Текст книги "Объятые луной (СИ)"

Автор книги: Ясная зоря

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Сердце мое – вызов случайной судьбе —

Сколько мне петь, чтобы ты билось как прежде?

Дай мне слова.

Или остановись.

Лора Бочарова.

На небе, меж высоких красно-золотистых крон, утопающих в серебристом лунном свете, блещут звезды. Невероятные тени играют на земле, принимая причудливые формы, соскальзывая с дерева на дерево, а оттуда на мягкую траву, растущую на поляне. В полумраке позднего вечера мелодично свистал соловей. В гуще леса горели огни деревни, словно зазывая к себе на уютный огонек.

Я нервно сглотнул, чувствуя, как взволнованно бьется сердце, ухая куда-то в пятки, как охватывает меня нервный мандраж. Одна бесконечно долгая неделя нудного пути по пыльному тракту, одна еле живая лошадь, мое отбитое седалище да потраченные нервы. Но гонка со временем того стоила. Я стою на границе светлоэльфийской деревни. Цель моего путешествия наверняка беспечно спит, даже не представляя, какое счастье тут недавно привалило.

Ноздри затрепетали, выискивая в терпких запахах ночного леса один-единственный желанный аромат. Но их было слишком много, и я огорченно фыркнул, робко качнувшись вперед, к поселению. Слишком много прошло времени с момента нашего расставания, много гадких слов сказано мной в яростном запале. А если у моей девочки кто-то есть?

Пальцы сжались в кулак, царапая ладонь острыми когтями – на кусочки порву. Не для этого столько времени я гонялся за любым заказом, выполнял самую разную работу, берясь даже за то, что обычному наемнику покажется непосильным. В какой только части нашей большой необъятной страны меня не мотало. Дороги, бесконечное переплетение дорог, свет одинокого костра в ночи и холод, пробирающийся под плащ путника. Мириады звезд над головой – моя крыша, мягкая весенняя трава – постель, боевой тяжеловоз – молчаливый спутник и друг, которого мне пришлось оставить в городе у знакомого, мечи за спиной – моя отрада и работа, а песни встречных бардов – облегчение.

За четыре года я сделал себе имя. Охотника на нечисть, темного полукровку, Садэра Хорта знали на перекрестках больших дорог. Отрекся от Двора, чтобы быть рядом с любимым, покинул семью презираемым и оскверненным. При мне были десяток золотых монет, мечи, нехитрая поклажа и верный конь. Идея податься в вольные охотники пришла сама собой. Не без скромности могу заявить, что с оружием имею дело с колыбели. Среди сидхе прослыл не последним воином. Землю пахать да песенки петь не приучен, а вот зарабатывать себе на жизнь как наемник – вполне. Мне нужны были деньги, чтобы заработать себе на дом и жить, ни о чем не думая.

Конечно, все было не так гладко. Казалось, простой план возник в моей юной горячей голове – покину родной Холм и уйду странствовать, авось работа сама меня найдет. Но была другая проблема. И эта проблема сопит в обе дырочки в маленьком доме на краю деревни и не ведает о том, как от нахлынувших воспоминаний и переживаний рвется на части мое сердце, оставшееся в этой деревне, в тонких пальчиках одного светлого эльфа.

Уходя из общины, я не сказал, зачем так стремлюсь в нейтральные земли, к кому так спешу. А что бы я мог рассказать отцу? «Пап, твой сын влюбился в светлого эльфенка и хочет остаться с ним, позоря весь народ сидхе»? Злая усмешка расползлась по губам, вот уж нет. Меня в колыбели удавили бы, чтоб не позорился. А ведь когда-то я так сильно боялся чувства, расцветавшего в моей груди огненной розой. Отталкивал свою девочку, держа дистанцию. Сопляк зеленый! Глупый сопляк.

Решительно взлетел на ближайшее дерево. На земле не должно остаться ни одной травинки, примятой моими сапогами. Сейчас все зависит от судьбы-злодейки и капризной дамы Везухи. Эх, надо было-таки забить курицу в полнолуние… На удачу. Ладно, с ветром! Лишь бы не спугнуть едва уловимый лучик надежды.

