Текст книги "Метаморф (СИ)"

Автор книги: zaka1111

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Метаморф

https://ficbook.net/readfic/969233

Автор:

zaka1111 (https://ficbook.net/authors/320716)

Беты (редакторы):

хвостун (https://ficbook.net/authors/191029)

Фэндом:

Ориджиналы

Пейринг или персонажи:

м/м

Рейтинг:

NC-17

Жанры:

Слэш (яой), Романтика, Мистика, Повседневность, POV

Размер:

Миди, 35 страниц

Кол-во частей:

6

Статус:

закончен

Описание:

Я люблю Сашку. Не как друга. Я люблю его как парня, как мужчину, как самого нужного мне человека.

Я пережил легкое юношеское увлечение, потом буйное помешательство, а когда улеглись гормоны, то остановился на тихой безответной любви.

Содержание

Содержание

–1-

–2-

–3-

–4-

–5-

–6 и Эпилог-

-1-

МЕТАМОРФО́ЗА – превращение, переход из одной формы в другую с приобретением нового внешнего вида и функций.

В первый раз это произошло, когда мне было шестнадцать лет, я тогда даже ничего и не понял. Шел, шатаясь утром в ванну, даже не разлепив глаза, мы с моим лучшим другом Сашкой всю ночь протрепались в Инете и бабушка меня еле-еле смогла разбудить в школу. Я, не открывая глаза, почистил зубы и стал класть зубную щетку в стаканчик, но она там уже стояла. Я посмотрел на свои пустые руки, потрогал щетку, она была сухая, и подумал: «Приснилось, что ли?».

Взял зубную щетку и еще раз почистил зубы, теперь, как я думал, по-настоящему, они аж заскрипели. Выпил приготовленный бабушкой кофе и отправился в школу. По дороге меня подхватил Сашка, он так же на автомате переставлял ноги, хотя и выглядел бодрее меня.

Жили мы с бабушкой одни. Отца у меня не было изначально, а мама умерла, когда мне было пять лет, у нее нашли рак легких. Она тогда долго и тяжело болела, не помогли никакие лекарства, ни химиотерапия, ни колдуны и экстрасенсы, как последняя инстанция под названием «а вдруг». Опекунство надо мной взяла бабушка. Она довольно старомодная особа, речь ее правильная, спокойная, размеренная, бывшая жена военного (моего деда), закончила в МГУ филологический факультет, работала в школе учителем. Весной и осенью она носила шляпки с вуалью, а летом соломенную шляпу, украшенную искусственными цветами. Была маленькой и сухонькой старушкой, в глазах которой светилась мудрость.

Я сначала ее очень стеснялся, на родительские собрания в школу у других учеников ходили их мамы и папы, а у меня – бабушка, которая была совсем не «крутая» и не модная. Я старательно делал вид, что не знаю ее, бабушка не обижалась. Это было до тех пор, пока я не увидел бабку одной из своих одноклассниц. Именно «бабку», а не «бабушку». Эта особа была полная, грузная, краснощекая, с визгливым голосом. Она устроила безобразный скандал, что их девочку обижают, ей несправедливо ставят плохие оценки, «девочка» стояла рядом и ковыряла пальцем в носу, на уроках она не могла связать и двух слов. Я посмотрел на бледную учительницу, потом на «бабку» и с этих пор я гордо шел рядом со своей бабушкой, когда она провожала меня в школу, а не делал независимый вид, как раньше.

Второй раз это произошло летом в деревне. У нас был пустой дом, оставшийся от деда, и бабушка весь весеннее-летне-осенний сезон копалась на грядках и получала от этого массу удовольствия. Я приезжал к ней в выходные дни, и все летние каникулы работал копальщиком, полольщиком, водотаскальщиком и огородополивальщиком. Загорал до черноты, мои и без того светлые волосы выгорали и становились белыми. Сашка говорил потом, что я похож на марсианина, белые волосы, почти белые ресницы и брови, только глаза серые ярче становятся и улыбку видно издалека. С чего он взял, что марсиане именно такие, я не знаю.

