Текст книги "Сквозь рёв толпы. Давай вместе? (СИ)"

Автор книги: Волосинка на губе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Сломанные кости ==========

не бечена. Буду благодарна за ПБ

– А ты хреново выглядишь…

– А ты все такой же мудак?

Вау. Будто бы и не было этих десяти лет между ними. Малфой остался таким же…

– Урод, – прогрызла сквозь сомкнутые губы.

Гермиона подошла к следующему игроку и пожала ему руку, растянув на лице официально приветственную улыбку.

Сегодняшний день превратился в сплошную головную боль. С самого утра перед отборочными ей предстояло встретиться с тем, кого бы она не видела еще с десяток лет. Но Малфой, матьего, сейчас стоит напротив нее, в черной форме Лондонской команды, и не сводит с нее взгляда.

Ей кажется, что Драко вроде как усмехается. Вот именно так на его лице это и выглядит – колюче, зло. Все в нем сплошные острые углы. Еще со школы. От старых привычек невозможно избавиться.

Малфой был главной занозой в ее жизни с самого первого курса в Хогвартсе. Сначала это выматывало, но потом, Гермиона будто нашла антидот и приобрела иммунитет против всех его выходок. Злые слова не задевали, и его действия абсолютно ее не тревожили. Так она думала. Так она убеждала себя до того момента, пока не стала ловцом команды Гриффиндора.

Вот тогда и начался кошмар. У Грейнджер от воспоминаний зубы сводит хуже судороги.

С самого ее детства родители водили Гермиону на футбольные матчи. Отец с мамой были самыми преданными поклонниками этого вида спорта. Она, как сейчас помнит: воскресные гимны в их маленькой гостиной, то, как мама рисовала на их щеках флаги любимых команд, то, как они после все вместе ехали на матч, и то, как срывали голос, скандируя имена игроков. Было чудесно. Грейнджер впитала эту любовь с молоком матери. Даже в маггловской школе была капитаном команды по футболу, и поступив в Хогвартс, не думала сдавать свои спортивные позиции.

Второй курс. Это случилось на втором курсе.

Юная Гермиона Грейнджер, самый молодой ловец за долгую историю Хогвартса. Отец был в истерическом восторге, он был безумно горд за нее и уже на следующий день, когда Гермиона взяла этот статус, сова принесла ей новенькую метлу Нимбус 2000 и маленькую записку:

«Будь быстрее ветра».

Вот только так считали не все.

Малфой озверел. Его аппетит к унижениям взлетел вверх, пробил атмосферу и устремился в космос. Такой же черный, как он сам. Потому что все, что он извергал из своего мерзкого рта било больнее палки.

«Грейнджер, я буду смеяться, когда ты упадешь с метлы в первые десять минут игры»

Грейнджер не упала. Мало того, она поймала снитч за эти отведенные Малфоем минутами, и свисток судьи завершил матч, который даже не успел начаться.

Гостиная Гриффиндора стояла на ушах. Гарри с Роном и близнецами подкидывали худенькую девочку вверх и все понимали, что Гермиона стала талисманом их факультета. Подарок свыше.

Быстрее ветра.

Гермиона не соврет, если скажет, что ей в тот момент было дико приятно утереть нос белобрысому сокурснику. Не соврет, потому что ее драконило только от одного вида его лица, когда она намеренно искала его в толпе, чтобы он прочел в ее глазах: выкусил?

Но то, было только затишьем перед бурей.

На следующий год они столкнулись нос к носу уже в воздухе, когда Слизерин презентовал своего нового ловца.

«Зато я не покупала себе место в команде, Малфой» – было брошено за считанные секунды перед игрой. Драко ничего не ответил. И Гермиона напрасно предположила, что он прожевал ее слова и проглотил. Слизеринец отомстил иным способом. Он просто напросто поймал золотой шарик и принес своей команде победу, тем самым доказав, что никакие деньги его семьи не посодействовали его таланту.

Их счет сравнялся.

Один – один.

Игра началась.

– Думаешь завтра нас поставят с Лондоном? – Крам протягивает ей бутылку минералки, пока они отходят в сторону, пропуская другую команду, для фотографии.

