Текст книги "Вокзал для лисенка (СИ)"

Автор книги: Янтарная Вишня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Брант твердо решил вначале взглянуть на Элверда – к примеру, познакомиться с ним в обед – а потом уже решать, принимать ли приглашение. Он надеялся, что сможет учуять гнильцу, определить, есть ли у доброхота непристойный интерес. И если есть… ох, мало ему не покажется. Всю жизнь будет на обе ноги хромать.

Знакомиться пошли вместе с Айкеном. Брант был уверен, что при сыне не начнет убивать, удержится. Оказалось, убивать и не надо. Элверд излучал мягкую ауру: стеснительность, какой-то неуловимый уют, и – самое главное – чистую искренность.

«Симпатичный, – оценил Брант. – Омега. Тот кремовый омега, что под вагонами прятался».

Элверд был схож с Илдвайном не только цветом лисьей шерсти. Такие же льняные волосы, большие голубые глаза. И возрастом едва ли старше. Ровесник. Едва-едва четвертак разменял.

Омега шагнул вперед, опираясь на трость, неловко сгибаясь на бок, и Бранта неожиданно окатила волна стыда. Вспомнился чернобурка, которого по хутору гоняли. Поди ж ты – сколько всего с тех пор натворил, на пожизненное хватит, а припекает детское. Кому скажи – на смех поднимут.

Он старательно отводил глаза, боялся, что начнет на Элверда таращиться, а потом глупость какую-нибудь ляпнет. Поздоровался сухо, имя назвал. Айкен ничего не заметил, кинулся к Элверду, что-то защебетал. Кажется, о прочитанной книге докладывал. Брант слушал невнимательно, гадал, не потому ли Айкена к Элверду тянет, что рядом отца-омеги нет? Пока гадал, прослушал вопрос. Замялся. Когда мелкий заныл: «Пап, давай сегодня!», сразу согласился:

– Да.

Потом уже, таская мешки с пшеницей, сообразил, что надо было выторговать час. Отнести домой термос, самому переодеться, мелкому чистую футболку погладить. Но слово вылетело, пришлось идти через мост, искать машину Элверда на служебной парковке. Тот ждал их за рулем, просигналил, после короткого и яростного спора отправил Айкена на заднее сиденье – по правилам, потому что детям на переднем ездить нельзя. И Бранту надо было на заднее сесть, вместе с сыном. А он сел рядом с Элвердом – чтоб ноги хорошо помещались, и термос пристроить можно было.

Айкен ерзал, подпрыгивал. Молча. Лучше бы болтал. Ехали в напряженном молчании. Брант косился на трость в креплении, искоса разглядывал Элверда. Старался не пялиться жадно. Неожиданно от близости омеги повело. После Илдвайна на других не смотрел, как отрезало. Думал, конечно, что однажды природа возьмет свое. Беспокоился, чем это обернется – получится ли привести в дом омегу, не обидев сына?

Остановились на парковке возле семиэтажного дома. Элверд начал выбираться из машины, тяжело подтягиваясь, и Брант не утерпел. Впихнул мелкому термос, мигом оказался возле открытой двери и вынул Элверда, подхватив под колени. Чуть встряхнул, удерживая второй рукой под лопатки, велел:

– Айкен, возьми трость. Нести куда? Вот по этим ступенькам?

Элверд залился краской, ответил: – Да. Там лифт, – и тут же спохватился: – Не надо. Я сам.

Брант фыркнул:

– Быстрее будет.

Ноша не напрягала. Элверд сидел на руках тихо, только сердце колотилось, как у зайца в капкане. Брант чувствовал стук через футболку и тонкую рубашку, там, где соприкасались телами. Кнопку лифта позволили нажать счастливому Айкену. Элверд опять дернулся. Брант пообещал:

– До квартиры донесу и поставлю.

В ответ получил невнятное бормотание:

– Я обычно лучше хожу. Мне нельзя часто превращаться. А я в последнее время много превращался.