Так вот, про второй раз. Я пошел на речку купаться с деревенскими ребятами и отдыхающими летом в деревне, как и я. Мы плескались вволю, играли в водный футбол, загорали. Кому-то в голову пришла гениальная идея играть в «догонялки» в воде. Я, спасаясь от соседа Пашки, который водил, поднырнул особо глубоко, и тут мне свело ногу судорогой. Я в панике забарахтался, стремясь всплыть, воздуха категорически не хватало. Я еще успел подумать: «Ну все, крындец», правда, подумал я совсем в нецензурном виде, легкие жгло, я вдохнул воду.

И… ничего не случилось… Я все так же был в воде, уже попой сидел на дне, пялился в мутную воду и … дышал. Нога прошла, и противное чувство судороги уже не беспокоило. Я решил, что я умер, начал ощупывать себя, ноги, тело, руки. Свои прикосновения я чувствовал. Плечи, шея, лицо… Стоп. Шея. На шее были какие-то щели, которые двигались в такт моему дыханию. Это что? Это жабры? Я в офигении сидел на дне, в чувство меня привел песок, который попал в трусы и очень мешал делать выводы. Над головой проплыл Лерка. «Нужно всплывать», – отстраненно подумал я.

На берегу мне было очень худо. Я не мог вздохнуть, все кашлял и кашлял, выплевывая речную воду из легких. Вокруг меня столпились парни, кто-то хлопал по спине, кто-то в панике вопил, кто-то предлагал сделать искусственное дыхание. Идиоты.

Когда я смог, наконец-то, вздохнуть, от меня все отстали. Я сидел и не мог понять, что случилось, Пашка отвел меня домой. А я дома рассматривал свою шею в зеркало и ощупывал ее руками. Бабушка повела себя очень странно, по моему мнению, она окинула меня придирчивым взглядом и сказала:

– Яков, ты стал совсем взрослым.

Она всегда называла меня полным именем. А чем моя взрослость связана с моим полуутоплением, я не понял. Я рассматривал свою шею с разных ракурсов, даже попытался заглянуть себе за спину, но ничего необычного не нашел. Мне показалось, что у меня были жабры, но их я не видел, в зеркале отражалась гладкая кожа спины и шеи.

«Фиг с ним», – подумал я, только нецензурно и решил, что мне это в панике померещилось.

А вот третий раз был жутким, таким, что на «померещилось», ну никак не списывалось.

Я попробовал на остроту нож, который только что наточил. Бабушка купила у соседки курицу, ощипала ее, и теперь мне предстояла разделка. Слабенькие пальчики бабушки, конечно же, справились бы с этим, но у меня займет это намного меньше времени. Я отделял грудку от кости, нож соскользнул, и отрезал мне кусочек указательного пальца на левой руке, полилась кровь.

– Б*я!!! – с чувством сказал я и понесся к раковине, стал судорожно вспоминать, где у нас аптечка и есть ли там перекись.

От боли и раздумий меня отвлекло шевеление со стороны курицы, ее лапки слегка подрагивали. «Бешеная тушка», – подумал я и аккуратно замотал палец белоснежным кухонным полотенцем, уставился на тушку. Я знал, что свежая рыба, даже разделанная подпрыгивает на сковородке, когда жарится, сам видел, сам ловил. Но чтобы курица? Такого я не слышал и не видел. Нет, конечно, она может бегать без головы, когда эту самую голову только что отрубить, но чтобы на фазе разделки? Нужно будет у бабушки потом спросить, она умная и многое знает.

В общем, мне было так интересно, а человек я до ужаса любознательный, что я, баюкая раненую руку, наблюдал, когда же курица перестанет дергаться. Потом движения тушки прекратились, и я увидел это. Из брюха курицы что-то выползало, из-за крови я не мог разглядеть. Я брезгливо скривился, фу, паразит какой-то что ли?

Это уже двигалось по столу, оставляя за собой тоненький кровавый след. Я придвинулся поближе, пытаясь рассмотреть, больше всего это было похоже на маленький кусочек плоти, и я с ужасом узнал свою отрезанную часть пальца!!! Глаза мои стали, как два блюдца. Он двигался ко мне с упорством скалолаза, медленно, но верно, остановился и вдруг полетел в меня.