Промчался лесной кошкой над землей, балансируя на надежных ветках, срываясь в головокружительный прыжок, когда опоры не оказывается под ногами. Но это ни с чем не сравнимое мгновение длится недолго, миг – вот она, соседняя ветка. Пугнул пару белок, которые с тревожным стрекотанием и выпученными глазами разбежались в разные стороны, приняв меня за большого нетопыря. Над самой деревней я пролетел незаметным мотыльком и, выбрав дерево с самой густой листвой, облегченно растянулся на толстой ветке, крепко вцепившись когтями в гладкую кору.

Сидхе не живут в лесах, как эльфы или оборотни. Мы обитаем в Холмах – магических местах, где время течет так, как мы хотим и времена года сменяются, как надо нам. Привыкший к просторным долинам и гуляющему по вереску ветру, я чувствовал себя неуютно в лесу. Но это лишь маленькое неудобство, на котором не стоит заострять внимание. Если Май согласится уйти со мной, я готов жить где угодно. Мысль о доме, о, возможно, нашем общем доме, прогрело сердце, и я улыбнулся, решительно прыгая на крайнее дерево.

Снова робко застыл напротив дерева-дома. Изящные перила крутой лестницы змеились по стволу, обхватывая его гигантским вьюнком. Довольно просторная веранда, увитая цветами. Дверь плотно закрыта, но широкое окно открыто настежь, воздушные занавески шевелил легкий ветер. Свет в доме не горел. Я дернул плечом. Чтобы выкинуть из головы ненужные мысли о том, не погонят ли меня в шею сковородкой, скользнул рассеянным взглядом по роскошному саду внизу. Лунный свет заставлял цветы всевозможных цветов сиять, окрашивая ночь чем-то невыразимо прекрасным и нежным, как трепетный аромат, который я искал.

Тело напряглось, сжалось в пружину, короткий свист ветра в ушах, и я стою на веранде. Все струны в душе дрожали, заставляя изнемогать. Подобравшись, бесшумно оказался на подоконнике. Настороженно осмотрел уютную комнату, освещенную луной. Мягко спрыгнул на деревянный пол, пахнущий свежей смолой. Ничего особо ценного тут не наблюдалось.

Тумба из светлого дерева с многочисленными горшками, в которых росли неизвестные мне цветы… розовато-красного цвета. Я удивленной замер. Какой же ты романтик, Май. В груди стало так жарко, так сладко. Мой маленький эльфенок помнит. Все помнит.

Над тумбой висел отполированный до зеркального отражения овальный щиток, заменявший светлому зеркало. И в нем отражался я, каменным изваянием замерший в серебряных лучах. Темная кожа, не черная, как у дроу, а темно-коричневая. Волосы, темно-серые с серебристым отливом, собраны в низкий хвост, достающий до лопаток. Свои глаза даже я сам нахожу странными. Розовая радужка с красными росчерками около вертикального зрачка, в глубине которого поселилась бархатистая полночь. У меня нет клыков, но все передние зубы чуть заострены. Я не особо ем мясо и сижу на рыбной диете. Отсюда такое строение зубов. Высоким ростом и мощными плечами никогда не отличался. Про меня можно сказать, поджарый, как тощий лесной кот.

Кротким нравом не славлюсь. Да и шрамов предостаточно накопилось за последние годы злоключений. Но их не видно, только на левой щеке два кривых “украшения”. Первый волколак оставил автограф на память. Пусть земля ему будет пухом. Дернул заострённым ухом, отгоняя неприятные воспоминания. Глаза снова начали свое путешествие по комнате.

И следующим объектом, привлекшим мое внимание, оказался стол, заваленный кипами всевозможных бумажек, красками и чернилами. Непринужденно во всем этом бардаке горделиво стояла открытая и наполовину пустая изящная бутылка из темного стекла. Я заинтересованно потянул ноздрями и уловил четкий запах алкоголя. Любимый напиток эльфов – фруктовая наливка, это, кажется, вишневая.

Недоуменно нахмурил брови, подходя ближе. Май решил устроить пьяный дебош? Взял наливку и покрутил в руках. Открыта недавно и выпита в гордом одиночестве, прямо из горлышка. Что же такое у тебя случилось, любимый? Посмотрел на стул, на спинку которого небрежно была скинута одежда. Медленно выдохнул, коротко покосившись на плотную задернутую штору, разделяющую комнату на две части. За ней находилось что-то вроде спальни. У кого-то явно был веселый вечер. Ревность заговорила во мне, нехорошим червячком вгрызаясь в сознание.