Брант вспомнил мелькающую под цистернами тень, хотел спросить: «А почему на ногах не подошел?», но промолчал. Кое-что можно было выяснить, не открывая рот. В прихожей, поставив Элверда на ноги, Брант первым делом незаметно обнюхал вешалку. Второго запаха нет. Квартира пахла только омегой. Значит, живет один. И приходящего альфы, скорее всего, нет. Хоть где-то, да нить запаха осталась бы.

Элверд не бедствовал, не теснился. Огромные комнаты, высокие потолки, зашуршавшие от мимолетного сквозняка шелковые шторы. Причудливые цветы, оживлявшие подоконники пятнами зелени. Добротная, темная деревянная мебель, натертый мастикой паркет. И комнаты, и кухня сияли чистотой. В холодильнике нашелся разрезанный торт – на радость Айкену. Брант от ужина сразу и решительно отказался, согласился только на чай. Элверд настаивать не стал, расстарался, выставляя на стол конфеты, булочки, масло, сыр, крохотные розетки с вареньем.

Айкен вертелся как волчок, исчезал из поля зрения, возвращался на кухню. Брант собрался сделать ему замечание – «не шарь без хозяина» – и чуть не свалился с табуретки, когда со стороны комнат раздался оглушительный вопль. Он вскочил, задев стол, побежать не успел – мелкий паршивец уже возник на кухне, потрясая большой коробкой.

– Это тот поезд? Да? Да? Ой, какой красивый! Пап, смотри! Элверд, можно я открою, потрогаю?

– Зайди в комнату, с остальными познакомься. Этот откроем сейчас, конечно.

Коробка шлепнулась на стол. Брант уставился на миниатюрный тепловоз и вагоны. Картонные ячейки были затянуты прозрачной пленкой, позволявшей рассмотреть детали и надписи. «Зимняя Олимпиада-80».

– Сувенирный, – объяснил ему Элверд. – Два дня назад из столицы прислали. Я не распаковывал, подумал, что Айкену будет интересно.

Из глубины квартиры неслись невнятные причитания и повизгивания.

– Он до железки добрался, – улыбнулся Элверд. – Посмотрите сами, там нет ничего опасного. Айкен не поранится.

Брант пошел посмотреть. Не столько из опасений, сколько из любопытства. Заглянул и застыл на пороге комнаты, в которой жили взрослые игрушки. Большую часть пространства занимал стол. Пресвятые двуликие, на нем была потрясающая копия настоящей железной дороги – крохотный, но гордый вокзал, расходящиеся во все стороны ветки, паровозы, вагоны, станции, деревья, семафоры, будки стрелочников, переезды. Айкен метался вокруг стола, тихо попискивая. Тянулся потрогать, тут же отдергивал руку, прятал за спину.

– Ну, как вам? – Элверд привалился к косяку, посмотрел вопросительно.

– Это… это как сказка, – честно ответил Брант.

– Как будто кто-то заколдовал! – подхватил Айкен. – Заколдовал вокзал и поезда, а ты их унес к себе домой. Или это ты волшебник. Рассердился на вокзал и заколдовал.

Элверд рассмеялся искренне, светлея лицом:

– За что на вокзал сердиться? Нет, я бы так колдовать не стал.

Айкен не желал отлипать от стола, и Элверд с Брантом нагрузили и принесли в комнату поднос с чаем, бутербродами и тортом. Элверд повесил на спинку стула влажное полотенце для Айкена – «вытирай руки, не заляпывай пути кремом» – сам сел на другой стул, включил миниатюрный пульт, начал нажимать на кнопки. Игрушечное царство ожило. Тепловозы, деловито жужжа, потащили вагоны по рельсам. Семафоры замигали, на переездах опустились шлагбаумы.

– А куда новый поезд? – спросил Айкен, жадно следивший за каждым игрушечным движением.

