Текст книги "Плохая девочка (ЛП)"

Автор книги: А. Брайяр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

1

Грейс

Я стояла перед воротами монастыря Серебряного Креста. Высокие черные ворота из кованого железа, которые поднимались высоко в воздух. Темно-зеленые виноградные лозы обвивались вокруг шипов на вершине.

Встав на цыпочки, я нажала кнопку звонка на темной кирпичной стене и терпеливо ждала.

У меня не было намерения приходить сюда. В этот монастырь у черта на куличках, но мои родители переживали развод и были слишком поглощены своими собственными проблемами, чтобы впутывать меня в этот процесс. Поэтому они отправили меня сюда, чтобы я осталась с ним. Мой дядя. Я не видела его много лет, потому что он ни разу не покидал это место, но он согласился приютить меня на месяц.

Или, ну, сколько бы времени ни потребовалось моим родителям на этот их процесс.

Я не была уверена в наряде, поэтому остановилась на черном платье, которое надевала на похороны своей бабушки. Оно едва доходило мне до колен, и хотя в некоторых местах оно щипало кожу, потому что было слишком узким, это была единственная приличная вещь, которую я смогла найти на сегодня.

Как раз в тот момент, когда я собиралась снова нажать на кнопку звонка, я увидела, как открылась огромная черная дверь, а затем он вышел и направился к воротам. Я сразу узнала его по тому, как развевались на легком ветерке его длинные густые черные волосы, по бледной коже и шраму, пересекавшему шею. Это был красный, уродливый на вид шрам, который всегда пугал меня, когда я была маленькой девочкой. Мой дядя, Адам Блэквуд. Отшельник и человек Божий. Он принес присягу церкви много лет назад, и с тех пор мы редко его видели.

Он добрался до ворот и начал отпирать цепи, и даже из-за ворот он пугал меня своим гигантским телосложением. Все в нем было темным и опасным, и это были не те добрые слова, которые обычно употребляют для описания священника. Он был высоким, у него были огромные руки, он никогда не улыбался и никогда не смотрел в глаза. Даже сейчас, когда я стояла перед ним, он отказывался смотреть мне в глаза, и я не была уверена почему. Он был необычным человеком, который просто никуда не вписывался, так что я предположила, что отчасти понимаю, почему он заперся здесь в полном одиночестве, в монастыре, вдали от общества и их любопытных глаз.

Когда он распахнул калитку, у меня внезапно не нашлось слов. Я не знала, что именно сказать.

– Ты собираешься войти? – спросил он таким глубоким голосом, что у меня по спине пробежала дрожь. Его полные губы были сжаты в неприятную тонкую линию. Он уже был зол на меня. Отлично!

– О-да, я… – я замолчала, подтаскивая свой чемодан вперед, все еще очень неуверенная в своих словах и в том, что я хотела сказать.

Адам потянулся вперед, его высокая фигура почти прижалась ко мне, когда он взял у меня чемодан. Его прохладные пальцы коснулись моих, и я уловила легкий аромат пряного одеколона и старых книг. Я везде узнавала запах старых книг, потому что за эти годы столько раз зарывалась в них.

Он был в белой растрепанной рубашке и черных брюках, и первый ряд пуговиц был расстегнут. Я пойбыла себя на том, что бесцеремонно пялюсь на его выпирающий кадык, а затем на красный шрам, пересекавший всю его грудь. Это был старый шрам. На мгновение я задалась вопросом, откуда он его взял. Мои родители редко говорили о моем дяде и, казалось, предпочитали, чтобы все оставалось по-прежнему, так что я сама почти ничего о нем не знала. В конце концов мне удалось оторвать взгляд от его груди.

Адаму удалось с легкостью поднять сумку и одновременно закрыть калитку, как только я прошла мимо него. Я подождала, пока он закончит, а затем последовала за ним в здание. Я не была уверен, как назвать здание в монашеском стиле. Оно было полностью сделано из чего-то, что казалось темно-серым камнем, и имело черный шпиль из кованого железа на вершине единственной башни. По словам моих родителей, когда они уговаривали меня приехать сюда, он, конечно, больше не использовался как монастырь. Это был монастырь нашей семьи, и тогда я предположила, что на самом деле никто больше не хотел этого, кроме моего дяди. Я решила называть это место своим домом. По крайней мере, на какое-то время это был мой дом.