Гермиона пьет воду, чтобы протолкнуть ком в горле от испорченного настроения Малфоем. Она не отводит взгляда с лица Виктора и с ужасом понимает, что в глазах друга видит того же человека, который пялится на нее из зеркала каждое утро. Уставший, взвинченный и злой. Последний месяц состоял практически из одних тренировок. И каждый из их команды готовился, не жалея сил. Как никак Чемпионат мира по Квиддичу.

– Не знаю, завтра все увидим, – вяло отвечает, сдается и проклинает себя за то, что смотрит. Малфой стоит со своей командой и дает интервью. Лощёный, статный, красивый, и, черт… – идем, по расписанию поле наше. Нужно готовиться…

Подальше.

Подальше от него. На воздух, где нет этого невесомого напряжения между ними. Спустя столько лет в ней до сих пор гниет эта дыра, оставленная Малфоем… Главное не вспоминать. Не тревожить память этим отвращением, что она испытала когда-то. Дикую птичку приучили кормить с рук, а потом свернули шею. Как в долбанной притче.

Пока они направляются к полю стадиона, Гермиона катает в руке свой собственный снитч, подаренный Гарри на ее пятнадцатилетие. Смотрит по сторонам, чтобы никто не увидел и касается губами золотого шарика. Секунда вибрации и он раскрывается, облачая свое пустое дно. Ее гложет тоска. Когда-то на дне она хранила кольцо, купленное за гроши, которое для нее было ценнее всего золота на свете. Ее талисман. Оно пропало, но фантомно напоминало о себе каждый раз, когда Гермиона думала о прошлом.

– У нас два часа, отработаем тактику, и будем свободны.

Крам потрясающий капитан команды. Чуткий, добрый, обожающий Квиддич больше, чем кто-либо. Таким он был и, когда они познакомились во время турнира трех волшебников, когда Дурмстранг и Академия Шармбатон обосновались в Хогвартсе на целый учебный год.

Их симпатия к друг другу так и не обрела что-то большее, она переросла в крепкую дружбу и длинные письма каждый месяц в разлуке. Уже тогда знаменитый вратарь приметил потрясающие навыки Гермионы и предложил ей в будущем вступить в его команду.

Так все и сложилось. Грейнджер после окончания школы арендовала в Болгарии квартиру и стала новым ловцом Болгарской сборной. Жила на два дома. Путешествуя из страны в страну. Ее это нисколько не изматывало и вскоре превратилось в обычную рутину.

Ее дом был в воздухе. Душа была в полете. И сознание очищалось, когда ветер бил в лицо. Вот что доставляло ей удовольствие.

Гермиона растягивается на поле, пока все шесть человек ее сборной наверху. Физическая форма для ловца – это его успех. Никогда не знаешь с какого ракурса твоя рука коснется снитча. Однажды она выгнулась назад так, что захрустели кости, они буквально проклинали ее за это. После того случая, Грейнджер полюбила растяжку.

Ее мышцы мягкие, как пластилин. Она тянется руками к своим ботинкам, положив голову на коленки. Слушает, как Виктор что-то кричит Димитру, их загонщику. Вечная ругань этих двоих всегда заканчивается смехом последнего. Она ухмыляется, когда это подтверждается, цепляясь за хриплый гогот Димитра. Грейнджер выпрямляется и ощущает жжение на своей щеке. Что-то неуловимое. Будто кто-то смотрит.

Она поднимается на ноги, берет метлу и пытается понять, кто это был. Бесполезно. Гигантский стадион, построенный специально для мировых матчей, словно океан, а она в нем крупинка из песка на дне. Настолько он был большой. На трибунах видно людей, которые уже прибыли к завтрашнему началу отборочных. Преданные поклонники присутствуют даже на разминках и тренировках команд. У нее щемит сердце от такой любви болельщиков. Истинное наслаждение.

Июль беспощадно плавит солнцем. Защитное заклинание от ультрафиолетовых лучей делает только хуже. Они словно в парилке. Даже страшно представить, что будет, когда через неделю весь стадион будет заполнен сотней тысяч людей. Хуже, чем в аду.

Гермиона зависает на метле и тянется в карман, к снитчу, чтобы отпустить его на волю, размять крылышки, и, как только она это делает, позади нее отчетливо слышится чье-то хмыканье.