– Поставим на этот путь, – показал Элверд. – Достроим еще одну ветку. Пусть возит олимпийцев в порт. Мне обещали прислать пассажиров. Пять колец, пять команд: лисы, люди, рыси, медведи и волки.

– Надо построить Антанамо, – Айкен показал на свободный угол стола. – Вот тут. Немножко моря и еще один вокзал.

– Если захочешь – сделаем.

Брант следил за движением поездов, слушал разговор и соскальзывал в дрему – наработался сегодня, устал. Квартира Элверда умиротворяла, дарила ощущение безопасности. Может быть, потому что хозяин – омега. А может, из-за игрушек и цветов на подоконниках.

«Салфетки и герани», – вспомнил он.

Горящие глаза Айкена, его искренняя заинтересованность, открытая улыбка – все это убеждало Бранта в том, что он не зря решился на побег из прежней жизни. Пусть до сих пор ощущается тупая боль разрыва, пусть временами одолевают сомнения. Все это ради сына. Себе Брант в новой жизни места не найдет, зато Айкена пристроит. Ради этого стоит таскать тяжести и выслушивать приказы людей.

Элверд разбудил его, когда стрелки часов подбирались к десяти. Брант дернулся, перехватил коснувшуюся плеча руку. Тут же извинился, да толку мало было – омега испугался, отступил, пошатнувшись, схватился за подоконник.

– Я вызвал такси. Айкен устал, засыпает. Надеюсь, вы как-нибудь приведете его в выходной, чтобы он поиграл вдоволь.

– Конечно, – Брант провел ладонями по лицу, прогнал следы мутного сна. – Спасибо.

Они пришли к Элверду в воскресенье. И на следующей неделе в среду, потому что из столицы пришла посылка с коллекционными олимпийцами. Брант каждый раз отказывался от обеда или ужина – негоже альфе есть хлеб омеги, не принося ничего взамен и не отрабатывая. Айкену поесть не запрещал, не для ребенка эти принципы.

Элверд молча принял его заскоки. Ни на чем не настаивал, спрашивал дозволения, прежде чем подарить Айкену какую-нибудь мелочь, не пытался зазвать в дом без Бранта. О себе почти ничего не рассказывал, и с расспросами не лез. Только в воскресенье, когда утомившийся Айкен заснул за столом, под жужжание паровозов, задал вопрос:

– Не будет ли проблем со стороны второго отца? Он не против того, что вы приходите ко мне в гости?

– Он с нами не живет, – взвешивая каждое слово, ответил Брант. – Мы разъехались.

– Это я уже понял, – Элверд заговорил осторожнее, как будто на заминированную тропу ступил. – Однако мне известны случаи, когда разведенные супруги контролируют жизнь детей и бывшей половины.

– Он живет в другом городе, и ему нет до нас дела.

На этом тема личной жизни была закрыта. Брант этому и радовался, и сожалел одновременно. Симпатия к Элверду росла, пускала корни, прорастая в душу, как цепкий и неистребимый хмель, заплетавший хуторские заборы. Не было полыхнувшей страсти, как с Илдвайном – тогда будто бензина в костер кто-то плеснул; зато крепло желание оберегать, расширить невидимый круг защиты, объединить Айкена с Элвердом. Бранту приходилось себя одергивать, подавлять желание каждый день носить Элверда на руках.

Элверда интересовал только Айкен. Наверное, отцовский инстинкт сработал. У самого-то лисят нет, и альфы нет, это совершенно точно. Заведет, не заведет, а с ребенком хочется повозиться. Айкен к Элверду ластится, тянется… Брант тут сбоку припеку. Уйди, оставь их вдвоем, мигом о нем забудут. Эту прорывающуюся ревность Брант тоже подавлял. Отвлекался ежедневной работой и делами. Мотался с Айкеном по магазинам, покупая ему осенние вещи, относил документы в подготовительную школу и поликлинику, в Дом культуры железнодорожников, где они выбирали кружки. Айкен не захотел заниматься спортом, после нескольких пробных уроков выбрал изостудию. Брант подозревал, что сказалось влияние Элверда – у того на стенах висели приятные картинки в рамках – но не препятствовал, не запихивал сына на бокс. Рисовать научится – хорошо. А бокс этот – забава. Брант без всякого бокса ударом кулака любого противника укладывает. И Айкен уложит, если припрет.