Я вошла внутрь, прямо за Адамом, и обнаружила, что стою в помещении, которое, вероятно, когда-то использовалось как церковь. За исключением того, что сейчас там не было скамей, и нечего было ожидать от темных деревянных полов в пятнах и большого белого креста Иисуса Христа прямо впереди, над подиумом.

– Комнаты здесь. Глубокий голос Адама нарушил тишину, и я повернулась, чтобы последовать за ним по узкому проходу, а затем вверх по каменной винтовой лестнице. Это вызывало у меня чувство клаустрофобии все время, пока я поднималась по лестнице, поэтому, когда я добралась до верха, я глубоко вздохнула и посмотрела, как Адам продолжает идти дальше без меня. Боже, он был таким молчаливым. Я не могла себе представить, на что это было бы похоже, если бы это было надолго. Я бы, конечно, умерла от скуки. Если бы мои родители так сильно хотели, чтобы я ушла, они с таким же успехом могли бы запереть меня в подвале нашего дома. Он определенно был достаточно большим. Но здесь совсем одна и не с кем поговорить? Я не была так уверена, что смогу справиться здесь самостоятельно.

Я последовала за ним по пятам, и вскоре мы оказались в конце коридора прямо перед последней дверью.

– Ты можешь занять любую комнату, которая тебе понравится, но я бы предпочел, чтобы ты воспользовалась этой, – сказал он. – Эта гораздо ближе к моей.

– Есть ли какая-нибудь причина, по которой у меня должна быть именно эта комната? Я спросила.

Адам толкнул дверь, и я вошла внутрь вместе с ним.

– Чтобы тебе не было страшно по ночам. Его голос был таким тихим, что я едва расслышала его.

– Я не так быстро пугаюсь, – сказала я, когда он оставил мой чемодан у подножия кровати с балдахином.

Адам промолчал и снова двинулся к дверному проему, поэтому я повернулась, чтобы бросить на него последний взгляд, и как раз перед тем, как он успел закрыть дверь, его глаза встретились с моими, и я глубоко вздохнула. Это были странные глаза. Такие же странные, как у меня, и я чувствовала, что могу потеряться в них, если буду смотреть еще немного. Светло-коричневая на внешней поверхности его роговицы, а к середине, вокруг зрачков, она приобрела более темный оттенок зеленого.

А потом дверь захлопнулась, и я осталась одна в тишине своей новой комнаты.

Это было неплохо для монастырской комнаты. Я ожидала чего-то гораздо худшего. Кровать была чистой и застелена новым постельным бельем. Комнату проветрили, потому что застарелый мускусный запах был не таким сильным. Там был камин, а над ним на стене висело распятие.

В конце концов, все было не так уж плохо.

Я достала свой телефон и проверила, нет ли сигнала, но я уже знала, чего ожидать, еще до того, как не увидела никаких полос, поэтому я просто еще больше разочаровала себя, посмотрев. Никаких баров, и я живу в уединенном монастыре. Это должно было быть просто здорово.

2

Адам

Я до сих пор помню, как от нее пахло, когда я забирал у нее чемодан. От нее пахло ванилью и ягодами. Я не был уверен, какая именно ягода, но это был сладкий запах, и, казалось, он все еще витал вокруг меня, хотя я больше не был рядом с ней.

Прошло почти два десятилетия с тех пор, как я в последний раз был рядом с женщиной. И теперь, когда она была здесь, вторгаясь в мое пространство, я хотел, чтобы она ушла. Моя одинокая жизнь здесь, в этом заброшенном монастыре, может быть, и невелика, но мне было лучше одному. Я все еще не был уверен, почему вообще согласился позволить ей остаться. Грейс. Я закрыл глаза и снова почувствовал ее запах вокруг себя. Грейс.

Этот аромат ванили снова всплыл в моем сознании, опьяняя мои мысли. Мне было интересно, как пахнет все остальное в ней, какова на вкус ее кожа. Наверное, сладкая, как и ее духи.

