Текст книги "Однажды в Риме (СИ)"

Автор книги: Вирэт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Девушка поняла, что он заметил ее нервную дрожь после горького рассказа, но, как ни странно, дрожь проходила сама, и на душу Юнии мягко опускался покой – впервые за долгое время. Словно птица-боль, которую она решилась выпустить из клетки-души, взмахнула крылами и улетела прочь в закатное небо. Этот центурион действительно умел работать с людскими душами! Гай Луций сам приготовил и подал напитки. Она улыбнулась и позволила ему эту заботу, приятную обоим. И тут он сказал: - Сейчас, когда ты стала его сестрою во Христе - он не пошел навстречу? Юния медленно опустила чашу. - Мы… общаемся… но… отец Дементий готовит его принять сан священника. Для этой цели в феврале он обручился с Софонией. Но случилось несчастье: девушка сильно простудилась и умерла за неделю до свадьбы… - А ты? – твердо гнул своё центурион. Тогда она глянула ему в глаза: - Я не гожусь, Гай Луций! Даже очень раскаявшаяся блудница не может стать женою священника! Есть Правила, кто может… на ком можно… - Это он так сказал? – сузив глаза, уточнил легионер. Юния не ответила. Тогда центурион жестко произнес: - А ты знаешь, что такие слова полностью уничтожают, сметают в мусор саму Жертву Христову?! Ту Жертву, которую Он принес ради раскаявшихся грешников! Он пришел умереть за них, Он умер за них! А теперь я слышу, что «раскаявшаяся грешница недостойна стать женою Его слуги»! Юния смотрела на него, широко раскрыв глаза. - Так мог сказать или очень глупый, или ослепленный гордыней, - уже спокойнее произнес центурион. – И если есть законы на эту тему, то они не имеют ничего общего с любовью. Девушка опустила глаза. Потом тихо ответила: - Никого нельзя заставить полюбить насильно… - Вот это верно! – уже мягко ответил центурион. – Где нет любви – там ничто не поможет!.. *** Девушка вошла в комнату и вздрогнула. А потом рассмеялась: - Напугал меня! Подумала: что за чужой человек в доме?! Побрился – тебя и не узнать. Без бороды - совсем другое лицо… Гай Луций молчал и глядел исподлобья, и Юния поспешила сказать: - Тебе так хорошо. Лицо выглядит моложе! Он усмехнулся, объяснил: - Решил пройтись сегодня по городу и встретил своего бывшего подчиненного. Сейчас он сам командует легионом. Очень способный парень, быстро пошел на повышение. Проводит аттестацию своим легионерам - показательные состязания на арене Колизея. Заодно и публику потешит, согласовал это с префектурой Рима. Просил меня принять участие в аттестации, посмотреть, кто из его парней во что горазд. Вот и привожу себя в порядок. Рим – это не Александрия… - И как тебе показался Рим? - Мне он отвратителен. Вавилонское столпотворение… - Ах, ты читал про вавилонское столпотворение? – развеселилась Юния. - Я много что читал. Александрия – это вам не Рим!.. *** … Со всех сторон прыгала и кричала пьяная от азарта толпа. Юния цеплялась руками за Димаса и крепкого плечистого Марка, понимая, что оступись она – и толпа Колизея её растопчет! Марку зрелище скорее нравилось, а вот мирный духом Димас ворчал почти непрерывно: когда же все это закончится?! Для чего ты нас сюда притащила?!. Всё отцу Дементию скажу!.. Юния видела, что Гай Луций не проиграл ни одного поединка – будь то единоборство или бой на учебном оружии. Под конец состязаний было организовано что-то совсем грандиозное: атака фаланги против одного! Девушка смотрела широко раскрытыми глазами и не верила своим глазам: он поднял на щит одного, отбил мечевую атаку другого, сбил с ног подножкой третьего, оглушил щитом четвертого, ударом рукояти меча под колени завалил пятого… шестого… десятого… пятнадцатого… Она ошеломленно смотрела на россыпь поверженных тел вокруг центуриона, когда он, потрясая над головой щитом и гладием, перекрывая рев восторженной толпы, громогласно закричал: «Рим!! Рим!! Рим!!!»