Налаженная жизнь рухнула в четверг, четырнадцатого октября одна тысяча девятьсот восьмидесятого года. Первое сотрясение случилось сразу после работы, когда Брант спустился с моста и вышел на привокзальную площадь. Он шел за Айкеном в Дом железнодорожника, забрать с занятий. Услышал голос Элверда, подошел, повинуясь оклику. Тот стоял возле машины, облокотившись на дверцу. Нервничал, не сразу решился заговорить. Когда заговорил, огорошил:

– Я прошу у вас дозволения на поездку. Отпустите Айкена на два дня. На эти выходные я уезжаю за город, к родителям. У моего отца-омеги день рождения. Я бы хотел, чтобы Айкен побывал в поместье. Там огромный парк, конюшни. Он бы мог покататься на пони. Разумеется, под присмотром моих родителей.

Брант молчал, не отрывая от Элверда взгляда. Тот занервничал:

– Я бы пригласил и вас, то есть, приглашаю… но я понимаю, что вам не захочется проводить столько времени в моем обществе. Вы можете отдохнуть в эти выходные. Поверьте, ни я, ни мои родители не причиним Айкену вреда.

– Почему мне не захочется? – уточнил Брант.

– Ради святых двуликих, не будем юлить, – глаза Элверда опасно потемнели. – Вы меня еле выносите. Когда заметили, как я хромаю, два дня глаза отводили, потом привыкли. Вас подбрасывает, когда я вас касаюсь. На полметра отскакиваете. Я вам не навязываюсь, Брант. Я прекрасно знаю, что я калека, и это не каждому здоровому альфе по нраву. Я не претендую на ваше внимание. Позвольте мне сделать подарок Айкену. Я рассказывал ему о поместье, показывал фотографии. Он хочет там побывать.

Брант соображал с трудом – он и обычно-то соображал с трудом, а сегодня встал в четыре утра, отработал полторы смены, упахался. Это мешало подобрать слова, объяснить Элверду, что он ошибается. Зудел, сорвался с языка вопрос:

– А кому не по нраву было, что ты калека? Какой-то идиот от тебя отказался, что ли?

Не только глаза потемнели, на лицо Элверда тоже набежала тень. Он ответил спокойно, ровным голосом:

– Я аристократ, Брант. У нас приняты договорные браки. От меня никто не отказывался. Я просто не получал предложений. Никто не будет портить кровь, вводить калеку в семью. Даже если заболевание не передается по наследству.

Брант пробормотал короткое бранное слово, которое заглушил бой вокзальных часов. Время! Айкен сейчас выйдет из класса, спустится по лестнице, выскочит на площадь с клумбами. Нельзя ему одному там стоять. Темнеет рано, под ДК ошиваются какие-то мутные типы.

– Завтра поговорим, – Брант двинулся по «зебре», на ходу обернулся, прокричал. – А ты сам только аристократов замечаешь? Тебе красно-бурые не по нраву?

– Мне просто никто не нравился, – крикнул Элверд в ответ.

Брант ускорил шаг, раздумывая, стоит ли навязываться в поездку. Родители Элверду, небось, хороший втык дадут, если он беспородного альфу в поместье притащит. Зачем осложнять ему жизнь? Айкена, может, и нормально примут. Кремовый, светловолосый. голубоглазый… Сын похож на Элверда больше, чем на самого Бранта. Странная шутка судьбы… Мысли путались, Брант шел быстро, не глядя. Наткнулся на кого-то, ударил плечом. Извинился. Услышал гнусавый голос:

– Ты чё, крутой?

