Текст книги "Человек, который украл всё (СИ)"

Автор книги: Зола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Я тоже! – голос у магистра Моренгора был резкий, как воронье карканье. – Ты доставить моё письмо?

– Нет, – ответил Энмор. – Оно сгорело.

– Я так и знать, – мрачно заявил зельевар. – В конце концоф это фсегда происходит. Не пойму, что я делать неправильно… Ну, заходи, раз уж ты сметь явиться перед мой глаз.... Хочешь чаю?

– Нет, – быстро ответил Энмор. Гостеприимство не входило в список достоинств магистра Моренгора, и умение заваривать чай – тоже. Почему-то Моренгор не очень жаловал чабрец и мяту, зато пылал нежной любовью к крапиве и острому перцу.

– Как хочешь, – сказал Моренгор, закрывая за Энмором дверь и снимая со стенного крюка фонарь. – А фот я не откажусь от рома…

– Я тоже! – с готовностью откликнулся Энмор, поднимаясь вслед за Моренгором по ступеням винтовой лестницы.

– Тебе я не предлагать…

Ладно уж, подумал Энмор, зато меньше вероятность, что Моренгор захочет его отравить.

Когда они поднялись наверх, то оказались в уже знакомой Энмору комнате для гостей – или для клиентов. Здесь магистр Моренгор постарался создать таинственную и жуткую атмосферу: со стен мрачно смотрели портреты предыдущих зельеваров, служивших в Эрметилне – бледные лица, фанатично горящие глаза, тёмные мантии, бороды всех цветов и форм. Плотные портьеры скрывали стрельчатые окна, а на столиках у стен громоздились хрустальные шары, блестящие котлы, разноцветные склянки. Впрочем, Энмор прекрасно знал: самое настоящее волшебство таится за скромной, почти неприметной дверью в самом тёмном уголке комнаты – там, где находится вход в лабораторию Моренгора.

– Я тебя слушать, – мрачно заявил зельевар, садясь в одно из глубоких бархатных кресел и неторопливо расправляя рукой роскошную седую бороду. Энмор заметил, что на пальце блеснуло крупное кольцо – раньше его не было. Нетрудно догадаться, откуда у магистра Моренгора деньги.

– Что вы делаете для графа Эрметилнского? – в лоб спросил Энмор. Старый волшебник недовольно поморщился:

– Современная молодёжь совершенно не уметь вежливо себя вести!.. Зачем тебе это?

– Поверьте, мне нужно это знать.

– Меня не интересует, что есть тебе нужно! – распалился старик. – Даже письмо не доставить, а теперь явиться сюда и чего-то от меня требовать! Фон с глаз моих, или я заколдофать тебя так, что не очухаешься!

– Магистр, – тихо проговорил Энмор. – речь идёт о жизни и смерти. Вы знаете, что ваш хозяин обвинил невинного человека в преступлении? Если вы мне не поможете, уже завтра этого человека приговорят к смерти!

Зельевар махнул жилистой рукой:

– Меня не фолнует, что происходит среди обычных людей. Меня не фолнуют их мелочные дрязги и трения! Всё это – ничто по сравнению с великим искусством, которому я служить!

– Как же так! – сердито воскликнул Энмор. – Так-то вы выполняете законы Гильдии? Маг должен помогать простым людям по мере своих сил!

Энмору показалось, что плечи Моренгора дрогнули, как будто старику стало холодно – а может, стыдно.

– Я… я есть помогать! – дрогнувшим голосом воскликнул он. – Но я есть притфорный маг Эрметилна, и мой хозяин стоит для меня фыше графа Нодера… Да, юноша, не удивляйся. Я знаю, что тот, о ком ты говорить. Это граф Нодер – Человек, который украл фсё.

– Прошу, магистр, помогите мне, – попросил Энмор. – Мне нужны лишь знания. Только знания. Я даже не прошу вас отправиться со мной в Волтон. Просто ответьте на мои вопросы, и я сразу уйду.

– Нет, – жёстко ответил Моренгор. Несколько секунд колебаний прошли для него бесследно: перед Энмором снова сидел сварливый и бесчестный старикашка. – Фон из моего дома, Энмор Кровеглазый! Я есть не шутить!