Уже собрался решительно зайти во вторую половину комнаты, но ради интереса взял один из листочков со стола и, поднеся к свету, увидел все. Неприятный ком застрял в горле. На выцветшем от времени листе потускневшими чернилами был нарисован я сам. Еще мальчишка лет пятнадцати, носивший длинные волосы, задумчиво что-то пишущий. Заносчивый и наглый. На бумаге ровным красивым почерком выведены строчки короткого стихотворения.

***

Да, помню этот момент. Нам обоим по пятнадцать, учились во Всеобщей Академии. Ни я, ни Май не были магами, но это была подготовка, обязательная для всех. Кажется, это был второй курс, когда классы смешали вне зависимости от рас. Я сидел на паре, это была трансмутация. Под монотонное бубнение профессора моя группа полусонно писала какую-то неинтересную лабуду. Я прикрыл глаза, роняя потяжелевшую голову на подставленную руку. Скучно. Вдруг чувствую – спину кто-то взглядом сверлит. Быстро оборачиваюсь, нехорошо прищурив глаза. Кто там такой дерзкий?

На самом верхнем ряду сидел светлый эльфенок и что-то быстро чиркал на последнем листочке в толстой тетрадке пером. У него были блондинистые, как белое золото, волосы, собранные в высокий хвост, курносый, с горбинкой нос и миндалевые сиреневые глаза, обрамленные пушистыми светлыми ресницами. Еще одна смазливая “девчонка” в строю светлых. Ничего нового. Я много раз сталкивался с ним в коридорах, а теперь нас определили в одну группу. Странный он. Шуганный и людей дичится. Кажется, светлый был родом из какой-то глухой провинциальной деревушки и все ему было в новинку. Знаю только, он постоянно что-то черкает в своей тетрадке. Мы с парнями даже посмеивались над мальчишкой, когда тот впервые увидел сидхе.

Эльф поднял глаза и встретился с моим задумчивым взглядом. Его зрачки тут же расширились, щеки залил отчаянный багровый румянец, нервно дернувшись, светлый засунул листок в тетрадку, с хлопком ее закрывая. И только потом понял, как сильно опарафинился, глянув на мои дергающиеся губы и откровенно насмешливые смешинки в глазах. Это разожгло во мне интерес, и я легонько щёлкнул пальцами.

Злополучный листок оказался в моих руках. Обворожительно улыбнулся мальчишке, обнажив свои заостренные зубы. Он резко побледнел, смотря на меня своими невозможными сиреневыми глазами с тенью ужаса и нарастающей обиды, ну как дите малое. Бегло пробежался по строчкам, затем еще раз и остолбенел. Медленно проскользил взглядом выше и наткнулся на рисунок самого себя, один в один. И строки эти чем-то зацепили меня.

Сердце мое, пережившее ночь, будто крик…

Выстрел рассвета звенит над теснинами льда.

Сердце мое, позабудь его коварный лик.

Ты пропустило удар, пропустило удар.

Из аудитории я ушел по-темному – не прощаясь и через окно. Смотреть в сиреневые очи было неловко и стыдно. Неужели действительно влюбился? Да нет, Садэр, быть не может. Ну какой идиот может полюбить неблагодарную скотину и единоличную сволочь?!

«Светлый», – ядовито шепнуло сознание. На одной лишь записке дело не окончилось.

***

Громко хлопнула дверь. Мая я пихнул вперед, наслаждаясь выражением его напуганных глаз при виде того, как поворачиваю ключ в замке. В пустой аудитории остаемся мы вдвоем. За последние два месяца светлый понял, что та сценка с сопливым стишком была его главным провалом и ошибкой всей жизни. Эти сопли преследовали меня две недели, не покидая и заставляя постоянно думать об эльфе. С легкостью я узнал имя мальчишки и где он собственно обитает. Парень буквально поселился в библиотеке и в своей комнате в общежитии практически не бывал. Особенно после того, как я подселил к нему пикси, подстрекаемый друзьями.