О, примелькавшиеся морды… трое самых мутных, все трое – оборотни. Отираются возле кустов, под деревом, прячась от света фонаря. Нарываются. Ну, ладно…

– А чё надо? – Брант развернулся, оценивая противников.

– Ты каждый день шастаешь, да еще мальца таскаешь, – гнусавая морда попыталась обойти, подобраться к открытой спине. – За проход платить надо, ты чужой асфальт топчешь, понял?

– Треснет у тебя. Без моих денег обойдешься.

– Кру-у-у-у-той… – издевательски пропели из кустов.

Кинулись все трое, разом. Бранта этим было не смутить – нож только у одного, у самого хлипкого. Он старался соразмерять силу, сдерживался. В тренировочном лагере его учили убивать, не по кустам противников расшвыривать. Оборотни вертелись, напрыгивали, отскакивали. От ДК раздался визг – Айкен вышел, увидел драку. Со стороны вокзала донесся вой полицейской сирены.

«Похоже, вахтер позвонил, вызвал полицаев», – сообразил Брант.

Он чуть не пропустил удар, когда понял, что ему не убежать. Рядом перепуганный Айкен, которого не потащишь в переулки, заметая след. А полицаи сразу не отпустят. И лисенка домой не отвезут, потому что… Брант отшвырнул гнусавого, ударяя спиной о дерево, нагнулся, подхватил камешек, кинул в проезжающую машину, молясь, чтоб Элверд не прибавил газу, остановился. Тот не подвел. Брант выкрутил руку второму оборотню, оттолкнул третьего, крикнул:

– Забери мелкого! Если докопаются, скажи, что ты отец. Понял?

Полицейская машина уже тормозила у обочины.

– Понял, – отозвался Элверд и проехал чуть вперед – к дверям ДК, к Айкену.

Как сердце чуяло – сразу не отпустили. Повезли всех в участок. Там троица внаглую принялась обвинять Бранта в нападении: «Да мы просто стояли, а он такой: «Дай закурить!» А мы не курим… а он сразу с кулаками попер».

Полицейские завсегдатаям участка не сильно-то верили, но показания записывали. А потом решили тряхнуть Бранта.

«Где проживал до переезда в Ключевые Воды? Почему не зарегистрировался по новому месту жительства? Кем работал? Служил ли в рядах Объединенной Лисьей армии?»

Закрыли на трое суток, для выяснения личности. Брант ничего другого и не ожидал. Всех не отслуживших на благо отечества альф его возраста, и тех, кто младше, и тех, кто старше, подозревали в причастности к Огненному сопротивлению. Надо сказать, не зря. Если бы Брант был городским, отучился где-то, да хоть года три работал, может, и отпустили бы. А переехавшего из леса наизнанку вывернут.

Бранта перевезли в городскую тюрьму. Запихнули в одиночку. Повезло, выспаться удалось. Наутро вывели. Думал – на допрос. Оказалось – на встречу с адвокатом. Седой, солидный и, одновременно, очень энергичный омега укорил Бранта, что тот не рассказал полицейским о своей карьере сборщика грибов – «вы же получили заводскую грамоту, как лучший сборщик года!»; объяснил, что работа на общинном поле и лесозаготовках тоже зачисляется в трудовой стаж – «не ваша вина, что староста не удосужился правильно оформлять документы, мы восстановим записи по табелям»; посоветовал сохранять спокойствие – «я уверен, что уже в понедельник вы будете дома»; и передал привет от сына.

– Они с отцом решили не отменять визит к дедушкам. Вернутся, как и планировали, в воскресенье вечером.

Брант не сразу понял, что адвокат говорит о поездке к родителям Элверда. На миг примерещилось, что Айкена отвезут на хутор.