… *** Юния нашла Гая Луция в пристройке возле кузни: он возился с какими-то железными заготовками. Увидев ее в проеме двери, отложил железо и подошел, вытирая руки ветошью. - Принесла вам с Олимпием обед. - Хлеб за брюхом ходит? – улыбнулся он. – А я, в отличие от Олимпия, не заработал еще на еду. Дармоед я… Скажи прямо, что соскучилась. - Соскучилась. Тебя же не найти! Хорошо, что Люция подсказала – в кузне ты сегодня с её мужем. Хочешь в кузнецы переквалифицироваться? - Всё в жизни может пригодиться. Тебя я тоже второй день не вижу. - У Люции трое детей болеют, сама болеет - не могу не помочь! Она поставила корзину на дощатый стол. - Где же Олимпий? - Позову, - он заглянул в кузню и окликнул кузнеца. Потом сказал: - Докаливает заготовку. Скоро подойдет. Юния подала ему еду. - Я видела твое выступление в Колизее. Он вскинул от тарелки глаза: - Видела?.. Она кивнула. - Я думаю, что тебе нельзя оставлять военную службу. Такое мастерство не должно пропасть. Он молча ел и смотрел на неё. А Юния думала о том, что очень правильно она делает, оставаясь ухаживать за больными ребятишками Люции круглосуточно. А завтра уже вернется из Торира отец Дементий... - Сегодня алтарь освятят в новой церкви, - подумала вслух она. – Через неделю будет богослужение. - Да. Хочу помолиться и причаститься там на первой службе. Потом нужно возвращаться в Александрию. Она подняла глаза: - Тогда, в Колизее, ты кричал: «Рим! Рим!..» Но ведь Рим тебе не нравится… - Рим – это не город. Рим – это идея, - спокойно ответил Гай Луций, отодвигая тарелку. – Почему римские легионы покорили весь мир? Потому, что хорошо тренированы? Потому, что им пообещали богатую добычу? Нет, их сплачивала идея – великое, мощное, организованное, сильное государство, которое создало армию как орган защиты и поддержки этой власти. Легионы и центурионы – на службе царству земному... - Я вижу, ты и сам уже решил остаться на военной службе. - Это ты исцелила меня! А я видел тебя сегодня с этим симпатичным парнем - Димасом, который абсолютно весь тает от одной твоей улыбки! И сама ты не выглядела привычной букой… Юния рассеянно улыбнулась. - Да… Димас… Димас – хороший… хотела бы я иметь такого брата… Гай Луций поднял глаза - на стол легла тень. В дверях стоял Гамалиил. - Отец Дементий вернулся, брат Гай! И просит тебя придти сейчас к нему. Центурион кивнул и поднялся. Рядом с Юнией приостановился: - Благодарю тебя. Мясо с бобами – мое любимое блюдо. Было очень вкусно! *** Юния приготовила для старого священника отвары трав для купания. Возвращаясь из терм, остановилась на полпути – увидела, что в проходе внутреннего двора стоит Гамалиил. - Я думала, вы все у старца… - Отче захотел сначала поговорить с Гаем Луцием. Видимо, личные вопросы центуриона. Она кивнула и пошла в свою комнату. Села у окна с рукоделием. И с изумлением увидела, что Гамалиил пришел за нею следом. - В Торире просили отца Дементия о своем священнике… Юния подняла глаза: - Если тебя рукоположат* – будет хорошо. Он прошел и сел напротив неё. Долго молчал. Потом сумрачно сказал: - Я давно просил его об этом. Не мыслю себя без служения перед престолом Божьим. Девушка молчала и продолжала шить. - Еще два года назад я умолял поставить меня служить с обетом безбрачия. Но отче отказал категорично. Только женатым. Я смирился… И тут беда с Софонией… Я начинаю думать, что не угоден Богу, как священник. Я не могу понять… Всю жизнь на первом месте в моей душе были ревность о Боге и чистота… Я с малых лет горел этим… еще когда мой дядя – фарисей – читал мне Тору. Потом он крестился и повел ко Христу меня… и всю нашу семью… Я знал, что тех, кто чисто и всей душою идет к Богу, сатана будет искушать особо люто, и то, что я встретился с тобою, было как подтверждение тех слов… моей праведности… испытание… искус… Я дрался не с тобой, а с Сатаною… - Ты говорил, - кротко ответила Юния. – Мы давно уже обсудили это. Я не держу обиду на тебя, и знаю, что ты меня тоже простил. Он кивнул, глядя в пол. - Но ты однажды мне сказала, что у меня жестокое сердце. До последних дней я и не думал, какой я – добрый или злой… Считал, что праведный… и этого достаточно… - Я говорила это в гневе, - мягко возразила Юния. – Тогда я и сама была злой и эгоистичной. Он покачал головою. - Я однажды сказал отцу Дементию: «Я с радостью умру за Бога!» А он ответил: «А знаешь ли ты Бога, за которого хочешь умереть? И за того ли Бога ты умрешь, за