О, я помню ту обиду и стыд на смазливом лице, когда громко зачитал стихотворение Мая всей группе. Он, готовый расплакаться прямо там, слабый любитель цветочков. За что читал вслух? М-м-м, это особо лакомый кусочек. Эльфенок имел дурость признаться всей группе обо всем. Мне многих пришлось вызывать на дуэли, некоторым наглым бил морды просто так. А потом в конец озверел и наслал злобных фэйри. Но и тут Май проявил себя неблагоразумно и опять наябедничал, отлично зная, кто ему напакостил.

Я два часа сидел в кабинете ректората и уныло слушал моральные нравоучения. Так еще заставили всех пикси самому ловить! Вы когда-нибудь пробовали ловить пикси без банальной сети? Нет? Ну что ж, тогда я вам глубоко завидую. До сих пор все ядовитые царапины не зажили.

Вот теперь будем разбираться с этим заносчивым мальчишкой. Как удачно мне удалось заманить светлого сюда. Уже трясётся передо мной как заяц перед змеей. Я сильнее! Я лучше! На что ты вообще годен, эльфенок?

– Лучше бы ты и дальше писал свою нудную лирику, Май, – в один момент я оказался рядом и толкнул эльфа вперед так, что он налетел спиной на парту и звучно приложился об нее.

– А тебе-то что?! Я тебя вообще не трогал, – огрызнулся светлый, гневно прижимая покрасневшие уши к голове.

– Ну еще бы ты меня трогал! – издевательски засмеялся я, – Это еще вопрос, кто тут кого потрогает!

– Ты только на словах такой важный! – зло сощурился эльф, прожигая меня гневным взглядом, – Сумеречная тварь!

Это вконец взбесило меня, да что он себе позволяет, этот мальчишка?! Я не ответил, только тихо зарычал. Май вздрогнул, осмелился посмотреть в мои глаза и испугался, увидев, как кошачьи коралловые глаза зажглись яростью. Резко оказался рядом и полностью опрокинул свою жертву на парту, придавив собой, нависая над ним так, что мои волосы соскользнули с плеч и упали на тяжело вздымающеюся грудь парня.

– Май, разве твоя мамочка не объясняла маленькому эльфенку, почему не стоит дразнить сумеречных фэйри? – прошипел я, занося над ним когтистую пятерню.

– Не надо, Садэр! Опомнись! – истерически зашептал светлый, пытаясь отползти от меня. Но получил лишь хмык в ответ. Быстрый взмах рукой, и под острыми когтями рвется шелк синей рубашки, обнажая персиковую мягкую кожу… покрытую укусами пикси. Я удивленно наклонился, забылся и провел осторожно пальцами по дрогнувшей груди.

– Хватит, Хорт! Я все понял! – заливался эльфенок, находясь на грани отчаяния.

– Что ты мог понять, светлый?! Что?! – низко зашипел я, продолжая таращиться на “разукрашенную” синяками и укусами кожу Мая. И представить не мог, что он может ТАК пострадать. Он забился подо мной, чувствуя перемену, и тихонько заскулил, но стоило мне раздраженно рыкнуть, зашептал:

– Пожалуйста, прекрати! Я уничтожен и растоптан в грязь. Наглумился ты уже! – светлый снова предпринял бессмысленную попытку выползти из-под меня. Да так и замер, когда я ткнулся в него носом, ноздри заполнил аромат лесного меда. Мне он определённо понравился и меня, кажется, повело. Приподнял голову и посмотрел в глаза эльфенка, многообещающе улыбнулся и пригладил большим пальцем сосок. Приник губами к дрогнувшему животу, наслаждаясь шелком кожи под своими губами, искал ранки и зализывал их.

– Садэр! – м-м-м, как же здорово сейчас звучит этот голос, отдавая непривычной для эльфа хрипотцой. Никогда бы не подумал, что со мной и светлым может произойти что-то подобное. Медленно веду губами по пульсирующей жилке на шее, тело подо мной напряглось, его взгляд был таким же растерянным, но там больше не было страха. Хм, даже так? На меня смотрели с отчаянным предвкушением, прикусив нижнюю губу.