Кроме слов адвокат одарил Бранта пакетом с чистыми вещами и едой, еще раз заверил, что лишение свободы надолго не затянется, и отбыл. Бранта, прижимающего к себе передачу, отвели уже в другую камеру – чуть почище. Комфортнее.

Адвокат сказал неправду. Бранта выпустили не в понедельник, в воскресенье, во второй половине дня. Пришлось подписать несколько бумаг – адвокат присутствовал, внимательно проверял каждую строчку. После этого Брант получил назад ключи, шнурки от ботинок и документы, и был препровожден к воротам тюрьмы. Там его ожидала машина. Элверд и Айкен.

Сын кинулся, повис у Бранта на шее. Элверд поздоровался, сразу заговорил с адвокатом:

– Моя признательность безмерна.

– Брось, – отмахнулся тот. – Мне было интересно. Никто никогда не обращался ко мне с подобной просьбой. Наша контора нередко занимается уголовными делами: последствия ресторанных кутежей, вождение в нетрезвом виде, употребление наркотиков. Но каждый из клиентов уже имеет добропорядочную биографию. Всего-то надо доказать, что он случайно оступился. Создать добропорядочную биографию из расплывчатых фактов… это был любопытный опыт.

Попрощавшись с адвокатом, поехали домой. Элверд твердо сказал:

– Я вас отвезу. И прослежу, чтобы вы оба вошли в калитку. Мне так будет спокойнее.

Брант кивнул. Попросил остановиться у магазина:

– Я куриной печенки куплю. Она быстро готовится. Надо чем-то поужинать и завтра на работу взять.

– Родители передали пирог с мясом и несколько кусков торта.

– Это мелкому, – ответил Брант.

Он понимал, что в долгу по уши, и еда особого значения не имеет, но все равно хотелось сохранить остатки самоуважения. Если Элверд согласится войти в дом, на столе не должна стоять только еда его родителей.

Элверд согласился. Брант не выдержал, подхватил его на руки, внес через порог, замирая от собственной наглости. Айкен путался под ногами, ронял покупки и гостинцы, пока его не выставили из кухни, снабдив книжкой. Элверд сидел на стуле, кутаясь в куртку – нетопленные комнаты прогревались медленно – осматривался, говорил:

– Теперь ты гражданин, не вызывающий подозрений. Грамоты, табели, восстановленная трудовая книжка. Справка, что ты не служил в армии, потому что был единственным кормильцем семьи.

– Я был штурмовиком, – перебил его Брант. – Ты должен знать. Я должен был сказать тебе раньше. Его второй отец, – он указал на дверь комнаты, куда ушел Айкен, – был снайпером.

– Он погиб? Второй отец?

– Нет, насколько я знаю, нет. Мои родители бы мне сообщили. Наверное, все еще воюет.

– Я думал… – Элверд замялся. – Я думал, он умер при родах. Я видел свидетельство о рождении. Там прочерк в графе.

– Он не захотел, – объяснил Брант. – Может быть, потому что я беспородный. Может, не поэтому.

Элверд выдохнул:

– Пресвятые двуликие, какая глупость! Он ведь выбрал тебя. Нельзя же так…

– По всякому бывает. Послушай… теперь ты всё знаешь. Теперь тебе выбирать. Или ты уходишь, – Брант проглотил завертевшееся на языке «и лучше прямо сейчас, а то я за себя не отвечаю», – или остаешься на ночь.

– Только на одну ночь?

– На все дни и ночи, – ответил Брант.

…Они пошли в душ вместе, убедившись, что Айкен заснул над книжкой. Брант намыливался, прогоняя тюремный запах, позволял Элверду касаться своего тела, оценивать и изучать. Робкие движения разжигали огонь – не рваные языки лесного костра, а ровное сильное пламя плавильной печи. Этот огонь не грозил пожаром, ожогами. Он разгорался для того, чтобы из старого лома выплавилась новая жизнь.