Не поворачиваться.

Такую установку она себе дает, но, черт. Когда она соблюдала правила?

Аккуратный поворот метлы и глаза бьются об айсберг. Она тонет. Пробоина размером с Лондон. Малфой стоит у перил трибун прямо напротив, в пяти метрах от нее. Господибоже, за что ей это. Гермионе хочется кинуть в него канистры с бензином и взорвать Бомбардой, лишь бы успокоиться.

Обжигает.

От ситуации, от себя, от этого солдатского взгляда напротив, от его холодной войны в серых глазах.

Да… он абсолютно такой же, как десять лет назад. И дьявольски иронично вот это вот: а ты хреново выглядишь. Потому что он прав. Малфой убивает ее сейчас. Заставляет память шевелиться, биться в лобную долю, и кричать: вспомни, вспомни и умри еще раз. Давай, Гермиона, ты же помнишь это…

Она помнит.

Грейнджер позволяет это себе прямо здесь, зависшей в воздухе, напротив него, вспоминать эту старую картину в деталях, и почти десять лет попыток забыть рушатся на глазах. На его глазах…

Она резко летит вверх и теперь не оборачивается. В ушах белый шум. В горле сухо до истерики. Впереди снитч. Впереди всплывающее воспоминание…

***

– Что будешь делать? – Рон суетится, пытается списать домашнее задание и вникнуть в разговор.

Неделю назад Гриффиндор одержал победу над Когтевраном, прямо перед святочным Балом. Старый Дамблдор, то ли забавы ради, то ли придумав новое правило награждения, предложил победившей команде право желания. Конечно в пределах разумного, все, что они попросят или загадают, должно сбыться.

– Гарри, ты что попросил? – Гермиона, подогнув под себя ноги, смотрела на огонь в камине. Ее голова совершенно была пуста. Не было идей, а у исполнения желания был срок годности. Ровно до завершения святочного бала.

– Попросил автоматом поставить зачеты.

Рон охает, а потом обреченно скулит, вновь принимаясь за списывание. Гермиона понимала, что Уизли единственный, кто может провалиться на экзаменах из их тройки. Поэтому всячески помогала ему в учебе. Ну а Гарри просто воспользовался шансом. Умно и нахально с одной стороны, но Дамблдор дал добро на это сам.

А вот, что просить ей, она даже не знала. Гермиона была лучшей ученицей, и могла без поблажек сдать все экзамены еще на четвертом курсе, зная практически всю школьную программу наперед. Ей не хочется тратить свое желание на ерунду. Это чертовски напрягало ее.

А еще она ненавидела уроки прорицания. Считала их бесполезным предметом в своем расписании, но, тем не менее, посещала. Она сидит на последнем ряду, за круглым столиком вместе с Парвати, лишь бы не попадаться на глаза Трелони и не отвечать на ее вопросы. Профессор как всегда опаздывала, и в классе было довольно шумно. Где-то слева, в периферии ее слуха, стоял гогот. Слизеринцы перебрасывали стеклянный шар для предсказаний друг другу, видимо посчитав это забавным. Семнадцатилетние идиоты, которые ведут себя, как младшекурсники.

– Грейнджер!

Таким голосом подзывают собак. Его тон был наимерзким, но от чего-то Гермиона повернула голову и резко дернулась в сторону в попытке защититься.

– А я думал ты не боишься бладжера, – Драко подкидывает шар, довольный своей удачной шуткой. Замахнулся, но не кинул.

Она чувствует, как кровь начинает закипать. Шипеть. Жечь изнутри.

Зеленые галстуки смеются, срывая глотки над действиями их предводителя. Мерлин. Дебилы. Гарри уже стоит рядом с ней и бросает в Малфоя самые ужасные обзывательства, но все мимо. Мимо этой надменной рожи.

– Что, загадала желание, чтобы твои дружки охраняли тебя? – смотрит ей в глаза.

И вдруг, что-то щелкает.

То, что Грейнджер назвала бы ошибкой в ее жизни, но она настолько кончилась в своих силах, что просто не может не сказать.