Я заорал и стал скидывать его с себя, я его не видел, но знал, что он где-то на мне. Я скакал по кухне и отряхивал себя, пытаясь избавиться от непонятной мерзости.

– Яков, у тебя все в порядке? Ты что так кричишь? – бабушка с огорода заглянула в окно кухни.

– Все хорошо ба, – нервно ответил я, оглядывая себя. – Жук какой-то залетел.

– А почему полотенце в крови? Ты им курицу вытирал? Зачем?

– Я порезался, – вытащил руку из полотенца и показал бабушке абсолютно здоровый палец.

Бабушка покачала головой и ушла, а я рассматривал указательный палец, на котором не осталось ни следа от пореза, вернее сказать, от отреза. Это что же получается? Мой кусочек плоти вернулся ко мне обратно и прирос? Я сел на табуретку, не отводя взгляда от пальца, потрогал его аккуратно, потом потрогал неаккуратно, помял, засунул его в рот. Все так и получалось, даже шрама не было.

Я закатал шорты, у меня на бедре был шрам, который я получил в драке с гопниками. Мы с Сашкой их тогда славно отделали, сами тоже пострадали, но им досталось больше. Того шрама тоже не было, я потер абсолютно чистую кожу на бедре.

Я уставился невидящим взглядом в пространство и попытался думать, мои мысли были настолько невероятны, что просто не укладывались в голове. Это что же получается… Нет не могу даже предположить, что получается…

Аккуратно взяв ножик, я сделал себе маленький надрез на злосчастном пальце и стал наблюдать. Из пореза выступила кровь, которая шустро потекла по руке вниз, а сам порез медленно начал затягиваться. Я сделал еще надрез уже на другом пальце, тот же результат. На третьем порез сделал глубже, зашипел от боли – то же самое. О ранах напоминала только кровь. Заторможено встал, вымыл руку, выкинул полотенце в стирку, с отвращением разделал курицу и пошел к себе в комнату.

Там я лег на кровать, развалившись на спине. Что же со мной происходит? Как это происходит? Тогда… может, жабры мне тоже не показались? И что теперь делать, если я захочу постричься, мои волосы обратно прирастут? И ногти? Я поежился, отгоняя ужасное виденье, сижу я с волосами до пят и с ногтями в полметра.

Нужно провести эксперимент. Я шустро подскочил с кровати и побежал искать ножницы, отрезал ноготь все с того же несчастного указательного пальца и настороженно стал наблюдать за ним. Ноготь не подавал признаков жизни, мне надоело на него смотреть. Может мне отвернуться надо? Типа он стесняется, ага. Чувствуя себя окончательным придурком, повернулся к ногтю спиной. Когда я вновь посмотрел на него, он все так же скромно лежал на краешке стола. С волосами получилась та же фигня.

Подошел к зеркалу и начал пристально себя разглядывать. Каким я был, таким и остался. Сравнительно высокий молодой человек, белые, выгоревшие на солнце волосы, серые глаза, губы, нижняя слегка пухлее, прямой нос.

Не то, что Сашка, тот красавец, жгучий брюнет, высокий, чуть повыше меня, болотного цвета глаза с искринкой, пухлые губы. Сашка занимается борьбой, посещает тренажерный зал, поэтому тело у него – закачаешься. Еще у него длинные чуткие пальцы, когда он задумывается, они у него начинают слегка двигаться, как будто он перебирает гитарные струны. Сашка еще и музыкант, он классно играет на гитаре и у него низкий чувственный голос, от которого можно кончить.

Я люблю Сашку. Не как друга. И не как брата. Я люблю его как парня, как мужчину, как самого нужного мне человека.

Познакомились мы с ним в песочнице. О, это была незабываемая встреча! Я мирно возил машинку по песку, выкопав в нем для нее «гараж», ко мне подошел пухлый черноволосый мальчуган. Сашка до восьмого класса был весьма упитанным до тех пор, пока его первая любовь не ткнула его в это носом, с тех пор он занялся спортом, а наша одноклассница потом сама к нему несколько раз подкатывала. Он гордо отказывался, обиделся на нее очень.