Энмор понял, что словами здесь ничего не добиться. Придётся действовать хитростью. Говорить ложь он не мог, это так – но его способности не распространялись на саботаж.

Он спустился по лестнице и уже собирался выйти за дверь, но только тут заметил, что дверей было две. Та, в которую недавно зашёл он, находилась справа от лестницы. А куда ведёт та, что слева?

Энмор решительно шагнул к двери и толкнул её. Она повиновалась с тихим скрипом, и его глазам открылся маленький дворик. Выйдя наружу и притворив за собой дверь, Энмор огляделся по сторонам.

Ему не раз приходилось видеть запущенные дворики и сады, которые, тем не менее, выглядели очень уютными. Но здесь никаким уютом и не пахло: наоборот, создавалось впечатление, что хозяин изо всех сил стремится уморить последние ростки жизни на этом унылом пятачке, обнесённом высокими стенами. Поросший мхом фонтан давно не работал; заглянув в его чашу, Энмор заметил здоровенного паука, который тут же метнулся в отверстие для стока воды, служившее ему гнездом. По стенам протянулись спутанные плети плюща и бешеного огурца, почти совершенно высохшие. Энмор подошёл к бешеному огурцу, сорвал один шипастый плод. Тот взорвался у него в пальцах, но взорвался так тихо и уныло, словно хотел своим усталым «хлоп!» поблагодарить волшебника за желанную быструю смерть. Приглядевшись, Энмор заметил за зарослями ещё одну дверку. Аккуратно приоткрыв её, он выглянул наружу.

Вот уж где царила суета! По широкому вымощенному двору туда-сюда сновали слуги. Кто-то тащил корзины и мешки, кто-то подметал мостовую, кто-то развешивал сушиться многочисленные мантии и плащи. «Эге, – подумал Энмор, – да наш магистр Моренгор, оказывается, привык жить на широкую ногу!» Зловеще улыбнувшись, он бесшумно прикрыл дверь, отошёл в сторону и начал рыться в своей сумке. Несколько секунд спустя он извлёк наружу одну из тех чёрных груш, что росли на дереве в саду Иола. Кожица плода была тёплой и мягкой, а внутри что-то билось, как крохотное сердечко.

– Эх, была не была, – сказал Энмор и аккуратно разломил грушу пополам.

Чёрная кожура мгновенно скукожилась и усохла, превратившись в крохотный серый лоскуток. А на ладони Энмора осталась сидеть симпатичная иволга. На первый взгляд – совершенно обычная. Только в умных глазках горели волшебные зелёные искорки.

– Придётся тебе устроить здесь небольшой кавардак, малышка, – сказал Энмор, пощекотав пальцем лоснящуюся грудку птички. – Не возражаешь?

– Фьюить, – ответила пичуга, что на её языке, вероятно, означало «Спрашиваешь!» Энмор подбросил её вверх, и птичка упорхнула за стену, во двор Моренгора.

Следующие несколько минут Энмор с интересом наблюдал за происходящим из-за приоткрытой двери. Птицы, которых выращивал Иол, не были злыми и никому не причиняли вреда, просто они любили пошалить, а в сочетании с их волшебными свойствами это увлечение было по-настоящему убойным. Иволга начала с того, что развеселила своим щебетом дворовых собак: с радостным лаем псы принялись гоняться друг за другом, катаясь по земле и сбивая с ног людей. Когда к восторженному собачьему визгу присоединились разнокалиберные ругательства, иволга уже переключилась на одну из брошенных корзин. Поклевав яблоко, она потеряла к нему интерес и полетела изучать развешенное бельё, а корзина внезапно пустила корни и ветки во все стороны. В несколько секунд целый угол двора превратился в пышный и запутанный ивняк, в зарослях которого горделиво возвышалась обвешанная плодами яблоня… а иволга уже взмахами крыльев заставила заплясать висевшие на верёвках мантии, а несколько уроненных ею перьев превратили камни мостовой в чистейший малахит. Энмор бы и дальше любовался волшебным переполохом, но изумлённые вопли слуг уже привлекли внимание зельевара. Энмор еле успел скрыться среди зарослей сорняков, когда дверь башни распахнулась, и на пороге появился взбешенный донельзя магистр Моренгор. Вихрем пролетев мимо Энмора, он скрылся за дверцей, ведущей во двор. А незваный гость тем временем проскользнул обратно в башню и со всей возможной скоростью взлетел по лестнице. Нужно было спешить: волшебство только что появившейся на свет иволги будет недолгим. Совсем скоро зелёный огонь в её глазах погаснет, и она станет обычной птицей, а наведённые ею чары рассеются.