Я вспомнил Грейс, когда она была ребенком. Всегда тихая и погруженная в свой собственный мир. И после того, как я увидел ее сегодня, я вспомнил, что она больше не ребенок, а женщина. В моем сознании возник образ того, как это черное платье облегало ее тело. Мой член дернулся в штанах, и мои глаза немедленно распахнулись. Нет. Нет. Нет. Это было неправильно. Что я делал?

Это говорил не я. Я бы не стал смотреть на нее таким образом. Я не мог смотреть на нее таким образом. О, но ты это сделал, и теперь ты не можешь выбросить это из головы.

И ее глаза. Они были похожи на мои. Светло-коричневый на внешней стороне и зеленый по мере того, как он становился темнее к середине. Ее длинные черные волосы каскадом ниспадали на стройные плечи. Такие же черные, как у меня. Я и так слишком многое вспомнил так скоро.

Если пять минут встречи с моей племянницей могли заставить меня чувствовать себя настолько неуравновешенным, то что это значило в течение двух десятилетий, которые я провел, отсиживаясь здесь, полный решимости сдержать свою клятву? Я поклялся никогда не прикасаться к другой женщине. Никогда не целовать другую женщину. Никогда не думать о другой женщине. Я поклялся и сдержу свою клятву. Я сел на свой диван и закрыл глаза. Мои руки дрожали. Забудь. Я мог бы это сделать. Я мог бы забыть. Может быть.

Грейс. Это было похоже на то, как будто сам дьявол снова и снова шептал мне на ухо ее имя. Грейс. Грей. Грейс. Не останавливаясь, я расстегнул молнию на брюках. Теперь я тяжело дышал. Моя грудь быстро поднималась и опускалась с каждой проходящей секундой. Не делай этого. Прошло так много времени, так много времени с тех пор, как я… я прикасался к себе. Так давно у меня не было фантазий. И теперь я нарушал эти правила в считанные минуты ради девушки, которую не видел много лет. Для девушки, которая ничего не значила для меня, кроме крови, которая текла по нашим венам. Я бы раскаялся после этого. Может быть, мне просто нужно было выбросить это из головы. Выбросить ее из моей головы. А после я бы помолился.

Я схватил свой член правой рукой и начал медленно поглаживать его. Это было так давно, но желание, которое я почувствовал, разлившееся по моим венам, было мгновенным. Нет! Но да, я хотел этого. Это и многое другое. Я продолжал поглаживать себя, откинув голову на спинку дивана. Грейс. Я хотел трахнуть ее. Навязчивая мысль пришла мне в голову еще до того, как я понял, о чем думаю. Ее губы – эти пухлые розовые губки выглядели бы так красиво рядом с моими. Я начал накачивать свой член быстрее, делая глубокие вдохи и упираясь пальцами свободной руки в диван.

Я впал в забытье. У меня закружилась голова, когда желание, порочная похоть и все, от чего я воздерживался все эти годы, снова пронеслись по моему телу. Мне казалось, что мне дали попробовать сладчайший эликсир, и я был жив только в этот момент времени. Моя теплая сперма пролилась на мою руку, и я представил, как проливаю ее на нее всю. Внутри ее влагалища. Я представил, насколько лучше было бы чувствовать себя, если бы я действительно был внутри нее, колотя ее с той же порочной потребностью, которая овладела моим телом прямо тогда. Я бы сжал ее волосы в кулаке и сказал ей все те неправильные вещи, которые я хотел бы с ней сделать. Я хотел трахнуть ее многими способами и доставить ей удовольствие, дразня ее влагалище. Мне было интересно, какова она на вкус. Мне нужно было знать, какова она на вкус. Сладкая и запретная. Но мой наполненный эйфорией порыв замедлился.

Когда я вернулся на землю после своего оргазма, меня сразу же охватило чувство вины и ужаса от того, что я только что сделал.

Я нарушил свою единственную клятву. Я подумал о другой женщине, и это была не просто какая-то женщина. Это была моя племянница. Мне не следовало этого делать, но я не мог себя остановить. Мне нужно было это сделать. Мне нужно было выбросить её из головы.