которого хочешь?» Юния подняла на него глаза, забыв про шитье. Они долго молчали. Потом он горько произнес: - После похорон Софонии, когда я вновь просился целибатом** и вновь получил отказ, я разозлился. И собирался оставить общину… Сейчас я снова близок к такому шагу. Если я не гожусь для церкви такой, разумнее мне служить писцом, библиотекарем, канцеляристом… Работа честная, знакомая… - Покой в душе можно найти только внутри себя, - кротко сказала Юния. – В тебе нет покоя - это плохо. Я думаю, что ты не прав перед самим собой. Ты в чем-то виноват сам перед собою, и в глубине души ты это понимаешь. Поэтому душа не может успокоиться, периодически всплескивает гневом. Тот, кто имеет покой в душе, стоит твердо перед всеми внешними бурями. Долго терпит и крепко стоит. Не важно, где - в церкви, в библиотеке, в каменоломнях… Он поднял глаза и долго смотрел на неё. И она смотрела на него, привычно любуясь красотою этих черт и глаз, но с удивлением осознавая, что глядит без боли или вожделения, а с нежностью, теплотой и состраданием… Когда Гамалиил вышел, она закрыла лицо руками, сама не понимая – плачет или смеется. *** - Мы завтра все поедем в Торир, - сказал ей отец Дементий. – Первую литургию отслужим уже на Преображение. - Как скажете, отче. Я думала, что через неделю… Не тяжело ли вам будет? - Нет. Господь укрепит. Тут кое-что изменилось. Гай Луций расскажет. Я благодарен тебе, доченька, что ты помогла этой душе укрепиться. - Он и сам исцелил меня, - улыбнулась девушка. – Я представить себе не могла, что смогу кому-то откровенно рассказать о своем прошлом. Такое чувство в душе, словно был разрезан гнойник, рана очищена и зашита… - Благословен Бог наш, ныне, присно и во веки веков! - сказал старец. *** - Если у тебя есть время, не захочешь ли прогуляться со мною? Юния тут же встала, отложила работу и вышла с центурионом в сад. - Отец Дементий сказал, что завтра поедем в Торир. - Знаю. Виною я. Он протянул ей бумагу. - Получил послание от Цезаря. Меня назначают легатом в Мемфис. Дают в подчинение тамошний легион. Поэтому сроки моего пребывания в Риме сокращаются до минимума. А ведь надо еще в Александрию – собраться. - Я поздравляю тебя, - изумленно сказала Юния. – Понимаю… отче хочет, чтобы ты успел помолиться в отстроенной тобою церкви. - Теперь я всегда буду с любовью вспоминать Рим, - улыбнулся Гай Луций. – И благодарить отца Алипия, который послал меня к епископу Дементию - святому и дорогому мне человеку Господа нашего Иисуса Христа. - А меня будешь вспоминать? – тихо спросила Юния. – Или за большим чином станет недосуг? - Ты всегда будешь в моем сердце – печатью и заветом… кажется, так было сказано у царя Соломона? Мы ведь вылечили друг друга и теперь сможем жить, благодаря Бога. Почему ты молчишь?.. - Поблагодарить друг друга мы могли бы и завтра, прощаясь. Гай Луций замолк. Смотрел, как рябь играет на водной глади бассейна. - Ты права, - сказал он наконец. – Я говорю невесть что. Потому что трушу. Первый раз в жизни я трушу… Когда я пришел в тот вечер к отцу Дементию, открылся ему, выслушал советы и принял предложенный им обет, он кликнул тебя… и ты вошла… и я увидел его - тот новый смысл… ту цель жизни, которую искал… Я не умею красиво говорить. Нас учили говорить лаконично и сразу о сути. А о сути – так. Мне 35. Я не молод. И не красавец… Но даже если ты не любишь меня так, как я тебя… я думаю, что нужен тебе… нужен, чтобы жить дальше. Я прошу тебя сегодня подумать… и, если согласишься стать моей женой, завтра на службе отец Дементий соединит нас. Юния низко опустила голову. Центурион с сильно бьющимся сердцем смотрел на золотые пряди ее волос, скрывающие лицо. - Я выйду за тебя, Гай Луций, - ответила Юния. *** Утром центурион явил себя в белой тоге с пурпурной полосой – одежде аристократов для парадных случаев. После его повседневной коричневой туники, перетянутой портупеей с металлическими легионерскими бляхами, это был верх элегантности. Юния не преминула со смехом уверить, что население Торира будет потрясено неотразимостью достойного представителя рода Луциев, только она беспокоится о сохранности складок тоги при