– Нет, Малфой, – поднимается на ноги и обходит друга, чтобы встать, как можно ближе к слизеринцу. – я загадаю его прямо сейчас…

Вновь свист и шум. В классе все взгляды были прикованы к ней. Она принимает решение моментально, потому что на войне нет времени думать. Пусть ей потом будет плохо, пусть все будут осуждать ее. Плевать. Она травит эти мысли, топит, как котят.

Вот сейчас.

Вот прямо здесь.

– Пойдешь со мной на бал?

Поражение в его глазах очевидно. Она следит, как Драко сглатывает. Мажет взглядом по его кадыку. И это истинное наслаждение. Вот так ломаются кости от одних лишь слов. Грейнджер будто висит в воздухе, балансируя одной ногой, стоя на метле. Внизу пропасть. И они упадут вместе. Она схватит Малфоя в самый последний момент. Так страшнее. Так адреналин будет шкалить.

Гермиона слышит что-то вроде: Драко, ты не можешь отказать. От хохочущего Блейза, но в самих серых глазах читается: блядь.

Она так и стоит, замерев, сложив руки на груди с издевательской улыбкой, точит его взглядом, ждет ответа, но ответ так и остается при нем. Трелони приветствует всех, войдя в класс.

Но итог очевиден каждому. Драко в полной заднице. И ему не выбраться.

– Если он попытается хоть что-то сделать…

– Рон, – Гермиона вздыхает. – что он может сделать? Наступить мне на ногу во время танца?

– Мерлин! Ты еще и танцевать с ним собралась? С ума сошла?

Грейнджер поправляет подол платья и чувствует натяжение где-то внутри. Эта нитка, удерживающая ее на плаву, уже дрожит на последних силах. Они выходят из гостиной Гриффиндора и направляются в Большой зал.

– Я же должна еще больше его унизить, – наконец отвечает она.

Но это палка о двух концах. Кого она больше наказывает? Себя или Малфоя?

Он стоит, прислонив спину к каменной стене. В черном смокинге. И это чертовски раздражает. Он смотрится отвратительно потрясающе. Вот такой вот диссонанс в ее голове. За красивой внешностью гнилое, протухшее содержание. Она думает, что у него даже кости мягкие от такой токсичности.

– Платье на распродаже выбирала? – шипит сразу, как только она подходит к нему.

– Да.

Это правда, ей не особо хотелось заморачиваться при выборе наряда. Черное, обтягивающее платье, без особых примет, на тонких бретельках идеально сидело на ней. Зачем отвлекать внимание лишними аксессуарами, когда главный бриллиант – она сама. Смело, но было правдой.

Грейнджер красива. Настолько, что сама в восторге от своего образа. Аккуратный, низкий пучок и две пряди обрамляющие лицо. Без всего лишнего. Красота в простых деталях. Элегантная.

– Попробуй что-то выкинуть, Малфой, – Гарри подошел к нему практически вплотную.

– Не переживай, папочка, приведу вашу с Уизелом дочь к полуночи.

Гнилая, протухшая душа…

– Вашу руку, мисс, – слишком слащаво. Слишком лживо говорит Драко, и протягивает ей локоть. Гермиона качает головой и берет его под руку. Она сама вырыла себе эту яму. Голыми руками. Терпи и наслаждайся, Грейнджер.

Как она и предполагала, практически все смотрели в их сторону. Потому что два главных соперника сейчас медленно качались в танце, даже не скрипя зубами. Взгляды обжигали. Шепот слышался даже сквозь громкую музыку.

– Ну и в чем подвох? – Малфой держит ее обеими руками за талию, оставив между ними пару десятков сантиметров.

Она с удивлением заметила, что его ладони горячие. Прямо там, на ее оголенной спине. Даже жжется.

– Мне нравится смотреть, как ты мучаешься, – нахально. Слишком нахально.

Он хмурится. Грейнджер замечает маленький шрам на его губе. Тонкий, бледный, почти незаметный.

– А ты видишь, что я мучаюсь? По-моему твой план не сработал.

Гермиона вздыхает, ведет взглядом по залу. Натыкается на Гарри, танцующего с Джинни, и кто действительно мучился, так это он. Смотрит этим своим: нужна помощь? Гермиона улыбается, качает головой и ей кажется… впервые кажется, что Драко прав. Ее план не сработал. Он не язвит и не делает вид, что ему плохо, даже их танец превращается в слишком личный для общих глаз.