Встав, я направился в соседнюю ванную комнату, вымыл руки под теплой водой и умылся, прежде чем снова застегнуть молнию на брюках.

Когда я смотрел на себя в зеркало. Я увидел сожаление в своих глазах, а потом увидел шрам. Глубокий красный шрам, который пересекал мою грудь, извиваясь вверх по шее, как уродливая виноградная лоза. Ежедневное жестокое напоминание обо всем, что я потерял. Напоминание о том, почему я выбрал этот путь и почему я никогда не вернусь назад.

Я вернулся в свою комнату, опустился на колени перед кроватью и начал молиться.

– Мне жаль, – прошептал я после того, как прочитал небольшую молитву. – Мне жаль, что я не смог сдержать своих обещаний. Мне жаль, что я нарушил эту клятву.

Гнев пронесся по моим венам, и я почувствовал, как подступают слезы. Не проходило и дня, чтобы я о них не думал. И их у меня отняли. Так почему же я заслужил жить, наслаждаться жизнью и грешить?

Слезы затуманили мое зрение, и я издал глубокий звук из глубины своей груди. Не крик и не стон, а что-то среднее. Боль. Моя боль, которая безмолвно терзала меня изнутри каждый божий день, без исключения. Шумно выдохнув через нос, я вытерл слезы, прежде чем они успели пролиться. Я не был слабым. Я мог бы это сделать. Все, что мне нужно было делать, это держаться от нее подальше.

3

Грейс

После душа я решила надеть свой длинный шелковый белый атласный халат с манжетами на рукавах. Сейчас я стояла у окна, вытирая полотенцем волосы и отчаянно пытаясь распутать их из этих ужасных узлов.

Серебристо-голубой туман накатывал на территорию монастыря из-за ворот. Я больше ничего не могла разглядеть, кроме маленькой вороны, которая пролетела сквозь туман и поднялась в воздух, расправляя свои чернильно-черные крылья, когда улетала обратно в темноту ночи.

Прошло уже несколько часов с тех пор, как я приехала в монастырь, а мои родители до сих пор не позвонили. Я всегда знала, что они никогда не заботились достаточно – возможно, они вообще никогда не заботились с самого начала. Они всегда были такими эгоцентричными, постоянно находились в своем собственном пузыре. Все остальное за пределами этого пузыря не имело для них никакого значения, если, конечно, это не приносило им денег. К сожалению, я никогда не попадала ни в одну категорию, которая волшебным образом заставила бы моих родителей больше заботиться обо мне.

Раздался внезапный стук в дверь, отвлекший меня от моих мыслей, поэтому я быстро собрала волосы в низкий беспорядочный пучок и убедилась, что мой халат надежно закреплен, прежде чем двинуться к двери.

Взявшись за прохладную ручку, я глубоко вздохнула и распахнула дверь, обнаружив его стоящим там. Адам. Он был в черной рубашке и брюках в тон и выглядел таким же мрачным и опасным, как и раньше.

Что поразило меня еще больше, так это то, как его глаза, казалось, были прикованы к моим, в то время как раньше он даже не удостоил меня приветливой улыбки. Его лицо было лишено всякого выражения, и я не могла сказать, о чем он думал.

– Ужин готов, – было все, что он сказал, прежде чем развернуться и двинуться обратно по темному коридору.

Я быстро последовала за ним, не желая идти в полном одиночестве по этому гребаному жуткому месту.

Кухня находилась на первом этаже и была оформлена в деревенском стиле с темно-коричневыми кирпичными стенами, столешницей из темного дерева и маленьким столиком посередине комнаты.

На столе стояла жареная курица и два стакана воды, а также миска поменьше с овощами и корзиночка с булочками.

Вау. Даже мой дядя-затворник был более эффективным, чем оба моих родителя, вместе взятые. Я не могла вспомнить, когда в последний раз ела нормальную еду, а не жирную еду на вынос.