Без магистра Моренгора комната выглядела ещё более неприятно. Как будто хозяин был единственной причиной, по которой все эти жуткие древние маги не выскакивали из рам своих портретов и не набрасывались на вошедшего всем скопом. Чувствуя, как их злые и презрительные взгляды буквально сверлят ему спину, Энмор прошёл к маленькой двери в углу, приложил ладонь к дереву и прошептал:

«Откройся».

Заклинание, защищавшее дверь, попыталось было запротестовать, но Энмор усилием воли заставил его исчезнуть. Дверь с тихим скрипом отворилась, открыв ему проход в лабораторию Моренгора.

Заперев дверь на задвижку, Энмор прошёл на середину комнаты, стараясь ни на что не наступить и ничего не уронить, что было весьма сложно. Интересно, как сам Моренгор ухитряется передвигаться здесь? Он огляделся по сторонам. Все стены были уставлены шкафами и увешаны полками, на которых темнели зловещего вида корешки книг, мутно поблёскивали банки и склянки, а с одной насмешливо скалились черепа – один кошачий, второй крысиный, третий, судя по всему, принадлежал эфриулу. Преодолевая отвращение, Энмор перешагнул через ящик, набитый необработанным янтарём и пробежался взглядом по выстроенным в аккуратный ряд баночкам на полке. Почти все ингредиенты были ему знакомы – высушенный яблоневый цвет, плоды шиповника, комариные крылья. Снова оглядевшись, Энмор заметил под потолком связки чистотела и белого тысячелистника. На первый взгляд – самые обыкновенные лекарственные травы, которые можно нарвать на каждой полянке. Он снова повернулся к полке и продолжил поиски, но не обнаружил ничего интересного или подозрительного. Так, а что находится в том шестиугольном ящичке на стене?.. Энмор проскользнул мимо мрачного вида чучела росомахи, поднявшейся на задние лапы, и небольшого столика, на котором возвышалась банка с мутной жидкостью и плававшим в этой жидкости непонятно чем, и потянул за ручку шкафчика. Закрыто, разумеется. Прошептав коротенькое заклинание, Энмор с лёгкостью открыл шкаф. Внутри оказались бутылки, запечатанные сургучом, один вид которых сказал Энмору, что он тратил время зря. Похоже, не только Иол любит брать плату за услуги вином…

Энмор закрыл шкафчик и продолжил поиски. Хуже всего было то, что он не знал, что именно надо искать. Возможно, золото от графа Эрметилнского? Но он был уверен, что здесь золота не найдёт: если оно и не в казне замка, то наверняка в личных покоях магистра Моренгора. Он уже решил, что пора уходить, как вдруг его взгляд упал на камин.

В одном из столбиков камина что-то слабо поблёскивало. Что-то, похожее на крохотный рычажок.

Быстро рванувшись туда, Энмор опустился на колени. Так и есть – одна из мраморных плиток скрывала тайник. Юноша повернул рычаг, и мраморная дощечка выпала наружу. Он аккуратно подхватил её и положил на пол, а затем заглянул в тайник.

За дощечкой оказался довольно длинный и узкий лаз, в который, очевидно, нужно было просунуть руку. Энмор запустил туда правую руку, но не нащупал ничего, кроме гладких стенок лаза. Он просунул руку ещё дальше, так что его плечо упёрлось в стену, и тут же пальцы нащупали маленький бархатный мешочек, судя по ощущениям, довольно тяжёлый.

«Есть, – подумал Энмор, и потянул мешочек к себе. Но не прошло и секунды, как что-то тяжёлое, твёрдое обрушилось на его руку сверху, придавив запястье к полу и сжав его, словно тисками.

Энмор беззвучно вскрикнул от боли, на глазах у него выступили слёзы. Он дёрнул рукой на себя, но это вызвало только новую вспышку боли.