Господи.

– Ну и что ты будешь делать, когда закончишь школу?

Драко бьет по коленям. Перехватывает ситуацию под свой контроль. Ведет ею по-змеиному. Как, черт возьми, он может так спокойно разговаривать? Гермиона вообще не предполагала, что в нем есть такая функция. И ответ звучит скорее на автомате.

– Поеду в Болгарию, Виктор предложил мне вступить в их сборную.

Нет удивления на лице. Он даже бровью не повел. Пусто. Чисто от эмоций.

– Значит, еще увидимся в воздухе, – звучит как вопрос, но Грейнджер игнорирует это. – я тоже хочу двигаться в этом направлении.

Она даже не спрашивала. Малфой открутил какую-то крышку, которая удерживала весь его «нормальный» словарный поток.

– Тоже будешь продолжать играть в Квиддич? Определился с командой?

– Рассматриваю «Гремучих змей», но их капитан не лучший стратег.

– Я слышала, что он перед каждым матчем выпивает пол-литра сока из древесных жуков, думает, что…

– Это придаст ему сил, – заканчивает за нее и они хором смеются.

Это происходит одновременно. Они замирают. Смотрят на друг друга в немом шоке. Прямо посреди танцпола.

– Я… пойду выпью что-нибудь…

Ей бы тоже следовало. И желательно огневиски. Потому что…

Как?

Что это сейчас было?

Нормальное общение? Между ней и Драко? Гермиону ошпаривает. От этой непреодолимой мысли, которой она хочет оградиться ото всех. Это не страх и не гордость, это просто хрен-пойми-что.

В воздухе еще витает запах его парфюма. Что-то свежее, цитрусовое. Ее, блять, любимое…

Она ретируется молнией к столу Гриффиндора, смотрит по сторонам, чтобы не привлекать к себе внимание, чтобы просто приложить ладонь к своей щеке. Сердце предательски оставляет гематомы на внутренней стороне ребер. Почти не больно. Ощутимо приятно. Пока она думает над тем, чтобы уйти, позади слышатся шаги. Кто-то подошел почти вплотную. Кто-то навис над ней и молчит. Ждет. Губит взглядом. Она точно знает, кто это. Гермиона медленно поворачивается и пытается придать выражению лица нормальный вид.

– Поговорим?

Она не отвечает, просто разворачивается и направляется к выходу из зала. Знает, что он идет следом. Шаг в шаг. Весь путь молча. Игнорируя редкие, встречные взгляды на себе, просто идут, пока Гермиона не останавливается в пустом коридоре. Видит скамью и садится. Ноги подводят. Вряд ли из-за высоких каблуков. Это намного глубже. Где-то в голове. Драко садится рядом, почти близко. Она может поклясться, что чувствует тепло от его плеча.

– Раз уж ты решила меня «наказать» таким способом, то выслушай, – голос твердый, как камень. Уверенно накладывается на каждую букву в слове. – Осталось полгода до выпуска. И мне совершенно надоело вот это вот все.

Гермиона устало вздыхает, понимая о чем он говорит. Пытается изо всех сил держать лицо, хотя внутри ее на атомы расщепляет. Она сейчас не такая, как утром: спокойная, с сгорбившейся спиной и сонными глазами. Она сейчас нахрен взрывается.

Хмурит брови и чувствует, как клокочет где-то внутри. Как становится трудно выносить его взгляд на себе, хотя даже не смотрит на него. Пилит стену на мелкие камни. Потому что Малфой прав. Второй раз за вечер. Система ломается. Уравнения не складываются. Все идет по наклонной потому что

Малфой прав.

Когда началась их война – не важно. Он поднял белый флаг. И она, в отличии от капитана «Гремучих змей», отличный стратег.

– Мир? – выходит слишком резко, точно так же, как она поворачивается и протягивает ему раскрытую ладонь.

Он ломает брови. Смотрит не на ее руку, а прямо в глаза. Внутрь. И наконец ее вновь обжигает горячая, крепкая рука. Он ведет пальцем и замирает. Смотрит вниз, разворачивая ее ладонь, и рассматривает кольцо.

– Выглядит дорого.