– Май, неужели это то, чего ты хочешь? – мягко спросил я, с удивлением ощущая, как злость покинула меня. Всем своим существом эльфенок затрепетал, не в силах выдавить из себя и слова. Не дожидаясь ответа, наклоняюсь к самому лицу, шепча в розовые губы, – Надеюсь, твое занудство не передается через слюну.

– Мгх… – наши губы встретились в томном игривом поцелуе. Мою шею обняли чужие руки, не давая отстраниться. Губы светлого оказались до невозможности сладкими, приятно влажными и неумело-робкими. Ничего, Май, я научу тебя целоваться. Тогда мое сердце впервые предательски дрогнуло.

***

Уютная в своей полузаброшенности и даже дикости аллея была глотком свежего воздуха в Академии, когда ты у всех на виду. Наверное, каждый из живущих или учащихся здесь приходил сюда, чтобы подумать. Я тоже пришел сюда, но только чтобы нарушить чужое уединение. Уже вторую неделю Май избегает меня, прячась по закоулкам коридоров, вылетая из аудитории самым первым. И это заставляло меня метаться! Ну не мог я оставить в покое этого чертового эльфа! Укоряющий голос совести уже в печенках сидит. И почему эта сволочь появилась вновь, я еще в детстве благополучно уверился в том, что моя совесть скоропостижно издохла. А тут треплет мои нервы, у-у-у, тварь!

Романтичный эльфенок любит это место. Вчера я сумел-таки выследить его и недолго наблюдал, как задумчивый мальчишка трогает свои губы и отчаянно хмурится, краснея. Это вселило в меня надежду, что еще не все потеряно. И поэтому сегодня я пришел сюда.

Легкая вечерняя дымка ползет над землей, заставляя ощутить настойчивое прохладное дыхание ночи. Шумит листва яблонь, льется аромат ночного леса. Лазурный день уже отступил за горизонт, оставляя после себя свою возлюбленную – ночь. Я вошел во мрак леса, соблюдая священную тишину. Меж ветвей плывет золотой полумесяц. Бесшумно ступаю по траве, покрытой вечерней росою. За деревьями уже блещет темная гладь пруда, отражающая в своих спокойных водах пышное от звезд темно-фиолетовое покрывало небес.

Май сидел на камне, полоща босые ножки в воде, по-детски качая ими. Я притаился в душистой тени можжевельника, опустившись на траву, по коже пробежал легкий морозец, рукава рубашки намокли от влаги, но сейчас то было не важно. Положив голову на руки, я рассматривал эльфа. Над его головой горел призванный светлячок, освещая мечтательное милое взгляду лицо с нежной, чувственной улыбкой. Кажется, его охватило вдохновение. Светлый быстро писал что-то в тетрадке, лежащей на его коленях. Иногда он напевно мурлыкал, ища нужный ритм, и довольный продолжал писать. Это было так необыкновенно и сладко, моему сердцу грудь казалась тесной от тепла, объявшего его. Внутри все так мучительно ныло, дрожало, и что-то рождалось.

И неотрывно я глядел на этого мальчишку, на его распущенные светло-золотые волосы, бегущие по плечам, на сами хрупкие плечи, бледный лик лица, на ловкие руки, бесконечно что-то записывающие, лучистые сиреневые глаза. И этот эльф ведь только расцветает, это божественное тело всегда будет прекрасно вечной, неувядающей красотой. Вдруг сердце мое кольнуло мучительнее и сильнее прежнего. Я знаю, что полюбил. Пылкой первой любовью. Я полюбил эльфа со странным именем Май, так ему подходящим. И кто же знал, что эти строки окажутся пророческими и для меня…

Сердце мое, позабудь его коварный лик.

Ты пропустило удар, пропустило удар.

Подрагивающими руками я положил листок на место и машинально взял бутылку наливки, буквально отодрал когтями пробку и сделал несколько больших долгих глотков. Вишневый вкус приятно наполнил рот, а пересохшую глотку обожгла божественная влага. Знают же светлые толк в наливке! Но этот хмель был слишком слабым для меня и не принес должного облегчения. Осознание того, что не я один терзался долгих четыре года, придавало сил и заставляло верить. Уже не сомневаясь, уверенно подошел к плотной шторе и отодвинул ее.