передвижении верхом и о том, что носилки могут застрять на узких улочках предместья, если патриций намерен передвигаться в Торир на носилках… Гай Луций сообщил, что в церковь всегда передвигается своими ногами, и притянул ее к себе за предплечья: - Который день ты открываешь мне красоту этого мира заново: вчера любовался твоей улыбкой, сегодня обнаружил, что ты умеешь и смеяться… смотрел бы и смотрел, как ты смеешься… всё сделаю, чтобы ты всегда смеялась… Юния отвела счастливые глаза, тихонько отстранилась. Но центурион притянул её снова, и она больше не стала противиться, уткнулась лицом ему в грудь… *** После того, как община помолилась на праздничном богослужении и все прихожане приняли святое Причастие, старый епископ Дементий вышел к народу и произнес: - Возлюбленные дети мои! Сегодня у нас происходит еще одно радостное событие. Все вы знаете и любите нашу добрую Юнию, которую Господь вручил мне, недостойному и немощному, на опеку и окормление - до той поры, пока Он не пошлет более достойного приемника, чтобы передать её в новые руки! И сегодня брат Гай, всадник из рода Луциев, подаривший общине это здание церкви, и сестра наша Юния объявили о желании заключить брак во Христе. Помолимся же все вместе о благословении Божьем для этой христианской семьи и о любви и согласии им на долгие годы… - Нет!! Все изумленно зашевелились, оборачиваясь на голос. Раздвигая народ, вперед прошел Гамалиил и остановился напротив Юнии. Лицо его было совершенно смятым, он задыхался. - Подождите!.. Зачем ты делаешь это?! Ведь ты не влюблена в него! Мы сейчас перед Богом стоим! Не солги! Не влюблена?! Юния подняла глаза: - Нет. Гамалиил пристально посмотрел в ее глаза. Потом кивнул. И вскинул голову: - Братья и сестры! Знайте – перед вами великий грешник! Никогда никому не открывал я это, но Господь, видящий все лукавство моей души, не подпускал меня к служению у своего престола! Ведь я лгал и Ему… лгал и себе… Ты права, Юния! Я изображал из себя великого праведника и - прятал, заминал, зажимал в глубине сердца… то, что все эти годы… все это время... я любил тебя... желал тебя! И ненавидел тебя и себя за это! Господь выдернул тебя, как розовый куст, из почвы смрадной помойки, и ты расцвела здесь, потому что всегда была розой! А я – чертополох, колючий и злобный, как фарисей, из тех, кому Господь отвел место для ехидн, в геенне огненной! - Ты всегда был самый лучший из всех людей, Гамалиил! - прервала его Юния, из сияющих глаз которой текли слезы. – Боец Христов, который бьется до последнего! Который не щадит гордыню и злое самолюбие ради чистоты и правды Господа нашего! У общины Торира будет самый лучший пастырь! - Я не буду священником, Юния! Что ж теперь… Но я хочу быть собой и не лгать больше ни себе, ни Богу, ни общине! Останься со мною! Стань моей женою! Я знаю, что ты простила все многочисленные обиды, которые я причинил тебе. Прости ж меня до конца! Девушка опустила голову. Гамалиил напряжено смотрел на нее, и все вокруг молчали – и старец Дементий, и помрачневший Гай Луций, и Люция с дочкой на руках, всё порывающаяся что-то сказать… Юния подняла глаза. В них были свет и нежность. - Ты правильно спросил, Гамалиил – влюблена я или нет в того, с кем обручаюсь. Господь спросил твоими устами. И я ответила, что нет. Это истинная правда! Я не влюблена в Гая… я – люблю его! То, что хотела я от тебя, будучи влюбленной, – это владеть тобою! И как же ты был прав, что отвергал меня! Вся чистота твоя противилась такой драконьей страсти! И в чем ты был виноват? В том, что не дал себя сожрать? Это Господь берег тебя, Господь отвел тебя! А от Гая Луция – Бог видит! – мне не нужно ничего, лишь бы он был счастлив и благополучен! И знаю - где бы он ни находился, я буду следовать ему сердцем, мыслью и заботой. Я не помню себя за ним и знаю, что он тоже не помнит себя, желая послужить лишь моему счастью… Рука центуриона крепко сжала её руку. - Синоним любви – отдавать, Гамалиил. Отдавать, а не брать! Храни тебя Господь от этой пожирающей влюбленности! Всех вас… - Юния повернулась к общине, обвела с любовью глазами, - … я благодарю, люблю и буду помнить, как свою душу!