Гермиона приходит в себя и отстраняется. Вытягивает руку вперед и теперь сама рассматривает серебряное кольцо на пальце. Ее талисман.

– Купила, когда мы с родителями ездили в Испанию на чемпионат по футболу, – наслаждается воспоминаниями и до нее тут же доходит, она исправляется. – Маггловская спортивная игра, где две команды гоняют мяч по полю, забивая в ворота.

– Почти как Квиддич.

– Почти как Квиддич.

Молчание. Вновь это тягучее молчание. Где-то вдалеке слышится музыка. Где-то, где их нет.

Она вдруг смотрит в его глаза, и в них так темно, что кажется, будто даже нет цвета – сплошная пустота. О чем он думает? Какое его хобби? Любимый предмет? Сколько раз он падал с метлы? Есть ли у него страхи? Вопросы растут, как и желание заговорить, продлить этот по-дебильному сказочный миг. Она боится нарушить молчание, боится, что этот мыльный пузырь лопнет и все окажется сном. Но это получается спонтанно:

– Сколько раз ты падал с метлы?

– И какие правила в этом вашем футболе?

Хором.

Факт номер один: у Малфоя красивая улыбка.

Факт номер два: ей она нравится.

Их разговор тянется, как волшебная тянучка из магазина Фреда и Джорджа, которая обещает никогда не порваться. Вот так, сидя на скамейке, они тянут эту резину, ломая все стереотипы и рамки между друг другом. Обсуждают всякую ерунду. Малфой смеется, говорит, что если бы Квиддич работал по системе маггловского футбола, то они с ней бегали бы за снитчем бесконечно.

Кажется у Гермионы болят щеки. Она никогда так долго не смеялась. Это оказывается так легко в его присутствии. Крышесносно. Грейнджер то и дело ловит себя на том, что каждые десять секунд смотрит на этот маленький шрам на губе. Драко говорит, что он порезался шипами роз в саду у своей матери и не позволил его должным образом залечить, потому что шрамы украшают мужчину. Вот такой он. Драко Малфой.

С чувством юмора, адекватный, вежливый, внимательный. Словно другой человек, который прятался внутри старого – злого, вечно кидающегося ядом, ехидного и мерзкого. Долбанные близнецы. И хороший ее привлекал больше. Привлекал! Мерлин!

И Грейнджер чувствует, что та самая нить, удерживающая ее на плаву, наконец лопается. Она тонет. И никто не кинет ей спасательный круг.

– Я обманула тебя, – она ощущает, как ломается голос внутри гортани. Старается выровнять его, но не выходит. Смотрит, как Драко хмурится в немом вопросе. – я не использовала свое желание, когда приглашала тебя.

– Ты же сказала…

– Да, да, – перебивает. – я сказала: «Пойдешь со мной на бал?» Это был вопрос. Он не подразумевал желание. Это значит, что ты сам согласился. Без посторонней силы…

Драко думает. Слишком громко думает. Она буквально слышит его голос внутри. Конечно, он сам захотел пойти с ней на бал, и ее поступок на уроке Трелони был невообразимой удачей. Если бы он догадался, что это не желание, то поставил ее в отвратительное положение. И поэтому она рассчитала свой вопрос так, чтобы он казался почти тем самым обещанным Дамблдором желанием.

– Я так понимаю, что твой план был намного сильнее, – сглатывает. И черт, она вновь смотрит на его губы. – ты всё-таки хотела унизить меня, но только другим способом?

Малфой умен. Очень умен. Только вот Грейнджер упустила шанс унизить его публично. Он сломал всю ее выстроенную до мелочей стратегию.

Она кивает головой.

– И в чем же был твой умысел? Что ты хотела сделать, чтобы унизить меня? – он поднимается на ноги. – Нам тогда стоит пойти в зал. – улыбается. Выходит нервно.

Грейнджер не чувствует ног, но встает следом за ним. Прямо напротив. Их разница в росте из-за каблуков практически не видна. Глаза в глаза.