Мы оба заняли свои места за столом. Адам сидел напротив меня. И сразу же я почувствовала себя перед ним миниатюрной куклой. Казалось, он занимал своим телом все пространство за столом. У него были длинные конечности, а руки, которые сейчас лежали на столе, были чрезвычайно большими, но красивыми. Его кожа была такой бледной, что я могла разглядеть тонкую замысловатую сеть голубых вен под кожей. Какая-то часть меня хотела протянуть руку и прикоснуться к нему. Мне хотелось прикоснуться к этим длинным красивым пальцам. Но потом я заметила золотое кольцо на его указательном пальце и сразу же подняла глаза, чтобы увидеть, что он наблюдает за мной. Почти с любопытством. Его темные брови расслабились, и он продолжал наблюдать за мной, даже когда взял большой нож и начал отрезать кусок курицы.

У меня перехватило дыхание, когда я почувствовала, как что-то коснулось моей ноги под столом. Это… Это был он?

Он посмотрел вниз, как будто точно зная, о чем я думаю.

Мои глаза блуждали по его лицу, по выступающим скулам и острой линии чисто выбритого подбородка. Его черные волосы были такими густыми, и я представляла, что они были бы такими мягкими, если бы только у меня хватило смелости протянуть руку и прикоснуться к ним.

Глаза Адама снова встретились с моими, и я поняла, что пялюсь на него, поэтому опустила взгляд в свою тарелку и начала есть.

Мы сидели в тишине, и ничто, кроме бушующего снаружи ветра, не наполняло воздух дурными предчувствиями. Я чувствовала приближение бури, а я ненавидела бури. Они всегда приводили меня в ужас, когда я была ребенком, и даже сейчас, став взрослой, я их терпеть не могу.

Адам едва притронулся к еде. Вместо этого он сосредоточился на своем стакане с водой и время от времени поднимал взгляд, чтобы посмотреть на меня.

Я покончила со своей едой и не хотела задерживаться в жутких коридорах монастыря, если вот-вот начнется буря, поэтому я встала и отнесла свою тарелку в раковину.

Я все время чувствовала на себе его взгляд, но ни разу не обернулась, выходя из кухни.

– Спокойной ночи, – тихо сказала я и затем убежала обратно наверх, в свою спальню.

В небе прогремел гром, когда я сбросила туфли и забралась в уютную постель.

Я наблюдала, как небо снаружи озарилось белым светом, а затем его черную глубину прорезала вспышка молнии.

Я подтянула ноги к груди и закрыла оба уха, оцепенев, не в силах даже пошевелиться из своей позы эмбриона.

Проходили секунды – минуты, и вместо того, чтобы буря утихла, она, казалось, свирепела снаружи. Дождь так сильно барабанил по крыше, что я едва услышала стук в свою дверь.

– Да? Я ответил дрожащим голосом.

Дверь открылась, и я увидела, как Адам вошел в мою комнату. Он бесшумно двигался в темноте, но к тому времени, когда он добрался до меня, я уверена, он увидел, как я была напугана.

Слезы затуманили мое зрение, и я продолжала говорить себе, что это глупо и иррационально, но я не могла прийти в себя.

– Я хотел проверить, все ли с тобой в порядке, – Адам встал надо мной, и прежде чем я поняла, что происходит, он протянул руку и коснулся моего лица.

Его длинные прохладные пальцы очень нежно погладили мою левую щеку. – Ты боишься штормов? – спросила он. Его голос был нежным, но глубоким, и я почувствовала, как моя голова закружилась. Кивок. Да. Мои губы задрожали, когда он нежно провел большим пальцем по моей скуле, прежде чем провести им по нижней губе.

– Мне заставить тебя забыть? он спросил.

Ослепительный свет молнии наполнил комнату, и в этот самый момент я поймала себя на том, что смотрю ему в глаза. Темно-зеленые радужки его глаз были так прекрасны.

– Да, – прошептала я.

Мое сердцебиение забилось где-то в горле, когда Адам наклонился. Я была одновременно напугана и умиротворена тем, что должно было произойти.

