, будет лишь вспомогательным моментом в самой буржуазной революции, как это было в 1794 году (во Франции – ред.), – до тех пор, пока в ходе истории, в ее „движении“ не создались еще материальные условия, которые делают необходимым уничтожение буржуазного способа производства…»

(К. Маркс, Ф. Энгельс. Собрание сочинений, 2-е издание, т. 4, сс. 298–299).

Впрочем, сам В. И. Ленин призывал в 1920 г: «Особые условия, усложнившие и замедлившие борьбу победившего буржуазию пролетариата с крупным крестьянством в России, сводятся главным образом к тому, что русская революция после переворота 25.10./7.11. 1917 года проходила через стадию „общедемократической“, т. е. в основе своей буржуазно-демократической, борьбы всего крестьянства против помещиков; затем – к культурной и численной слабости городского пролетариата; наконец – к громадным расстояниям и крайне плохим путям сообщения» (В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 41, с. 176). А в 1921 году, уже после победы красных в гражданской войне и введения Новой экономической политики (НЭП), вождь большевиков, полагая, что «мы довели буржуазно-демократическую революцию до конца, как никто», тем не менее оговаривался: «Мы вполне сознательно, твердо и неуклонно продвигаемся вперед, к революции социалистической, зная, что она не отделена китайской стеной от революции буржуазно-демократической, зная, что только борьба решит, насколько нам удастся (в последнем счете) продвинуться вперед, какую часть необъятно высокой задачи мы выполним, какую часть наших побед закрепим за собой. Поживем, увидим.» (там же, т. 44, с. 144–145).

Только летом 1918 года, после разрыва коалиции с левыми эсерами, большевики решились «перенести пролетарскую революцию в деревню». С целью содействия проведению «продовольственной диктатуры» и организации продразверстки повсеместно создавались «комитеты бедноты» (комбеды), которые охватывали как сельских пролетариев и полупролетариев, так и мелких собственников. При этом большевики надеялись добиться нейтрального отношения середнячества к развертыванию классовой борьбы в деревне.

Такова была вторая (и последняя) попытка утверждения «демократической диктатуры пролетариата». Но развитие вновь пошло по нисходящей линии: в то время как в городе шло свертывание деятельности фабзавкомов и переход реальной власти от Советов к исполкомам при них и ревкомам, а также комитетам РКП(б) разных уровней, на селе пытались действовать сразу и через крестьянские Советы и через комбеды. Комбеды, однако, раздражали середняков. Политика нейтрализации середнячества, тем более ввиду его постоянного численного роста, оказалось под угрозой. Переход же середнячества на сторону белых в гражданской войне был для большевиков равнозначен поражению. Все это стало настолько очевидным, что уже 8 ноября 1918 года В. И. Ленин, выступая на совещании делегатов комитетов бедноты центральных губерний, во всеуслышание заявил: «Центральный Комитет нашей партии выработал план преобразования комбедов, который пойдет на утверждение VI съезда Советов. Мы постановили, что комбеды и Советы в деревнях не должны существовать порознь. Иначе получится склока и лишнее словоговорение. Мы сольем комбеды с Советами, мы сделаем так, чтобы комбеды стали Советами» (ПСС, т. 37, с. 180–181). Последнее обещание не было выполнено – за «нейтрализацией середнячества» последовала политика «прочного союза с ним», а затем и новая экономическая политика с ее возвратом к рыночным отношениям.

Таким образом, к началу 1919 года диктатура пролетариата в Советской России – даже в ее неразвитом, «демократическом», виде – потерпела поражение; фабзавкомы и комбеды были упразднены, социалистическая перспектива Октябрьской революции внутри страны была окончательно утрачена. А через полгода потерпела поражение и пролетарская революция в Европе… Страна по существу вернулась к революционно-демократической диктатуре пролетариата и крестьянства. Однако и ей осталось недолго существовать, ведь реальная власть была уже не у депутатов рабоче-крестьянских Советов, а у исполкомов и комитетов РКП(б). Советы все больше отделялись от трудовых коллективов, а в Советском аппарате стали нарастать бюрократические тенденции, с которыми большевики совершенно искренне призывали массы и самих себя бороться. Процесс этот зашел так далеко, что, выступая на IV конгрессе Коминтерна 13 ноября 1922 года, В. И. Ленин вынужден был констатировать:

«Мы переняли старый государственный аппарат, и это было нашим несчастьем. Государственный аппарат очень часто работает против нас. Дело было так, что в 1917 году, после того, как мы захватили власть, государственный аппарат нас саботировал. Мы тогда очень испугались и попросили: „Пожалуйста, вернитесь к нам назад“. И вот они все вернулись, и это было нашим несчастьем. У нас имеются теперь огромные массы служащих, но у нас нет достаточно образованных сил, чтобы действительно распоряжаться ими. На деле очень часто случается, что здесь, наверху, где мы имеем государственную власть, аппарат кое-как функционирует, в то время, как внизу они самовольно распоряжаются и так распоряжаются, что очень часто работают против наших мероприятий. Наверху мы имеем, я не знаю сколько, но я думаю, во всяком случае, только несколько тысяч, максимум несколько десятков тысяч своих. Но внизу – сотни тысяч старых чиновников, полученных от царя и от буржуазного общества, работающих отчасти сознательно, отчасти бессознательно против нас».

(ПСС, т. 45, с. 290).

Введение НЭПа в 1921 году в свою очередь стало логическим концом уже революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства: мелкобуржуазное крестьянство добилось своих рыночных целей, промышленный же пролетариат к тому времени полностью потерял свою организационную самостоятельность (особенно после введения большевиками единоначалия на предприятиях), кроме того, он еще и был «благодаря войне и отчаянному разорению и разрухе, деклассирован, т. е. выбит их своей классовой колеи» (В. И. Ленин. ПСС, т.44, с. 161). Сама же Новая экономическая политика означала, по словам Ленина, «переход к восстановлению капитализма в значительной мере» (там же, с. 158–160). «Если капитализм восстановится, значит восстановится и класс пролетариата, занятого производством материальных ценностей», – писал он (там же, с. 161). При этом, заявляя, что «поскольку разрушена крупная промышленность, поскольку фабрики и заводы стали, пролетариат исчез. Он иногда числился, но он не был связан экономическими корнями», вождь большевиков все же ориентировал своих соратников на то, что «пролетарская государственная власть окажется способной, опираясь на крестьянство, держать господ капиталистов в надлежащей узде, чтобы направлять капитализм по государственному руслу и создать капитализм, подчиненный государству и служащий ему» (там же, с. 161). Здесь ясно видна специфика ленинизма, требовавшего, начиная с Апрельских Тезисов 1917 г. «не только учета классов, но учреждений». (ПСС, т. 31, с. 123).

Итак, если и есть смысл называть Советскую Россию «рабочим государством», то лишь в считанные месяцы ее существования, да и то условно! После этого стоит ли удивляться, что развитие СССР закончилось восстановлением классических буржуазных отношений с их частной собственностью, «новой русской» буржуазией, жестокой эксплуатацией и массовой нищетой?

Сказанное вовсе не является обвинительным актом против большевиков. Они делали то, к чему их принуждали условия отсталой крестьянской страны. – Условия, усугубленные поражением социальной революции пролетариата на Западе. А ведь без этой революции и сами большевики при Ленине не мыслили построения в России социализма. И хотя даже ближайшая их цель – бестоварное социалистическое общество – не была достигнута, сделали большевики, конечно, много. За 70 советских лет Россия (СССР) пережила значительный скачок в развитии производительных сил. Но зачем же называть это социализмом? Индустриализация, вытеснение мелкого производства (в городе и, особенно, в деревне) крупнотоварным, повышение уровня культуры масс – все это процессы развития буржуазного общества. Не станем же мы называть Францию социалистической только потому, что в стране построено много заводов и правит «социалистическая партия»! Наоборот, социализм подразумевает еще до него сложившееся развитое индустриальное общество, как и власть класса рабочих. То, что в Советской России – СССР это общество лишь создавалось, а рабочий класс был отчужден от власти, показывает, как далека была страна от социализма.