За ней, как я и думал, оказалась спальня. Платяной шкаф, небольшой прикроватный столик и стул с небрежно скинутой на него одеждой. Смотрю на кровать, завернувшись в одеяло, словно гусеница в кокон, тихо сопел Май. На ватных ногах бесшумно подошел к кровати. Мягко опустился на нее, прогнув весом матрас. Эльф даже ухом не повел, отвернувшись лицом к стенке. Медленно и аккуратно перевернул светлого на спину. Мой любимый…

Светлый завозился, нахмурив идеальные дуги бровей и успокоился. Сейчас передо мной лежал эльф, не напоминающий своей хрупкостью и угловатостью того семнадцатилетнего эльфенка из воспоминаний четырехлетней давности. Гармоничные черты лица, полуоткрытые губы.

С судорожным вздохом я наклонился, целуя их, дрожа всем телом, вспоминающим их сладость. Осторожно проник языком внутрь горячего рта, прикрыв глаза от накатившего желания. И тут же отстраняюсь, вглядываясь в безмятежное лицо спящего. Его сон так крепок. Мозолистые пальцы нежно оглаживают мягкую щеку, ведя по линии безупречной скулы, скользя к острому едва дрогнувшему уху. Завороженно любуюсь переливом лунного света на золотых волосах, растекшихся по подушке шелковистой волной. Двумя пальцами поддеваю одну прядку и подношу к губам, вдыхая аромат травяной настойки и меда. Наклоняясь, целую в лоб, щеки, губы мимоходом и скульптурный подбородок.

– Девочка моя, как же я соскучился, – с придыханием шепнул в острое ушко, бессовестно стягивая одеяло…

POV Май.

Из сладкой хмельной дремы меня вывел голос. Голос, который на протяжении долгого времени я пытался забыть. Хрипливый, мурлыкающий и очень красивый, когда-то давно заставляющий меня слабо подрагивать от осознания того, что он говорит со мной. Но ты выпил слишком много, Май. Когда же забвение заберет эти острые и болезненные воспоминания о нем. Даже во сне сидхе преследует меня. Я ощутил легкий холодок, пробежавшийся по телу. И когда это одеяло успело убежать?

Прикосновение жарких губ к моей шее заставило вздрогнуть. Кажется, я перестал дышать и удивленно замер. Какой же реальный эротический сон. Не надо было так отчаянно ласкать себя вечером, смотря на нарисованного Садэра. А настойчивый язык не переставал ласкать ключицы, острые зубы царапали ставшую чувствительной кожу. А не суккуб ли забрался в мой дом? Все во мне говорило, что это происходит на самом деле.

Глаза распахнулись сами собой, немного привыкнув к темноте, неверующе опустил глаза вниз и наткнулся на сероволосую макушку. Ноздри трепетно втянули воздух, такой знакомый запах мяты и непривычный костра. Не может быть!

– Са… Садэр? – чуть слышно спросил я. При звуке моего голоса наваждение замерло и оторвалось от моей шеи. Село. На моей кровати сидел сидхе, вальяжно откинувшись спиной на изголовье.

– А как ты думаешь… – Хорт наклонился вперед и в самые губы прошептал последние слова, – моя любимая девочка?

Тело отреагировало на позабытое ужасно раздражающее прозвище, но произнесено это так интимно, нежно и ласково, что я резко сел, осматривая молодого мужчину, улыбавшегося мне. Столько лет я изводил себя, страдая по нему. Сколько пытался забыть, унять боль и обиду, поселившуюся в душе.

А сейчас рана ныла так, словно ее распороли ножом. Садэр оставил меня одного и все это время ни одной весточки, что он жив, что все в порядке. Только моя боль, не унимаемая временем. Я сидел и во все глаза рассматривал сидхе, такого взрослого и возмужавшего, а в голове всплыли его последние жестокие слова – «Нам больше не нужно видеться, забудь все, что было». Вспышке острого гнева я удивился сам.

– Зачем ты здесь? – мрачно процедил, лихорадочно кутаясь в одеяло, под которым у меня ничего не было, и отползая в самый угол постели. От ярости в голосе Садэр вздрогнул и посмотрел в мои немигающие холодные глаза, которыми я всем своим видом показывал, что не рад этой встрече. Но это было не так.