«Чёрт, не может быть, – подумал он. На смену испугу пришла злость, а за ней – стыд. Так попасться! А ведь Иол когда-то говорил ему: никогда не суй свои конечности куда попало без подготовки!

Энмор сделал несколько глубоких вдохов, стараясь сосредоточиться. Какое бы заклинание использовать? Как назло, в голову ничего не приходило, ну, почти ничего. Может, использовать Заклинание Узника? Очень хорошая вещь, помогает и против верёвок, и против решёток. Энмор прикрыл глаза, вспоминая текст заклинания, потом произнёс его. Подождал несколько секунд, полминуты – ничего не произошло. А потом до его уха донеслись шаги и громкие голоса – кто-то поднимался по лестнице, и не в одиночку.

Вздрогнув всем телом, Энмор быстро произнёс Заклинание Ножа. Отрезать себе руку он не собирался (хотя такая мысль у него тоже мелькнула), но надеялся, что магия подействует на невидимые тиски. Нет – и это не помогло. Шаги подошли совсем близко к двери, и сквозь все нагромождения ящиков, сундуков и бутылок до Энмора донеслись несколько громких ударов, а затем – громкие, сердитые голоса слуг, приказывающих немедленно открыть дверь и выходить с поднятыми руками. Молодой волшебник снова отчаянно задёргал рукой, но не добился ничего, кроме ощущения, что его запястье медленно распиливают тупой стороной пилы. Неприятно, прямо сказать.

– Отпусти меня, пожалуйста, – в отчаянии прошептал он, и совершенно неожиданно это сработало.

Механизм, сжимавший его руку, мгновенно отъехал куда-то вверх, и Энмор быстро вытащил руку наружу. Он всё ещё не мог избавиться от изумления: надо же, оказывается, надо было просто попросить. Нет, не просто попросить, догадался он, а попросить вежливо. А то, как сказал давеча сам Моренгор, «Современная молодёшь совершенно не уметь вежливо себя вести». Уметь, магистр, ещё как уметь.

Он посмотрел на своё запястье. Пластина оставила на нём широкую кровоточащую ссадину; вокруг ссадины кожа опухла и покраснела. Ладонь всё ещё крепко сжимала мешочек. Он сунул его в карман и подскочил к окну.

Локтём раненой руки он с размаху выбил стекло. Сквозь громкий звон до него донеслись испуганные крики снаружи; кто-то с силой задёргал ручку двери, одновременно барабаня в неё кулаком. Энмор достал из сумки верёвку, быстро обмотал один её конец вокруг рамы, завязал узлом. Когда несколько секунд спустя дверь всё-таки выломали, волшебник уже раскачивался на верёвке в нескольких метрах ниже окна.

Скорее, чтобы его не заметили, Энмор спускался вниз, перебирая руками. Он поравнялся с ещё одним окном, как вдруг оно внезапно распахнулось. Энмор обернулся и лишился дара речи: в окне, широко улыбаясь, стоял Отогар.

– Здравствуй, Энмор, – приветливо сказал он и, быстрее, чем Энмор успел что-то предпринять, взмахнул правой рукой. Острый нож рассёк верёвку над рукой Энмора, и юноша со свистом полетел вниз.

Полёт до земли занял несколько секунд. Когда до травы оставалось всего полметра, падение вдруг резко прекратилось, словно невидимый крюк поддел Энмора за пояс и вздёрнул его наверх, не давая упасть. В каком-то тумане Энмор несколько секунд смотрел на землю, о которую только что чуть не расшибся насмерть, а потом посмотрел направо и увидел стоявшего неподалёку Моренгора. Бледное лицо старого волшебника всё перекосилось от ярости. Рука его была вытянута вперёд: силой волшебства он приказывал Энмору неподвижно висеть в воздухе. В следующую секунду Моренгор взмахнул рукой, и Энмор окончательно рухнул на землю.

– Ох, – только и смог проговорить он. Сразу после этого невидимый крюк снова вздёрнул его наверх и снова уронил, ударив о землю. Так повторилось раз пять, пока Энмор, весь в синяках, не остался лежать неподвижно.

– Это есть недопустимо, молодой человек, – зловеще промолвил магистр Моренгор, обходя Энмора кругом. – Вы изволить пробраться в мой лабораторий без фсякого разрешения.