Первый поцелуй отдавал горечью пепла. Каждый следующий отгонял прошлое – искореженное, стылое. Дарил надежду на будущее, манил теплом домашнего очага. Брант старался действовать осторожно – донес своего омегу до кровати, накрыл телом, согревая. Кожей к коже, смешивая запах, изменяя его на двойной дурман.

Элверд быстро намок, потек, постанывая под раскрывающими его пальцами, показывая – «я готов». Брант растер смазку по члену, напоминая себе – «будь осторожен!» – устроил омегу на боку, втиснулся в тугое отверстие, пытаясь не причинять боли. Элверд заерзал, рванулся в сторону и тут же притих. С каждым движением они привыкали друг к другу. Брант быстрее, Элверд – дольше. Удивленный, наполненный первым удовольствием стон омеги стал наградой для альфы. Смазка перемешивалась с каплями пота. Простыню запятнала пара капель крови. Брант унюхал железистый запах, ускорил движения бедер, рыча, чувствуя, как набухает узел. Элверд терзал смятую подушку, хрипло шептал: «Хорошо, да, хорошо…» Они слились воедино, переживая короткий, самый яркий пик сцепки, дружно обмякли, ожидая, пока спадет узел.

Элверд заговорил, когда они уже расцепились, устроились в уютном коконе из одеял.

– О чем ты думаешь?

– О том, что сегодня забыл шоколадку купить мелкому, – честно признался Брант. – Вылетело из головы.

Прохладная ладонь коснулась лба.

– Я тебе завтра напомню, – пообещал Элверд. – Встречу после работы и напомню.

– И послезавтра, – сонно поторговался Брант.

– И послезавтра.

– И после-после-после…

– Всегда.

Брант удовлетворенно фыркнул, прижал к себе Элверда и задремал.

***

Он сначала почувствовал слежку, потом заметил отражение в витрине книжного магазина. Неспешно поднялся на мост. Подождал, пока Илдвайн его догонит.

Замерли, рассматривая друг друга. Долго молчали. Двинулись в шаг, слаженно, как раньше. Брант заговорил первым:

– Ты сюда надолго?

– Проездом, пересадку жду. Говорят, ты женился?

– Да.

– На калеке?

– Да.

Илдвайн поморщился – от свистка тепловоза уши закладывало. Брант вылавливал слова в мешанине привычных звуков: свист, лязг, гудение рельсов, стук колес, усиленные громкой связью голоса диспетчеров.

– Не скучаешь?

– Нет. Некогда скучать. Утром на работу. С работы приходишь, а там двойка, няня уволилась, качели сломали, учитель вызывает в школу, а воспитатель в детский сад.

От знакомой улыбки закружилась голова – первый омега… разве забудешь?

– О, как ты красиво рассказываешь! В гости позовешь? Чтобы я своими глазами полюбовался.

Головокружение как рукой сняло. Брант ощетинился, предупредил:

– Если ты когда-нибудь войдешь в мой дом… если ты расстроишь Айкена или Элверда, напугаешь детей… я полицию вызывать не буду. Собственными руками проблему решу. Понял?

– Понял, – усмехнулся Илдвайн. – Бывай.

Разошлись как случайные прохожие. Брант спустился с моста, зашел в магазин, купил булку свежего хлеба и три шоколадки из серии «Лисьи сказки».

– Одинаковые? – спросила рыженькая продавщица.

– Одинаковые, ты же понимаешь, что с разными потом обиду не распутаешь.

– Что-нибудь еще?

– М-м-м… А дай-ка бутылку вина.

– Праздник решил устроить?

– Ага. У меня каждый день праздник. Надо мужу об этом напомнить.

Дверь магазина закрылась с протяжным скрипом. Ветер донес стук колес – скорый поезд после короткой остановки помчался к морю. Бранту показалось, что в переговоры диспетчеров вплелся вопрос: «Не скучаешь?»

– Тут не заскучаешь, – пробормотал он.

…По улице, обгоняя друг друга и топча палисадники, бежали трое кремовых лисят.