Это сбой внутри ее организма, мутация, вшитая в подкорку мозга, так, на всякий случай. Который происходит прямо сейчас. Это разрушит все вокруг. И, возможно, это единственный шанс остаться целой. Нужно просто сказать это…

– Я хочу, чтобы ты поцеловал меня, Драко…

Вот оно. Ее желание. Оно должно было исполниться прямо в центре зала, на глазах у всех. Сломать все его установки. Чтобы было жарко от каждого укоризненного взгляда в их сторону. Но они сейчас одни. В пустом коридоре. Глаза в глаза. И у нее отливает кровь от лица ровно на полсекунды, и она выдыхает, когда он тянется к ней.

Навстречу.

Драко рычит, обжигает рукой ее затылок, притягивает к себе и через мгновение хватает за пучок волос, крепко сжимая и направляя ее голову. Вот так. Черт. Мокро, горячо, глубоко. Вытрахивая ее рот своим языком, облизывая небо.

Она тонет.

Гермиона кусается. Метит прямо в правый угол его губ. Туда, где острый шип оставил отметину. Хватается за его плечи, сжимает. Сильнее, злее. За все прошлые обиды. Отыгрывается. Без права на проигрыш. Жмется. Чувствует, как он заводится, перемещает руки на ее спину, к талии и ниже к бедрам, сжимает задницу до боли, до мелких морщинок на коже. Толкается пахом вперед. И…

Блядь…

Грейнджер стонет прямо в рот. Подстраивается. Покоряется. Каждым движением стремится навстречу. Господибоже, как он ее сейчас убивает, топит в объятиях.

Он толкает ее к стене, выбивая из ее легких воздух, отстраняясь на пару секунд, чтобы вдохнуть и вновь упасть губами в изгиб ее шеи. Жалит укусами. Зализывает раны. Сущий змей, впрыскивает в нее свой яд. Она почти воет от нехватки воздуха. Задирает ногу на его талию, блядскийбоже, да он сейчас трахнет ее прямо в школьном коридоре.

Плевать.

Больше!

Она хочет больше.

Частичка здравого разума пищит, как надоедливый комар. Она шепчет что-то типа: я попросила лишь поцелуй…

– Мои поцелуи всегда заканчиваются сексом, Грейнджер, ты сама виновата, Салазар! Сними свои трусики или я это сделаю сам!

Стягивает одну бретельку с плеча, оголяя грудь и впивается губами, целует, прикусывает розовый сосок.

Она сейчас грохнется в обморок. Если он не прекратит. Но, как же ей сладко. Как же тянет внизу живота. Гермиона убирает руки с его плеч и наконец подчиняется. Приподнимает подол и стягивает кружево вниз, оно мгновенно исчезает из ее рук, прямиком в карман Драко. Выгодный обмен на ее желание. Пусть забирает.

На скулы плеснуло горячим, когда Малфой вжался в нее, смотря прямо в глаза, аж скулить захотелось по-сучьи. Его ладонь плывет по бедру вверх, проходится прямо по груди, к шее, прямиком к приоткрытым губам девушки.

– Оближи.

И Грейнджер горит от стыда. Ее бывший парень с Пуффендуя никогда так не просил. Никогда так зверски не приказывал. Никогда так не сверлил ее взглядом. Его взгляд хуже непростительного Империо, потому что Гермиона раскрывает рот и вбирает оба пальца, подчиняясь, до последней фаланги и почти падает, только от одного гортанного малфоевского стона.

Ей даже не хочется сказать ему, что она давно готова. Она молчит и облизывает узловатые пальцы, длинные, длинные пальцы, только ради того, чтобы увидеть в нем этот надрыв. Эту грань, которую видели единицы. Этого настоящего Малфоя. Без змеиной шкуры и острых клыков.

Она хрипло, несвязно что-то стонет, когда он вводит пальцы внутрь. Кусает его за плечо, но ему все не по чем. Толстая ткань смокинга, как бронежилет.

– Бля-ядь, какая ты горячая, – шепчет в ухо. Он сам на пределе.

Это какая-то агония. Не иначе. Ее лихорадит от одних его пальцев внутри. От его толчков, меняющих направление. Боже, она сейчас взорвется. Но это происходит быстрее…

Они отстраняются мгновенно друг от друга, когда слышат за углом чей-то приближающийся смех. Гермиона смотрит на него, будто они кого-то убили и этот ужасный секрет вот вот узнают все.

Драко ведет плечом, облизывает губы, разворачивается и уходит прежде, чем из-за угла появляются двое младшекурсников.