– Я не удивлюсь, если он что-нибудь украл, – услышал Энмор ненавистный голос Отогара. Тот уже успел спуститься и теперь стоял неподалёку, вальяжно прислонившись к крепостной стене. На лице у него играла улыбка, полная спокойного самодовольства, а глаза сверкали торжеством.

– Двойные стандарты, магистр! – сердито крикнул Энмор. – Как ваш ученик ворует – так это хорошо!

Он уже успел догадаться, что Отогар узнал о его местонахождении благодаря волшебному зеркалу. Как колдун сумел за несколько часов преодолеть немалое расстояние между Тирлем и Эрметилном, Энмору было думать некогда: наверняка Отогар и не такое умеет. Между тем магистр Моренгор на секунду отвлёкся и взглянул на Отогара из-под лохматых бровей:

– На что он намекать, коллега?

– Ни на что, – произнёс Отогар с видом оскорблённого самолюбия. – Я рад, что успел добраться сюда быстро и предотвратить ещё один побег Энмора Кровеглазого с места преступления.

– А-а-а! – зловеще протянул Моренгор, сердито косясь на Энмора, – так этот мальчишка уже совершать проступки в своём прошлом?

– Его подозревают в убийстве, магистр, – с деланным равнодушием пожал плечами Отогар, – и вам это может сказать о многом.

– Ну, сами напросились! – сердито сказал Энмор, поднимаясь на локте. Левой рукой он уже сжал комочек земли – ох, хоть бы в этот раз превращение прошло быстро. – У вас в прошлом тоже есть кое-какие грешки!

– Магистр Моренгор не поверит ни единому твоему слову!

– Спорим, поверит? Магистр Моренгор! – Энмор резко выбросил руку вперёд, указывая на Отогара: – Это он виноват в том, что я не доставил письмо магистру Стаглиору!

Моренгор секунду смотрел на Энмора, потом медленно перевёл взгляд на Отогара. Хотя юноша не видел лица своего врага, он почувствовал, что Отогар бледнеет.

– Он лжёт, магистр, – сказал Отогар слегка дрогнувшим голосом.

– Нет, – помотал головой Энмор. – Он пытался отобрать у меня письмо, и оно сгорело у него в руках.

– Я же говорю вам, магистр! – яростно прокричал Отогар, – он лжёт! Он всё это придумал только сейчас!

– Нет, – сухо отозвался Моренгор, буравя Отогара подозрительным взглядом. – Он не может лгать. Я слышать про то, как болфан Иол заколдофал этот молодой челофек.

– Минуточку, – прервал его Энмор. – Вы о моём учителе говорите…

Но никто уже не обращал на него внимания. Подозрительный и вспыльчивый Моренгор багровел от гнева прямо на глазах; встопорщившиеся брови и борода потрескивали от пробегающих по ним искр, а в глазах зажёгся недобрый огонь. Отогар машинально отступил, соображая, стоит ли ему принимать бой (что вполне могло бы закончиться для Моренгора смертью, а для него – изгнанием из гильдии), или всё-таки правильнее будет ретироваться. В итоге он выбрал второй способ – и сделал это одновременно с Энмором, который уже изо всех сил летел на юг, подальше от Эрметилна.

====== 21 сентября (поздний вечер) ======

Кориэль с восхищением оглядывался по сторонам, еле удерживаясь от того, чтобы не присвистнуть или не сказать что-то вроде «Ого!» или «Ну и ну!» – такое было бы ожидаемо от деревенского недотёпы, каким он в глубине души себя считал, но не от молодого дворянина, каким он хотел себя видеть. Он стоял в оружейной мастерской, и у него разбегались глаза при виде великолепных сокровищ, развешанных и разложенных повсюду. Сурово сверкала сталь на лезвиях алебард; мягко золотились гарды шпаг; матово светились сложенные пирамидками пули; глянцевито блестели полированные приклады мушкетов… Впервые Кориэль взял в руки шпагу всего лишь несколько месяцев назад, но уже настолько успел привыкнуть к оружию, что в последние пару дней чувствовал себя без него неуютно. А теперь ему предстояло уйти отсюда вооружённым! Хозяин мастерской, массивного вида полугном с добродушным красным лицом и внушительной бородой, стоял за прилавком, скрестив могучие руки на груди и наблюдая за молодым человеком с наполовину насмешливым, наполовину растроганным выражением.