Коралловые кошачьи глаза с затаенной болью смотрели на меня, и в них я видел отражение собственных эмоций. Тоску, непотаенную боль, надежду и никогда не угасающую любовь. Неловко отвожу глаза, но собираясь с мыслями, негодующе произношу:

– Впрочем, не отвечай, – и прежде чем сидхе начнет оправдываться, я начал свою гневную тираду, – Ты оставил меня одного! Четыре проклятых года без тебя! Ни весточки! Я даже не знал, жив ты или нет?! Знаешь, сколько насмешек я перенес! Меня хотели выслать на границу за связь с сидхе! Каждый демонов день думал о тебе, изводясь! И вот спустя четыре года ты нежданно-негаданно объявился! Думаешь, прощу тебе всю свою боль так быстро?!

– Но я здесь, Май. Я приехал к тебе, – прервал меня нежный голос Садэра, сумеречный притянул меня к себе, заставив забыть обо всем и жадно смотреть в красновато-розовые глаза, лучащиеся любовью. Когтистые пальцы уверенно обхватили мое запястье, потянули меня в зал. На подрагивающих ногах, но все еще злой, молча пошел за ним. Меня подтолкнули к столу и, обняв сзади, принялись горячо шептать на ушко, обдавая его теплым дыханием.

– Да, любимый, ты прав. Я последняя сволочь и никогда сам себе не прощу твоей боли. Но иного выхода не было. Наши семьи не приняли нас, и ты это знаешь. Мне пришлось отречься от Двора, любимый, – Сарэ дернул шнуровку у горла, и я смог отчётливо разглядеть шрам от ожога, поставленное клеймо изгнанника. Мои глаза округлились, сердце сжало острыми тисками.

– Садэр… – тихо прошептал, приникая губами к старому ожогу, аккуратно и ласково пощипывая грубоватую кожу губами.

– Это был мой выбор, Май. Мой выбор ради тебя и нашего общего будущего. Не думай, любовь моя, что годы разлуки были для меня легкими. Каждую минуту меня не покидал твой образ, преследующий даже во снах.

– Но почему, почему ты не взял меня с собой?! – воскликнул, прижимаясь к надежной груди.

– Это украшение я заработал в бытности наемника, чтобы у нас было достаточно средств для постройки дома, – сидхе повернулся щекой к свету, и на шоколадной коже я увидел два глубоких шрама от чьих-то когтей. Вздрогнул, понимая, по какой грани ножа ходил любимый, и обнял его так, словно в любой момент это великолепное тело могло исчезнуть из моих объятий. Сарэ грустно улыбнулся, – Поэтому не мог я взять тебя с собой, трепетное, чувственное ты мое создание. Разве мог подвергнуть тебя такому риску? Ты и представить себе не можешь, с какими тварями я сталкивался. Но это стоило того, сердце мое. У меня была довольно оплачиваемая работа, и теперь мы можем купить себе дом. Я приехал за тобой. Давай уедем, Май. Я люблю тебя. Всегда любил.

– Да, Садэр Хорт! Да! – кажется, в глазах предательски защипало. За одни слова, самые лучшие на свете, был готов простить ему все. В деревне, которую никогда не считал своим домом, меня откровенно презирали и побаивались за любовь к сумеречному сыну Дану. Это не сделало мою жизнь сладкой. И окружен друзьями я не был. Мое самое дорогое существо сейчас стоит передо мной, восторженно сверкая кошачьими глазами в темноте, нежно поглаживая мою спину. Ради него, ради того, чтобы быть рядом, чтобы любить и быть любимым, я готов на все.

– Любимый, – тихий шепот, и меня нежно целуют в губы.

Сидхе подхватил меня под попу и посадил на стол, углубляя поцелуй, ныряя горячим языком в мой рот, вызывая довольные стоны. Неожиданно Сарэ отстранился и отступил на шаг, деловито оглядывая меня. В этот момент сумеречный был похож на стройного хищника, вот-вот настигнувшего добычу. И эти неповторимые коралловые глаза с вертикальным зрачком, низвергающие меня в глубокое предвкушение. Очень глубокое и большое. Щеки залило румянцем, в полумраке комнаты любимый этого не заметил.