Он опустил пальцы ниже, пока не обхватил мою шею и половину лица своей большой ладонью. Его теплое дыхание щекотало мои губы, а затем он поцеловал меня. Медленно его теплые губы скользнули по моим, немного неуверенные в том, как это сделать, и, возможно, я почувствовала легкое беспокойство из-за того, что он почти сдерживался.

Поэтому я протянула руку и обхватила его сзади за шею, чтобы приблизить его лицо. Мне нравился его запах, проникающий в мои ноздри. Мне понравился его вкус. Теплый и манящий, когда он скользнул языком в мой рот. Нам не следовало этого делать. Эта мысль продолжала повторяться в глубине моего сознания, но я не хотела останавливаться. Потому что, как бы сильно я ни хотела остановиться, я также знала, что хочу этого. Я хотела, чтобы он поцеловал меня. Я хотела поцеловать его в ответ. Так я и сделала. Я отвечала на его поцелуи и тихо стонала ему в рот, когда он посасывал и покусывал мои губы. Он полностью обхватил мою шею своими большими руками и слегка надавил, заставляя меня выдохнуть ему в рот.

Он перестал целовать меня, его губы зависли над моими, и я резко открыла глаза, обнаружив, что он внимательно наблюдает за мной. Выражение его лица было пустым, когда он продолжал усиливать хватку на моей шее.

Все мысли о шторме исчезли, потому что теперь я была больше сосредоточена на попытках отдышаться, которые Адам, казалось, хотел у меня отнять.

– Почему я так сильно хочу тебя? – прошептал он, его длинные пальцы впились в мою кожу.

Я открыла рот, но не смогла произнести ни слова. Слезы вырвались на свободу и заскользили по щекам.

Адам скользнул другой рукой по моему лицу, наблюдая за мной. И затем, прежде чем я поняла, что сейчас произойдет, он ослабил хватку на моем горле и за считанные секунды перелез через меня.

Он зажал правой рукой мой рот, а левой провел по моей груди, вниз по животу, пока не оказался над моей киской. Я попыталась извиваться под ним, но это было невозможно, когда одна его нога была зажата между моими бедрами, а все его тело прижималось ко мне таким образом, что я вообще не смогла бы пошевелиться, даже если бы попыталась.

Адам скользнул своей теплой ладонью мимо кружева моих трусиков, и когда его пальцы коснулись моей уже влажной киски, я застонала в его руку, которая все еще прикрывала мой рот. Блядь.

– Ты уже такая мокрая, – горячо прошептал он мне на ухо.

Он скользнул указательным пальцем между моими половыми губками, наблюдая за мной с такой напряженностью, которая, казалось, выжгла весь стыд, который я испытывала в тот момент.

Когда он потирал мой клитор, он надавливал средним и указательным пальцами, двигая ими медленными, мучительными кругами.

Я застонала сильнее, выгибая спину и упираясь пятками ног в мягкий матрас подо мной.

Теперь голос Адама звучал у моего уха. – Тебе это нравится, не так ли?

Когда я ничего не сказала, он ввел один длинный палец глубоко в мое влагалище, а затем два, широко растягивая меня своими толстыми пальцами. На этот раз я закричала, но его рука заглушила мой крик.

– Ты девственница, голубка? Он убрал руку от моего рта, как будто позволяя мне заговорить, но вместо слов я застонала от удовольствия, когда он продолжил ласкать меня пальцами. – Грейс. Его губы были прямо над моими губами, когда он говорил.

В этот момент я посмотрела на него, мое влагалище пульсировало от потребности освободиться.

– Смотри на меня, когда я заставлю тебя кончить. Это был приказ, которому мое тело подчинилось в ту же секунду, как эти слова слетели с его губ. Я сильно кончила, выгибая спину и скручивая ноги, когда удовольствие волной прокатилось по мне. Адам прижал меня к себе, шепча мне на ухо низким, глубоким голосом: —Ты такая плохая девочка, Грейс.

Прежде чем я успела опомниться, Адам встал с моей стороны и вышел из моей комнаты, хлопнув за собой дверью.

Я села, тяжело дыша и отчаянно нуждаясь в воздухе, вглядываясь в темноту. Буря снаружи утихла. Что, черт возьми, только что произошло?