– Мы вернём всё в срок, Бурган, обещаю, – сказал Пелл.

– О чём говорить! – махнул Бурган своей ручищей, чуть не сбив при этом с ног адвоката, который был ненамного выше его самого. – Я до сих пор помню, как ты спас меня от тюрьмы, когда я был только подмастерьем и мой учитель обвинил меня в краже, а на самом деле это сделал мой соученик… Сейчас ведь тебе досталось примерно такое же дельце, разве нет?

– И впрямь, Бурган, история повторяется… – рассеянно отозвался Пелл, косясь на Кориэля. Юноша протянул руку к не очень длинной, но сразу видно, гибкой и острой, шпаге, чашка которой была украшена резьбой в виде переплетающихся стебельков плюща:

– Вот эту, если возможно, господин Бурган…

– Разумный выбор! Так, дружище Пелл, поставь роспись вот здесь…

– В залог могу оставить только один золотой – сам понимаешь, времена сейчас тяжёлые…

– Брось, брось, о чём это ты говоришь тут, а? Чтоб я с тебя залог брал? Да я же тебе как самому себе доверяю! Убирай свою монету, и не позорь меня перед ребёнком… Ещё подумает, что я ценить друзей не умею…

Через несколько минут Кориэль шагал вслед за Пеллом по шумной вечерней улице, тихо радуясь знакомой тяжести на левом бедре. Пелл направлялся к королевскому казначею, а Кориэля взял с собой, намереваясь выдать за телохранителя,

Казначей жил совсем неподалёку от королевского дворца. Хотя это был центр города, улица, на которую около половины шестого вышли Пелл и Кориэль, была очень тихой и спокойной. Дома здесь были высокие и красивые, перед фасадами росли старые величественные каштаны. В окнах одного из домов горел свет, мелькали силуэты танцующих, и на улицу долетали отзвуки музыки; возле этого дома на козлах экипажей дремали или курили бородатые кучера. Но все остальные дома казались тихими и даже несколько сонными.

Дом господина Гарлана Муверанта, королевского казначея, не выглядел исключением. Унылый серо-коричневый фасад с тусклыми окнами походил на мрачное старческое лицо – и когда слуга проводил гостей в комнату хозяина, Кориэль убедился, что казначей удивительно похож на своё жилище. Это был худой, сгорбленный старик, рот которого напоминал перевёрнутый вниз рожками полумесяц. Морщинистое лицо казначея походило на голову черепахи, да и в глазах – холодных, безразличных ко всему и только время от времени вспыхивающих злобным и трусливым огнём – было что-то, напоминающее древнюю рептилию. Он встретил Пелла и его «телохранителя» недоброжелательно и угрюмо, и если адвокат был удостоен холодного кивка и предложения присесть, то на Кориэля казначей лишь бегло взглянул. Хорошо ещё, что не узнал, подумал Кориэль: сходство с графом Нодером могло бы сильно насторожить старика.

Свой разговор Пелл начал издалека: спросил казначея о здоровье, о делах при дворе. Но судя по тому, как односложно и почти злобно отвечал ему старик, тактика отвлечения и задабривания не сработала, и тогда Пелл приступил к главному:

– Мне хотелось бы ещё раз взглянуть на документ, в котором Его Величество приказал вам выдать деньги из казны графу Нодеру. Это возможно?

– Великие силы небесные! – раздражённо пропыхтел старик, – и как вам до сих пор не надоело мусолить одну и ту же старую песню?! Документ достаточно ясен, чтобы понять его с первого раза…

– Я понимаю, – спокойно отозвался Пелл, – и всё же мне необходимо ещё раз освежить в памяти то, что там написано. Таковы мои обязанности, вы ведь знаете – наш, адвокатский, хлеб всегда чуть-чуть отдаёт бумагой…

– Да уж, крючкотворы вы знатные! – проворчал казначей, но Кориэлю показалось, что в его движениях, пока он отодвигал ящик стола, была какая-то нервозность и растерянность. Пользуясь тем, что старик смотрит не на него, Кориэль, как было условлено, отступил в глубь комнаты, поближе к окну, встав прямо между ним и книжным шкафом, как его научил Пелл.