У Гермионы в голове простое: твою мать…

А дальше было затишье. После каникул Грейнджер видела Малфоя очень редко, пересекались только на поле, на тренировках. Скупо приветствуя друг друга. Иногда даже удавалось перекинуться парой фраз. Все их окружение ощущало изменение в их взаимоотношений, друзья наивно полагали, что после Бала им удалось найти точки соприкосновения. Вот только Драко и Гермиона знали, что мирный договор они подписали поцелуем и недопеттингом.

Обсуждали ли они это?

Нет.

Весной Гермиона присутствовала на матче Слизерина против Пуффендуя. Зарылась в самый угол трибуны и молча наблюдала за тактикой зеленых. Их капитан Ургхарт имел довольно жесткую стратегию. Любил делать подсечки, на грани штрафа и зачастую обходил правила игры, нарушая их почти незаметно. Не каждый мог это разглядеть, но не она.

На сороковой минуте, Драко поймал снитч. Гордо рассекая воздух, подкидывая золотой мячик вверх и, уже подлетая к гриффиндорской трибуне, поймал на себе взгляд. Пара секунд. Они смотрели друг на друга с пониманием того, что в финале они столкнутся нос к носу.

– Привет…

Гермиона лениво подняла голову, отрываясь от учебника, и уперлась взглядом сначала на закатанные рукава белой рубашки, и потом на самого хозяина. Малфой стоит, прислонившись к стеллажу с книгами, вскинув бровь вверх.

– Привет, – и вновь взгляд в учебник. Она никогда не была трусихой, но сейчас, в пустой библиотеке, где они одни, ей становится неловко.

Он, не спрашивая, садится прямо напротив и облокачивается на спинку стула, максимально расслабляясь на нем. Гермиона понимала его усталость. Состояние после матча всегда такое – изнеможденное, даже если игра длилась меньше часа.

– Как тебе наша игра?

Грейнджер слышит другое: как тебе моя игра?

– Ваш капитан плюет на правила, – переворачивает страницу в книге, хотя совершенно не видит текст. Рядом с ним не удается сосредоточиться.

– Согласен, я всегда с ним спорю по этому поводу.

Она ерзает на стуле и мнет край юбки, воспоминания из темного коридора яркими картинками перед глазами. Висят. Сменяют флешбеки, как пулеметная очередь из отцовских боевиков. Черт. Да ей просто жарко рядом с ним.

– Салазар! Никогда бы не подумал, что Гриффиндорка может так нервничать.

Прямо в лоб последней пулей.

Гермиона резко смотрит прямо в его глаза. Ее раскусили. Хочет что-то сказать вроде: это не правда. Но молчит и сглатывает, вновь смотря на его губы. Она чувствует эту угрозу. Будто кто-то чиркнул спичкой и бросил в стог сухого сена. Дым уже начал заполнять комнату, потому что…

– Хочешь повторить?

Малфой тушит огонь бензином.

Грейнджер очень хочет, чтобы этого всего не было. Того поцелуя. Его горячих пальцев. Его блядской улыбки. Того мига между ними. Горячего, мокрого, сладкого. Но это все есть и было. Как простые числа.

У нее ломается взгляд, потому что жизнь научила, что слизеринцу верить нельзя, даже несмотря на их перемирие. Но его вопрос звучит без подвоха. Будто он спросил про то, что задали на завтра. И от этого мерзко. Ей хочется еще. Ей хочется повторить, но не хочется так быстро сдаваться. Быть очередной его девушкой на одну ночь? Нет. Грейнджер не такая.

– Если ваша команда выиграет матч, то я согласна…

Малфой выпрямляется, складывая руки на столе, нагибается ближе к ней и щурит глаза. Так по-скотски. Нахально. Именно так, как ей нравится.

– А если выиграете вы? – облизывает губы.

– То твой гештальт не закроется. И я буду единственной, с кем твой поцелуй не закончился сексом.

Гермиона поднимается, старается даже не смотреть в его сторону. Она точно знает, что он завелся. Эта их игра переросла в нечто большее. В долбаный азарт. Она собирает свои вещи и молча уходит, оставляя его позади. Главное не думать об этом. Не жалеть…