Этот пухлый черноволосый мальчуган наступил на мой гараж, за что и получил лопаткой по морде. Мы бы подрались с ним, но в наши разборки влез Дима, противный соседский пацан, за что получил по морде уже он и в две лопатки. А мы стали мирно играть с Сашкой и, пока его мама и моя бабушка общались на скамейке, строили «гараж» для моей машинки уже в четыре руки.

С тех пор мы стали неразлучны. Сашкина мама даже перевела своего сына в мою группу в детском саду. Жили мы в соседних домах, поэтому и в школу пошли одну в один класс и сидели мы с ним за одной партой. То, что я неравнодушен к Сашке, я понял в восьмом классе, когда он подкатил к нашей однокласснице. Я тогда испытал острое чувство ревности, и в мою голову пришла мысль: «Чем я хуже ее?».

С тех пор мое чувство только крепло. Я пережил легкое юношеское увлечение, потом буйное помешательство, а когда улеглись гормоны, то остановился на тихой безответной любви. Сашка смеялся, клал руку мне на плечо и говорил:

– Як, ты что, ревнуешь? Да нашу с тобой дружбу никакие бабы не разрушат!

Я обреченно соглашался. Хоть на дружбу. Только не дружба была мне нужна от Александра Потапова, мне нужен был сам Потапов, целиком. Но брошенное вскользь неприязненное «Пидоры» вслед двум державшимся за руку парням, избавило меня даже от призрака надежды.

Я не был девственником, в моей кровати побывали и девчонки и парни, но секс с парнями мне нравился больше всего. Я встречался с Виктором из параллельного класса, со вторым своим парнем я познакомился на улице. Как я умудрился не запалиться перед Сашкой, ума не приложу, он шутил надо мной:

– Познакомь со своей красавицей, или она не красавица, что ты ее от меня прячешь?

– Боюсь, что отобьешь, – бурчал я.

– Девушек друзей не трогаем, – смеялся он.

А у меня в сердце тоскливо отзывалось «друзей». Я боялся потерять хотя бы нашу с ним дружбу, поэтому и не знакомил, я боялся, что Сашка отвернется от меня, и у меня исчезнет шанс быть хотя бы рядом. Свои чувства я научился прятать.

Один раз Сашка напился до невменяемого состояния и мне пришлось тащить его с нашей тусовки к себе домой на своем же горбу, хорошо, что бабушка была в деревне. Я сгрузил бесчувственное тело на диван, и устало опустился рядом. Сашка сопел, приоткрыв рот, и я не смог отвести взгляд от его губ. Безнаказанность соблазняла, я зачарованно приблизился к Сашке, почувствовал его дыхание на своем лице, попробовал его губы на вкус… Боже, как было сладко, как было хорошо…

Может засос ему поставить? Я тоже так однажды с засосом проснулся, Сашка потом лишь пожимал плечами, мол, фиг его знает, откуда он.

Я, тяжело дыша, со стоном уперся лбом в Сашкину грудь и пытался успокоиться. Я не должен пользоваться невменяемым состоянием друга, это неправильно, это подло, но какой соблазн… Он же ничего не вспомнит утром, а я урву кусочек личного счастья… Я вскочил и помчался в ванну и там, скуля от безысходности и вспоминая поцелуй, надрачивал себе. Оргазм был фееричен.

Я устало потер лицо ладонями, отгоняя воспоминания, поднял взгляд в зеркало, я отшатнулся от него, запнулся и упал на задницу, пребольно ударившись копчиком. Из зеркала на меня взглянуло Сашкино лицо. Уняв бешеное сердцебиение, я снизу плавно начал подниматься, опасливо заглядывая в зеркало. Зеркало отразило мою бледную физиономию, я облегченно перевел дух. И тут озарение… Я, внимательно вглядываясь в свое отражение, подумал о Сашке, вспоминая каждую его черточку. Мое лицо в зеркале поплыло, и через секунду я разглядывал изумленного и бледного Сашку. Моргнул, Сашка тоже моргнул, прижал ладонь ко рту, Сашка повторил движение.