– Где у тебя холодильный шкаф, Май? – неожиданно сказал Садэр, тепло улыбаясь.

– Да, я тоже! – вырвалось у меня наперед. Демоны! Ну кто тянул этот драный язык. Мужчина недоуменно моргнул, заглянул в мои расширившиеся зрачки и низко засмеялся обволакивающим всю комнату смехом. Кожа покрылась мурашками.

– Девочка моя, я рад, что ты дала согласие наперед! – хмыкнул сидхе, сдергивая с моих плеч одеяло. Я недовольно повел плечом и, все еще смущаясь, кивнул в сторону холодильного шкафа. Недоумевающе нахмурил брови, Сарэ голодный? Быстро чмокнув меня в плечо, мужчина скользнул в указанном направлении.

А меня все еще сжигал стыд. Столько не видеться с любимым и теперь думать только о сексе. Ты идиот, Май! Теперь Хорт знает, что за мысли сексуальального характера прочно засели в твоей блондинистой головушке. Пальцы нервно забарабанили по столу. Ну, впрочем, он привык. Но все равно стыдно.

В мгновение ока Сарэ вернулся с кружкой, не обращая внимания на мою удивленную моську, поставил ее на стол. Лукавством светились любимые очи, гибкое тело прижало меня собой к столу приятной тяжестью. Не сильно парясь, одним махом длиной руки сидхе расчистил стол и посадил меня на него. Стремительно обнял, и мы сошлись в поединке языками, игриво ластясь и прихватывая губы друг друга зубами. Эта забава быстро стала набирать обороты. И вскоре это переросло в крепкий, глубокий и откровенный поцелуй.

Я был готов раствориться в великолепной горячей влажности губ Садэра, руками притянул мужчину к себе за шею, а распалившись еще сильнее, забросил бедра на узкую талию, позволяя одеялу упасть на пол. Всю мою суть охватило волнение, и внизу живота распустился огненный цветок желания, пуская корни по всему телу, превращая всю мою кровь в бурлящую лаву, а сердце в пульсирующий сгусток огня, который много лет томился в мертвой темноте и теперь в любой момент был готов выплеснуться наружу. К члену любимого прилила кровь, и твердый бугорок терся о мое бедро, заставляя задыхаться в поцелуе, отчаянно хотя большего.

Подобрал колени к животу и забрался на стол с ногами. Тонкими пальчиками поддел край рубашки сумеречного и потянул вверх, выцеловывая подбородок. Сарэ помогает мне, и через мгновение, чуть ли не мурлыкая от удовольствия, я прижимаюсь грудью к накаченному торсу. Теплая ладонь скользит от плеча вниз и ловит между пальцами сосок, нежно теребя. Меня выгнуло, и мир вокруг меня тоже выгнуло, потому я откинулся назад, буквально распластавшись по столу живописной лужицей.

Недавно ездил в соседний город, а там выставка восковых фигур. И одну надолго поставили под солнце. Она раcтаяла. А потом ее все же выставили и сказали, мол, это новое течение и этот странный расплавленный кусок воска какой-то абсракционанизм. И вот сейчас я, как та самая восковая жертва абсракционанизма. А Сарэ мое солнце, которое жарит и жарит меня!

– Девочка моя, это как понимать? – раздался холодный голос у меня над головой, я открыл затуманенные пеленой возбуждением глаза. Пока предавался воспоминаниям, сидхе ласкал внутреннюю сторону моих бедер, подбираясь к заветной расщелине. Вот вас спрашивали, какую часть тела вашей половинки вы любите больше всего? Я бы незамедлительно ответил, что язык. Да, не то продолговатое и конусообразное нечто, о котором все сейчас подумали, а язык. Этой великолепной частью своего тела Садэр умел пользоваться просто виртуозно. И мне не раз это, ох, доказывали. Вот и в этот раз любимый уже хотел приступить… а там некая оказия.

– Тебя не устраивает то, что я заранее себя подготовил? – невинно уточнил я и, не дожидаясь ответа, прижался губами в крепком засосе к животу мужчины, шустро расстегивая ремень и лаская плененную плоть сквозь кожу штанов, нежно потираясь о нее носом и щекой.