Адвокат взял документ в руки и принялся внимательно разглядывать его. Кориэль заметил, что казначей следит за Пеллом с почти что ревностью на черепашьем лице. Вот его тощие морщинистые руки уже метнулись вперёд, чтобы выхватить документ из рук стряпчего… Но тут Кориэль увидел краем глаза, что к зданию приближается ещё один человек, и человека этого он вовсе не хотел сейчас видеть.

Кинн!

Кинн, одетый в чёрный плащ, из-под которого виднеется жёлто-лиловый колет. Цвета графства Шегонского! Гнев и смятение охватили Кориэля, и на секунду он даже забыл, что ему надо делать, но тут же опомнился. За секунду до того, как Муверант собирался выхватить бумагу из рук Пелла, Кориэль резко откинулся назад и ударил плечом о книжный шкаф. Плечо тут же отчаянно заболело, и немудрено – Кориэлю удалось свалить шкаф на пол. Тот упал со страшным грохотом, тяжеленные книги рассыпались по полу, а фарфоровая вазочка, выглядевшая жутко старой и жутко дорогой, не разбилась лишь потому, что пол в комнате был устлан мягким ковром. Впрочем, Кориэль тут же исправил это упущение: пытаясь восстановить равновесие, он наступил на вазочку сапогом, и та со слабым «крак» окончила свою, несомненно, очень долгую жизнь.

Руки господина Муверанта, мгновение назад тянущиеся к королевскому приказу, застыли в воздухе. Затем медленно поднялись вверх, так что кончики растопыренных пальцев дрожали на одном уровне с лысеющей макушкой, в то время как рот казначея плавно раскрылся, и оттуда вылетел вопль, постепенно нарастающий до такой высокой ноты, что Кориэлю показалось: ещё чуть-чуть – и лопнет оконное стекло, а осколки посыпятся на шляпу Кинна, который как раз приблизился к крыльцу. Самообладанию Пелла могла бы позавидовать любая ведьма-ученица, которой не даётся искусство сосредоточения: адвокат не обратил ни малейшего внимания ни на упавший стеллаж (хотя один из отлетевших в сторону томов и проехался по его затянутой в чулок голени), ни на вопль казначея. Он ещё несколько мгновений пристально вглядывался в документ, а когда наконец положил его обратно на стол, Кориэль мог бы поклясться, что сквозь выражение унылой услужливости на лице адвоката на миг проступило дикое, ликующее торжество – ещё чуть-чуть, и Пелл ударится в пляс прямо тут, на разбросанных книгах и осколках старинной вазочки. Вместо этого адвокат вернул на свою физиономию прежнее пресное выражение, спокойно поднялся и повернулся к Кориэлю.

– Вы до крайности неуклюжи, молодой человек, – сказал он ледяным голосом, в то же время залихватски ему подмигивая, – и мне придётся немедленно вас рассчитать.

– Извините, – сказал Кориэль, поднимая шкаф на место. Пелл обернулся к казначею (который всё ещё не закрыл рта, хотя давно перестал вопить) и церемонно ему поклонился:

– Прошу извинить меня за это недоразумение, господин Муверант. Мы сейчас же покинем ваш дом…

Он быстро вышел из комнаты, Кориэль ринулся за ним. Радость, охватившая его минуту назад при виде торжествующего лица Пелла, поутихла перед лицом испуга: на улице их дожидается Кинн! Вот уж кто будет не рад увидеть, что братец, который мог погибнуть целых три раза, всё ещё находится в мире живых… Но снаружи Кинна не оказалось. Кориэль обалдело огляделся по сторонам. Не могло же ему показаться?

– Идём, Кориэль, скорее! – позвал Пелл, и юноше ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Он заторопился вслед за адвокатом по мостовой, не заметив пары злых глаз, так похожих на его собственные, что наблюдали за ним из-за фонтана с питьевой водой на углу.