День на дворе, если бы дело было ночью, я бы от страха обосрался, честное слово.

-2-

С тех пор прошло три года, я закончил школу, поступил в институт, буду представителем профессии «инженер обыкновенный», допоздна работал в магазине у Карена, продавал одежду, платили мне неплохо. Хотел поступить на заочное отделение, но этому воспротивилась бабушка, она заявила, что настоящее образование можно получить, только если будешь учиться на очном. Против работы она не возражала, хоть и недовольно поджимала губы, все-таки на ее скудную пенсию нам двоим уже давно не прожить, и она это понимала. Поэтому в перерывах, когда не было клиентов, я учил сопромат, решал задачи и готовился к сессии.

Моя единственная любимая женщина решила окончательно переехать в деревню.

– Ты уже взрослый, Яков, – твердо говорила бабушка. – Ты мужчина, и у тебя есть свои потребности. Не красней, я все понимаю, здесь я буду тебе только мешаться.

На выходные я старался выбираться к ней.

Сашка тоже поступил в институт, он будет журналистом. Из соседнего дома они переехали в новый район, в новостройки, дела Сашкиного отца пошли в гору, у него был свой бизнес, он держал автосалон. Поэтому из-за моей занятости, из-за разных институтов, после выпуска из школы мы стали с ним реже видеться, но связь не теряли, что меня радовало неимоверно. Сашка тоже подрабатывал в техцентре отца жестянщиком.

Он стал выше и шире в плечах, обзавелся гаремом воздыхательниц, мог прийти ко мне в любое время, и мои чувства к нему не изменились. Я научился их не только от него прятать, но и от себя тоже.

Свои «способности» я развивал, я мог принять любую форму, любой вид, никогда не болел и не брился, для сна мне стало хватать четыре часа. Кто я такой, я так и не понял, в Инете в разделе фентези нашел только определение «метаморф». Светить своими «способностями» тоже не стал, не хочется как-то попасть на опыты к нашим ученым или в военную разведку.

Бабушке тоже признаваться, что ее внук стал непонятно кем, не стал, у нее сердце слабое. Сама она стала чаще болеть, у меня сердце от жалости сжималось, когда она начинала кашлять или измерять давление и пить таблетки.

Помню, как я экспериментировал с собой в деревне всю ночь, развлекся я тогда знатно. Я перебрал личины всех свои знакомых, это оказалось не такое простое дело. Оказывается, чтобы принять форму нужного человека, необходимо помнить их черты очень хорошо. Я вспоминал своего соседа, и разглядывал получившееся в зеркале, на меня смотрел Леха и в то же время не он. Вроде бы у него нос длиннее, подумано – сделано, вроде бы у него волосы темнее, и так до бесконечности. Удовлетворившего меня результата не было. Хорошо у меня получилось изобразить только двух моих любимых людей – Сашку и бабушку. Только бабушка у меня получилась рослая и крупная, моя масса никуда не делась и распределилась по всему образу.

Потом я начал развлекаться по-другому, вытягивал пальцы, превращая их в щупальца, делал длинный нос, даже грудь себе выращивал, и член длиннее делал – мечта всех мужиков. И зубную щетку из пальца вырастил, как тогда, только тогда это было бессознательно. Упарился знатно, нелегкое это дело – принимать разный вид.

Бабушка с утра меня увидела и сказала:

– Яков, такое впечатление, что ты всю ночь мешки таскал.

– Спал плохо, ба, – махнул ей рукой.

Тело у меня тогда ломило так, как будто бы я не только мешки таскал, но и камни двигал. Такое бывает после бездумной тренировки, это когда меня Сашка затащил в тренажерку на бесплатный рекламный сеанс, я тогда оторвался по полной, бесплатно ведь. Потом ходил деревянной походкой и от каждого движения выл, вот тогда с утра было то же самое.

Аккуратнее надо быть, как мне это аукнется, неизвестно. Не аукнулось никак, только мышцы мои крепче стали, не рельефнее, а именно что крепче. Я со временем не изменился, даже не вырос больше, как все мои одноклассники, и взгляд у меня… Сашка говорил, что я всех, как рентгеном просвечиваю. На самом деле я людей внимательно разглядывал, пытаясь запомнить каждую их черточку.

Сашке я тоже ничего не сказал. Почему? Не знаю. Может, боялся, что он не сможет принять меня таким?

Мне мои новые способности в жизни никак не пригождались. Можно было бы, конечно, воровать паспорта и брать кредиты на незнакомых мне людей, или, например, изменив внешность, грабить ювелирные магазины и банки, в деньгах нужда отпала бы сразу. Я не мог так, воспитание, что б его, правильное бабушкино воспитание, не позволяло мне жить нечестным путем.

А еще был соблазн, ах, какой был соблазн, принять женский вид и подкатить в нем к Сашке! Только останавливало то, что Сашка всех своих подружек менял через месяц, он и в школе, и в институте был популярным парнем, за которым всегда тянулся хвост из воздыхательниц бывших или потенциальных. Хотя, если подумать, дал он мне отставку в одном виде, а я к нему в другом подкатываю…

Юлька говорила мне, что я дурак, ну, что мне стоит исполнить свою мечту хотя бы и так.

Юлька знала про меня все, с ней вообще знакомство странным получилось, может потому что она сама странная. Про таких говорят: «не от мира сего», «плавает на своих волнах», и за спиной ее часто называли «слабоумной».

Я тогда только-только научился принимать вид животных, собак, кошек и прочей живности. Только животные получались большого размера, моя масса никуда не исчезала, и гулять в таком виде я рисковал только ночью. А как было круто в деревне убегать в лес и носиться по нему в личине волка! Это такая свобода! Лапы пружинят, деревья проносятся мимо, а запахи, столько разных запахов! В человеческом виде чувствуешь себя потом ущербным.

Запахи… Сашкин запах я знал назубок. Мне даже казалось, что я постоянно его чувствую возле своего дома. А один раз я увидел его сидящим на скамейке с бутылкой пива рядом с моим домом. Он отпивал из нее и смотрел на мои окна, дома я оставил приглушенный свет. Я подбежал к нему и повилял хвостом, Сашка рассеяно почесал меня за ухом, был бы в личине кота, заурчал бы. Я помчался домой и позвонил ему. Сашка ответил как обычно весело, как будто это не он только что сидел сейчас и о чем-то напряженно думал. Я спросил, где он, Сашка ответил, что на свидании. Зачем он врет мне, я не знал.

Так вот, про Юльку. Я тоже тогда в личине большого лохматого пса исследовал близлежащие улицы, город пахнет отвратительно, помойки, запах мочи из подворотен. Инстинкты животных мне тоже в какой-то мере передавались, я, например, не смог удержаться и не пометить угол своего дома, а когда нашел дохлую лягушку, чуть не начал валяться об нее. В собачьем облике она для меня пахла замечательно, я тогда вовремя опомнился и с мыслью: «фу, б*ть!» скорее от нее отпрыгнул.

На темной детской площадке было оживление. Местная недалекая гопота заловила девчонку и измывалась над ней:

– Вау, куколка, – донесся до меня пьяный голос. – Не проходи мимо, красавица. Пивка хочешь?

Эта дурочка подошла к ним и встала в сторонке:

– Вы что-то хотели? – раздался ее голосок.

Дебилы заржали.

– Да хотели, конечно, хотели, красавица! Попей с нами пива!

– Я не могу, я не люблю пиво. Я домой спешу.

Эта неполноценная не понимает, что с ней сейчас сделают, что ли? Бежать ей надо или о помощи кричать!

– Не-е-е, – протянул один из тройки дебилов. – Ты сейчас пойдешь с нами.

Двое из нетрезвой четверки уже стали ее обходить по кругу.

– Хватай ее, ребята, веди сюда!

Девчонку подхватили и поволокли к скамейке, где на спинке сидели остальные.

– Я не могу, мне домой надо, – все доказывала она им.

– Как зовут тебя, красавица? – спросил один, выпустив вонючий дым изо рта.