– Энмор Кровеглазый был прав, – говорил Пелл тихим, дрожащим от радости голосом. – Документ подделан! Не весь, конечно – только пара слов… Все королевские эдикты пишутся на пергаменте, и этот – не исключение… Кто-то соскрёб ножом имя графа Рудвиана, и заменил его на вашего отца… Его Величество сам не писал этот пергамент, он лишь подписывал его, а составлял его, вероятно, сам казначей…

– Хотите сказать, три миллиона золотых пито должен был взять из казны не мой отец, а граф Рудвиан? – ахнул Кориэль. – Да как же король мог перепутать!..

– Должно быть, казначей составил этот документ, уже будучи вовлечённым в заговор с графами Эрметилнским и Шегонским… – задыхаясь от быстрой ходьбы, продолжал Пелл. – Его Величество наверняка намеревался выдать деньги графу Шегонскому, а потом, когда документ был подписан и скреплён печатью, казначей срезал ножом с пергамента одну фамилию и заменил её на другую… Ловко они всё провернули! Ваш отец, вы уж извините, Кориэль, немного нелюдим и близких друзей в столице не завёл… Потому-то и выбрали его заговорщики своим козлом отпущения…

– Но зачем? – в отчаянии спросил Кориэль. – И как?..

– Я разговаривал с вашим отцом в тюрьме, господин Кориэль, и знаю, что изначально граф Шегонский – а он и есть душа заговора,– так вот, сначала он вовсе не хотел подставлять графа. Он предложил ему присоединиться к заговору: помочь с мятежом против короля или забрать себе часть золота, как тому заблагорассудится. Но ваш отец наотрез отказался… Он – человек чести, Кориэль…

– И ещё он полный идиот! – раздался громкий, злобный голос за их спинами. Руз Пелл подскочил на месте и обернулся. Кориэль обернулся не сразу. Он узнал этот голос, и, прежде чем повернуться к Кинну лицом, выхватил из ножен свою новую (то есть взятую напрокат с условием непременного возврата) шпагу.

Кинн тоже успел обнажить своё оружие. Шпага, когда-то принадлежавшая Кориэлю, сверкала в его руке. Широко улыбаясь, он кивнул в сторону брата:

– Что, деревенщина, уже успел найти себе новую игрушку? Ничего страшного, скоро я заберу её себе, как уже забрал твою старую шпагу и кольцо, которое тебе не принадлежало…

– Как и тебе! – гневно крикнул Кориэль, заметив, что на пальце у Кинна всего одно кольцо. – Куда ты девал символ нашего рода?

– МОЕГО рода! – взревел Кинн и сделал смертоносный выпад, но Кориэль стремительно парировал удар и одновременно взмахнул обмотанным вокруг руки плащом, на миг сбив Кинна с толку.

– Бегите, Пелл! – закричал Кориэль, и умница Пелл послушался: он не умел драться и вообще в жизни не держал в руках оружия, зато прекрасно понимал: они уже на Высоком мосту Волтона, и скоро здесь соберётся толпа народу, чего Кинну совсем не надо. Адвокат бросился бежать по мосту, крича во всё горло:

– Пожар! Тревога!

Никакого пожара не было, но крики «Убивают!» привлекли бы меньше зрителей. Кинн уже понял, какая опасность ему грозит: дуэли в черте города были здесь строжайше запрещены. Но вместо того, чтобы убраться, он напал на Кориэля с ещё большей злобностью, чем раньше, и быстро оттеснил его к небольшому закутку между домами, там, где полотно моста заканчивалось небольшим замшелым парапетом. Здесь, в этом узком месте, обороняться было чертовски трудно. Кориэль сделал несколько отчаянных выпадов, попытался вновь обмануть Кинна взмахом плаща – но он и сам уже понимал, что проиграл и эту схватку. Брат был засранцем, но фехтовал отлично. Шпага вылетела из рук Кориэля, а сам он, потеряв равновесие, вывалился за парапет. Но в последнюю секунду успел схватиться рукой за край моста.

Только сейчас он осознал, что уже совсем темно. В порту, чудовищно далеко внизу, зажглись красные и золотые огни. Они отражались в воде, и это зрелище показалось Кориэлю, висевшему между жизнью и смертью, самым красивым, что он видел в своей жизни.

До него донёсся издевательский смех Кинна, и ту руку Кориэля, которой он держался за шершавый парапет, пронзила боль. Он поднял голову и увидел, как брат поставил сапог на его ладонь, но почему-то не сталкивает. Просто смеётся.