– Да какая тебе разница, Дрон, как ее зовут? – ржал второй.

Третий полез ей руками под платье.

Этого я уже стерпеть не мог, вышел из-за кустов и угрожающе зарычал. Герой, твою мать, защитник всех обездоленных.

– Опа, – заметил меня тот, кого назвали Дрон. – Какая псина!

– Пошла вон, шавка, – дебил с татуировками кинул в меня пустой бутылкой, я увернулся.

Третий ржал, а четвертый начал мять девчонке грудь. Я кинулся, звериная ярость затопила мое сознание. Очнулся я лишь тогда, когда меня начали тянуть за хвост и говорить:

– Хватит, хватит… Ты же сейчас убьешь его!

Я рыкнул, оторвался от горла одного из дебилов, и развернулся к девчонке. Эта дура, вместо того, чтобы убежать стояла рядом и плакала.

– Не убивай их, ты что? – просила она.

Она. Просила. У. Собаки. Точно, слабоумная.

Я развернулся к побоищу, по другому это никак нельзя было назвать. Двое из дебилов валялись в разных местах детской площадке и причитали, третий с татуировками, хромая, бежал от нас, а четвертый, Дрон который, валялся рядом и скулил от страха, штаны его неприятно пахли.

Я посмотрел на девчонку, она смотрела на меня большими, полными слез глазами, что-то поздно она испугалась.

– Спасибо, – вдруг сказала она мне, собаке, то есть.

Я чихнул, выражая все свое к ней отношение и затрусил прочь. Потом я осторожно проводил ее до дома, она живет через три дома от меня, мало ли куда может влипнуть эта несчастная.

А через четыре дня я стоял в магазине и мучительно выбирал колбасу, хочется ведь повкуснее и подешевле. Вот бы нос трансформировать и определить по запаху, но вокруг было очень много народу. Тут меня кто-то подергал за футболку, я развернулся, рядом стояла девчонка, которую я спас от лап насильников и робко улыбалась мне.

– Привет, – сказала она. – Меня Юля зовут.

– Привет, – ответил я ей недовольно. Вот что ей от меня надо?

– Меня Юля зовут, – повторила она.

– Яков, – все так же недовольно представился я.

– Ты это… – неловко сказала она. – Спасибо еще раз, что спас меня.

– Спас тебя? – начал горячиться я. – Ты что, чокнутая? Ходить ночью одна, да еще и подходить ко всяким дебилам…

И тут до меня дошло, что она сказала… Я бросил свою корзину с продуктами и за руку выволок ее из магазина. На улице нашел свободную скамейку, усадил ее, а сам в волнении начал мерить длину скамейки шагами, туда-сюда. Юля послушно сидела и доверчиво смотрела на меня наивными глазами.

– Как определила? – спросил я самое беспокоящее.

– Ну… Ты – это просто ты, я тебя узнала, – пожала плечами она.

– Как? Никто не узнает, а ты узнала?

Даже бабушка, когда увидела меня в личине собаки в деревне, лишь сказала, чтобы я был поаккуратней на улице, там здоровая беспризорная псина бегает.

– Не знаю, – беспомощно ответила она.

Я вздохнул, взлохматил волосы и повел ее в кафе.

Юля жила с матерью, той абсолютно было наплевать на собственного ребенка, она вся ударилась то ли в религию, то ли состояла в какой-то секте. Юля жила, как могла, окончила школу, и стала работать в большом зоомагазине, у нее с животными хорошо ладить получается. Друзей у нее совсем не было, кто станет дружить со странной девушкой? Она иногда посреди разговора замирала, говорила, что мир слушает, или обнимала дерево, говорила, что делится с ним теплом. Я сначала не знал, как относиться ко всем ее закидонам, а потом махнул рукой.

А еще Юлька была ужасно проницательная, она видела людей насквозь и всегда говорила правду, а кому понравится, когда про тебя правду говорят? Из-за этого у нее были проблемы на работе, она иногда отказывалась продавать животных людям.

Юлька стала для меня настоящим спасением, я, оказывается, устал держать в себе все происходящее со мной.

Странная мы с ней парочка.